Глава 18.

- Ты, может, пойдешь спать? – тихо спросила Роза, легонько прикасаясь кончиками ледяных пальцев к светлым кудрям слизеринца.
Скорпиус вздрогнул. Он понимал, что движение было скорее автоматическим и невольным, но едва ощутимая интимность застала юношу врасплох.
Он поднял на подругу глаза и застыл – на лбу Роуз блестели капельки пота, у нее явно был жар, а она даже не думала спать, что наверняка ускорило бы течение болезни.
- Вот как ты уснешь, так я и уйду, - почему-то хрипло ответил Скорп и отвел глаза.
Его немного смущала возникшая с момента обморока Розы близость. Несмотря на то, что на девушке была надета эта нелепая пушистая шуба, все равно его пальцы чувствовали каждый изгиб ее тела, каждую выпуклость.
- Мадам Помфри сейчас тебя выгонит, - хмыкнула Роза и устало прикрыла глаза. По ее телу пробежала мелкая судорога, видимо снова начался озноб. Ее руки тяжело приподнялись, чтобы подтянуть одеяло, но Скорп перехватил тонкую ткань и помог подруге.
- А вот это вряд ли, - стараясь отвлечь Розу от ее состояния, проговорил он и улыбнулся, - после выздоровления Лили она во мне души не чает.
- Ну вот, - вздохнула когтевранка, - мне, значит, простуда, а тебе все лавры и почести.
- Да уж, кому что…
Снова повисла пульсирующая тишина.
Малфой чувствовал, как с каждой волной судорог, пальцы Роуз крепко сжимали его ладонь, все еще держащую одеяло, будто девушка боялась отпускать его.
- Послушай… - Голос Уизли был таким хриплым, что он едва узнавал его. – Я, конечно, все понимаю, ты из Дурмстранга, такой весь из себя умный… Но почему именно я?..
Скорпиус напрягся. Он прекрасно понял, что она имела в виду. И как бы он ни хотел не затрагивать эту тему, говорить им все равно придется. Но…
- Ты о чем?
- Я бы дала тебе по морде, если б не болезнь, ты ведь понимаешь? - хмыкнула Роза и отвернулась.
- Ну, по морде – вряд ли…
- Опять «вряд ли»? – вскинулась она. – Ты следил за мной, - голос превратился в шипение, - ты стоял за моей спиной, ты заходил в мою комнату… А теперь ты спокойно сидишь тут…
- Я могу уйти.
Скорпиус почувствовал, как его аристократическая гордость дала о себе знать – в горле образовался тугой комок. Слова вырвались резкими, холодными, как пощечина. Роза вскинула голову, давая понять всем своим видом, насколько она права – глаза горели, на щеках, вместо лихорадочного румянца побледнела кожа.
- Тогда иди… - только и нашлась она.
Малфой прищурился. Он видел, как ее пальцы сжали простынь. Он видел, как с ее губ вот-вот должны были сорваться какие-то слова. Но она отвернулась .
И что-то щелкнуло. Настолько громко, что Скорпиус вздрогнул. Щелкнуло не где-то, а внутри его головы, в мозгу, в мыслях. В сознании, которое было неотделимо от души. Эта странная девчонка, дочь неприятелей его семьи, дочь тех, кто буквально разорил его семью, казалась такой ранимой и такой милой, что в этот миг роднее ее у Скорпа никого не было. И почему-то мысль о том, что уже не будет, повторялась вновь и вновь. Малфою даже казалось, что он произнес это вслух.
Слизеринец снова сел на стул и взял холодную ладошку Розы. Девушка удивленно посмотрела на него, но промолчала, продолжая хранить рассерженное выражение в глазах.
- Кроме тебя в Хогвартсе с самого начала я никого не знал. Это уже потом появились Льюис и Лара, но мыслями я всегда возвращался к тому дню на Лазурном берегу, так у меня получалось привыкнуть ко всему новому. Ты не представляешь, как мне было тяжело отправляться из привычного мира в Дурмстранг, а потом, спустя много лет, когда я смог там чего-то достичь, меня резко вырвали и снова заставили поменять обстановку.
Роза перестала злиться, это было видно по ее глазам. Теперь она внимательно вглядывалась в лицо Скорпиуса. Пальцы из его руки она не вынула. Судя по тому, как они согревались, можно было понять – жар спадает.
