Глава 9

Из былей и легенд седого прошлого,
Средь старых стен и намогильных плит,
Где пену с губ роняющие лошади
В полете обгоняют стук копыт,
Где струги и ладьи, давно отплывшие,
И стук щитов, похожий на прибой...
Где падают друзья, за все простившие
И в этот миг прощенные тобой.**


Альбус Дамблдор с вздохом отложил письмо министра магии, несмотря на все усилия, смысл написанного продолжал ускользать от директора. Возможно, в этом был виноват неровный прыгающий почерк или то, что на одну идею приходилось по три абзаца рассуждений на отвлечённые темы. А может виновницей того, что Альбус уже час бился над куском пергамента, была мигрень, которая с утра напала на директора. Наверное, это звучит глупо – величайший волшебник современности не может справиться с головной болью. Но, тем не менее, это было так. Возраст брал своё, и никакие доводы не могли его переубедить. За последние семь лет Дамблдор состарился больше чем за всю войну с Волан-де-Мортом.
День ото дня он продолжал искать допущенную им ошибку. Раз за разом проигрывал в голове схему плана, и ни как не мог найти ту самую неточность, что теперь разрушала все. Не нужно быть гением, чтобы понимать то, что Лорд вернётся. Если не завтра - то через год, если не через год - то через десять лет. Полученные им недавно факты не могли врать – Том Реддл действительно создал крестражи и является почти бессмертным. В чём-то директор гордился своим бывшем учеником. Его решимостью и желанием всегда получать то, что хочется, его холоднокровием. Его умом и талантами, что позволили расширить привычные границы колдовства. Но в то же время, ужасался последствиями его, несомненно, блестящего интеллекта. Возможно, Тёмный Лорд был самой большой ошибкой Альбуса Дамблдора. Вместо того, чтобы помочь мальчику, показать светлые стороны жизни – он подозревал его, показывал молодому Тому свое недоверие, ничуть не скрывая этого. Но там уже ничего исправить просто невозможно. Как говориться что было – то было. Того Тома вернуть уже нельзя.
Директор помнил тот день, когда он пришёл на встречу с Трелони до мельчайших подробностей. Он никогда не верил пророчествам. Но тогда, в то время, когда они практически проиграли, даже кусочек призрачной надежды был просто необходим. Он как тонущий котёнок пытался зацепиться за него всеми силами, и подарить свет этой надежды другим. Но в тоже время, пусть и опираясь на пророчество, нужно было действовать. По крайней мере, попытаться отвлечь Тома от практически павшего Министерства. Вы когда-нибудь задумывались, почему подслушавшего самое начало пророчества Снейпа, точно зная о том, что он пожиратель смерти, отпустили? И приложили все усилия, чтобы Лорд начал охоту именно за Поттерами? Кому как не директору было известно имя любви Северуса. И то, что Лили, несомненно, знала про защиту крови. И всё-таки Трелони оказалась права. Сын Поттеров остановил Лорда благодаря жертве своей матери. И пусть остальные сколько угодно могли твердить, что Волан-де-Морт мёртв, Дамблдор знал, что это не так. Но разубеждать магическое сообщество, которому как воздух была необходима уверенность в завтрашнем дне, он не собирался. Ещё держа на руках маленького Гарри, Альбус понял, что его опасения оправдались – Том, правда, создал крестражи. И доказательством этому был невинный ребёнок с частью души тёмного мага.
Пока директор точно не выяснил, сколько осколков было на самом деле. Но уж точно не меньше трёх. Ещё на втором году жизни последнего Поттера, Дамблдор создал великолепный план. Пророчество Трелони стало главной опорой в воспитании миссии. Мальчик должен был вырасти у родственников тихим и послушным, но с долей отцовского бунтарства в крови, чтобы принять волшебство как самый дорогой подарок. Мальчик должен чувствовать себя обязанным Дамблдору. Ну и конечно, то, что он должен погибнуть во имя добра должно оставаться тайной как можно дольше. Если этот факт откроется раньше времени, рухнуть может всё. Чем больше у Гарри будет размышлений на тему, что он должен умереть ради общего блага, тем больше в нём может поселиться сомнений. Тем сильнее в нем будет жажда жить, и в решающий момент он может струсить. Возможно, для того, чтобы Гарри исполнил своё предназначение, ему придётся пройти через потери. Вынужденная мера, но Дамблдор готов был пойти на это.
Если бы не эти кошмары. Если бы не это чувство вины, что преследовало его день ото дня. Улыбающиеся лица его учеников, оставивших этот мир. И всё ради того, чтобы добиться цели. И никакие объяснения больше не помогают. Да, это всё ради добра, что бы магглорожденные не боялись своего происхождения. Чтобы можно быть уверенными, что завтра наступит. Но только мертвым всё равно, что кому-то теперь будет лучше. И им нет никакой разницы, что умерли хоть и послушными марионетками, но во благо. Всё их не сбывшиеся мечты, не оправдавшиеся надежды, недоделанные дела. Умершие по его вине будут вечно смотреть ему в глаза, в поисках ответа на свой главный вопрос. Они стали его молчаливым стражем, укором, холодным ветром и раскаленным свинцом, когда слово «благо» кажется жестокой насмешкой.
И теперь он собирался пожертвовать жизнью ребёнка. Возможно, он даже не успеет понять это слово «жизнь». Этому не будет оправдания. Альбус Дамблдор слишком хорошо всё понимал. Мертвые не помнят зла, и время стирает все неровности. Вот только это слабое утешение для того, кто ненавидит себя.
