Chapter 30

Несмотря на свою невозмутимость, Иккинг сильно переживал из-за ссоры с Астрид. Часто он повторял себе, что никакой ссоры, в общем-то и не было, что она сама отвергла его дружбу, перестала с ним общаться, даже не объяснив причины. Конечно, объяснять было нечего: он сам всё прекрасно понимал. Он должен был возненавидеть Юджина, но ни ненависти, ни даже злобы не было. Глядя на счастливую пару Флинна и Рапунцель, Иккинг чувствовал лишь сострадание к Астрид.

Но утреннее происшествие в Большом зале полностью изменило отношение Иккинга к слизеринке. Он больше не чувствовал запрятанной глубоко в душе обиды. С отчётливой болью мальчик переживал весь спектр эмоций, отражающийся на несчастном личике Астрид. Она потеряла единственного члена семьи, осталась одна в этом большом мире, и всё, что чувствовал Иккинг, – это решимость. Он должен был поддержать её, закрыв глаза на прошлые обиды и недосказанности. Какие могут быть ссоры, когда происходит такое?

Поэтому вечером того же дня, наткнувшись на одинокую фигурку девочки в одном из пустующих коридоров Хогвартса, Иккинг, не задумываясь, направился к ней. Астрид сидела, свернувшись калачиком, на подоконнике, и, вероятно, плакала. Он не видел её закрытого спутанными светлыми волосами лица. Быстро придумав предлог, Иккинг, взмахнув волшебной палочкой, наколдовал стакан воды. Откровенно говоря, это был риск: завхоз Фуфелшмертц внимательно следил за студентами, строго наказывая тех, кто использует магию в школьных коридорах.

– Астрид? – тихо позвал слизеринку Иккинг. – Не против, если я присяду?

Девочка подняла голову, и Иккинг встретился с покрасневшими, но сухими голубыми глазами.

– Ик? – в удивлении девочка уставилась на пуффендуйца, словно на единорога. – Садись, конечно...

Мальчик молча протянул Астрид стакан воды и улыбнулся. Взгляд Астрид опустился на стакан, затем по руке Иккинга вернулся к его лицу. В её глазах было столько смешанных чувств, что мальчик невольно сел ближе. Опустив ладонь на плечо слизеринки, он кивнул на воду и сказал:

– Пей.

Сделав глоток, Астрид уставилась на свои руки, сжимающие стеклянную посуду. Большим пальцем она проводила по поверхности, полностью увлечённая этим занятием, стараясь не смотреть на рядом сидящего пуффендуйца.

– Мне жаль твоего дядю, – тихо произнёс Иккинг, не сводя с Астрид пристального взгляда. Он ожидал увидеть слёзы в её глазах, но девочка лишь печально улыбнулась.

– Он был отличным родителем. Заменил мне папу и маму... воспитал меня такой, какая я есть, но, к сожалению, я не научилась его главному качеству. Наверное, это даётся при рождении.

– Какому?

– Верности. Дядя Фил был верен своим идеалам до зубного скрежета. Всегда отстаивал свою точку зрения, и, сказать по правде, всегда верную. Дядя редко ошибался, в отличие от меня, – снова усмехнулась Астрид.

– Каждый человек имеет право на ошибку, – мягко ответил Иккинг.

– И он свою совершил, – согласилась девочка. – Знаешь, многие совершают целую кучу мелких ошибок, а кто-то всегда живёт, следуя своим идеалам, но в итоге всего лишь раз оступаются, и это влечёт за собой непоправимые последствия.

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился пуффендуец. – Твой дядя виноват в своей... – вымолвить слово «смерть» у него не хватило духу. Казалось, что один лишь звук этого страшного слова способен разрушить и так неустойчивое состояние Астрид.

– Я не знаю, Ик, – девочка впервые за долгое время подняла на него серьёзный взгляд. – Я не верю в случайности, а Министерство уверяет, что это был несчастный случай. Значит ли это, что в произошедшем никто не виноват?

Иккинг пожал плечами и взял девочку за руку. Её ладошка была холодной, и по коже пуффендуйца пробежали мурашки.

– Уверен, скоро мы обо всём узнаем, Астрид. И тогда я буду рядом, чтобы поддержать тебя.

Девочка выдохнула в изумлении. Её взгляд беспорядочно бегал по лицу Иккинга, а в руках появилась дрожь. Иккинг сжал её ладонь крепче, снова обращая внимание на себя.

