---

- Хвост! Джимми! Вас-то мне и надо!
Нарушив уединение спальни, в двери ворвался Сириус Блэк с глазами, похожими на холодные голубые огни.
Поттер неохотно оторвался от сладкой полудремы приятных мыслей; Хвост аккуратно отложил в сторону конспект по трансфигурации, экзамен по которой должен был быть послезавтра. Оба вопросительно воззрились на явно одержимого чем-то Блэка.
- Ну, чего расселись? Дело есть! – отрывисто пролаял Блэк, - Джим, карту сюда! Хвост, ты притащил что-нибудь из Хогсмида?
- Ну… пиво сливочное есть… семь бутылок… - Хвост даже не удивился. - По какому поводу напиваемся, Сири?
- Доставай!.. – прорычал Блэк, - Джимми, ну чего ты копаешься?
- Сейчас… - невнятно ответил тот, откидывая в сторону старые носки и грязные мантии. – Вот… - со дна чемодана был извлечен потрепанный кусок пергамента. – А зачем?
Блэк не ответил, трясясь, наблюдая за тем, как Хвост извлек из-под кровати объемный пакет с чем-то звенящим. Выхватив его из рук Хвоста, он метнулся было к двери, но замер, и, словно бы принюхиваясь к чему-то, рявкнул:
- Где Луни?!
- В Хогсмиде, где ему еще быть, - философски пожал плечами Джеймс, - трансфигурация с Эванс, забыл?
Блэк что-то невнятно прорычал. Хвост испуганно посмотрел на приятеля, как никогда, похожего на разъяренного пса.
- ….когда придет – вызови меня через зеркало, - рявкнул Сириус Поттеру и скрылся за дверью. Хвост недоумевающее посмотрел на Джеймса, тот с самым обескураженным видом развел руками.
- И что это на него нашло?
Дверь распахнулась, и в спальню вновь влетел Блэк, гремящий пакетом с бутылками. Подлетев к кровати Поттера, он вырвал из его рук пергамент карты и, не произнеся ни звука, выскочил из комнаты так быстро, как будто трансгрессировал.
Юноши переглянулись. Хвост покрутил пальцем у виска. Поттер немножко подумал и кинул в него подушкой. Питер яростно пискнул и потянулся за волшебной палочкой. Джеймс весело ухмыльнулся и направил палочку на коротышку.
Питер взлетел под потолок, повинуясь чарам непроизносимого заклятия. Ножки смешно дрыгались в воздухе, а их обладатель возмущенно пищал:
- Джеймс, так нечестно! Ты обещал не пользоваться непроизносимыми! Я даже не успеваю понять, что ты накладываешь на меня заклинание!.. Ну спусти меня… Дже-еймс!!!
- Повиси-ка тут, Хвост, - весело произнес Джеймс, вставая с кровати и направляясь к выходу, - придет Ремус – скажи, что Бродяга его искал…
- Ты куда?! Спусти меня!!!!! – испуганно закричал Питер, болтаясь под потолком, спиной к двери и не видя, что делает его друг.
Дверь громко хлопнула, и Питер упал на пол – перед тем, как выйти, Поттер соизволил пробормотать контрзаклятие.
* * *

- Вот и все, молодой человек, конец вашему заключению в наших белых палатах! - добродушно улыбаясь, мадам Помфи поставила на столик поднос с несколькими тарелками и кубком чего-то дымящегося, - Пришло распоряжение на ваш счет – ужинать вы будете уже с однокурсниками.
- Что, уже?
Слова изумления невольно вырвались у болезненно худого паренька, сидящего на краю одинокой кровати.
- Что? – недоуменно переспросила врачевательница и, не дождавшись ответа от отвернувшегося к окну студента, произнесла:
- Куср лечения закончен, и, я надеюсь, вполне успешно. Пусть этот ваш обед будет наполнен предвкушением встречи с друзьями, мистер Снейп… Приятного апппетита!

