Глава 13. Зима 1902-1903гг

Часть I. Знак на листовке.

Аврорам, вызванным Сполдингом (гриффиндорцы, оторвавшие Розье от Бельвины, кинулись за помощью именно к нему), было сказано, что вызов оказался ложным. Тем не менее, на следующий день Розье в школе уже не было. На должность зельевара и декана Слизерина временно назначили некоего Говарда Эйвери - как говорили, старинного приятеля директора, породистого человека с седыми висками и сухим лицом. Он согласился вести занятия до рождественских каникул, после чего директор надеялся взять кого-то на его место.
Коллег своих Эйвери, кажется, презирал, избегая их компании, но Альбусу было важней всего, что на учениц новый зельевар не заглядывался. И так было неприятно встречаться глазами с испуганно притихшей Бельвиной Блэк - все-таки жестоко было использовать девчонку, он рассчитывал, что у нее более крепкие нервы - и особенно с Мэри Брэндон, в несколько дней исхудавшей и чуть ли не выплакавшей глаза. "Так было нужно, - твердил себе Альбус. - Нельзя же отменять операцию из жалости к больному. Ей же потом будет лучше". Он стал регулярно назначать девушке отработки в одно время с Джоном Риверсом, оставлять их наедине, и наконец в начале декабря обрадовался, услышав, что Джон пригласил Мэри пойти с ним на Святочный бал, и она согласилась. Толстый Монах в тот день благодарно кивнул Альбус, пролетая мимо.
А парой дней позднее, когда Альбус шел утром в Большой зал, его остановила в коридоре заплаканная Фенелла Помфри и показала свежий номер "Ежедневного Пророка".
- Они казнены, - прошептала она. - Все они... Приговор привели в исполнение... Третьего дня...
Альбус взял газету. На второй странице в самом деле была заметна о казни арестованных по делу об убийстве нескольких важных чиновников, а под ней - еще одна, с весьма неясной колдографией.
- В тот самый день настоящий убийца разбросал по городу листовки, - лепетала Фенелла. - Адвокат показывал суду, но его не захотели слушать...
- Оплакиваете бошей? - выплюнул проходивший мимо Сполдинг. - Глупо с вашей стороны, мисс Помфри. Оплакивая врага, вы предаете свою страну. Пусть душат друг друга, нам так спокойнее.
- Они не боши, - хмуро откликнулась Фенелла. - Они люди.
- Вы пререкаетесь с учителем? - процедил Сполдинг, но Альбус загородил ученицу.
- Нет, мисс Помфри поддерживает другого учителя, а именно меня. Своими взглядами, профессор Сполдинг, вы предаете разум.
- Вы не понимаете, что боши угрожают нашей безопасности? - Сполдинг сердито задвигал нижней челюстью.
- Их правительство, может, и угрожает, - Альбус заложил руки за спину. - Оно и повесило этих бедолаг. Так что мы по одну сторону баррикад.
- Они были, между прочим, коммунистами? - недобро сощурился Сполдинг. - Вы считаете достойными сочувствия этих мерзавцев?
- Но ведь они же люди... - снова пробормотала Фенелла. -Какя разница, кто они по взглядам?
- Подите на урок, мисс Помфри, - Альбус погладил ее по волосам и ласково подтолкнул, после чего снова заговорил, заметив, что на висках Сполдинга от негодования забились жилы. - А вам скажу вот что. эти мальчишки не сделали ничего, чтобы заслужить звание мерзавцев. А вот те, кто их повесил, несмотря на их очевидную невиновность, и те, кто отказывает им в сочувствии - те в самом деле мерзавцы.
Проходившие мимо Гектор и Теодор Трэверсы остановились; старший указал младшему на развязанные шнурки, и первокурсник склонился, чтобы завязать их. Сполдинг, дрожа от гнева, не обратил на слизеринцев внимания.
- Как вы были, так и остались испорченным мальчишкой. Мало я учил вас тростью. Вы, может, сами нигилист или коммунист? Вот еще кого занесла Моргана к нам в школу. Прекрасный наставник для детей, нечего сказать. Думаете, я вам позволю развращать молодежь?
Альбус, зевнув, отправился завтракать: желудок уже изрядно сводило, а времени до начала занятий оставалось все меньше.
Только в Большом Зале он заметил, что все еще держит газету, развернул и рассеянно посмотрел на фотографию: журналисты сфотографировали ту самую листовку, которую распространяли по Вене в день убийства. И обомлел: подпись была ему мучительно знакома, а рядом начерчен знак Даров Смерти.
"Вот в каком кругосветном путешествии Викки. А я мог бы, наверное, их спасти. или нет? власти не желали знать.... И что стало с Викки? Где она теперь?" Как после смерти Арианы, его охватил животный ужас, вскоре сменившийся отчаянием. Он сам спровоцировал отъезд Виктории, сам толкнул ее к Геллерту - и сейчас даже не мог отправиться ее искать, чтобы не бросить на нее подозрение.