– Хочешь, я помогу тебе разобраться в этой истории? И мы с тобой докажем, что дядя Фил не совершал ошибок. Никогда.

– Никогда... – как заворожённая повторила Астрид. Вдруг махнув головой, отгоняя наваждение, девочка снова улыбнулась, и по её щеке скатилась слезинка. – Знаешь, он был отличным мракоборцем.


В отличие от остальных пуффендуйцев, Травологию Иккинг не очень любил. Скажем так, недолюбливал, потому что на первом месте в списке ненавистных предметов стояло, конечно же, Зельеварение. Но вот копание в удобренной навозом почве тоже не входило в число его любимых увлечений.

По вторникам и пятницам на Травологии пуффендуйцы работали вместе со Слизерином. На послеобеденном занятии таскание тяжёлых баков, наполненных до верху ароматными удобрениями, угрожало вернуть всю съеденную Иккингом за полдником еду. Кроме того, напарник пуффендуйца совсем не горел желанием ему помогать. Оперевшись на деревянный стол, Джек задумчиво ковырял корень имбиря перочинным ножом.

– Фрост, не травмируй мои растения! – воскликнула из-за кафедры запачканная землёй профессор Хейл.

– Прошу прощения, профессор, – вздохнул Джек, обречённо пряча нож во внутренний карман мантии. – Ик, я тебя уже заждался. Принёс лирный корень? Нам его выращивать нужно сегодня, вообще-то.

От яростного чувства несправедливости уши Иккинга приобрели цвет семян бубонтюбера.

– Шучу, – прыснул слизеринец, – я уже принёс его. Давай работать.

В основном работал, как обычно, только Ик. Орудуя специальным совком для удобрений, он вкратце рассказал другу о разговоре с Астрид прошлым вечером. Джек внимательно выслушал приятеля, хмуро разглядывая бурый корень.

– И что не так? – спросил он после окончания рассказа. – Вроде вы снова начали общаться. Почему у тебя такой обеспокоенный вид?

– Сам не знаю, – прошептал Иккинг, провожая взглядом проходящую мимо профессора Травологии. – Что-то в этой истории не так. У меня такое чувство, будто надвигается буря.

– В каком смысле?

– Будто что-то произойдёт в скором времени. Что-то страшное.

Вопреки ожиданиям Иккинга, Джек не рассмеялся и даже не улыбнулся. Всё с тем же хмурым выражением лица он внимательно посмотрел на Иккинга.

– Как думаешь, что на самом деле случилось с дядей Астрид? – спросил Джек.

– Кто знает. На этой неделе в школу прибудет представитель Министерства и расскажет Астрид подробности.

– Не думаю, что министерские прихвостни скажут правду, – будто выплёвывая каждое слово, ответил Джек. – Да и с чего вдруг присылают служащего Министерства? Почему не социального работника?

– Дядя Фил был мракоборцем.

– Что?! – воскликнул Джек, и другие ученики заозирались в поисках источника шума. Из-за кафедры послышалось злобное шипение профессора Хейл.

– Фрост, последнее предупреждение! Ты вечно срываешь мои занятия!

– Простите, профессор, – жалобно протянул Джек. – Больше не буду! – через мгновение он снова повернулся к приятелю и прошептал: – Что?

– Сам только вчера узнал, – кивнул Иккинг. – Поэтому мне и кажется, что не всё так просто обстоит с его... гибелью.

Фыркнув, Джек взял совок в руки и стал яростно закидывать лирный корень навозом. Где-то поблизости кружила профессор, готовая в любой момент накинуться на нарушителей.

– Я не могу поверить! – зашипел Джек. – Не думал, что дядя Фил... он казался мне таким добродушным, ну, знаешь... мракоборцы – они не такие!

– Не все мракоборцы одинаковы, Джек, – резонно заметил Иккинг. – Точно так же, как и люди. Мы все разные. Не знаю, какие у тебя проблемы с представителями Аврората... что они тебе сделали?

– Неважно! – взревел Фрост. – Мы сейчас говорим не обо мне!

– Удивительно, что после второго моего замечания вы вообще осмеливаетесь говорить, мистер Фрост, – протянула профессор Хейл.

Будто ведьма из старых маггловских сказок, не соответствующих действительности, она нависла над слизеринцем. Ноздри преподавателя яростно раздувались, а остроконечная шляпа съехала набок, что отнюдь не придавало ситуации комичности. Иккинг съёжился, ожидая громкой тирады, но вместо этого профессор зловеще-тихим голосом сказала:

– Пять баллов со Слизерина и, – женщина обратила карающий взгляд на соседа Джека, – пять – с Пуффендуя.

