Глава 4. В стране чудес

Альбус сладко причмокнул губами и застонал. Синтия, его ночная подруга, почему-то тормошила за плечо, а ему страшно не хотелось выползать из-под одеяла, встречая холодную сырость осеннего утра.

— Иди сюда, — не разлепляя век, он попытался притянуть Синтию к себе, но она вывернулась.

— Просыпайся, говорят тебе. Тебя твой друг не допросится.

— Друг? — Альбус наконец продрал глаза.

— Ну да. Тот, черненький, косоглазый. Встрепанный такой, будто случилось чего.

Охнув, Альбус поспешно вскочил. Синтия кинула ему одежду. Он кое-как натянул штаны, едва накинул рубашку на плечи и выскочил в коридор.

Среди кричащей пошлости борделя Лэм выглядел полным недоразумением, но сейчас Альбусу было не до того. Друг в самом деле был встревожен — так кинулся к нему, что чуть не упал. Китти — девушка, которая, видно, вызвалась его проводить — хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

— Что стряслось? — негромко спросил Альбус, пока выскочившая за ним Синтия торопливо застегивала ему рубашку. Лэм грустно посмотрел на нее и обратился к другу.

— Профессор Кей прислал Финеасу записку. Часовщик проник в Хогвартс.

— Часовщик? — Синтия вскинула размалеванные брови. — Это что, бандит такой? Так авроров надо вызвать.

— Вызовем, — кивнул Альбус и хлопнул себя по лбу. – Ох, расплатиться… Там в комнате я кошелек забыл, возьми себе.

— А если там лишку? — деловито спросила Синтия, опершись на косяк так, чтобы выгоднее показать изгиб крутого бедра.

— Я тебе должен был, кажется.

— Все равно лишку. Он сегодня толстый у тебя, как судейское пузо.

— Ну, сыну конфет купи, — отмахнулся Альбус.

— Лучше орехов, — посоветовал Лэм. — И сухофруктов. После болезней нужны витамины.

— Не знаю, поправился ли бы паршивец мой, если бы не ваша с Алом микстура, — усмехнулась Синтия. Она проводила обоих до дверей, и Лэм на прощание поцеловал ей руку.

— И как это понимать? — раздался негромкий, но словно добела раскаленный голос Финеаса, как только Синтия скрылась за порогом. — Мало того, что муж моей сестры знает, как пройти в бордель, он еще и целует руку у непристойной женщины!

Лэм отупело посмотрел на него, явно не соображая, что же сделал не так. Альбус дал другу знак молчать.

— Приступим лучше сразу к делу, сэр, — хмуро обратился он к Брокльхерсту. — Лэмми сказал мне, что вы получили записку от профессора Кея… Думаю, с весьма странным содержанием.

— Откровенно говоря, да, — Финеас криво усмехнулся. — И странным способом: она словно бы сама собой появилась у меня на столе, когда я наливал себе кофе. Кстати, о кофе: думаю, вы будете не против позавтракать? Могу предложить омлет и остатки шарлотки.

Дважды предлагать перекусить Альбусу никогда не приходилось.

Клеменси была на дежурстве, что до Финеаса, недавно он потерял работу и пытался, как шутил, „примерить роль эконома“. В квартире Брокльхерстов, уплетая омлет и шарлотку, Альбус изучил и письмо — довольно разрозненное. Собственно, оно не представляло из себя цельного текста: коротенькая записка была приколота к нескольким листам, явно вырванным из блокнота. Альбус вспомнил, что когда-то видел у Кея такой.

Записка, спешно нацарапанная на клочке пергамента, состояла всего из нескольких срок: „Я понимаю, что написанное ниже может показаться безумием. Но я пока еще с ума не сошел и убедительно прошу вашей помощи. В Хогвартсе творится нечто необъяснимое. С. Кей“.

Альбус стал просматривать другие листы — оборванные, кое-где хранившие жирные следы, где-то закапанные кофе и вареньем: Кей не был слишком аккуратен.

»* Второе сентября. Пивз пошутил неудачно: портрет Варнаввы Вздрюченного перелетел в кабинет директора. У Полной Дамы выросли усы. Орел на двери в башне Рейвенкло кричит то петухом, то кукушкой. Славное начало учебного года.

* Пятое сентября. Завхоз напился: доспехи пустились в пляс, а потом рухнули и задавили его мастиффа…“

(„Бедняга Джим!“ — вздохнул Альбус про себя).

«Грозится найти учеников, которые заколдовали доспехи, и засечь до смерти. Я все же думаю, что это Пивз. Непохоже на магию человека: не могу выразить, чем, но что-то не то.