Весь день, пока он вел уроки и потом проверял работы, сидя в учительской, его не оставлял страх за Викки: он понимал - надо радоваться, что пока она в безопасности, но ведь угрожать ей могла не только австрийская полиция. "Если ей что-то не понравится в действиях Геллерта, если она будет ему противоречить - что он сделает?" Ему вспоминался катающийся по полу Аберфорт, кричащий от боли, Ариана, сжимавшаяся от хлестких слов. "Ну, тут дели пополам - сам ты ей говорил кое-что похуже".
В шесть часов к Альбусу робко заглянул Артур Пигтейл. Пару дней назад юноша сам велел ему зайти: с первой недели учебы мальчика принялись нещадно травить. Удары сыпались на него со всех сторон: его не звали иначе, как Свинкой; гриффиндорцы подбрасывали ему мертвых птиц или лягушек в постель, слизеринцы натравливали змей или заставляли давиться слизняками. Как-то раз, когда Элооур Лестрейндж, чтобы потешить Белинду Гринграсс, натравливал на беднягу кобру, проходившая мимо Мэри Брэндон убрала змею и лишила Слизерин десяти баллов. Лестрейндж в ярости немедленно поджег ей подол. огонь затушил прибежавший на шум профессор Сполдинг, но от него Артуру досталось снова: декан побил его тростью за то, что тот "прятался за спиной женщины". когда Пигтейл после наказания, рыдая, плелся в комнаты Гриффиндора, на него и наткнулся Альбус. Разговорить мальчишку оказалось довольно просто: в комнатах учителя, после чая с булочками и обезболивающего зелье, он жаловался на судьбу так долго, что даже устал.
- А почему все-таки вы не сопротивляетесь? - спросил учитель, когда ребенок, горько вздохнув, поник головой и замолчал.
- Я боюсь, - шмыгнул носом Артур. - Когда начинают дразниться или ругаться, у меня как немеет все. Слова сказать не могу. Зачем меня распределили на Гриффиндор?
У него на глазах снова выступили слезы. Альбус задумчиво на него посмотрел:
- Если вас распределили на Гриффиндор, значит, вы никак не трус. ТО, что с вами сейчас происходит, можно преодолеть. Приходите к мне завтра...
- Завтра у нас контрольная по зельям.
- Хорошо, послезавтра. Попробуем научить вас драться.
Глаза Пигтейла расширились от ужаса:
- Я не смогу!
- Сможете, - спокойно возразил Альбус. - А теперь ступайте.
И вот в условленное время Артур пришел.
- Первое, что вы должны понять, - начал Альбус, усадив его в кресло. - То, чем вас пугают, не опасно. Змеи ненастоящие, от слизней вреда не будет, огонь вас не сожжет, а мертвые птицы уже никому ничего не смогут сделать.
- Я понимаю, - засопел Артур. - Но все равно...
- Нет, не все равно! Держите это все время в голове. Если опасности нет, то и паниковать незачем. А теперь используйте свои сильные стороны. вы умный парень, думаю, учебник по заклинаниям уже давно весь прочитали, так?
- Не весь, - покраснел Пигтейл. - Вот по ЗоТИ читаю за второй курс...
- Отлично! Где-то в них должны быть разделы по дуэльной магии. Будем с вами ей учиться.
- Но ведь если наврежу Лестрейнджу, меня накажут, - пробормотал Пигтейл неуверенно. Альбус фыркнул:
- Вас и так наказывают! Даже под розги можно лечь, уважая себя. Вот если вы ответите Лестрейнджу - Вам в любом случае будет, за что себя уважать.
...С первого раза, увы, у Артура не получились ни Экспеллиармус, ни Протего. Успокоив приунывшего было паренька - мол, с первого раза ни у кого не получается - Альбус отпустил его, но не прошло и пяти минут, как Пигетйл снова к нему постучался:
- Мистер Спэрроу просил передать, вас друзья ждут у входа в замок.
онемев от неожиданности, Альбус поспешил к дверям Хогвартса. Разумеется, Спэрроу не удосужился предложить бывшим студентам войти. Они стояли под открытым небом, под падающим снегом, жались друг к другу, как зябнущие воробьи. Айла, стоявшая в середине, первой шагнула Альбусу навстречу:
- Прости. Мы прочли сегодня в газете... Теперь мы понимаем, что хотел Викки добра.
- Мы увидели знак на листовке. Такой же висел у мужа Викки на цепочке, - пояснил Лэм. Элфиас мрачно кивнул.
Альбусу стало страшно неловко: он только сегодня как следует осознал, за что друзья его ругали.