Подросток мрачно посмотрел на закрывающеюся за ней дверь, с досадой ударив сжатым кулаком по подушке. Встав, он заглянул в содержимое тарелки и, тяжело вздохнув, взял в руки вилку.
Трапеза действительно была наполненна ожиданием встречи со студентами…. но если доброжелательная врачевательница предполагала нечто положительное и долгожданное, то слизеринец с тоской предчувствовал новые издевки со стороны как своего, так и других факультетов школы.

«Ничего…. я сильнее их… они мне не ровня – никто из них, нет!.. Я – лучший, и мне совершенно наплевать на то, что их мозги слишком малы для того, чтобы в полной мере отдать должное моим способностям!..»
Подавив очередной вздох, он аккуратно наколол на вилку кусочек мяса, политый приправой, и отправил его в рот.
«О да… Поужинаешь с однокурсниками!..» - горько усмехнулся он, пережевываю пищу. Конечно… чудненький будет ужин. Такой очень ма-аленький Большой Зал. Всего-то навсего четыре стола факультетов. И – подумаешь! – пара-тройка сотен студентов, которые были свидетелями забав Поттера и его припевал или слышали этот, безусловно, восхитительный рассказ из первых уст…

«Бедный-бедный неряха Нюниус…» - очень устало подумал Снейп.
* * *


- Ммм…

Ресницы закрытых глаз трепетали в унисон с гулко бьющимся сердцем.
В данный момент Ремус Люпин представлял собой два совершенно разных существа, пытающихся не вовремя выяснить отношения.
Одна часть его сознания довольно-таки непреклонно протестовала против совершаемых Ремусом действий, как совершенно неправомерных, буквально диктуя ему отодвинуть от себя девушку, у которой были восхитительно-мягкие губы. Тем не менее, эта же часть сознания скромно, но удовлетворенно, эстетически-беспристрастно, наслаждалось фактом того, что Ремус наконец-то был в полной мере оценен одной из представительниц прекрасной пола.
А вторая половина его сущности, совершенно подавившая первую своим ошеломляющим напором, вовсе не имела каких-либо размышлений по этому поводу. 19 сентября

...Почти всю свою осознанную жизнь Ремусу Люпину приходилось примиряться с рваным кусочком мутного и темного – безумия? проклятия? – кто знает? – которое существовало в середине души. Оно смутно ворочалось где-то там, глубоко внутри, не давая напоминаний о себе кроме изредка нахлынывающего неприятного сосущего чувства… и жажды крови в ночи полной луны. Никогда не выплескивающееся наружу, оно существовало практически незаметно для самого молодого человека – и тем более, для кого бы то ни было другого…

Сегодня, разбуженный девчонкой, осознавшей свою привлекательность и легкомысленно воспользовавшейся этим, зверь вырвался на свободу.

…Твердая ладонь с чуть заметными на ощупь пятнышками мозолей сжимала в пригоршне рыжие локоны, выбившиеся из золотистого венца прически. Губы с глухим рычанием прижимались в нежным губам девушки, грубо целуя, почти кусая... Ноздри подрагивали, втягивая дразнящий запах; язык жестко врывался в рот девушки, одурманенной чарами музыки и бешенным напором молодого человека.
Вторая его ладонь лежала на талии девушки, там, где стройная спинка переходила в восхитительные округлости, на которых так приятно было чувствовать свои руки… Если бы Люпин не сжимал девушку в своих объятьях с такой силой, она бы давно упала – ноги Лили подкашивались от переполняющих ее чувств и неожиданно нахлынувшего желания – животный порыв юноши разбудил в ней странное чувство, теплым комком зародившееся где-то в грудной клетке и растекающееся по каждой клеточке тела.