Скорпиусу понравилось говорить ей это. Скорпиусу понравилась её реакция – молчаливая, немного отстраненная. Но в то же время видно, что Роза искренне интересуется его жизнью. Скорп не мог остановиться.
- Ты была чем-то занята, за твоей спиной стояли «рыцари» - Каслмейн и Альбус. А я, новенький, причем Дурмстранговец. Я даже представить себе не могу, что обо мне думали другие… Но ты ведь обрадовалась, увидев меня, правда? Обрадовалась, это потом ты напряглась, а сначала…
- Да, - прошептала Роза, - конечно, обрадовалась. Ведь ты – Скорпиус. Я никогда не забывала кто ты. Но никогда не отождествляла тебя с родителями, а помнила, как ты спас руку брата. Кстати, Хью тоже тебя помнит. Первое время он спрашивал, куда ты делся. Но я ему объясняла, что мы больше никогда тебя не увидим. И от этого становилось как-то грустно…
- И мне было грустно, - тихо кивнул Скорпиус, - я помнил каждую черточку твоего лица, - юноша хмыкнул, словно сам не поверил, что признался в чем-то подобном, - помнил солнце в твоих волосах, я помнил удивительный цвет твоих глаз…
- А твои глаза мне напоминали грозовые облака. Однажды я увидела их совсем по-другому. Ассоциация сохранилась до сих пор. Даже сейчас я, выходя на улицу, вижу тебя в небе, представляешь?..
Эта фраза прозвучала так тихо, что никто не заметил, как она закончилась, и повисла неловкая тишина. Каждый из молодых людей в этот момент поражались своей откровенности. Скорпиус смотрел в голубые глаза Розы, а та не могла сдержать смущенную улыбку. На ее щеки вернулся румянец, и слизеринец не понимал, что он означала в данный момент.
Да и самому Скорпиусу впервые в жизни было так неловко. Он откровенничал с Уизли. Говорил ей что-то о цвете глаз, а внутри все переворачивалось. И казалось, будто все проблемы совершенно ничего не значат по сравнению с тем, насколько важна для него ее улыбка, ее голос, ее нежное прикосновение…
- Кхм… - Мадам Помфри немного приоткрыла дверь и хмуро взглянула на посетителя: - Я бы на вашем месте, мистер Малфой, позаботился о собственном отдыхе.
Скорпиус резко выпрямился и нечаянно выпустил из ладоней пальцы Розы. Девушка резко обернулась и посмотрела на него так, что, казалось, мир в ее душе надтреснул – такая тоска светилась в обрамлении густых ресниц, что Малфой не мог уйти, не подарив ей хотя бы улыбку.
- Спокойной ночи, - прошептал он и неожиданно для себя самого прикоснулся кончиками пальцев к ее виску: - Поговорим, когда ты сможешь накричать на меня в полную силу, хорошо?
Роза ответила ему смущенно:
- Хорошо… Ой, то есть я не буду на тебя кричать. Если ты ответишь мне на все вопросы.
- Посмотрим, - загадочно подмигнул подруге Скорп и направился к выходу.
- Спокойной ночи… - прошептала Роуз и отвернулась.
Скорпиус хотел спросить, отчего она такая грустная, хотелось сказать ей что-нибудь странное и смешное, чего юноша не делал никогда, но он продолжил свой путь к выходу. И только у двери его задержала медсестра, легонько ухватив слизеринца за рукав теплой мантии:
- С вашим появлением все здесь преобразилось, мистер Малфой: больные вылечиваются быстрее, стало меньше травмированных от рук ваших сокурсников. Я не знаю, что у вас происходит, да и не имею права задавать вам вопросы, - голос снизился до заговорщитского шепота, - но думаю, вас ждет большое будущее…
Скорпиус удивленно посмотрел на пожилую даму в белом накрахмаленном чепце и серьезно склонил голову:
- Благодарю.
Слизеринец сложил руки на груди, обтянутой темным бархатом сюртука, и прошел вдоль высоких каменных стен, в сводах которых, высоко-высоко под потолком, еще долго раздавались мягкие звуки шагов. Скорпиус чувствовал себя решительным и отважным, нужным, суровым. Но образ бледного лица в обрамлении рыжих локонов не уходил, придавая сил и уверенности. А слова медсестры только усилили ощущение собственной значимости и веры в предопределение.