- Нет, вы были правы. Если бы я тогда не донес ее родителям, она не поссорилась бы с ними и не уехала бы...
- Нет, Викки бы все равно уехала рано или поздно, - вздохнула Клеменси. - Они хотела быть вместе с ним, потому что только так чувствовала себя по-настоящему живой. Ну и просто... Она любила его. И любит?
- Ты думаешь, и теперь... - Альбус не договорил.
- Конечно, - кивнула Клеменси. - Для кого-то он может быть убийцей, но для нее - только возлюбленным.
- Я надеюсь, она сейчас вне опасности, - добавил Элфиас. - Он дал слово оберегать ее. По-моему, слово он держит.
Альбус с трудом кивнул: он чуть ли не впервые в жизни чувствовал себя слабым, маленьким, растерявшимся. В его сознании смешивались брат и сестра, казненные австрийские студенты и одинокая, беззащитная, но счастливая Викки. "Как вы можете мешать ее счастью?" - спросил из ниоткуда голос Камиллы, и Альбус вздрогнул всем телом, вспомнив ее предсмертное письмо. "Но как же правильно, Камилла? Почему Викки не может быть счастлива в безопасности?" - "Почему и я бы не смогла", - вздохнула невидимая Камилла и смолкла. Альбусу захотелось кричать, пока Кто-то, кто сильнее любого человека, не услышал бы его и не устроил все разумно: чтобы Викки была, как прежде, безмятежным ребенком, наслаждалась этим, и ее не касалась бы никакая опасность. Задыхаясь, он стал обнимать друзей.
***
В том году впервые Альбус участвовал в подготовке большого Зала к Святочному балу. Как ни ворчали учителя на учеников, но Зал украшали от души, словно на время высвобождая фантазию, как не могли с детских времен. Сам он наколдовал рой бабочек со светящимися крыльями и стал развешивать гирлянды - а рядом как раз Лайза и Хелен Риверс украшали одну из стоявших по углам елей. Лайза помалкивала с понимающим видом, а сухопарая, обычно молчаливая Хелен без умолку говорила надтреснутым голоском:
- Миссис Слагхорн, старая миссис Слагхорн в этом месяце умерла. Вероятно, не выдержала слишком нежной дружбы мужа с невесткой. А Луизе Нотт, наверное, некогда успокаивать кузена: ее подругу Илларию Малфой все же выдали за Гектора Кэрроу. Влюбленные воссоединились!
Лайза отвернулась с гримасой омерзения. Хелен, будучи полукровкой, проявляла к делам чистокровных семейств болезненный интерес, хотя откуда черпала новые сплетни, для Альбуса оставалось загадкой. "Эх, Гораций, и на кого ты Викки променял? Ну, ссорились бы... Мы бы вас мирили, и всем было бы спокойно".
Бал начался так поздно, что Альбус, не успевший толком пообедать, был готов упасть в голодный обморок. Как назло, директор оставил на столе только легкие закуски. Утешая себя мыслью о дымящейся индейке, которая ждет его завтра у Айлы, он принялся наблюдать за танцующими парами. Нашел глазами Мэри Брэндон и Джона Риверса, которые как будто никого не видели, кроме друг друга, потом Белинду Гринграсс, в платье цвета морской волны порхавшую по залу с Лестрейнджем, и Сайнуса Блэка, танцевавшего с толстушкой Виолеттой Булстроуд, разряженной в розовое кружево... Лайза, пыхтя, ткнула его пальцем в бок.
- Есть хочешь? Я так умираю от голода! Пошли в Малый зал, у меня так кое-что припасено!
Оглядываясь, как бы их не заметили другие преподаватели, оба прокрались в Малый зал, где, к радости Альбуса, в углу обнаружилась корзинка, а в ней два горшочка с картофелем и мясом.
- А то я таки знала, что подлец Блэк проморит нас голодом, - проворчала Лайза, работая челюстями. - Кстати, должна предупредить: Сполдинг и Блэк недавно помирились.
- Рад за них, - невольно насторожилдся Альбус. -А что же их помирило?
- В этом-то весь вопрос.
Лайза снова заработала челюстями.
- Ничто так не мирит, как общий враг. Ты, кажется, не ладишь с обоими.
Альбус слегка растерялся.
- Я еще понимаю, Блэк... Но что я сделал Сполдингу?
- Может, ты метишь на его место? За должность декана надбавка к жалованью идет.
Альбус фыркнул:
- Нет, это уж точно глупости. Меня не интересует возня с сопляками. Кстати, когда поедим. Не хочешь потанцевать? Тряхнем стариной! Покажем разным молокососам, как плясали в наше время.