Но теперь продуманный до мелочей план стремительно летел в бездну. Сначала выяснилось, что Сириус Блэк невиновен. В чём-то эта новость обрадовала директора. Но когда стало известно, что он хочет на правах крёстного забрать Гарри.… Альбус сделал всё возможное, чтобы предотвратить такое развитие событий. Но проиграл. Потом он успокоил себя, что Сириус был достойным Мародёром и Поттер вырастет безрассудно - храбрым, впитавшим в себя ненависть к Волан-де-Морту, желание геройствовать и любовь к Гриффиндору. Ну и конечно, уважение к директору. Альбус настоятельно попросил Сириуса сообщать ему всё о жизни Гарри. Сначала бывший узник с радостью согласился. Первые письма были настораживающими. Мальчик оказался очень замкнут, о существовании магии прекрасно знал. Сириус писал о странных фразах, которые Гарри вставлял в разговоры, о его не по годам развитом интеллекте. Мальчик не умел улыбаться. А ещё Блэк писал, что боится взгляда крестника. Первые недели письма были очень подробными. А потом случился какой-то переломный момент. «Гарри теперь привык к новому дому, Альбус, думаю, вам больше не следует волноваться». «У нас всё хорошо, Гарри очень пристрастился к истории магии. Конечно, он очень умный для своих лет, но, учитывая, что он пережил…». «Сегодня посетили Косой переулок, Гарри там очень понравилось». «Альбу, надеюсь, вы не верите тому, что пишут в газетах? Такая откровенная глупость, очень рад, что Скитер уволили. А вот Гарри плохо понимает, почему про него пишут. Я рассказал ему про Волан-де-Морта, он полдня ходил серьёзный, а потом мне сказал, что не будет его бояться». Письма Сириуса становились всё более и более смазанными и превращались скорее в записки. В них не было ничего содержательного, следить за развитием Поттера становилось практически невозможно. А ещё четыре года назад Блэк додумался отправить крестника в маггловскую школу! Гарри, естественно, стал лучшим учеником, о чем с гордостью писал Сириус.
Но всё-таки юный Гарри Поттер тревожил Дамблдора всё сильнее. Поводом для этого стала их встреча в Министерстве. В тот день Альбус зашёл в аврориат, по делу об одном оборотне, и с долей интереса узнал, что Сириус привёл с собой крестника, у которого начались летние каникулы. Гарри было теперь уже девять лет, и Дамблдор не удержался и заглянул в отдел Блэка, посмотреть на Мальчика-который-выжил. Он ожидал увидеть, возможно, чуть серьёзного мальчугана, с лучистыми глазами его матери, одетого по последней маггловской моде, которую так любил его крёстный. Взъерошенного и, конечно, очень довольного, что его пустили в аврориат.
Отдел Сириуса прославился на всё Министерство из-за того, что лорд Блэк, словно назло всему, ввел маггловское изобретение под названием компьютеры. Конечно, сначала эти странные машины работать не хотели ни в какую, но потом произошло их усовершенствование, и в дуэте с магией они оказались очень полезны. Хотя не редко какого-нибудь сотрудника можно было застать не за печатаньем отчёта или систематизированием данных, а за какой-нибудь очередной стрелялкой. Маги отрывались вовсю.
Сириус был не особо рад Дамблдору и согласился познакомить директора со своим крестником только после того, как сам Альбус об этом настоятельно попросил.
- Хорошо, пойдёмте, он сейчас в моём кабинете помогает просматривать базу, возможно, этот оборотень уже был замечен в нападениях. – Сириус даже не пытался скрыть, что не одобряет идею знакомства.
- Ты доверяешь мальчику такую работу? – Спокойно идя по коридору, директор внимательно рассматривал своего ученика. И Альбус мог бы поклясться, что при слове «мальчик» Сириус как-то не по-доброму усмехнулся.
- Он вполне с ней справляется. – Блэк толкнул незапертую дверь и громко оповестил. – Гарри, к тебе пришёл директор Хогвартса Альбус Дамблдор.
Навстречу ему поднялся изящный юноша. Если не знать что ему скоро будет десять лет, можно было решить, что он уже перешагнул тринадцатилетний порог. Хрупкая фигурка была обтянута чёрным шёлком рубашки с наглухо закрытым воротом, фасон которой позволяли себе только чистокровные семьи очень знатных родов. Ни тонкими чертами лица, ни собранными чёрной лентой длинными волосами он не походил на Джеймса. А челка, в которой виднелись седые прядки, надёжно скрывала выражение изумрудных глаз.
Возможно, тому чувству, что испытывал в тот момент директор, больше всего подошло бы обозначение «шок».
- Очень приятно, мистер Дамблдор. - Полноватые, больше бы подошедшие девочке губы чуть искривила усмешка.
- Да мне тоже. Но как же ты вырос, как изменился, Гарри! Когда я последний раз тебя видел, тебе был всего годик. – Дамблдор старался выглядеть как можно более доброжелательным и ничем не выдавать своего смятения.
- Надеюсь, в лучшую сторону изменился? – Холод, безразличие.… Почему-то и вопрос Гарри, и его движения и мимика – всё казалось какой-то фальшивкой. Словно это не настоящее, подделка, а на самом деле там такой же холод и безразличие.
Дамблдор отогнал эти мысли прочь.
- Конечно, можно подумать, что тебе не десять, а тринадцать лет. И говоришь ты уже совсем как взрослый. – Альбус уже видел, как от этого комплимента мальчик расцветает искренней улыбкой.
- Я много занимаюсь. – Одна фраза и иллюзорная улыбка рассыпалась задетая всё той же равнодушной усмешкой. – В нашей школе учат рано взрослеть, уметь принимать правильные решения, и скорее отказываться от детских заморочек. Думаю, весь мой класс выглядит старше своих лет, и умеет логически рассуждать – это не так трудно.
- Конечно. На следующий год ты её закончишь, уже выбрал себе магическую школу?
- Увы, мне пришлось остановить свой выбор на Хогвартсе. – На секунду Альбуса пронзила обжигающая пустота, когда Гарри поправил непослушную чёлку, заправляя одну прядь за ухо. Но это длилось лишь какой-то короткий миг. И мальчик тутже отвернулся от собеседника. И Дамблдор не мог уже с уверенностью сказать, что это ему не привиделось.
- Ну почему - увы. Хогвартс достаточно знаменитая, завоевавшая уважение школа. Очень многие хотят туда попасть. Конечно, может показаться, что я её хвалю только потому, что являюсь её директором, но это не так. Хогвартс выпускает высоко квалифицированных дипломированных магов. И направления обучения, после вводного трёхгодичного курса, весьма разнообразные.
- Вот то-то и оно. Вряд ли ученик за столь малый срок может осознать, что ему конкретно понадобиться в будущем. И чаще всего делает выбор по лёгкости данного предмета. Но как я уже сказал, что выбрал вашу школу, переживать вам незачем.
На этом разговор был закончен. Весь идеальный план полетел к чертям. Вечером, так, чтобы никто не видел, Дамблдор позволил себе напиться. Даже сильные люди могут позволить себе слабость, когда видят, что их мир рушиться. Возможно, в тот день Альбус Дамблдор познакомился с молодым Тёмным Лордом.
~ ~ ~