* Девятое сентября. Портреты бывших директоров с утра поют пьяными голосами какую-то абракадабру. Директор грозится дать заколдовавшему их ученику сто розог в Большом зале с последующим исключением. Чувствую, ляжет под розги какой-то безвинный бедняга. Попросил призраков поискать Пивза: пропал, словно наконец провалился в потусторонний мир.

* Десятое сентября. КТО ТРОГАЛ МОЙ УЧЕБНИК НУМЕРОЛОГИИ? Убью Пивза! (Если найду). Все слова сменились вопросительными знаками. Хотя… Это уже баловство не в стиле полтергейста. Да и портреты с доспехами он раньше не заколдовывал. А умеет ли он вообще колдовать? Но если не он — то кто?

* Двенадцатое сентября. Розье пожаловался, что его рецепт зелий на доске превратился в рисунок женской ноги. Я смеялся, пока на уроке не обнаружил, что пишу грузинской вязью. Так, теперь доски. Что дальше? (И это точно не Пивз, он исчез бесследно).

* Четырнадцатое сентября. КТО ИСПИСАЛ ЗНАКАМИ ВОПРОСА БОЛЬШОЙ ЗАЛ? Я испугался, как первокурсница-хаффлпаффка. Никогда не думал, что многочисленные знаки вопроса могут выглядеть столь пугающе и мерзко.

* Девятнадцатое сентября. Странно. Саид Раджан, очень пунктуальный мальчик, вдруг прогулял все уроки. Утверждает, что вышел из спальни, шел по коридору, но когда пришел в Большой зал, оказалось, что уже вечер. Назначили сорок розог. Мне это не нравится. Вчера я провожал до гостиной Хаффлпаффа пару первокурсниц, которые неведомо как оказались рядом с моими комнатами. Они говорили, что уже видели бочки у входа — и наткнулись на мою дверь. Я тогда подумал, что девочки заблудились. А теперь вот Раджан…

* Двадцатое сентября. Застал в трофейном зале двух идиотов, пускавших заклятия по часам. Стрелки часов крутились в разные стороны. Мерзкое зрелище. У идиотов глаза были тоже в разные стороны. А еще рейвенкловцы! С удовольствием назначил им розги. И все же не могу забыть эти часы. Надо же, и не думал, что после дементоров и Каира мне может быть страшно.
Ха-ха. Идиоты не дошли до завхоза. Шли-шли — не дошли. Пожаловался директору, тот добавил им за трусость. Накажут завтра.

* Двадцать первое сентября. После того, как идиоты все же дошли до завхоза, он стоит на голове. В буквальном смысле. Уже час его не могут перевернуть. Вызываем бригаду из Мунго. Идиоты балуются в одном из классов. Судя по звукам, танцуют на стульях шотладнскую джигу. Мы почему-то не можем к ним войти.

* Двадцать второе сентября. Идиоты вышли сами. Заставляют скакать наподобие лошадей столы в Большом зале. Чудом обошлось без жертв. Пробовали схватить — отбрасывают нас щелчком пальцев. В глаза им лучше не смотреть. Это не сумасшедшие, не морфинисты — у них в глазах небытие. Мы вызвали двух авроров. Те погнались за идиотами и исчезли — как будто растворились в воздухе. У директора нервный срыв. Целителя вызвать боимся — вдруг тоже исчезнет. Миссис Шанпайк переживает, что из-за „изгибов“ времени не сможет дойти до больных. Мы все чего-то ждем.

* Двадцать шестое сентября. Кажется, все начинает успокаиваться. Больше никаких происшествий. Ученики все еще возбужденные. Идиоты пропали без следа. Что же будет дальше?

* Двадцать восьмое сентября. Все по-прежнему спокойно. Все радуются, а у меня почему-то не выходит — нехорошее предчувствие.

* Тридцатое сентября. Это случилось со мной. Шел через холл на третьем этаже. Прохожу через дверь — передо мной снова тот же холл! Прохожу еще раз — та же история! Портреты какие-то странные: несут полную абракадабру, слова вперемешку. Сел, просидел так неизвестно сколько — проход освободился. Вечером объявили совещание, но все пришли в разные кабинеты. Разве бывает, что целый замок разом сходит с ума? Консультировался с Галатеей, не походит ли это на темную магию. Она отвечает, что нет — это вообще ни на что не походит.

* Первое октября. Как и боялся, случилось. Утром вбегают хаффлпаффцы с урока трансфигурации, насмерть перепуганные. С трудом добился от них внятного рассказа. Когда они вошли в класс, на столе непонятным образом оказалась деревянная шкатулка. Из нее вылез какой-то чудной волшебник — седой, растрепанный, оборванный — и начал вести урок вместо Колдфиша. Они как завороженные смотрели на него, ничего не запомнили, но многих затошнило. Через полчаса вошел Колдфиш (видимо, тоже попал во временную петлю). Начал кричать на неизвестного, попытался его оглушить, но заклинание сработало странно: отразилось в самого Колдфиша и выкинуло его в окно.