...Рождество встретили тихо и грустно. Лэмми показал всем фокус с перемещением елочных игрушек: он недавно разработал заклинание, перемещающее предмет во времени и пространстве. Правда, его Темпус Мобилис действовало лишь на предметы очень малого веса. Финеас сыграл на скрипке и поочередно с Клеменси читал вслух отрывки из нового романа: на ей раз речь шла о талантливом сироте, который из ужасных условий приюта попал в респектабельную семью, скрывающую, как оказалось, много неприглядных тайн. Элфиас принес невероятный торт, а Айла как-то по-новому нафаршировала индейку, так что получилось немного кисло и немного остро. И все же разговор не особенно клеился, настроение было не праздничное.
Улучив момент, Клеменси шепнула Альбусу:
- Викторию ищут родители. У них есть возможность сделать это потихоньку. Пока результатов нет.
- Геллерт наверняка спрятался так, что их не найдут. Он мог изобрести заклинания, которые не выявит никакая проверка, Альбус покачал головой и уперся лбом в стекло. Под окном несколько оборванных мальчишек и девчонок затеяли игру в снежки. Альбус спешно спустился вниз и раздал им мелкие монетки, что у него были. Потом, запрокинув голову, долго смотрел в черное небо, на сверкавшую сквозь лондонский смог Полярную звезду - и тогда, ни о чем не думая, успокоился. Вышедший на улицу - как всегда, без шапки - Лэм встал возле него и сжал руку.
- Нам надо надеяться, правда? Если он ее любит, то в самом деле не допустит, чтобы с ней что-то случилось. Нам надо верить и отпустить ее.
...Следующую неделю Альбус гостил у Принцев. Дни текли мирно: он то помогал Лэму в обсерватории возиться с телескопами и с моделью летательного аппарата (Лэм все же смог воссоздать старые чертежи), то помогал Айле на ферме мыть лунных тельцов и ставить градусник детенышу гиппокампа, то гулял по лондонским лицам, когда оба уходили навестить семью старшего брата Лэмми. На тридцать первое декабря и первое января обоим супругам дали выходной, и они вместе с Альбусом выбегали встретить Новый Год фейерверком. А первого января Альбус, вставший довольно рано, застал на кухне встревоженную Айлу: в домашнем платье, с еще неприбранными темными волосами, она бегло читала свежий номер "Пророка".
- В Вене снова убили судью, - спешно сообщила она. - Много погибших. Но муж Викки здесь не при чем. Убийцу поймали с поличным.

Часть II. Путешествие в детство.

Декабрь 1902 г.

Над Веной царила холодная глухая ночь. Не один месяц с десяти вечера объявлялся комендантский час, и припозднившиеся гости предпочитали оставаться ночевать у хозяев, чтобы не нарываться на полицейских.
В убогой, плохо протопленной гостиной в квартире адвоката Зигфрида Катцеля собрались четверо: он сам, человек лет тридцати, щуплый, но с непомерно крупной головой, казавшейся еще больше от ранней залысины; его брат Эрнст - коренастый лохматый малый, наша старая знакомая Ильза Пфейцер и Марианна Кранк - тюремная медсестра, черноволосая девушка с печальными синими глазами. Адвокат то потирал руки, то тянул их к огню:
- Власти невыгодно признавать, что у нее появился сильный противник. Следствию невыгодно признавать собственную тупость и лень.
- Что же, пять невинных жизней - жертва их самолюбию? - грустно усмехнулась медсестра.
- Получается, что так. Нашли время и место о нем думать.
Ильза молчала, оперев голову на руку и прикрыв глаза. Эрнст сжал кулаки.
- За кровь прольется кровь. Все, причастные к этому подлому убийству, умрут. Начнем с палачей. Марианна, вы ведь знаете их имена?
- Я вам не скажу, - ответила медсестра спокойно.
- Почему?
- У них жены и дети.
- И что же? Нечего было жить с таких денег.
- Дети не выбирали, в какой семье рождаться. Вы хотите их обездолить, хотя жалеете бедняков...
- Вот вздор! - вспыхнул Эрнст. - Никого я не жалею.
- Жалеете так, что готовы, как ваши товарищи, отдать за них жизнь.
Юноша надулся и отошел в угол. Ильза, не открывая глаз, медленно проговорила:
- А если... Если кто-то мог доказать, что убийства совершил другой человек, но промолчал - он убийца?
- В данном случае - нет, - адвокат пожал плечами. - Ведь власти не хотели ничего слушать. Там стояла подпись - каких еще доказательств надо?
Ильза судорожно вздохнула. Эрнст, резко развернувшись, вышел из угла:
- А Крейцер? А судьи? Уж их-то семьи по миру не пойдут.
- А толку, что ты взорвешь Крейцера или судей? - отмахнулся Зигфрид. - Тебя повесят, а на их место назначат точно таких же подонков.
- Зачем опять кого-то убивать? - медсестра подула на руки. - Вы хоть видели, как человек умирает?