Насвистывая какой-то мотивчик и нацепив на лицо маску пофигиста, я спустился в гостиную, раскручивая на пальце медальон Слизерина. Сириус внимательно изучал сваленные на столе обломки крестражей. Последние три года я со вкусом собирал свою коллекцию осколков души Волан-де-Морта. Проще всего оказалось с кольцом. Снять с него проклятье никакого труда мне не составило, и оно присоединилось к медальону, который последнее время стал моей любимой игрушкой. Правда, получилось забавно – крестраж носит крестраж? Потом, хорошенько вспомнив место расположения сейфа Лестрейнджеров, я переместился туда и забрал чашу. В газетах до сих пор ещё пишут об ограблении Гринготтса. Тогда я решил, что всё-таки поторопился, не научившись пользоваться своей силой хотя бы наполовину. Но на тот момент это было уже и не так важно – крестраж всё равно был у меня. Хуже всего пришлось с Нагайной: я прогонялся за ней полгода, пока не вспомнил, что крестражем она станет только через пять лет, если я, конечно, это позволю. Крёстный очень долго над этой оплошностью смеялся. Ну, а мне оставалось только признать, что за прошлую жизнь крестражи успели въесться мне в кровь и разум настолько, что я начал упускать какие-то факты. Однако змея всё равно была обезврежена. Нет, я не убил её. Просто изучив, как следует, материалы по разделению души я наткнулся на интересную информацию о том, что если живое существо напоить определённым зельем, оно не сможет стать вместилищем осколка. Первой мыслью после прочтения было то, что, наверное, на приготовление этого зелья понадобятся слишком редкие ингредиенты, состав будет безумно сложным, обязательно возникнут факты, что добавить какую-нибудь кровь феникса можно только в 29 февраля в полнолуние. Но, перевернув страницу, оказалось, что сварить это зелье проще, чем суп. Ну а дальше, впихнуть в Нагайну вымоченную в зелье мышь не составило никакого труда. Теперь оставались только дневник, который храниться у Малфоев, обитающий где-то в лесах Албании дух, ну, и я сам. До бесплотного осколка мне не было никакого интереса, пусть себе существует. Убивать себя тоже не хотелось. А вот с дневником я решил подождать. Я уже лишил себя возможности снова лицезреть Локонса в качестве учителя. Так хоть не буду отнимать развлечение с открытием Тайной Комнаты.
- Доброе утро, Гарри, ты случайно не в курсе, что нам делать с этим хламом? – Сириус вертел в руках обломок чаши Пенелопы Пуффендуй.
- Что хочешь. Можешь выбросить, можешь отнести в Лютный переулок, уверен, что даже в таком состоянии у тебя оторвут эти осколки с руками, ногами и прочими частями тела. – Я сел за стол, и Аника, не заставляя себя ждать, сразу же принесла завтрак.