– Но... – хотел было поспорить Иккинг.

– Вон из класса! – гаркнула миловидная волшебница, напоминающая сейчас скорее гарпию, чем, как обычно, фею. – И будьте уверены, что деканы обоих факультетов узнают об этом.

Приятели понуро побрели к выходу. За их спинами были слышны тихие смешки, которые тут же были подавлены громкой лекцией о поведении на занятиях Травологии.

– Корнелия сегодня не в духе, – выдохнул Джек, оказавшись за пределами теплицы. – Зато хоть на свежем воздухе этот урок проведём.

Вдруг, вспомнив о разговоре, из-за которого им пришлось покинуть занятие, Джек помрачнел и плюхнулся на заиндевевший пенёк.

– Ты так зад себе отморозишь, – заметил Иккинг.

– Зато голова будет холодной, – хмыкнул слизеринец.

– Так что всё-таки случилось между тобой и мракоборцами? – тихо спросил Ик, садясь на корточки рядом с другом.

Джек устало вздохнул, взлохматив и без того непослушные волосы. Пожав плечами, он тихо проронил:

– Они убили моих родителей.

Иккинг шокировано уставился на слизеринца. Никогда прежде за все три года Джек не заводил разговора о своей семье, а тут... По лицу Джека сложно было прочитать что-либо. Холодная маска безразличия даже сейчас оставалась при нём, однако живой блеск глаз доказывал, что говорить о прошлом для него всё ещё очень трудно.

– Что произошло? – осторожно нарушил тишину Иккинг, боясь разрушить момент.

Джек хмуро разглядывал свои ботинки, будто находил их лучшими собеседниками, чем Иккинга. На самом деле, смотреть в глаза другу и рассказывать о смерти родителей ему было бы намного труднее, поэтому, не отрываясь от ботинок, Джек тихо произнёс:

– Мне было шесть лет, когда это случилось. Той осенью всё было прекрасно, как обычно. Мама приготовила вкуснейший яблочный пирог... я как сейчас помню его запах: сладкий, с примесью патоки и лесных орехов. В тот вечер нам так и не довелось его отведать. С работы вернулся отец. Он служил в Министерстве, но я был мал, чтобы понимать, чем он занимался. Мама тоже там работала, но третий год была в декрете. Она собиралась уйти из Министерства, – будто что-то припомнив, нахмурился Джек. – Точно, она хотела открыть свой магазин.

Иккинг внимательно слушал, стараясь даже не дышать, чтобы не пропустить ни слова.

– Так вот, отец вернулся без настроения, – продолжил Джек. – Это я хорошо запомнил, потому что он всегда был весёлым и... забавным, – хмыкнул парень. – Я играл с сестрой в гостиной, когда услышал их крики. Впервые на моей детской памяти родители ссорились. Папа кричал, а мама плакала, а я... я не решался выйти из комнаты. Сестрёнка, услышав крики, тоже начала плакать, а потом...

Крик Анайры, серьёзное лицо отца, обеспокоенный и заплаканный вид матери. «Спрячься с сестрой наверху, Джек, и не выходи», – звенел в ушах мальчика папин голос.

Джек замотал головой, отгоняя наваждение.

– А потом пришли мракоборцы. У меня перед глазами до сих пор стоит будто выжженный клеймом знак Аврората на их мантиях. Я только и успел заметить краем глаза, во что они были одеты, перед тем, как...

– Твоих родителей убили, – прошептал Иккинг, не решаясь двинуться с места, войти в личное пространство друга.

Джек кивнул.

– Через полчаса пришли другие люди из Министерства. Мы так и сидели с Анайрой в детской, боясь выйти и увидеть отца и мать. Ведь пока не видишь, не веришь, верно? – с печальной улыбкой задал Джек вопрос в пустоту. – Министерские чиновники быстро всё прибрали и заверили меня, как самого старшего ребёнка в семье, что всё будет хорошо, нас вырастят хорошие люди, магглы, чтобы мы не пошли по стопам своих родителей. Они сказали, отец с матерью делали нехорошие вещи и были наказаны правосудием.

В воздухе повисла давящая тишина. Иккинг с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать какую-нибудь глупость, полную жалости, ведь это, скорей всего, выведет Джека из себя. Но Джек, похоже, рассказывал эту историю не ему, а самому себе. Наверное, слизеринец хотел услышать это наяву, а не у себя в голове.