Он приоткрыл глаза и увидел запрокинутое лицо с дрожащими ресницами полуприкрытых глаз. Девушка тяжело дышала; в глазах отражался свет сияющей занавесы, вновь отгородившей их от остального мира. Покорные губы таяли под его напором, и каждая черточка ее точеного личика выражала желание отдаться, раствориться в его безумной жажде.
Ремус тихо застонал, словно смертельно раненный зверь, и снова приник к дрожащей девушке

…Так приятно было ощущать чужое тело – упругое, горячее тело, впервые в жизни прикасаясь не к друзьям в порыве шуточной борьбы, а к чужому человеку, еще не раскрывшему свои мысли и тайны – к девушке, девушке!..
Его руки скользили по ней, разглаживая складки школьной мантии, которая не могла скрыть от молодого человека символ ее женственности, двумя мягкими холмиками упирающейся ему в грудь.
- Ремус… - прерывисто выдохнула Лили, сжимая пальчики на плечах молодого человека. Девушка самозабвенно отвечала на его грубые поцелуи, несомненно, получая от этого удовольствие. Люпин хищно ухмыльнулся, подумав о том, что она не прочь продолжить более тесные отношения, и почти сразу же от этой мысли у него перехватило дыхание.

Но тут логика выкинула неожиданный фортель – и Люпин вспомнил, какое мечтательное выражение принимали глаза Джеймса при упоминании Лили.

«Мерлин мой, что я делаю!..» - ужаснулся Ремус, усилием воли подавляя в себе Зверя, которого, до последнего времени, не воспринимал как настолько весомую часть своей сущности.

- Лили… - и сжав в себе все, что только можно было сжать, он оторвал девушку от себя.
- Ремус?.. – недоуменно произнесла она, открывая глаза и удивленно кивнув ресницами, - В чем дело?

Он торопливо убрал руки с ее плеч и сделал шаг назад.
- Что-то не так? – недоуменно спросила Лили, машинально облизнув губы, - Что такое?

Ремус словно не слышал ее. Развернувшись в сторону зеленого обрыва, он просто смотрел в серое небо, а в голове не было никаких мыслей. Почему-то хотелось отчаянно завыть, упасть на колени и схватиться за голову от переполнявшего ее безумия.
На душе было тоскливо и пасмурно. Он просто стоял и просто смотрел; а ветер подбрасывал и кружил на бездной последние из золотистых огоньков.

«Хоть бы пошел дождь…» - подумалось ему.

- Ремус… что такое? – Лили встревожено заглянула ему в лицо. Между его бровей лежала морщинка – та самая, которая не так уж часто появлялась – только теперь она была резкой и глубокой – словно вырубленной в нежном юношеском лице.

- Если, - устало произнес Люпин, брезгливо искривив губы, - если это все было придумано заранее – то знай, что идея была обречена с самого начала. И дело не в том, что ты мне не нравишься – а ты мне даже не нравишься – дело в том, что ты воспользовалась случаем, чтобы навязать свои чувства. Девушка не должна бросаться на шею – где твоя гордость, Эванс?
Он так и не посмотрел на нее, хотя она пыталась перехватить его взгляд. Карие глаза были где-то далеко-далеко, в самом сердце потемневшего неба…

…Он не шевельнулся, когда она, резко вскинув голову, развернулась к нему спиной и схватила свою сумку. Он продолжал стоять, когда она исчезла за ветвями кустарника, начав свой спуск в Хогсмид. В ушах его стоял треск раздвигаемых ветвей и мягкие, почти неслышны шаги легкой девичьей поступи.

Он не шевельнулся, когда серое небо уронило на него первую слезинку.
* * *

- Кэйт! Ну открой же, Кэйти!
- Да бесполезно это все - не откроет, я вам говорю!

Несколько не на шутку встревоженных пятикурсниц стояли перед запертой изнутри дверью спальни старосты Гриффиндора Кэйт Патил. Процесс избивания двери хрупкими кулачками девушек был уже довольно-таки продолжительным и результата не приносил.