- Я хочу увидеть! - взвизгнул Эрнст. - Я хочу увидеть, как умирают те, кто повесил моих друзей!
- Вы должны увидеть это не прежде, чем сможете пообещать, что место одних подонков не займут другие, - ответила Ильза глухо. - И прежде чем сможете что-то дать народу взамен их власти.
Адвокат усмехнулся и одобрительно посмотрел на нее. Эрнст вдруг сел на пол у ног Марианны.
- А если я пойду и найду того, кто на самом деле совершил то, за что казнили моих друзей? Просто чтобы поговорить с ним - что вы скажете?
Марианна пораженно на него посмотрела, Ильза вскочила:
- Это опасно! Не смейте и думать!
- И зачем вы это сказали? - грустно улыбнулся Зигрифд. -Теперь он точно туда пойдет.

***
Январь 1903г. Каникулы в Хогсмиде.

"Прежде всего, Геллерт, хочу тебя поздравить с грядущим радостным событием. Кажется, София Эстерхази приходится тебе кузиной? Ее выдают за Отто Крейцера - ты знаешь, он был обвинителем на недавнем процессе против коммунистов, его уже повысили и прочат скорые новые повышения. Правда, будущий тесть опасается мести, но Отто уверяет, что скоро найдется повод арестовать всех инакомыслящих, и с покушениями на чиновников будет покончено.
...Эстерхази опасался не напрасно. Сегодня утром был убит председатель на процессе коммунистов - Фишбург. Убийцу уже поймали - это наверняка небезывестный тебе Якоб Вайсберг, по прозвищу Якобинец.
Он оправдал свое прозвище полностью. Со вчерашнего дня с самодельными бомбами караулил судью с его любовницу, актрису Амалию Герц, в той же гостинице, что и они сняли, в номере на втором этаже, как раз над входом. Как только вышли, метнул первую бомбу, но, видно, промахнулся. Герц погибла, а Фишбурга и нескольких случайных прохожих ранило.
Вайсберг бросил вторую бомбу и на сей раз попал в цель. Убило Фишбурга, кого-то из раненых и еще девчонку, пытавшуюся раненым помочь - кажется, ее звали Марианна Кранк, она была тюремной медсестрой. Вайсберг хотел было дать деру, но тут ему не подфартило: в соседнем номере отдыхали со шлюхами пара полицейских. Они живо поняли, где он засел, и едва он отворил дверь, как попал к ним в лапы. Теперь их ждут награды, его пытки и петля, а его товарище, похоже - массовые аресты. так что ,выходит, и Крейцер был прав: коммунистов Вене раздавят.
Нам, думаю, произошедшее на руку. Люди негодуют и на власть, казнившую невиновных, и на коммунистов, из-за которых теперь тоже погибли невиновные. Думаю, скоро многим понадобится третий вариант. Буду множить твои листовки.
Эрлих".
Викки, зашивавшая прохудившийся плащ Фрица, взглянула на Геллерта, сложившего письмо.
- Циник наш Эрлих, однако. Хотя этот Вайсберг оправдывает свое прозвище. Он не понимал, что подводит собственных товарищей?
- Он, скорее всего, думал лишь о том, чтобы испытать заколдованные бомбы, - Геллерт небрежно взмахнул рукой. - А прозвище он придумал сам, еще в Дурмстарнге.
- Ты его знал?
- Не близко. Он еврей, - юноша презрительно сморщился, - к тому же старше меня на два года. Одногодка Альбуса. Они, кстати, даже похожи чем-то. Вайсберг тоже очень высокий и страшно худой - скелет, обтянутый кожей. Грива огненно-рыжих волос, сумасшедшие черные глаза. Мы виделись в основном на кружках - ты же знаешь, в Дурмстранге, кроме магических предметов, были кружки по маггловским: математика, естествознание, словесность... Вот там мы и встречались.
- Спорили? - Викки откусила нитку.
- Нет, спорили мы с Пфейцер в основном. А он молчал, сидел в углу и что-то записывал. Кажется, кроме физики, его ничто не волновало.
- Тихий ученый? - Викки вздернула бровь. - И с десяток невинных жертв.
- Двуличие у него в крови, - Геллерт вновь скривился. - Хотя он и вправду оказал нам услугу.
- Ты тоже так считаешь? - в голосе Виктории появились странные нотки. - Логически ты прав, но я до сих пор не могу понять: как ты все-таки относишься к людям? Не собираюсь читать тебе мораль, просто понять хочу.
Геллерт подумал, откинулся в кресле и начал рассуждать.
- Сказать по правде, человечество мне глубоко омерзительно. Даже не за все те пороки, что его разъедают, просто само по себе, своей назойливой тягой существовать, называть свое цепляние за жизнь какой-то этикой и моралью - почему я это и не переношу. Говорили бы прямо...