Вышел во двор — профессор висел на шпиле башни. Пока во дворе собралась вся школа и решала, как его спасти, он неожиданно сам собой взлетел и повис в воздухе. Затем появился тот самый, неизвестный — летал рядом (без всякой метлы!); длинный, правда седой и растрепанный, в пенсне, коричневом заплатанном костюме, похож на бродягу. Дальнейший разговор, я, должно быть, запомнил на всю жизнь — так он отпечатался в моем мозгу. Довольно странно, однако, что я (как и все, кто выбежал во двор) вообще его слышал: Колдфиш и тот, другой были довольно далеко.

Вот этот самый кричит Колдфишу, размахивая в воздухе руками, скрипучим, ни на что не похожим голосом:

— Что же вы, дорогой профессор, не летаете, как птица? Коль уж вы ученый, вам никак невозможно не знать, как летают птицы — стало быть, вам обязательно делать это лучше их!

— Что за чепуха! — орал Колдфиш. — Отпустите меня! Кто вы такой!

— А кто вы такой? — хихикая, спросил неизвестный.

— Что значит, кто я? Я — профессор Колдфиш, преподаватель трансфигурации и декан Рейвенкло!

Этот ответ вызвал приступ безумного хохота у его оппонента.

— А что значит трансфигурация, о декан профессора?

— Рейвенкло! Трансфигурация — это процесс преобразования… — Колдфиш, кажется, сам забыл о своем положении (настолько въелась привычка преподавания), —, но незнакомец его перебил.

— Преобразования слов в оценки? Ботинок в сонеты? Чувства совести в пианино?

— Нет, черт побери! — закричал Колдфиш. — Так это не работает!

— А почему? — невинно спросил лохматый старик.

— Потому что! Есть законы…

— Ха-ха-ха! Чепуха, чепуха, чепуха! Я вам говорю — нет никаких законов. Тридцать три тысячи тридцать тысяч раз вы видели, что стоит вам сказать два слова, как чашка менялась на мышку. Кто вам, тупоголовому, сказал, что это закон?

— Потому что это так! — Колдфиш вышел из себя, побагровев, — потому что это закон! Научный факт! Это проверено экспериментально! Это…

— Это не закон, это форменное чудо! — ответил незнакомец, зависнув в воздухе и воздев к небу длинный палец.

— Не бывает никаких чудес! — завизжал Колдфиш.

— Тогда почему вы еще не упали?

— Потому что меня держите вы, негодяй! Сделайте уже с ним что-нибудь! — это он, кажется, нам. Опомнившись, мы со Сполдингом, Блэком и Галетеей попытались оглушить неизвестного, но наши красные лучи отскочили от него, превратившись в синие, и запрыгали по земле.

— В мире нет никаких законов, болваны! — крикнул нам незнакомец. — Как нет и времени! Откуда вам, идиоту, знать, что вы еще живы? Может, это лишь ваше последнее воспоминание?

— Отпустите меня немедленно! — Колдфиш махал палочкой, очевидно, пытаясь что-то сделать, но все так же, без результата.

— Я загадаю болвану загадку, — протянул неизвестный, — и эта загадка будет очень-очень простой. Что находится в кармане у нищего, который сжег свой плащ?

— Ничего, идиот вы! У него нет плаща, он его сжег!

— Неправильно, болван! Вы зря не слушали объяснений! — проговорил неизвестный, в точности скопировав манеру самого Колдфиша.

— Хватит молоть чепуху! Вы нарушаете закон, врываетесь в закрытую школу, используете магию против…

— Что-что? — переспросил неизвестный. — Магию? Я не знаю ни о какой магии! Если я почесал нос, это ведь тоже магия, не так ли?

— Нет, черт побери! Это…

— Кажется, вы, любезнейший, отказываетесь верить, что живы в каждый момент лишь по чудесному стечению обстоятельств — хотя только чудо и фантазия держат вас сейчас в воздухе. Вы же предпочитаете, как я вижу, факты, рациональную науку и точные, выверенные и признанные законы. Что ж, один из них гласит, что ускорение свободного падения составляет девять целых восемь десятых метров на секунду в квадрате — раз вам это столь близко, да будет так!

После этих слов Колдфиш полетел вниз. Я успел прокричать Аресто Моментум, но падение не замедлилось — и профессор упал оземь, несомненно, разбившись.

Директор выпустил в злоумышленника зеленый луч, но в следующую секунду мы заметили, что тот уже стоял на земле, озадаченно разглядывая что-то под ногами.