- Что вы долбитесь? Она все равно не откроет – или уже повесилась, или скоро утопится в слезах!.. – со счастливой улыбкой произнесла еще одна девушка, стоящая у подножия лестницы, - Такая чувствительная натура не перенесет подобного стресса…
- Эббот, оставь Кэйти в покое! – злобно прошипела одна из девочек, стоящих наверху, - Кто уж тут бесчувственная натура – так это ты!
- Мэри, как ты можешь говорить подобное про Кэйт! – сорвавшись на тонкий вскрик, выдала еще одна из ее подруг, - вы ведь так с ней дружили!..
- Ну да, дружили, - пожала плечами блондинка, продолжая улыбаться, - а теперь не дружим. Что поделать, все меняется… и, что не говори, к лучшему! – серебристо засмеявшись, она легкими шагами направилась к другой двери – там, где находилась спальня девочек, где жила она.
- Кстати, - обернулась Мэри у самой двери, - Кто-нибудь видел, Эванс вернулась в школу?
- Нет, Лили еще не было, - уже миролюбиво откликнулась одна из девушек, - Если увидишь ее – передай, пожалуйста, что я хотела бы попросить у нее схемы на ночь… если они ей не нужны, конечно… Ладно?
- Да не вопрос, - кивнула блондинка.



* * *

- Оо! Вы только посмотрите, кто к нам пришел!
Снейп опустил голову и попытался незаметно проскользнуть в свою спальню, но несколько ребят со значками Слизерина на мантии окликнули его из угла гостиной.
- Снейпи!.. Где ты пропадал? Нокс сказал, что ты все это время провалялся в больничном крыле… Это правда?
- Да, Северус, где ты был целых два дня? – мягкий голос с едва уловимой ленцой бархатисто перекатывал во рту камешки слов, - Мне слишком скучно было одному продолжать наши опыты с трансфигурацией Нокса в подушку от кресла…
Со всех занятых кресел раздались приглушенные смешки. Нокс сердито насупился, не чувствуя, впрочем, права огрызнуться, а Снейп замер, нахохленной птицей стоя посередине ковра.
- Позволь не поверить, Люциус, что ты не смог бы в одиночку экспериментировать над таким студентом, как Нокс… - холодно, отмеряя каждое слово, произнес Снейп, смотря прямо в глаза слизеринцу, небрежно расположившемуся в кресле с гнутыми ножками, - Насколько известно мне, - Снейп сделал паузу и едва заметно кивнул, словно бы показывая, что известно ему немало, - ты весьма и весьма способный ученик… если не сказать больше.
- Ну, ну, Северус, ты преувеличиваешь… все мы знаем, кто из нас действительно талантлив… - Малфой едва заметно искривил губы в усмешке, - Но тем приятнее похвала, адресованная тобой. Итак, - Люциус поднес к лицу безупречно отполированные ногти, - ты действительно провел все это время в больничном крыле?
- Да. – Снейп безразлично уронил согласие, не добавив не слова пояснения.
- А что с тобой случилось? – прямо-таки взвился коротышка Нокс, только что не радостно повизгивывая, - Что такого произошло с тобой?
- Тише, тише, - жестом осадил его Люциус, - Разве кто-то не в курсе того, что произошло двумя днями ранее?
Снейп недовольно покривился, но, тем не менее, никак не выдал своих эмоций:
- Действительно, разве никто не знает, что два дня назад пара гриффиндорских ублюдков сломали какому-то слизеринцу нос и пару-тройку ребер?.. Что, кто-то не знает?!
В Снейповских глазах заплясали бесенята. Слизеринец скрестил руки на груди, и, нервно постукивая пальцами, он обвел взглядом всех, кто сидел в этом углу. Кто-то отвел взгляд, но большинство смотрели прямо на одиноко стоящего подростка; кое-кто неприкрыто ухмылялся. Молчание было довольно-таки напряженным, однако никто не нарушал паузу, ожидая слова предводителя.
Люциус Малфой, слизеринец-шестикурсник, неторопливо перебирал у виска прядь бледно-золотистых волос, с интересом смотря на замершего Снейпа. Во время длящейся паузы Малфой не отвел взгляда, но и не ухмыльнулся – просто внимательно разглядывал тощую нескладную фигурку в висящей мантии.