* * *
Поездке на Лазурный берег с родителями не суждено было сбыться.
Скорпиус не раз проклинал свою судьбу за подобные насмешки.
И теперь она давала ему возможность остаться в Хогвартсе на Рождественские праздники, но не позволила попасть на бал. Но вся горечь иронии заключалась в том, что Скорпиус сам решил не посещать главный школьный праздник, который для выпускников имел большое значение.
Те несколько дней до праздника, которые оставались Малфою на общение с Розой пролетели, точно секунды. Роуз вышла из лазарета уже на следующий день бодрая и цветущая. На завтраке в Большом зале ее встречал весь факультет, ведь уже к тому времени абсолютно все знали, из-за чего она заболела, какую роль сыграла в выздоровлении своей кузины, и кто был ее сообщником. От этого ее приключениям добавлялось только больше таинственности, ведь Малфой ни с кем, кроме своих друзей не общался. И мало кто знал, что теперь даже на Гриффиндоре о нем отзывались не как о слизеринце. По крайней мере, не приобщали Скорпа к Нотт и иже с ней.
С одной стороны это создавало проблему: теперь Кристианна была в курсе, что Малфой общается с Уизли. Но рано или поздно это должно было случиться. Но с другой стороны от Скорпиуса перестали шарахаться и его именем уже не пугали младшекурсников, что весьма способствовало его сближению со своими союзниками. А еще больше Скорпиуса радовало то, что он теперь мог открыто разговаривать с Розой, мог здороваться с ней, получать в ответ ее чуть смущенную улыбку и радостный блеск в глазах. Скорпиус был рад испытывать это сумасшедшее чувство, которое не попадало ни под одно определение. Запретная симпатия, любовь?.. Что это?
Малфой часто размышлял о том, как он относится к «девчонке Уизли». Особенно после того памятного вечера больничной палате, когда он для себя решил что приложит максимум усилий, но защитит ее от врагов. Тучи сгущались над ее головой, это было ясно, как день. И пока Роза была занята делами других, в подземельях зашевелились слизеринские змеи. Нотт что-то готовила, ведь недаром так притихли ее шестерки.
Скорпиусу было приятно находиться рядом с Розой в момент ее выписки, когда она чуть побледневшая, но довольная, смело взяла его за руку после того, как Малфой предложил проводить ее в башню факультета, где подругу перехватила Элли со странной благодарной улыбкой на лице. Каслмейн, ждавший Роуз вместе с Вуд, пожал руку слизеринцу и сказал: «Спасибо за помощь», а потом просто кивнул и скрылся в дверном проеме вслед за девушками. Смешанное чувство удовлетворения и удивления вызывало невольную улыбку, которая не была похожа ни на одну из тех гримас (а по-другому это не назвать), что выражало всегда серьезное лицо гордого дурмстранговца.
И становилось легко и свободно. И, наконец, можно было скинуть с себя туго обтягивающий сюртук Северной школы и сменить его на свободную одежду Хогвартса.
Скорпиус Малфой теперь чувствовал себя целиком и полностью студентом Слизерина. Того самого Слизерина, который славился своими выходцами во времена правления Уго Черноволосого и Изиры Прекрасной, когда волшебники, несмотря на гонения, считались элитой общества, маглы уважали мнение магов, а о Волдеморте никто и не помышлял, так как его не существовало и в помине – в те времена даже Марволо Мракс не был рожден.
И это ощущение вдохновляло Скорпа на первые шаги к сближению Слизерина с другими факультетами. Еще до январского матча между Пуффендуем и Когтевраном, на котором должен определиться полуфиналист, Слизерин в лице Льюиса Эддингтона предложил Гриффиндору дружеский матч-реванш, чтобы дать возможность «львам» отыграться. Это должна быть любительская игра профессионалов, как говорила Лара, радуясь, что обстановка в школе перестает быть такой накаленной.
Перед Рождеством погода утихомирилась, перестал сыпать снег, прекратились бураны. Дорожки, очищенные Хагридом с помощью большой заколдованной лопаты, теперь были буквально наводнены готовящимися к каникулам учащимися. Кто-то собирался домой, кто-то планировал посещение бала, а кто-то просто гулял, как это делали Скорпиус и Роза.