Тем временем я подбежал к Колдфишу. По земле растеклась кровь, но тела не было! Потом произошло невероятное — пустой костюм Колдфиша сам собой поднялся и встал на землю, погрозив ученикам рукавом. Те уже давно визжали от испуга.

Нелепый чудак же продолжал:

— Я объявляю этот замок территорией страны Муранбергии!

— Но такой страны нет! — возразил ему (кажется, машинально) Сполдинг.

— Какая разница?! — вскричал неизвестный. - Вас, может быть, тоже нет, — так разве это вам мешает молоть чепуху?

Тот не решился отвечать.

— Теперь я передаю полномочия директора многоуважаемому Костюму! Я же отныне стану бессменным служителем Библиотеки. Желающие получить экземпляр книги на руки должны предварительно отдать мне руки, чтобы я убедился, что у вас их нет, после чего, спиной вперед войдя в библиотеку, в знак приветствия три раза громко чихнуть!

С этими словами он словно бы всосался в землю, а оживший костюм заговорил тонким, высоким голосом:

— Всем собраться в ноль ноль часов в Большом зале! Часы можете выбрать любые! — после чего, выпрямившись, прошествовал внутрь замка. Оставшиеся попытались вывести учеников с территории школы, но странно — мы так и не нашли ворот! Плутали несколько часов в окрестностях, а они все никак не кончались. Пришлось всем вернуться в замок. Теперь сижу, пишу это, и чувствую, как ужас заполняет все тело, до кончиков волос. Что же это за… существо? Почему оно такое могущественное? Это все и правда не похоже на магию — ни на что из того, о чем я слышал. И чего он хочет? Боюсь, если просто „повеселиться“, мы погибнем, как Колдфиш, один за другим. Нам, учителям и старостам, надо посоветоваться.

…Только что заметил, что на часах без десяти полночь, хотя я сел в пять. Кажется, надо идти в Большой Зал?»

Альбус еще раз поглядел на дату последней записи. Первое октября —, а сегодня шестое. Стало быть, во власти Часовщика школа уже почти неделю.

— Я воспользуюсь вашим камином, — спешно сказал он Финеасу и бросил щепотку пороха. Хозяин не решался возражать. Лэм следил, затаив дыхание, и вдруг подскочил, вцепившись в рукав.

— Погоди. Я с тобой. Я должен с ним, — он сглотнул, — сразиться.

— Айла нас убьет, — закатил глаза Фиенас. — И вообще, вы уверены, что надо идти самим, а не привлечь авроров?

— Авроры там уже были, — коротко бросил Альбус и обратился к Лэму. — Ты знаешь, он мучил мою сестру, из-за него погибла моя мать. Кто бы он ни был, этот человек мой.

— Да я не спорю, — взмолился Лэм, —, но позволь идти с тобой вместе!

— Прости, нет, — Альбус покачал головой и на всякий случай выпустил в друга Инкарцеро. — Присмотрите за ним, — кивнул он Финеасу и наконец обернулся к камину. — Учительская Хогвартса!

Полет вышел необычным: его колотило о стены и непостижимым образом переворачивало в узкой трубе, так что пару раз он едва сдерживал тошноту. Наконец его буквально вышвырнуло на каменный пол. Раздались удивленные возгласы.

— Бродяга фокусничает снова? — дрожащим голосом спросила сильно осунувшаяся Галатея Меррифот.

— Дамблдор, вы? – Кей, весь шафранно-желтый, с горящими лихорадкой глазами, подскочил и подал руку, помогая встать. — Однако это на самом деле очень странно. Я думал, записка попадет к тому, о ком я вспоминаю меньше всего.

— Она попала к Финеасу, — Альбус призадумался. — А почему вы посчитали, что…

— Потому что мы отправляли письма любыми способами, — вздохнул Кей. — Мы выпускали сов, бросали записки в камин, даже просто выбрасывали на ветер в окна и двери. Совы не могли вылететь из замка, из камина сыпались ворохи пустых конвертов, а выброшенное на ветер придувало снова к нам в руки. То, что получили вы, я носил зашитым в носовой платок, в потайном кармане мантии и каждые полчаса проверял, не украли ли его. И вуаля — письмо исчезло!

— Мистер Дамблдор может подумать, что вы сошли с ума, — вздохнула Меррифот. Только сейчас Альбус заметил, что в учительской, кроме этих двоих, никого больше не было.

— А где все? — машинально спросил он. Кей невесело рассмеялся.

— Не выдержали, друг мой. Сполдинг заперся со Спэрроу, пьет с ним. Директор заперся у себя, и боюсь, если мы выйдем отсюда, его придется перед с рук на руки целителям. Остальные стараются не выходить из своих комнат.