- Ну и что ты хочешь нам сказать? – с ленцой протянул он, переводя взгляд на резную панель стены, - Что мы что-то должны были сделать?
Снейп молчал, со злым задором во взгляде продолжая постукивать пальцами по собственной руке.
- Ну, мой мальчик, - снисходительно продолжил Малфой, - твои терки с Поттером и Блэком нас, в конце концов, не касаются, не так ли?
- Безусловно, - неимоверно сладко заверил его нехорошо улыбающийся Снейп.
- …А что касается вопроса престижа факультета, то тут, я думаю, никакие интересы не затронуты… Насколько мне известно, это не являлось дуэлью?
- Безусловно, - Снейп мастерски скопировал интонацию предыдущего ответа. Малфой чуть поморщился, но продолжил:
- И, как следствие, любые наши ответные действия являлись бы совершенно необоснованными – их нельзя было бы списать на соперничество между факультетами… вышла всего лишь навсего банальнейшая драка, мой дорогой Северус… А драки категорически не одобряются школьной администрацией. Надеюсь, что ты простишь нас, - с мягкой улыбкой и замершей в уголках губ насмешкой бархатисто произнес Люциус.
- Безусловно. – В очередной раз уронил Снейп и, склонился в шутовском поклоне, взметнув полы мантии:
- Прошу прощения… я должен откланяться… меня ждут неотложные дела. Доброй ночи, господа.
И, ровным быстрым шагом минуя гостиную – даже не обернувшись - он исчез за тяжелой дверью своей комнаты.

- Клоун… - прошипел Нокс, когда закрывающаяся дверь лязгнула об косяк.
- Тише, Нокс… Он клоун, а ты – слизняк, - брезгливо бросил Малфой, наблюдая за огоньками камина, - тем более, что он чертовски хитрый и умный клоун… И не с твоими мозгами пытаться понять, что творится в этой немытой башке…
* * *

Хвост любовался, как причудливо играет огонь в камине на полупрозрачных камнях серебряного браслета.

Эта вещица манила его своей неподдельностью, своей высокой ценностью и безмолвной красотой. Почему-то Питера с самого детства тянуло к таким вещам – дорогим, качественным и красивым, но и тут было одно «но».
Красота, как понятие, могла быть аляповатой и вульгарной; высокая цена ни о чем не говорила, а даже самая неказистая на вид спичка могла быть сработана более чем качественно…
Нет, Петтигрю привлекали действительно прекрасные вещи – настоящие жемчужины в своем роде, чья красота была неподдельной и идеальной, вещи, которыми могли бездумно восхищаться толпы, но оценить их реальную стоимость мог лишь настоящий знаток.

И он, Питер был таким знатоком. Ценитель прекрасного, он часто любовался случайными миниатюрами, любезно подкинутыми окружающим его миром. Эти маленькие этюды неописуемой красоты – будь то резная кромка осеннего листа или закатное облако, рваной птицей впивающееся в линию горизонта – они были прекрасны, и, у всегда излишне впечатлительного Петтигрю, каждый раз захватывало дух…
Но красоты этих прелестных миниатюр была недолговечной – она увядала, подобно цветущей поляне, на которую беспощадною ногой ступила поздняя Осень. Когда Питер впервые осознал это, он сделал величайшее в своей жизни открытие – раз и навсегда он вырубил в себе аксиому того, что красота – хрупка, и век ее – недолговечен.
Позднее, он столкнулся с иным видом прекрасного – и эта Красота оказалась более совершенна. Блеск безупречно ограненных драгоценных камней и мягкое мерцание металла заворожили собой мальчишку, возомнившего себя истинным Ценителем – они не только представляли собой Красоту, но и воистину демонстрировали то, что творение рук человеческих – или иных тварей земных – могут существовать гораздо более, нежели сами создатели.
Тогда он сделал второе свое открытие, по важности своей не уступающее первому. Красота может быть хрупка, но совершенно в равной мере она может быть незыблемой и вечной.
Несмотря на противоречивость своих открытий, Питер сумел извлечь из них крупицу рациональности – и, руководствуясь сугубо своими соображениями и представлениями о сущности Прекрасного, вывел некую формулу, которой и руководствовался в дальнейшем всю свою сознательную жизнь.
Красота, которая могущественна настолько, чтобы существовать вечно - совершенна; красота, которая не является совершенной, красотой не является. Прекрасное – немыслимо без сопутствующего ему могущества. Могущество – залог совершенства.