Иногда время словно пыталось обмануть само себя. То сглаживая воспоминания, покрывая их туманной дымкой повседневных дел и забот, то снова открывая раны, которые уже давно должны были стать шрамами. Три года… время щедрой рукой добавляло песчинки дней прожитых новой жизнью. И они погребали под собой прошлые стремления, надежды, ошибки. Я всё меньше и меньше возвращался к прошлому, пытаясь найти ответы и подсказки. Хотя воспоминания по-прежнему были моими спутниками. Роль маленького ребёнка давалась мне всё лучше и лучше. И в какой-то момент я понял, что больше не нужно себя заставлять что-то делать, теперь я жил по инерции, иногда забывая про пустоту. Конечно, оставались видения, словно напоминание о моей настоящей сути, но с ними я тоже смог поладить. Я видел множество миров, невообразимо далеких, так не похожих на наш мир, и наоборот, практически идентичных, за исключением каких-то деталей. В чём-то это было даже интересно.
Со школой тоже всё было в порядке, я продолжал оставаться лучшим учеником. Мэри и Денис оставались со мной, напоминая о дружбе. Уже через неделю должен был начаться новый учебный год. Последний в этой школе. Дальше будет Хогвартс. И история снова начнёт повторяться.
- Гарри, кажется, ты говорил, что крестражей было больше? – Крёстный, взвесив, как следует, все за и против, выкинул то, что осталась от вместилищ осколков души Лорда в мусорку.
- Да, но об остальных я позабочусь позднее.
- Не хочешь отнимать у Волан-де-Морта последнюю надежду? – Сириус зловеще усмехнулся и, позвав Анику, велел выбросить мусор куда подальше.
- Надежду? – Моя усмешка являлась точной копией гримасы Сириуса. – Нет, это слово тут совершенно не подходит. По сути, это понятие - очередная байка, придуманная людьми, про которую они продолжают друг другу рассказывать, хотя давно в нее не верят.
- Ты неправ. Есть такие моменты, когда людям очень хочется думать что чудо произойдёт. В каких-то случаях эта вера крепка. – Крёстный покачал головой.
- Это иллюзия веры. Чудеса больше никому не нужны. Старая мать, которая только что похоронила единственного сына, вряд ли будет надеяться на чудо. Может быть, если бы он скажем, был в больнице и врачи сражались за его жизнь, тогда может и верно. Но опять стоит лишь присмотреться и станет ясно, что ей не нужно чудо, ей нужна его жизнь. Фокусы шарлатанов могут развлекать, магия поможет в быту. А случайные чудеса уже устарели. Кто-то, стоя перед кабинетом, в котором через несколько минут начнётся экзамен, может воскликнуть: «Хоть бы случилось чудо, и мне поставили бы «отлично!». Это чудо называется хорошей подготовкой. Но оно никому не нужно, все надеются на какую-то созданную иллюзию. Правда, глупо?
- Откуда у тебя только такие мысли... Даже я, сидя в Азкабане, до такого не додумался. – После нескольких минут молчания, Сириус попытался обратить разговор в шутку.
- Это не Азкабан. Когда мы ещё жили с Джинни, наш сосед обожал горланить песни. Какое-то время это очень раздражало. Уж слишком они были... специфические. Потом мы привыкли. Некоторые я даже запомнил.