С другой стороны, мой ум не может с этим спокойно примириться, не может остановиться на презрении и ненависти ко всем. Многое меня восхищает, и я действительно хочу сделать так, чтобы мир жил лучше и был справедливее.
Но иногда мне кажется, что мой бунт - почти самоцель, что моя свобода - это свобода ото всего и ото всех. Я иногда хочу оказаться на огромном каменном острове, где нет ничего живого, даже растений, даже бактерий. Я хочу смести все, чтобы ничто не мешало мне самому чувствовать себя свободным. Это противоречие я разрешить не могу - меня тошнит от людей и от самой жизни, но я вместе с тем люблю и их. и этот мир. Это не притворство, и то и другое - правда.
Викки приложила палец к губам.
- Наверное, теперь я понимаю, как сопоставить те подарки детям и убийства... Мне почему-то показалось, что не только этот Вайсберг похож на Альбуса, а вы трое похожи друг на друга. Вас легко представить братьями. Вы различаетесь только... Масштабом, что ли? Вайсберга хватило на то, чтобы взорвать десять человек. Тебя, пожалуй, хватит на весь мир.
- Иногда мне кажется, - подхватил Геллерт, - что если мир не примет меня, я скорее предпочту видеть мир в огне, чем отступить. Сколько себя помню, я жил с мыслью, что настоящее никуда не годится, и только будущее в наших руках всецело.
- Но ведь будущее станет настоящим, - Викки кокетливо прищурилась. - Оно тоже не будет никуда годиться?
- Поймала, - горько улыбнулся Геллерт, - что ж, настоящее стало негодным не вдруг, но из прошлого, из ошибок, что были сделаны. Стало быть, не сделав их, мы имеем все шансы сделать и будущее лучше. Но людей я все же не люблю - кроме, пожалуй, тебя. Может, еще детей, хотя не всех и не всегда.
Викки, отбросив плащ, присела возле него.
- А давай, я сделаю так, что ты меня будешь любить сильно-сильно, и остатки выплеснутся на других, потому что мне одной будет слишком много? - она провела рукой по его коленям. - Мне кажется, можно попробовать хоть сейчас, как ты на это смотришь?
Геллерт тут же счастливо заулыбался - мрачная хандра тут же улетучилась, и он жадно обнял Викки, гладя ее спину и волосы.
Но им не удалось даже поцелвоаться - в дверь постуучали, и голос Георга прогундосил:
- К нам посетитель.
Геллерт тут же разозлился, невербально швырнув подсвечником в стену и прорычал:
- Ну кого принесло?
- Он пришел по листовке, - пояснил Георг, заглянув. - Говорит, что желает присоединиться.
Геллерт обнял Викки еще раз и горячо прошептал:
- Я буду ждать продолжения разговора с таким нетерпением, моя Победа...
В гостиной в окружении Фрица, Иоганна и Ганса сидел коренастый парень с растрепанными волосами и потерянным, горьким взглядом. При виде Геллерта он резко встал и вгляделся:
- Вы и есть Гриндевальд? Я думал, вы старше.
- Если мне надо представляться, то представьтесь вы, - ухмыльнулся Геллерт. Он не смог понять, нравится ему новичок или нет, но проверку тот прошел - следовательно, он хотя бы не агент полиции.
- Я Эрнст Катцель, - парень сглотнул.
- Брат того адвоката? - уточнил Георг.
- Да. Друг пятерых казненных, - Эрнст резко вдохнул. - И жених Марианны Кранк.
Геллерт сделал для друзей копию письма Эрлиха, так что всем было знакомо это имя. Фриц ахнул и хлопнул Эрнста по плечу. Иоганн с чувством пожал ему руку.
- Мы соболезнуем вашему горю. Ваша невеста погибла героически, исполняя свой долг...
Викки, некоторое время молча стоявшая в дверном проеме, подошла к гостю и порывисто его обняла. Тот снова резко вдохнул.
- Надеюсь, вы понимаете, что я больше не могу принадлежать в партии, к которой принадлежал и ее убийца. Он не раскаивается... - по скуластому лицу пробежала судорога. - Он считает себя героем. Он знал о моей любви, знал, что она в тюрьме поддерживала наших товарищей - и хладнокровно убил ее. Он умрет уверенным в своей правоте, умрет счастливым. Я не могу отомстить ему, у него нет привязанностей. Но я не могу и отказаться от борьбы за перемены.
- Чего вы хотите от нас? - спросил Геллерт.
- Перемен, которые вы обещали, - Эрнст сжал кулаки. - Но сначала я хочу понять, в чем различия между вами и моими прежними товарищами. Я собирался прийти раньше, еще в декабре, чтобы посмотреть вам в глаза - но тогда передумал. Сейчас хочу понять, каким путем идти.