Они не позволяли себе ничего лишнего вроде прогулок за ручку или «обнималок», которыми увлекалась добрая половина седьмого курса, если не все. Скорпиус и Роза вообще держались друг от друга на расстоянии, понимая – все, что бы они не сделали для сближения, может обернуться против них самих. И только взгляды говорили о неудержимом желании быть рядом, защищать и наслаждаться теми немногими минутами общения наедине, которых оставалось все меньше и меньше по мере того, как приближался праздник. И только для молодых людей, вырывающих для себя моменты радости из тревожных серых будней, предрождественское настроение было с сероватым налетом грусти…
Скорпиусу все больше и больше не хотелось уезжать из школы. Что-то тревожное было во всей атмосфере жизни студентов. Нотт и ее друзья оставались в Хогвартсе, будто что-то знали о том, что будет твориться на Рождество за его пределами. Также оставались почти все из семьи Уизли-Поттеров, и это тоже вселяло некие сомнения. Видимо Гермиона и мистер Поттер перестраховывались. Но от чего?..
Ответ на этот вопрос пришел рано утром перед самым завтраком двадцать третьего декабря.
Огромный отцовский лунь впустил потрескивающий морозный воздух в спальню как раз в тот момент, когда Малфой застегивал цепочку на шее, приготовившись выйти из подземелья. Льюис всегда побаивался эту странную сибирскую птицу, которую мистеру Драко совсем недавно подарили друзья из российского валькириата, поэтому поспешил ретироваться. Скорпиус остался один, поэтому спокойно мог прочесть родительское послание, которое наверняка несло строго предупредительный характер, мол, не забудь, мы выезжаем завтра и все такое. Но то, что было написано ровным отцовским почерком, привело Скорпа в ужас.
«Сын,
Твою мать вчера отравили. Не волнуйся, сейчас она в стабильном состоянии. Подозреваемая некто Изабель де Комме. Если ты услышишь это имя где-нибудь, обязательно дай мне знать.
Согласно поступившим данным, за Хогвартсом ведется слежка. Возможно, кого-то из вашей компании могут перехватить при трансгрессии. Скорее всего, мисс Уизли и ее кузены останутся в школе до выяснения обстоятельств. Постарайся не распространяться о том, что я тебе сказал. Хотя бы за пределами вашего круга. И предупреди Лару, что обстановка вокруг нее накаляется. Недалеко от локации ее родителей были замечены странные люди. В общем, оставайся в Хогвартсе. Как только состояние Астории изменится, я сразу же дам тебе знать.
Береги себя, сынок»…
Только спустя несколько минут Скорпиус понял, что его руки колотило крупной дрожью. В ушах словно звонили колокола от страха и волнения.
Маму отравили.
Это как же так?..
Колени подгибались каждый раз, когда мысли о матери сменялись тревожными образами, связанными с Розой. Если отец предупреждает о возможной опасности, то это не просто так. Драко Малфой не паникер. По крайней мере, Скорпиус всегда знал отца именно таким – жестким и серьезным. Значило ли это послание, что Роза знает о том, что произошло?.. Нет, вряд ли, она бы обязательно связалась с ним, она рассказала бы…
Для Скорпиуса настал такой момент, который бывает всего один раз в жизни, когда ты понимаешь, что от тебя ничего не зависит – механизм запущен, а ты должен сидеть и ждать разрешения для следующего шага. Там, за стенами Хогвартса, разворачивается ожесточенная ледяная война за место в верхушки власти, за земли и влияние. И Волдеморт здесь абсолютно ни причем. Это те самые герои войны, участники и даже жертвы делят магическую территорию, сужающуюся с каждым годом все сильнее. Волшебники теперь переходят на немагическую сторону, кто-то перестает колдовать, лишь бы жить спокойно, не понимая, что длительный застой может привести к сумасшествию в лучшем случае, к смерти – в худшем. На Малфоя нахлынула такая волна отчаяния, что он не смог сдержаться – сжав руками голову, она наклонился вперед и застонал: от злости и беспомощности.
Время шло, Скорпиус не выходил из комнаты. Два раза заглядывал Эддингтон, один раз рассеялся дымок знакомого Патронуса. Малфой пребывал в каком-то оцепенении. Страх за маму, за Розу, за Лару сводил с ума. От него требовались какие-то действия, но на ум ничего не шло, будто кто-то нажал кнопку бездействия.