По дворам, меж заброшенных строек,
Вдоль подъездов и гаражей,
Одиноким призраком бродишь
И пугаешь стаи грачей.
И глядишь с ожиданием в окна:
Может, вспыхнет надеждою свет?
Только вот в отражении блёклом
Видишь то, что здесь уже нет.


Вся наша жизнь построена на иллюзиях. На наших мечтах, надеждах. Мы ставим себе призрачные, порой недосягаемые цели, но всё равно продолжаем к ним идти, переступая пороги, пока хватает сил. Принимаем желаемое за действительное. А потом, в конце, горько плачем, когда мечты не совпадают с реальностью, когда жизнь жестоко подставляет подножку, и мы падаем, чуть-чуть не дойдя до цели. А то, к чему так стремились, обращается искусным миражем.


В это даже поверить трудно,
Что среди миллионной толпы
Одинокое бродит чудо,
Без надежды и без любви.
В мире сказки больше не нужны
Как иллюзии и миражи,
Что же ты одинокое чудо
Всё же веришь словам и лжи?


Но слёзы высыхают. Память человека может быть милосердна. Разочарование закроют собой новые радости или обыкновенные дела. И человек снова встаёт, отряхивается от пыли и беззаботно оглядывается по сторонам. Только для того, что бы увидеть новую цель. Сомнения быстро уходят, ведь желаемое снова кажется действительным. Таким реальным, только протяни руку, дотронься, возьми. И снова начинается долгий путь.…


В исполнении глупых желаний –
Утешенье солёных слёз.
В мире много ненужных знаний,
Остальное всё не всерьёз.
Меж могил теперь твоё место,
Покосившихся старых крестов.
Там желание жить – это честно,
От чего же мир так жесток?
Тем, кто плачет тихо над нами
Ты не можешь, чудо, помочь.
Так покончи с глупыми снами,
И уйди, пожалуйста, прочь.
Кто ушли - нас простить-то смогут,
Без обид, без взаимной лжи.
Постепенно и понемногу
Озаряет закат гаражи.


Возможно, в этот раз надежда действительно сбудется. Запланированные дела красиво вплетутся в узор судьбы, такой ровный и правильный. Но люди не умеют довольствоваться уже полученным. Не важно, сколько пройдёт времени, чтобы радость улеглась, а эйфория погасла под грузом новых забот. И человек снова начинает строить планы. На день, неделю, годы. Всё выглядит таким логичным и точным. Надо лишь хотеть, и всё получится. Сначала возникают мелкие неточности, но человек не обращает на них внимания. Зачем? Ведь всё уже спланировано, просчитано. Потом возникают проблемы. Их можно обойти, решить, постараться избежать встречи с ними. Но только до определённой поры.


Серебро на асфальт ложится,
Обращается в пыль и в грязь.
Гаснут в памяти чьи-то лица,
Разрывая прочную связь.
Люди всё же, увы, не птицы,
Не взлетим, если крылья дать,
В небе лишь ветрам веселиться,
Облакам-барашкам летать.


Время не любит уверенных людей. Да - смелых, да - несколько безрассудных. Но уверенность порождает слабость. Слабость – страх. За этим приходит отчаянье. Да, время равнодушно, но оно не любит спешки. Тихий размеренный бой часов, неспешно ползущая по циферблату стрелка. Ему неприятны крики потерявшихся людей, пытающихся вырваться на свободу из липкой паутины минут.