...В ту ночь Эрнст остался с ними. Уже спрятавшись под одеяло, Геллерт шептал Викки:
- Он не засланный - это уже хорошо. Но что-то все же смущает. Чем-то он отличается от наших ребят, тебе не показалось?
- Он почти не слушал твоего ответа, - фыркнула Викки. - Ему, кажется, иди уже неинтересны. Он хочет мести. Если не получится отомстить Вайсбергу - будет мстить всему миру.
- Ну что ж, я с самого начала понимал, что и такие неизбежно войдут в наши ряды, - Геллерт пожал худыми плечами. Викки прикрыла глаза.
- Может, ты скажешь, что я сумасбродка...
- Почему же?!
- Мне хочется увидеть Англию. Хотя бы Хогсмид. Очень соскучилась. Изменим внешность, сделаем фальшивые документы... Конечно, не покажемся никому...
- Хочешь устроить нам небольшие каникулы? - спросил Геллерт, воодушевившись мыслью, - а что, почему нет? Скучно сидеть в горах все время!


***
В тихий послеобеденный час на заметенных улочках Хогсмида мало кого можно было встретить: день стоял будний. Однако появление молодой супружеской пары - высокого человека с черной бородкой и рыжей круглощекой его женушки - никого не удивило: и в будние дни кафе Хогсмида привлекали влюбленные пары. То и дело припадая к локтю мужа, толстушка оживленно шептала:
- Вон, смотри, видишь, сиреневые окна? Это "Сладкое королевство". Представляешь, туда ведет подземный ход из Хогвартса. Мы на втором курсе спускались, но в магазин не залезли, я тебе рассказывала? Я еще тогда надела мужской костюм. А вон там кафе мадам Паддифут. Видишь, розовая вывеска? Там тоже много сладкого, и туда часто ходят на свидания...
- И ты ходила? - муж строго сдвинул брови.
- Угадай, - она повела плечом и тут же ойкнула: ей в спину врезался снежок. Выскочившая из-за угла парочка самозабвенно сражалась, ничего вокруг не замечая.
- Нельзя ли полегче? - гаркнул муж. Рослый парень ошеломленно выпрямился, утер рукавом нос и воззрился на парочку, распахнув ярко-голубые глаза. он был очень рослый, широкоплечий; из-под грубой шапки выбивались каштановые вихры.
- А... Извините. Вы приезжие? Ищете, где остановиться? Можно в "Кабаньей голове" - хотите, провожу?
девица, с которой он до того сражался, стала в стороне.
- Нет, благодарю, мы не собираемся здесь ночевать, - бросил муж. Парень дернул плечами и пошел, что-то бормоча; спутница поплелась за ним.
- Как вымахал, - побормотала толстушка. - Узнал его?
- Брат Альбуса? - спросил ее муж неуверенно. Толстушка кивнула.
"Интересно, - подумал Геллерт (это, конечно, были он и Викки), - кажется, что вся эта история была в прошлой жизни, да и вообще не со мной. Ну. наверное, оно и к лучшему".
- Хочу наконец увидеть ваш Хогвартс! - воскликнул юноша. - Столько о нем слышать, и так и не посмотреть? Было бы глупо!
- Что ж, пойдем, - Викки потащила его за руку.
Замок открылся, темнея в зимней дымке, окруженный заснеженными холмами, окиданными розовыми отсветами заката. Все множество башен и башенок было единым целым - как будто необыкновенное животное съежилось на холоде. Было бы сложно представить, что в этих древних стенах кипит жизнь, если бы дверь то и дело не отворялась, выпуская учеников в темных плащах и полосатых шарфах.
- И мы так выбегали прогуляться после занятий, - Викки мечтательно прижалась к плечу Геллерта. - Однажды Горация искупали в снегу. Погоди-ка, что это? Что он тут делает?
Она указала подбородком на толстяка в новеньком, подбитом мехом плаще. Осторожно, точно боясь оступиться, он шагал по двору, не поднимая головы.
Геллерт пристальным взглядом окинул Горация. Значит, вот этот вот толстяк с удивленно-надменной мордашкой целовал его Любовь, его ангела? Как нелепо... Как абсурдно, все-таки. На мгновение Геллерту захотелось подойти, открыть себя, назваться и бросить перчатку, но он тут же устыдился этого мальчишества.
- Почему он устроился сюда работать? - продолжала удивляться Виктория. - И почему он такой грустный?
- Тебе не кажется, моя Победа, что ты уделяешь ему слишком много внимания? - ревниво процедил Геллерт. Она только отмахнулась.
- Брось! Мне его просто жаль.
Геллерт, страстно обняв Викки, поцеловал ее в губы, на миг забыв обо всем.
Когда они оторвались друг от друга, Геллерт обнаружил, что толстяк Гораций смотрит на них удивленно.
"Знал бы ты, кто перед тобой" - едва не захохотал Геллерт, и они с Викторией зашагали мимо Слагхорна.