— Ученики совсем заброшены, — грустно добавила Меррифот. — Простите, мистер Дамблдор, мы не предлагаем вам чай. Мы не уверены, что это чай.

— Мэм, я был бы рад, если бы вы мне рассказали все подробнее, — Альбус почувствовал нетерпение и беспокойство: ему казалось, что оба учителя сами не замечают, как теряют счет времени. Кей махнул рукой:

— Лучше я. В моих записках, я полагаю, вы дошли до момента гибели профессора Колдфиша и назначения директором его костюма? Так вот, Костюм стал появляться, когда достаточно большая группа умудрялась собраться в Большом зале — при нынешних фокусах со временем это не так просто — и нести околесицу. К примеру, что приступать к обеду можно, только трижды подпрыгнув на левой ноге лицом на север.

— А те, кто ослушается, будут превращены в селедку. Говорящую, — добавила Меррифот устало.

— Мисс Фортескью в самом деле превратилась в говорящую селедку, и никто не может ее расколдовать. Ученики ведут уроки, а мы сидим за партами, и учебники нам велят читать задом наперед. За хорошие оценки наказывают, — Кей протянул руки, показав синяки на тыльных сторонах ладоней. — Метлы только увеличивают пыль, огонь замораживает воду, из-за стола мы встаем голоднее, чем садились, ночью мы бодрее, чем днем, чай по вкусу напоминает манную кашу, а солонина — пирог с патокой.

— А Часовщик? — прервал его Альбус. — Он остается в школе?

— Часовщик — то есть бродяга? А как же! Соорудил себе трон из клоунских париков, носов и масок — и где нашел столько? Хихикает и отсылает всех к профессору Костюму.

Альбус сосредоточенно думал пару минут, потом решительно поднялся.

— Тогда мы идем в Зал, — объявил он.

— Но сейчас же не собрание… — возразила было профессор Меррифот, но Альбус оборвал ее:

— Я думал, что понятия „сейчас“ в этом замке больше нет, не так ли? Да и Костюм сказал - часы выбирать любые.

Преподаватели переглянулись, словно пристыженные его словами.

Альбус открыл дверь и вышел наружу. Хогвартс изменился — на первый взгляд, незаметно, и в то же время — до неузнаваемости. Все было прежним — и все было не так. Он остановился, вглядевшись в портрет — и не успел зафиксировать взгляд, как оказалось, что портрета и не было, а вместо него стоит дверь. Он подошел к двери, не обращая внимания на протесты Кея и Меррифот, открыл ее и увидел коридор — тот самый, который должен быть на седьмом этаже. Альбус закрыл дверь и открыл снова — на этот раз перед ним была лишь стена. Он закрыл глаза, отгоняя неправильные объяснения. Иллюзия, морок? Нет, нет! Он шестым чувством ощущал — они не были под влиянием иллюзии, наведенной кем-либо, изменялся сам мир. Но почему? Что говорил Часовщик? Что нет законов, есть совпадения? Так, так! Альбус чувствовал, что вслепую идет по верному следу. Закрыв глаза и уши, он думал — почему, почему все меняется? Реальность условна? Близко, но не то! Можно изменять привычные вещи, если залезть на уровень „между“ слоями реальности, „между“ законами природы? Да, да, это оно — верно, но пока все еще не понятно до конца! Везде знаки вопроса, время и пространство нарушены…

Вспыхнула догадка. Альбус сложил руку в кулак и показал себе палец. Потом отогнул еще два. Пальцев перед ним оказалось четыре. Он достал палочку и вызвал огненный шар — тот ударил в гобелен, и гобелен разорвало, как будто его ударили ножом.

Страшная догадка пронзила Альбуса, и он сосредоточил внимание на стене замка. Магически увеличил зрение — и предположение подтвердилось. В стене проглянула тоненькая трещина, чернота которой была чернее всего, что он видел. Кажется, Часовщик, приводя в хаотизацию Хогвартс, начал с искажения более простых вещей — а теперь нарушаются базовые, первичные законы. Если он не решит проблему сейчас — все просто распадется и… что же с со всем тогда будет? Оно…оно…

„Перестанет быть“ — проговорил в его голове мертвенно-спокойный голос, от которого животный, дикий ужас пронзил все его существо.

— Скорее, в Большой Зал! — гаркнул Альбус, и Кей с Мэррифот, слегка подпрыгнув, нырнули за угол. Альбус поспешил за ними. Не зная, придет ли он туда, куда нужно, Альбус до боли сжал кисти, сосредоточившись на одной мысли, обращенной к самому замку.