И закат, как мечта прекрасен.
Паутинок нити блестят.
На последнем уроке в классе
Ребятишки молча сидят.
С новой радостью воздух искриться.
Только ты всё одно грустишь.
Ты взлети в поднебесье птицей,
Все печали там отпусти.
Что ж тебя на земле-то держит?
Средь пороков, грехов и бед?
Может просто вера в надежду,
Что наступит новый рассвет?


Наверное, для кого-то самый правильный шаг - довериться течению времени. И он убаюканный мерным плеском волн не заметит, как тихий ручеёк его жизни неспешно вольётся в Стикс, даруя покой и забвение. Наверное, покой – это именно то, к чему мы стремимся. Проходя через шумную жизнь, полную споров, громких новостей и шума машин, мы в конце понимаем, что просто стремились к тишине. И легкий шепот волн реки забвения станет лучшей наградой за дела и ошибки.


И входя в него, и мечтая,
Просто вспомни прошлую жизнь.
Ведь же люди уже летали,
В небе места себе не нашли.
Для тебя эта тихая песня
Звонко льётся меж старых могил.
Где-то плачет сейчас невеста
От того, что жених погиб.
Или дряхлая мать-старушка
Вспомнит детство, игру у крыльца.
Заржавела в музее пушка.
И у боли нет лица.


А новые люди, заняв опустевшие места, снова начнут строить свои иллюзии на мечтах и желаниях. И также как другие будут принимать желаемое за действительное, стараясь перекричать соседа или занять более хлебное место.


По дворам, меж заброшенных строек,
По дорогам вдоль чьих-то снов,
Ты веками тихое бродишь,
И кого-то по-прежнему ждёшь.… *

И так же как другие, горько плакать, чуть-чуть не дотянув до такой близкой и реальной цели…


Мэри, выбравшись из машины матери и помахав ей на прощание, бросилась к нам с Дени. Первое сентября в этом году выдалось неприветливо пасмурным. Тучи вот-вот готовы были порваться, разлившись первым осенним дождём.
- Привет, ребята. Поздравляю с началом нового учебного года! Говорят, он будет сложным. – В серых глазах девочки отражалась радость и предвкушение новых знаний.
- И тебе привет. – Я отвесил шутовской поклон. - Думаю, что не намного сложнее прошлых лет. Экзамены только в конце могут создать проблемы для тех, кто не учиться. – Денис поёжился под нашими взглядами.
- Да ну вас! – Мы неспешно шли к главному зданию, где обычно проводилась короткая лекция о задачах, поставленных на год и нововведениях. – Сдадим уж как-нибудь. Всё равно места в высших учебных заведениях для нас уже давно забиты.
- Вот то-то и оно. - Нахмурилась Мэри. – А надо уметь добиваться чего-то самим. Жалко, что мы потом расстанемся.
По пути к нам присоединилась Алисия. Не человек, а одни сплошные эмоции. Её настроение могло меняться по несколько раз в минуту. С искренней детской радости до глубокой печали, а потом легкая беззаботность сменялась задумчивостью.
- Как расстанемся?! Ни в коем случае! – Улыбнувшись, она взяла Мэр за руку и они, извинившись, куда-то умчались. Проводив их, мы с Дени понимающе переглянулись и отправились к своим местам.
Зал для праздников, что в обычное время использовался, как класс для танцев, был всегда ослепительно светлым. Витые украшения, люстры, представлявшие собой произведения искусства, и тяжёлые бархатные шторы на больших окнах, задрапированных невесомой тюлью - вся эта кричащая роскошь гармонично вплеталась в изящное убранство зала. Но вся красота казалась чужой и холодной. Многие считали зал самым неуютным местом во всей школе. Словно тот, кто этот зал обставлял и декорировал, не был человеком.