– Как думаешь, Анайра помнит об этом? – через какое-то время спросил Иккинг, внимательно разглядывая лицо Джека.

– Навряд ли. Ей было всего три года.

– Поэтому ты не хочешь разговаривать с ней? – вдруг осенило пуффендуйца.

Впервые за весь этот нелёгкий разговор Джек поднял на друга взгляд, полный обеспокоенности.

– Не хочу, – выпалил мальчик. – Если она вспомнит меня, если мы начнём общаться, этого разговора будет не избежать. А я не могу допустить, чтобы она переживала те события вновь и вновь каждую чёртову ночь, как я.


После такого душевного монолога Джека Иккинг стал невольно обращать внимание на Анайру: искать её глазами в толпе первогодок, следить, как она проводит вечера в Общей гостиной, полностью погрузившись в книги. Он никогда не видел её в шумной компании, веселящейся или же болтающей о всяких пустяках с подружками. Анайра Фрост была одиночкой, и это было заметно всякому, кому не было плевать. А плевать, как уже понял Иккинг, было всем. Кроме него и Джека, конечно же. Но об этом старшему брату лучше было не знать.

В один из субботних вечеров, которые большинство студентов проводили в Хогсмиде, Иккинг возвращался из подземелий в гостиную. Он отбывал наказание в классе Зельеварения, так как профессору Скару показалось, что он был недостаточно вежлив на последнем занятии. Это действительно было так, нервы у пуффендуйца сдавали, но за угрюмый взгляд не назначают отмывание грязных колб в вечер субботы!

Настроение было хуже некуда, да ещё и нога разболелась в преддверии непогоды. Сломанная на втором курсе кость давала о себе знать каждый раз, когда собирался пойти дождь. Это порядком надоедало Иккингу, и, ввалившись в пустующую гостиную, мальчик плюхнулся на диван, потирая ноющую ногу. Огонь в камине весело трещал, согревая комнату и озябшие пальцы пуффендуйца. Откинувшись на мягкие подушки, Иккинг закрыл глаза, радуясь тишине и спокойствию... хоть что-то.

Неожиданно громкий всхлип заставил Иккинга подскочить на месте. Слава Мерлину, не завизжал, как девчонка. Выглянув из-за спинки дивана, мальчик обнаружил в дальнем кресле, скрытом в тени, свернувшееся в клубок существо. Сердце Иккинга подскочило и жалобно сжалось – он узнал, кто это был. По просьбе Джека он не должен был даже общаться с ней, но как тут не подойти, когда девочка так жалобно всхлипывает?

– Анайра?

Первокурсница подняла голову и посмотрела на него красными, заплаканными глазами. Каштановые волосы, кажущиеся в полумраке почти чёрными, спутались и прилипли ко лбу. Тонкие губы в удивлении открылись, и девочка тихо выдохнула:

– Иккинг...

– Ты знаешь моё имя? – пришла очередь Иккинга удивляться.

– Конечно, – Анайра быстро вытерла влажные глаза краем мантии и слабо улыбнулась. – Я помню, как ты пожал мне руку, когда шляпа определила меня в Пуффендуй. К тому же, ты хозяин того дракончика, о котором все говорят...

– Я не его хозяин, Беззубик свободный дракон, – прервал мальчик поток слов первокурсницы. – Почему ты плакала?

Анайра насупилась, избегая взгляда Иккинга. Через мгновение она пожала плечами, проронив:

– Потому что мне грустно.

– Я никогда не видел тебя с подругами, – мягко заметил Ик. – Ты ни с кем не общаешься?

Анайра снова пожала плечами. Иккинг понял, что это её привычка, а ещё так постоянно делает Джек.

– Тебе не бывает одиноко?

Губы девочки задрожали, и она спрятала лицо в маленьких ладошках. Иккинг снова услышал душераздирающий всхлип, и неожиданно для себя стиснул Анайру в крепких объятиях.

– Всё хорошо, ты не одна, – уверенно сказал он. – Теперь у тебя есть друг... – Иккинг отстранился, внимательно посмотрел в лицо девочки. Анайра глядела на него широко раскрытыми глазами, полными недоверия. – Я хочу тебя познакомить ещё кое с кем, – улыбнулся Иккинг.

Он чувствовал угрызения совести, предав доверие друга, но в глубине души Иккинг понимал, что поступает верно. Анайре нужен старший брат. Джек должен его понять.

Примечания:
Цвета факультетов на картинке не соответствуют канону моего фанфика.