„Помоги мне. Помоги мне, пожалуйста! Ты гибнешь, я знаю! Дай мне помочь тебе, я знаю, нет, чувствую, что надо делать! Помоги мне, ты еще в силах помочь! Укажи правильный путь!“

Вокруг словно что-то изменилось. Кажется, древние стены сделали титаническое, невидимое усилие — чтобы помочь тому, кто спасает умирающий замок. Альбус крикнул „идите за мной!“ — и профессора, не задавая вопросов, подчинились. Он почти бежал, ныряя из коридора в коридор — все было совсем не так, как было в нормальном Хогвартсе, но он знал, что школа делает все, чтобы вывести его по нужному пути — у нее еще есть на это крохи сил.

Наконец, после очередного поворота они уперлись в дверь Большого Зала. Войдя, Альбус ощутил невероятно тягостное чувство — словно оказался в месте без воздуха, воздуха, которым, видимо, дышит его душа.

Все было усеяно атрибутами праздника и клоунады — и маски, растянутые в омерзительно-веселых улыбках, вызывали пронзительный ужас. Костюм и правда сидел за директорским столом, дирижируя оркестром жуткой какофонии. Дождь на небе падал вверх, и за столами пировали ученики — некоторые жрали в таких объемах, что стали толще бегемотов — в буквальном смысле — еда все появлялась и появлялась, и невероятные пасти глотали целые бараньи ножки. Какая-то девочка поворачивалась к другой, произнося непонятную фразу — и затем возвращалась в то же положение — поворачивалась снова, и снова повторяла фразу — и так длилось еще, и еще, и еще.

Кто-то, кажется, вообще застыл в неподвижности. Во главах столов стояли несколько учеников в клоунских масках, читая перевернутые книги. Один из них обратился к Кею:

— Йатич юиголоремун зеб акинбечу. Йавызакссар от отч ен Ьшеанз!

Альбус огляделся, ища взглядом Часовщика. Странно, как он не заметил того сразу — в углу учительского стола, на троне из реквизита. Неужели это тот, кто мучил его сестру и Лэма? Тот, из-за кого столько бед и несчастий? Альбус выпустил из палочки огненный хлыст, закрутившийся вокруг Часовщика, но тот еще на подлете превратился в ленту серпантина. Альбус бросил ударным проклятием, но оно почему-то ударило в стену, куда он вовсе не целился. Он опустил палочку — и правда, бессмысленно.

Часовщик захихикал скрипучим голосом, задрав нелепо длинные ноги.

— Неужели в этом месте нашелся единственный человек, который хотя бы приблизился к пониманию того, чего нельзя понять?

— Допустим! А теперь говори, кто ты и откуда!

— Я? Я — эльф из музыкальной шкатулки, а теперь еще и библиотекарь! У меня уникальные книги — в них ничего нет!

— Зачем тебе это все, Часовщик? Ответь, зачем?

Часовщик на секунду широко открыл глаза, когда Альбус обратился к нему по прозвищу, но тут же решительно возразил:

— Вопросы с первого по сорок восьмой отвечаются директором Костюмом! — и отвернулся.

Альбус невольно повернулся к Костюму, и какофония затихла — зал утонул в небывалом, зловещем молчании.

— Ты хочешь все убрать? — спросил костюм высоким, звонким басом (Альбус сам не понял, какой это был голос, но в голове мелькнула именно эта мысль). — Но погоди, гости еще не отобедали! Где наш стюарт?

Костюм щелкнул невидимыми пальцами, и из ниоткуда на пол шлепнулся директор Блэк, одетый в цветные кальсоны.

— Обед! — гаркнул Костюм громовым голосом, и Блэк, перебирая ногами, стал кидать одну за другой тарелки на стол, при этом громко голося песенку:

Three little kittens,

They lost their mittens,

And they began to cry,

„Oh, mother dear,

We sadly fear

Our mittens we have lost.“

„What! Lost your mittens,

You naughty kittens!

Then you shall have no pie.“

„Mee-ow, mee-ow, mee-ow, mee-ow.“

Голос его вопил что было сил, как на пьяном застолье, но вот на лице, кажется, запечатлелась настоящая мука — и едва ли не слезная мольба. На последнем блюде была большая селедка, хлопающая ртом и вопившая голосом профессора Фортескью:

— Помогите! Кто-нибудь! Меня же съедят! Меня сейчас съедят! Я не хочу, пожалуйста, за что?!

Альбус выкрикнул:

— Прекратите это! Я сделаю, что вам надо, только перестаньте их мучить! Освободите Хогвартс!

Блэк перестал петь — и выглядел теперь похожим на узника Азкабана после двадцати лет заточения.

Костюм прокашлялся, и Часовщик снова захихикал.