Начались занятия. Практически на первой же неделе своеобразное предсказание Мэри свершилось. В этот году учиться стало намного сложнее, ну, по крайней мере, другим детям. Постоянные зачёты в неплановые проверки и огромные домашние задания, а также большое количество новой информации пару раз и меня заставили сильнее засесть за учебники. Из-за проливных дождей обрушавшихся на землю нескончаемым мутным потоком пару раз отменяли конные прогулки. В эти дни мы сидели в общей комнате: я учил Дениса играть в шахматы, а девочки что-то рисовали или доделывали какие-то заданные работы. А ещё слушали мелодии дождя.
У Сириуса снова прибавилось работы. Появилось несколько шутников, балующихся Империо. Один раз заклятье пришлось снимать с самого крёстного. Хеллоуин мы с Мэри и Денисом встретили в загородном поместье Блэков. Домовики постарались на славу, прекрасно передав атмосферу праздника в украшениях дома.
А вот перед рождественскими каникулами произошёл небольшой казус. Нам было сказано написать по истории работу, которая засчитывалась как полугодичная контрольная. А на следующий день после её сдачи Мэри пришла вся заплаканная.
- Ну, рассказывай, что случилось? – Я чуть приподнял бровь.
- Я сдала черновой вариант! А он… ну, понятно. Теперь я завалю полугодие. – Девочка опять начала хлюпать носом.
- А нельзя подойти к директору и всё объяснить?
- Нет, я уже спрашивала. Он сказал, что сдали, то и сдали…..
- А мы поменяем их! – Дени аж подпрыгнул от этой мысли.
- Проберёмся в кабинет директора?!
Я спокойно глядел за окно. Холода ещё не успели наступить, но лужицы уже покрылись хрустящей ледяной корочкой. А ветер неприятно пощипывал кожу. Люди нехотя доставали зимнюю одежду и, хмуро грозя серому небу, проклинали зиму.
- Гарри, куда ты уплыл? Ты нас вообще слушаешь? – Мэр нетерпеливо подёргала меня за рукав.
- Да, да конечно. Вы собрались нарушить школьные правила. – Протянул я скучающим голосом.
- Так ты против? - Мэри грустно вздохнула. – Я сама понимаю, что это неправильно.
- Да, нет, у нас сейчас пропуск. Как раз успеем. Мистера Режендса нужно будет отвлечь. Дени, устроишь драку? Только такую, что бы учителя не смогли разнять и пришлось звать его? Ну, а мы пока заменим работу.
- Ладно, но с меня желание, – буркнул Денис, направляясь к своему главному неприятелю Эндрю и его банде.
Надо сказать, что этих ребят вообще не особо любили. И поэтому, когда Дени, завопив «Бей их!», бросился на Эндрю с кулаками, его поддержало как минимум половина присутствующих в комнате детей. Мы с Мэри тем временем спокойно выскользнули в коридор и спрятались за углом, ожидая, когда директор покинет свой кабинет. Времени на это ушло не так много, уже после двух минут драки мистер Режендс отправился на помощь учителям.
- Чёрт, он закрыл кабинет! – Воскликнула Мэри, подёргав ручку.
- Сейчас помогу. - Я вложил в ладонь немного магии, и дверь легко поддалась. – Ты дёргала не в ту сторону, - спокойно пояснил я ошеломлённой девочке. - Давай быстрее меняй работы и пошли отсюда.
Дело было сделано. Конечно, Дени, как и всем остальным участвующим в драке, сильно перепало и от директора и от родителей. Но Денис всё равно был счастлив, так как это была его идея. И Мэр получила высший балл за свой доклад.
Рождественские каникулы я встретил вместе с Сириусом и Римусом, так как друзья не сговариваясь, заболели. Меня инфекции брать не хотели. И жители площади Гриммо с интересом наблюдали за моими утренними пробежками в легкой курточке.
~~~

Постепенно сугробы пушистого снега начали сходить на нет, и воздух снова наполнился ароматами весны. В этом году оттепель началась намного раньше обычного времени, и хоть ещё не греющее солнце с удовольствием ласкало прохожих своими лучами. Точно так же, как в тот год, когда родилась моя дочь… Я отвёз Джинни в один из маггловских роддомов. Было ещё раннее утро и на улице только-только начинали появляться первые прохожие, даже не догадываясь, какой сегодня важный день. Ну, по крайней мере, для меня. Я отчаянно трусил, меряя шагами коридор и с волнением смотря на ту дверь, куда увели мою жену. Роды проходили тяжело. Когда из-за двери доносились приглушенные крики, я готов был потерять сознание. А потом усталый врач, выйдя из комнаты, с улыбкой сказал, что у меня появилась дочь и я могу зайти к жене. Сначала я даже не поверил, что маленький пищащий на руках Джинни комочек и есть ребёнок. У девочки были мои изумрудные глаза и лёгкий рыжий пушок на голове. Над именем даже не надо было думать. Лили Поттер была самым лучшим ребёнком на свете…
~~~