Если бы кто-то услышал эту странную формулировку, то, несомненно, он более чем удивился стройной логике, которая стояла на совершенно кривом и ложном фундаменте. Хвост обманулся; ошибка эта стоила ему единственно правильного течения жизни. Извратив восприятие самих основ представлений о сущности мира, она направила Петтигрю по ложному пути; система ценностей была изуродована – и это не могло не сказаться на личности подростка.
Другое дело, что, не обладая особенным потенциалом и не являясь сильной личностью, Питер не пытался отстаивать свою точку мировоззрений. Это давалось ему более чем легко – никто даже не подозревал о существовании столь странных взглядов в остроносой голове. Впрочем, так было гораздо легче существовать – когда никто не догадывается о том, какими принципами ты руководствуешься, и каково содержание догм твоего восприятия, опираясь на которые, ты непосредственно принимаешь решения, гораздо легче притвориться кем-то другим, чьи взгляды максимально приближены к взглядам собеседника, а, как известно, именно схожесть взглядов во многом определяет успех взаимопонимания.

Питер знал, что в мире существует много людей, обладающих могуществом и властью; знание это гармонировало с осознанием того, что в мире есть и много таких людей, которые этого могущества не заслуживают.
Пришло время, и Питер осознал, что при желании и приложении определенных усилий, можно заставить человека поделиться своей властью. В целом, процесс не являлся сложным, нужно было только соблюдать последовательность действий – непременно тщательно продуманных. Все необходимо было просчитать с самого начала, и тогда успех был бы обеспечен.
Петтигрю сделал несколько попыток – неудачных попыток – и пришел к заключению, что одной идеологии недостаточно, пусть даже она совершенна со всех своих многочисленных граней.
Так и так, получалось, что приходиться развивать собственные навыки…и, возможно, приобретать некие недоступные пока умения.

Ни в одной из доступных Питеру библиотек не оказалось ни одного трактата, автор которой придерживался бы идеологии Петтигрю. Ознакомившись с наиболее заинтересовавшими его произведениями, Питер оставил в покое кладези знаний и устремил свой взор в новые горизонты, которые, благо, развернулись перед ним, словно бы по мановению волшебной палочки – наконец-то пришло письмо из Хогвардса.

Несмотря на то, что в школьной библиотеке – в тех секциях, куда, естественно, пускали первокурсников – подобных книг так же не обнаружилось, Питер сделал важное для себя наблюдение. Пусть в школе никто открыто не придерживался его мировоззрения, тем не менее, поступки и образ жизни выдавали во многих эту идеологию. Он был не одинок!
Почему-то такие студенты чаще всего оказывались серыми, тихими и незаметными, не решающимися открыто выражать свое мнение. Внешне сам являясь таким, Питер имел огромный внутренний мир, наполненный своим изначально неверным толкованием основ мира, кажущийся ему исключительно ярким и полноценным. Он не исключал того, что во внешне подобных ему студентов скрывается не менее яркое начало, но у него не было времени копаться в чужих мозгах – на горизонте появилось то, что захватило его маленькие мозги всецело и полностью.
Возможно, сказал себе Питер, у меня появилась возможность совершить долгожданную попытку.

Петтигрю внимательно наблюдал за этим человеком, хотя с первого взгляда увидел то, что было очевидным – эта личность была Истинно Прекрасной – она обладала тем самым Могуществом, которое не дается недостойным его. И могущество это увеличивалось в геометрической прогрессии, когда его обладатель находился рядом с другим, не менее Прекрасным человеком.

Питер заметил эту парочку в первый же день своего пребывания в школе. Носом чуя немыслимые флюиды энергии, он снизу вверх вглядывался в уже знакомые ему лица, уже зная, что запомнит их до самой крохотной черточки.
Эти люди были нужны ему; нет, при всем желании он не смог бы найти способа заставить их поделиться своим могуществом с ним, но почему-то ему и не хотелось этого. Единственно верная ассоциация – ему хотелось находиться рядом с ними, так, чтобы их тени падали на него – пусть затеняя и без того тускловатый образ, но давая те преимущества, которые может выделить только сведущий в этом человек.