— Был здесь один приспешник науки и разума, так вот ему была задана простейшая загадка. Отгадаешь ее — и вам вернут ваше. Не отгадаешь — будешь вторым директором!

Альбус кивнул, напрягшись всеми мускулами — и нервы сжались в один комок. По лбу ползла капля пота.

Костюм же произнес:

— Загадка для детей: что лежит в кармане нищего, сжегшего свой плащ?

Внутри все обожгло — и десятой, сотой доли этого напряжения он не чувствовал на самом сложном экзамене. „Дырка? Ничего? Нет, не то. Дырка есть, когда есть сам плащ. Что-то в кармане брюк? Ведь не сказано, в каком?“ Это было логично, но внутренний голос кричал, что все слишком просто, что ответ неверен. „Думай, думай, думай! — кричал он мысленно в гробовой тишине. — Где ответ? Где принцип? На чем здесь все выстроено? Что он говорил?“

В мозгу словно огненными буквами вспыхнули слова Часовщика.

"- В мире нет никаких законов, болваны! — крикнул нам незнакомец, — как нет и времени! Откуда вам, идиоту, знать, что вы еще живы? Может, это лишь ваше последнее воспоминание?“

Эврика! Вот оно! Вот он, ключ! Часовщик играл с ними, давал загадки и ключи к ним! Кей отгадал загадку про послание, теперь моя очередь! Ну конечно! Иллюзия времени, прохождения момента от и до!

— Несколько шиллингов на выпивку! — выпалил Альбус радостно и торжественно. — Ведь никто не сказал, когда сгорел плащ, и сгорел ли вообще! Может, он только еще сгорит, или не сгорел к моменту загадки? А если нищего и плаща нет на свете, так как это лишь загадка, то как к ним может относиться понятие КОГДА? А сгореть плащ может лишь когда-то, иначе не было бы плаща у бродяги! Значит, в нем могли быть и шиллинги!

Часовщик хлопнул в ладоши — словно лопнула струна. Все перевернулось вверх дном и встало обратно на ноги. Безжизненно упал на кресло пустой костюм, исчезли жуткие маски. Ученики бессильно лежали на столах, профессор Фортескью открывала и закрывала рот, трясясь в беззвучной истерике. Длинная, нескладная фигура Часовщика встала из-за стола и пошла навстречу. Он проговорил:

— Детская загадка за один замок — вот ведь были условия! Но ты еще найдешь меня, я знаю! — и с этими словами он словно втянулся в собственный карман. На пол упала ореховая шкатулка, разбившись при падении. Из нее вылетела бумажка.

Меррифот, едва ступая, подошла к Фортексью, от нее — к одному из учеников, а от него — к директору, который, обхватив колени, плакал навзрыд, как ребенок. Она потерянно озиралась, не зная, кому помочь первому. Кей тем временем выглянул в окно:

— Дамблдор, вы посмотрите-ка… Ваши друзья, кажется, оказались разумнее, чем вы сами, и вызвали подмогу! Правда, не учли, что никто не сможет войти в замок, пока он заколдован.

— Откройте им, — Альбус развернул записку, ожидая увидеть цепь вопросительных знаков или других странных закорючек. Нет, там все-таки были слова. „Когда не знаешь, где искать, ищи, где знаешь. Когда не знаешь, что искать — ищи все сразу!“

— Интересно, — пробормотал Альбус и наколдовал стакан воды для одной из девочек, которая попросила пить.

Они с профессором Меррифот успели уже привести в чувство нескольких человек, когда в зал ввалилась целая толпа, состоявшая в основном из авроров и целителей. Впереди бежали все вместе друзья Альбуса: Финеас сразу отделился, бросившись к отцу, но Лэм тут же схватил Альбуса за руки.

- Ты цел? Ты видел его? Он ничего тебе не сделал?

— Он ушел, — кивнул Альубс. — Загадал мне загадку, я отгадал, и он ушел.

— Загадку? Какую? Как ты ответил?

— Тут вообще ситуация любопытная. Потом объясню…

— И заодно нам объяснишь, почему ты рисковал жизнью! — прорезал странную тишину, еще висевшую в зале, звонкий голос Виктории. Она стояла между Клеменси и Айлой, красная от злости, играя пальцами по локтям. Он почувствовал себя провинившимся маленьким мальчиком.

— Ну… Видишь ли, медлить было нельзя… — Альбус боязливо оглянулся на завхоза: тот сидел с мутными глазами, потирая левую сторону груди. — Э-э, девочки… Вы занялись бы пострадавшими…

— Сейчас ты сам станешь пострадавшим! — взвизгнула Викки, кидаясь вперед, но Айла удержала ее за локти.

— Перестань. Мы условились объявить ему бойкот на неделю, а не бить. Пойдем, займемся делом.