Скорпиус снова взял в руки свиток и перечитал отцовское послание.
Странно, но на словах «мать отравили», «компания» и «мисс Уизли» почерк немного смазался, будто отец сильно волновался или не хотел воспроизводить на бумаге то, что думал.
Сразу вспомнился неприятный разговор с отцом вечером того дня, когда они пришли с кладбища и их вызвали в кабинет Макгонагалл. Отдельные фразы, Скорпиус сознательно выбросил из памяти, но главное – «Вы совершенно разные, сын! И если ты сможешь пойти против меня, то её семья никогда не допустит вашей дружбы! Рональд Уизли пока не знает, но что будет, когда ему скажут, что его дочь якшается с сыном Малфоя? В лучшем случае, он запретит ей с тобой встречаться, но в худшем… Я боюсь подумать, что может быть в худшем случае…» - настолько сильно въелось в мозг, что стало еще противней от того, что обстоятельства, мантикора их задери, никак не могли позволить нечто большее, чем просто дружба. А большего Скорпиус хотел. Хотело так, что для него теперь лучше Розы никого не было. И если слизеринец гнал от себя мысли о любви, понимая, что может повториться печальная история самой романтичной пары тысячелетия – Ромео и Джельетты, то не признать симпатию, это значило – закрыть глаза на собственную жизнь, чего Скорп допустить никак не мог.
Глупо было даже пытаться не думать об опасности, грозящей всем, кто был ему близок – маме, Розе, ее братьям, которые к удивлению отца, стали его друзьями, Ларе и Льюису. Что же можно было сделать, чтобы все это остановилось? Чтобы прекратилась вся эта странная тихая война?
И вдруг Скорпиуса словно озарило – он не Бог, он не всесилен, он просто подросток, семнадцатилетний юноша, который возомнил себя героем. Но Малфои не могут быть героями, как бы не хотелось. Но ему хотелось… Ради себя самого, ради Розы, ради того, чтобы доказать отцу, что совсем необязательно быть слизеринским говнюком, чтобы самоутвердиться в аристократическом обществе. Ведь можно быть просто человеком. Волшебником, но человеком…
Сколько прошло времени, Скорп не знал, он не хотел знать. Малфой просто сидел на своей кровати и смотрел в пустоту окна, вид которого удручал своей серостью и однообразием: там плескались волны Черного озера, на горизонте темнела полоска Запретного леса, а над ней бледно светилось зимнее небо. Более мрачной картины описать невозможно. Мысли слизеринца превратились в туманный дымок – ни одного четкого образа, ни ярких очертаний, ни имен, ни лиц…
Когда в спальню вошел Льюис, хмуро поглядывающий с лицо друга, Малфой даже не отреагировал.
- С чего подобные истерики? – без доли иронии поинтересовался Эддингтон и как-то странно посмотрел чуть в сторону.
- На, посмотри, - не глядя, подал свиток Скорп.
Льюис быстро пробежался по пергаменту глазами и, не меняя выражения лица, вернул его обратно.
- С ней же все в порядке, - друг, конечно же, имел в виду Асторию.
Скорпиус поднял глаза:
- Дело не только в этом, - голос казался сухим и безжизненным. – Просто все слишком… мрачно. Бесперспективно. Остается сидеть и ждать…
- Но не так ведь? – неуверенно пробормотал Льюис и тут же добавил: - Тут к тебе пришли.
Скорпиус оглядел пространство вокруг Эддингтона.
- Кто здесь?
Ни один мускул не дрогнул на его строгом лице, когда пустота возле Льюиса дрогнула, и из ничего появилась голова Розы. Девушка испуганно смотрела на Скорпа и продолжала снимать мантию невидимку, одолженную вернее всего у своего кузена.
- Прости, я просто волновалась, – тихо пролепетала она.
- Это может быть опасно – ходить по подземельям, - Малфой гневно взглянул на друга.
- А я что? – выставил вперед руки тот. – Ты попробуй отговорить ее. Уизли же сумасшедшая!
Роза попыталась было улыбнуться. Но натолкнувшись на хмурый взгляд Малфоя, посерьезнела:
- Скорпиус, я волновалась. Тебя не было весь день, я послала тебе Патронуса, но ты не ответил… Мало ли что могло случиться?..