И надо было действовать как можно быстрее – кто-нибудь другой мог воспользоваться тем, что они, как и другие первокурсники, только что нашли друг друга и еще не освоились в новой среде. Питер и сам еще не освоился, но приходилось переворачиваться пошустрее – такой шанс удача могла и не подкинуть в дальнейшем.
Тем более, что уже многие заметили эту парочку, уже жизнерадостно улыбающуюся всему миру. Они были Прекрасны в понимании Питера; кроме того, они были красивы и по меркам обычных людей, к которым, собственно, и принадлежали.

Весь первый курс Петтигрю посвятил тому, чтобы незримо находится рядом с ними – на определенном расстоянии, естественно, - и делать так, чтобы никто из его потенциальных соперников не вошел в зону близких контактов.
Не соперники были не в счет – и он явно не относил к соперникам худощавого, болезненного вида паренька, с которым завтракали, обедали и ужинали его, Питера, избранники.
А зря – как оказалось в дальнейшем, он перехватил одну из возможностей Питера. Впрочем, не такую уж и значительную, но тем не менее, на душе заскребли кошки, и Петтигрю уличил себя в недальновидности.

Успех предприятия пришел на втором курсе, когда, в следствии незначительного эпизода, Питер получил право все свое свободное время находится в их присутствии. Сложилось этакое маленькое общество – четыре человека – с закрытыми границами, куда не было ходу остальным.
Естественным стержнем их общества являлись те двое, на которых Питер, собственно, и ориентировался, а четвертый – неожиданно похорошевший, но совсем не обладающий Красотой в понятии Питера – занял неожиданное место. Он не находился в тени, как это делал Питер; он вроде бы шел рядом с теми двумя, был равен им, но никогда не претендовал на то, к чему стремились они. Пользуясь полным доверием остальных, он не выбегал вперед, чем полностью устраивал всех остальных членов общества, и особенно его, Питера.
На правах почти безгласного, но внимательного слушателя, Питер был посвящен во все тайны своих избранников – все было согласно задуманному. Пренебрежительное отношение к нему даже здесь было куда как удобно, открывая поистине безграничные возможности.

Естественно, пока он трезво оценивал свои силы – всего лишь подросток, отнюдь не отличающийся качествами личности и лидера, но он не сомневался, что в дальнейшем его развитие пойдет по расширяющейся спирали – и идеология, которую он считал единственно верной, наконец-то найдет действительно стоящее применение.

Так или иначе, Питер вертелся, как мог, пытаясь обойтись теми качествами, которыми обладал, при недостатке иных качеств, которыми обладали его теперешние товарищи.


* * *


- Ой, Лили, привет!... – чуть не столкнувшись с Эванс на лестнице, одна из гриффиндорок-пятикурсниц смущенно улыбнулась. – А тут тебя кто только не ищет!..
- Например? – чуть более равнодушно, чем надо было, ответила Лили, делая вид, что роется в сумке.
- Ой, Роузи, кажется, хотела взять у тебя схемы по трансфигурации и…
- Вот, передай, - Эванс сунула девушке в руки несколько смятых трубок, на которых налипли зеленые травинки, - пусть готовится, СОВ – не зачет по семестру.
- И еще Эббот тебя, кажется искала, - гриффиндорка растерянно смотрела на схемы в своих руках, - Слушай, может быть ты сама отдашь? Я к ужину хотела спустится…
- Вот и отдашь за ужином Роузи, - перебила Лили, - Где Эббот?
- Вроде бы была наверху… Ой, Лили, а ты еще не слышала, что случилось с Кэйт Патил?
- А с ней что-то случилось? – изумилась Лили, - я ее утром видела такой счастливой… Они, кажется, с Блэком в Хогсмид ходили… Что, что-то случилось в Хогсмиде?!
- А ты что, не в Хогсмиде была? Ничего там не случилось… мы еще до обеда вернулись с девчонками – тут-то нам пуффендуйцы и рассказали…
- Я вся во внимании, говори быстрее, - нетерпеливо произнесла Лили, оставив в покое сумку, - Что произошло?
- Ой, ты представляешь, Кэйт влепила оплеуху первому красавчику школы!!! – рассказчица только что не визжала от восторга, - Ты представляешь? И видели-то только третьекурсники с Пуффендуя, только они там стояли, на большой лестнице, всем потоком в Хогсмид собирались, и выйти не успели, а там – бац! Мерлин мой, кто бы знал!.. У меня бы у самой рука не поднялась бы на милашку Сириуса!..
- Вот это да… - произнесла Лили и внезапно злорадно усмехнулась, - Наконец-то кто-то поставил на место этого заносчивого идиота!..
- Кого? – переспросила ее собеседница, - Ты про Сириуса? Да ладно, он себе лучше найдет… желающих его утешить – впору в очередь записываться… - она тяжело вздохнула, - Бедняжка… как мне жа-алко…
- Нечего жалеть, - Лили заговорщицки подмигнула ей, - относись к нему проще… и все будет проще. Уж поверь мне…
- Ну конечно, тебе легко говорить… Ты с Ремусом общаешься, - Эванс странно дернулась, но девушка ничего не заметила, - Джимми вообще в тебя влюблен… тебе можно с ними общаться запросто! А я…
- Что ты? – внезапно разозлилась Лили, - я же говорю – будь проще… А, впрочем, мне пора. Привет Роузи.
- Но… - девушка хотела добавить что-то еще, но Эванс уже метнулась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
* * *