"А может, и догадывается. Может, увидел что-то знакомое в жестах, походке, движениях. По крайней мере, я бы узнал ее под любой личиной".
- Все-таки ревность - не только зло, моя Победа, - сказал он довольно громко, - порой мне кажется, что это великий двигатель, еще один дракон, которого надо убить, чтобы добраться до заветной башни, - прибавил он уже почти шепотом, на ушко.
Они продолжали смотреть на замок. Хогвартс и правда потрясал - величием и одновременно какой-то уютностью - во дворе замка сразу захотелось поиграть в снежки, валять дурака и веселиться - Дурмстранг ни к чему подобному, конечно, не располагал.
Башни, окна, часы - Геллерт с удовольствием бы зашел внутрь, если бы только...
"А на что тебе заклятие невидимости, болван?"
- Любовь моя, - шепнул он, - я бы так хотел увидеть те стены и коридоры, в которых ты росла и училась... Посидеть с тобой на подоконниках, где ты была, постоять на той, самой высокой, башне... Скажи, Победа, хватит ли нам дерзости на такое? - Геллерт улыбнулся широко, расправив во всю ширь плечи.
Она с вызовом вздернула подбородок.
- Почему нет? Если нас застанут, тем хуже для них!
И вот под чарами невидимости они отворили дверь, стали подниматься по лестнице. Пробежала стайка ребят - должно быть, третий курс спешил на урок. Проплыла белобрысая толстуха в очках, о чем-то толкуя с похожим на сверчка человеком.
- Наш профессор нумерологии, - шепнула Викки. - Женоненавистник и большой приятель Альбуса.
Геллерт едва успел хмыкнуть, как показался и сам Альбус. Он шел по коридору, похудевший и приобретший больше значительности в осанке, и что-то объяснял толстому мальчику лет одиннадцати и белокурой девочке постарше. Геллерт неприязненно дернулся: девочка была как две капли воды похожа на полоумную сестру Альбуса. "Интересно, ему не страшно? Видимо, нет". Они долго бродили по коридорам - Геллерт завороженно разглядывал статуи, гобелены, доспехи, с восторгом летал по лестницам, просил показать кабинеты, в которых проходили уроки и с трудом удерживал себя от сотворения небольших шалостей. Когда они добрались до седьмого этажа, Викки дернула его за рукав..
- Смотри-ка, пустой кабинет! Уж не тот ли самый...
- Какой? - крепче ухватил ее Геллерт за талию, и она хихикнула:
- Угадай! - и укусила его за ушко.
...У профессора Сполдинга не было урока, и он решил пройтись по коридору, заодно отловив парочку нарушителей порядка. Такие наверняка попадутся - ведь дети просто не могут прилично себя вести. И все же он и представить себе не мог, что можно дойти до такой степени наглости: проходя мимо одного из пустых кабинетов, он услышал характерные и совершенно не подобающие месту звуки. Рванул дверь на себя: точно, какой-то старшекурсник (со спины не узнать) повалил на парту девицу.
Сполдинг занес было трость, но парень вдруг обернулся. Профессору он был совершенно незнаком. Зато он сразу узнал девушку, выглянувшую из-за спины своего любовника:
- Мисс Уркварт? Что вы здесь делаете?!
- Да так, по школе соскучилась, - она опустила ресницы и улыбнулась, обвивая руками плечи парня и прижимаясь к нему всем телом. У Сполдинга так захватило дыхание, что он смог лишь выдавить из себя:
- А это... Это... Кто?
- Позвольте представиться, Геллерт Гриндевальд, - парень нагло ухмыльнулся, небрежно застегивая брюки. - Не слыхали? Ну так скоро услышите.
- Да нет, слыхал, точнее, читал, - Сполдинг, неожиданно почувствовав ледяное спокойствие, отступил в сторону. - Что ж, я знаю, что делать с бошами и с их....
- Ступефай! - воскликнула Виктория.
Одновременно с этим Гриндевальд бросил в него незнакомое заклинание, не дав Сполдингу защититься и выбив из рук палочку и заодно трость. Профессор рухнул, как подкошенный. Виктория поспешно схватила Геллерта за руку.
- Ничего ему не делай, прошу. Только сотри память.
- Я так и собирался, моя Победа, - обиделся юноша.
Стоя возле бесчувственного профессора, они еще раз поцеловались, неистово гладя и сжимая друг друга.
Покинув кабинет, Геллерт и Викки дошли до самой Астрономической башни, любуясь зимним видом.
- Как здесь прекрасно, любовь моя! - крикнул Геллерт, раскинув руки в стороны, - акцио метлы!
Не прошло и минуты, как две стремительных фигуры ринулись прочь из древнего замка, держась в полете за руки и беззаботно, дико и счастливо смеясь.