- И ты думаешь, что можешь вот так взять и придти сюда в мантии-невидимке?
Слова были произнесены довольно резко. Скорпиус сам понимал, что ведет себя не слишком корректно, но ужас из-за того, что могло бы случиться с Розой, заметь ее Нотт или Гойл, злил его еще сильнее. А так как мозг, похоже, несколько атрофировался от волнения за мать и от осознания того, что даже такой крепкий дурмстранговец, как он, не в силах повлиять на обстановку, то вовремя затормозить не удалось.
- Я считала, что поступаю правильно, - стараясь казаться спокойной, ответила Роза, но в ее глазах уже плясали огоньки обиды.
- Ты считаешь, что поступаешь правильно всегда, Роуз, но это не дает тебе право нарушать конспирацию…
- О чем ты лепечешь? – возмутилась подруга. – Это я-то нарушаю конспирацию? Ты вообще спятил? Я сюда под мантией пришла, если ты забыл. Никто меня не видел и не слышал, я вообще ради тебя, может быть, стараюсь…
- Не обязательно, - буркнул Малфой и заметил в тот же миг, как Роза отшатнулась – словно от пощечины.
- Сволочь ты, Малфой, - покачала головой она, - не всегда же тебе быть лучшим, я вот тоже о тебе волновалась…
В конце фразы ее голос заметно охрип.
Скорпиус посмотрел на подругу и мысленно ударил себя по лицу: «Конечно, сволочь! Ты ради меня в змеиное логово пошла, а я…»
- Прости, - только и смог ответить он, в уме возвращаясь к тем измышлениям, которые касались его героизма. – Просто все так навалилось…
- Думаешь, на меня никогда не «наваливалось»? – Роза обиженно пожала плечами. – Я тоже была в таких ситуациях, когда мать на рейды уходила, а потом дядя Гарри ее полуживую в Мунго притаскивал. Отец однажды после такого «похода» маму с ложечки неделю кормил…
- Прости…
- Да, конечно, - Розу, похоже, немного занесло, - вы ведь такие все особенные, вот только это не твою мать двоюродная бабка лучшего друга Круциатусом пытала; это не твою мать вызывали на каждый допрос, чтобы еще раз услышать ее воспоминания о ходе войны, не интересуясь, хочет она того или нет; это не у твоей матери в двадцать лет виски поседели…
- Роуз, - Скорпиус несчастно посмотрела на девушку, вот-вот готовую расплакаться.
- Ты ведь даже не знаешь, что произошло с твоей мамой. Отец ведь сказал, что все обошлось. Так к чему истерика? Ты же мог нам сразу все рассказать, я бы узнала у дяди или у мамы все подробности.
- Я знаю…
- Вот видишь? Не один ты умеешь здраво мыслить.
- Я всегда это знал.
- Но забыл? – Роза чуть улыбнулась, посмотрев на друга взглядом полным нежности и понимания.
У Скорпиуса отлегло от сердца, когда он увидел это изменение.
- Пошли, мы выведем тебя отсюда. Лучше не рисковать, - Скорп взял девушку под локоть и направился с ней к выходу, на ходу схватив свой камзол.

Льюис продвигался по темным коридорам чуть позади и улыбался. Ему было приятно видеть, как вечно хмурый Малфой вдруг превратился во влюбленного юнца, таявшего от любого взгляда когтевранки, в которую и сам Эддингтон был некогда влюблен. Да и как в нее не влюбиться? Ведь только она могла рискнуть и пойти в слизеринские подземелья только для того, чтобы узнать, все ли в порядке у друга.

Неприятность, возникшая в спальне, была забыта, когда Роза, использовав фальшивый галеон, вызвала на Северную башню друзей. Там собрались все, включая новеньких – Элли, Каслмейна, Лили и Лары, которая как-то странно поглядывала на Альбуса. Поздоровавшись, компания принялась решать, как вести себя дальше. Роза уже связалась с мамой, выслав ей Патронуса, а Малфой поглядывал со стороны на решительные действия друзей и понимал – не все так плохо, как иногда кажется. Никто его не предупреждал, что здесь, в Хогвартсе, он найдет надежных товарищей, тех, кто будет искренне о нем заботиться. И он не мог и мечтать о том, что Роза будет так нежна с ним, словно она чувствовала к нему то же самое, что и он к ней.