- Привет, Сириус…

Ремус устало откинулся на каменную кладку стены.
- Привет, уже вернулся? – почти бегущий мимо по коридору Блэк остановился рядом с другом и дружески хлопнул его по плечу:
- Что, как трансфигурация? Справишься завтра? Кстати, тебя-то мне и надо – я тебя жду, уже не знаю сколько…
Ремус отмахнулся каким-то неровным движением. Глаза юноши были закрыты, дыхание прерывалось. Наконец он поднял ресницы и, посмотрев на Блэка желто-коричневым взглядом загнанного зверя, прошептал:
- Сириус…
- Что случилось?! – Блэк встревожено заглянул в лицо Ремуса, - Лунатик!..
- Сириус… Помоги мне! Проведи меня в гостиную… так, чтобы никто не видел… пожалуйста…в спальню…
- Сейчас, - быстро произнес Блэк, - идем, почти все на ужине в Большом зале. В спальне только Хвост, думаю мы с ним сможем оказать тебе помо…
- В МОЮ спальню, Сириус… - прошептал Ремус, снова закрывая глаза, - Возьми мантию у Джеймса… Только не говори, зачем… пожалуйста…
- Но…
- Я подожду здесь… Сириус, пожалуйста….

Ремус сделал шаг назад и скрылся в тенях стены.

- Пожалуйста, Сириус…





* * *

- Вот, Лунатик, надевай…

Блэк тряхнул руками в воздухе, разворачивая что-то невесомо-серебристое.
- Ты не сказал… Джеймсу, зачем..?
- Нет, конечно, - пожал плечами Блэк, накидывая мантию-невидимку на плечи ссутулившегося Ремуса, - Да его и не было в спальне… Я же говорю – почти все спустились на ужин.
- Хорошо… Идем… Только быстрее…

Недоумевающий Сириус последовал за Люпином, чье присутствие выдавало только неровное дыхание и звуки неверных шагов. Юноши поднялись в свое крыло по череде бесконечных лесенок, к счастью, не наткнувшись на полтергейста, и Блэк назвал пароль Полной Даме. Когда дверной проем открылся, Сириус отступил на шаг, давая Ремусу пару мгновений на то, чтобы проскользнуть в гостиную, и сам последовал его примеру.
В общей гостиной было пусто; Блэк нетерпеливо спросил:
- Ну, что произошло?..
- Не здесь… в спальню… - хрипло прошептал Ремус, доставая ключ от собственных апартаментов. Странно было видеть неожиданно возникший в воздухе ключ, зажатый, к тому же, в бледных пальцах. Сириус покачал головой и направился вслед за летящим по воздухе ключом – в небольшой двери, над которой висел красный китайский фонарик.