Они отошли, а Клеменси скрылась еще раньше: Финеас, отыскавший среди школьников свою сестру и самого младшего из братьев, попросил ее помочь. Учеников и учителей укладывали на спешно наколдованные носилки. Авроры выкрикивали заклинания, отскакивавшие от стен. Альбус поманил профессора Кея:

- Может, скажете, что в замке уже нет опасности? А то как бы они не навредили.

— Они свою работу знают, — засмеялся Кей. — Да и проверить замок на предмет темной магии все же не мешало бы.

Последним из друзей к Альбусу подошел Элфиас.

— Ну и какого дракла ты полез в самое пекло? — он посмотрел исподлобья, став страшно похож на Аберфорта. — Кто тебе тут так дорог, что ты ради него рискуешь своей шеей?

Альбус понял, что понятия не имеет, что на это ответить.

— Но… разве я мог не пойти? — наконец выдавил он, отведя глаза.

Элфиас вдруг рассмеялся и хлопнул его по плечу, а Лэмми обнял.

— Девочки просто для виду сердятся, — объяснил он. — Они очень за тебя испугались. Финеас стал вызывать всех подряд, и их тоже вызвал.

***

О дальнейших событиях Альбус узнавал в основном от профессора Кея — и иногда от друзей.

Директор Блэк провел в больнице св. Мунго неделю. Финеас сначала не отходил от постели отца, но после в палату явился Сириус и выгнал брата. Вышла безобразная сцена, Финеас расхворался от огорчения — слег с температурой на несколько дней.

Примерно столько же были под наблюдением целителей и остальные пострадавшие, кроме некоторых: к примеру, Элеонору Фортескью поместили в палату для умалишенных — потрясение сказалось на ней слишком тяжело. Остались в Мунго и ученики, палившие заклинаниями по часам. Кое-кого — в частности, Спэрроу и Сполдинга — пришлось выводить из запоя.

Ученикам изменили память, внушив, что в школе была вспышка драконьей оспы, и отправили по домам. Хогвартс официально был закрыт на карантин до января следующего года, так что авроры теперь могли беспрепятственно обследовать замок, а Попечительский совет — подумать над тем, что произошло, и предпринять меры, чтобы этого больше не повторялось.

Что до авроров, скажем сразу, что труд их оказался почти безрезультатен. Они, правда, нашли Пивза, связали заклинаниями и попытались допросить, но полтергейст в ужасе заголосил:

— Нет! Нет! Пивзу нельзя, нельзя, нельзя о нем говорить! Нет-нет-нет! Нельзя, нельзя, нельзя о нем!!!

Так он вопил, пока не отпустили. Сошлись на том, что в школу был пронесен артефакт, заколдованный с помощью мощнейшей темной магии, пока не изученной. Увы, привлечь к ответственности студента, который имел глупость притащить шкатулку в школу, оказалось невозможно: он был полностью невменяем. Сошлись на том, что директор со следующего семестра установит комендантский час, посещение Хогсмида только под контролем учителей, обязательный обыск комнат учеников и их личный досмотр по возвращении с прогулки.

Самое же неожиданное случилось в середине ноября. Рано утром, когда Альбус, оторвавшись от пробирок с реактивами на драконьей крови, собирался лечь спать, в дверь позвонили. На пороге, почему-то сияя, как новенькая монетка, стоял профессор Кей.

— Ни за что не догадаетесь, Дамблдор, какую новость я вам принес, — он потер руки. — Ну-ка, поди, вы уже забыли, что значит — иметь приличную крышу над головой и регулярно, хорошо питаться? Может, включите свою чудесную логику и сами догадаетесь, о чем я говорю?

— Простите, но моя логика ушла спать, — зевнул Альбус, опершись на косяк.

- Жаль, — вздохнул Кей. — Потому что Попечительский совет как раз хочет предложить вам место преподавателя трансфигурации в Хогвартсе.

Альбус продрал глаза.

— Преподавателя? Мне? Да я же из борделей не вылезаю! — он фыркнул: несмотря на усталость, стало смешно.

— Вот и вылезете, — невозмутимо ответил Кей. — Правда, предварительно вам надо будет явиться на допрос в Министерство. В обстановке секретности — потому-то я и знаю — прибыла международная комиссия из Организации по борьбе с темной магией. Хотят вас подробно допросить и, возможно, заставят принести Непреложный обет о неразглашении. Блэк, конечно, сопротивлялся вашему назначению, но на него надавили со всех сторон: и учителя, и Попечительский совет, и даже кое-кто в аврорате — у них тоже есть дети… Словом, помните, я предсказывал, что мы еще выпьем кофе, как коллеги? Беру ставку профессора прорицаний!