В марте нам решили устроить экскурсию в Сноудон, Уэльс. Поездка обещала быть шикарной, специально для нее заказали два комфортабельных автобуса. Сириус отпустил меня, даже не раздумывая. Один вечер ушёл на сборы и на следующий день мы отправились в путь. Я устроился у окна и практически всю дорогу провел в состоянии сна. Дени изредка толкал меня, чтобы в очередной раз показать что-нибудь неимоверно красивое или необычное. Щупленький экскурсовод увлеченно что-то рассказывал, а сидящая впереди меня Мэри то и дело заворожено вздыхала. Условия нам были обеспечены и, правда, самые лучшие, но всё-таки с середины поездки неуловимо колющее ощущение опасности стало прокрадываться в сердце. Тёмная липкая масса заполняла сознание тревогой. Её уколы становились всё острее, и на какое-то мгновение мне пришлось резко зажмуриться, пытаясь отогнать наваждение. Как ни странно оно, правда, прошло. Остановки слегка затормаживали движение, но завтра мы уже должны были доехать до места.
Серпантин, что может быть прекрасней? Дорога извивалась причудливой серой змеёй, делая немыслимые повороты и зигзаги. А с правого края дороги был обрыв. Чуть доносился шум машин, проезжающих по автостраде, всего тридцать минут назад мы были как раз внизу. А теперь дети с замиранием сердца осознавали, что находятся на высоте более восьми этажей, и отделяет их от бездны только невысокий железный бордюрчик. Зрелище было настолько захватывающим, что, прижавшись к стеклу, мне внезапно захотелось, чтобы автобус приблизился к краю. Ощущение пьянящей эйфории затопило моё сознание. Мне хочется.… Ну же, чуть-чуть. Сквозь меня тонкими струйками потекла энергия, заставляя машину вильнуть в сторону.…
Серпантин очень опасная дорога. В каких-то случаях имя «дорога смерти» дано её не случайно. Но я не мог знать про этот поворот.
Не мог…
На какой-то момент автобус, пробив заграждение, завис над пропастью. Дурацкие романы не врут. Короткое мгновение растянулось для меня на долгие века. Как в замедленной съёмке я видел, как глаза Дениса захватывает страх, и гаснет на губах крик нашей учительницы. Каждый удар сердца раздавался гулким эхом в моём сознании.
Всё же ведь будет хорошо…. Всё будет в порядке…
Мне страшно,…но все будет в порядке…
Должно быть.

А потом мир, раздробившись на миллиарды осколков, рухнул, гася свет.

Сознание не возвращалось толчками, или ещё как-то. Просто открыв глаза, я понял, что попал в ад. Я лежал на земле, застеленной покрывалом крови. Повсюду были осколки и искореженные части автобуса. А ещё рядом лежала Мэри. Ни боли, ни страха – серые глаза отражали покой и умиротворение, а из горла торчал острый отколок какой-то железки. Кровь красивыми каплями застыла на ее лице. Попытавшись отвернуться, я понял, что совершил ошибку. Денису перерезало обе ноги, и после короткой агонии он умер от болевого шока.
Нереальную тишину резко вспороли чьи-то крики. Мольбы о помощи или просто вырвавшиеся на свободу боль и ужас. И в тот момент на меня обрушилось всё.… Я почувствовал, что лежу, пришпиленный к земле большим обломком стекла. Пройдя сквозь моё тело, он не давал мне пошевелиться. Боль… боль… боль…
Боль…
Ко мне вернулись мои чувства. За одну секунду я почувствовал всё. Те два года в Азкабане, мои самые страшные кошмары… Ненависть, желание, месть, одиночество, горечь, потеря, страх. Мне показалось, что тонкая ниточка жизни сейчас оборвётся. То, что я должен был чувствовать годами, то, после чего самые закалённые люди сходили с ума, всё обрушилось на меня в один момент. То, что я должен был испытывать, умирая в холодной камере. Ужас того, что я видел в первые года в своих снах. Смерть, что окружала меня. Невыплаканные слёзы. Я не могу объяснить это, невозможно передать даже и десятой доли. Они умерли, мои друзья снова оставили меня. Почему?
Мой крик, полный боли и ненависти загнанного зверя, слился с агонией, я практически не чувствовал физической боли. Просто больше не было сил вглядываться в, уже начавшие мутнеть, глаза Мэри. Но я не мог даже пошевелиться. Проклятая железяка! Я же всесилен. Я могу их спасти, могу всё исправить! Всё что угодно, оживить, вернуть, помочь… только надо пошевелиться, надо… просто.…
Я же всесилен, я должен их спасти,
Ведь это моя вина.

А по осколкам, босиком шла смерть. Всё такая же печальная и уставшая. Изредка она наклонялась, и ласково дотрагивалась до плачущих детей, тогда плач обрывался, а некоторые продолжали сражаться за жизнь. Подойдя к Мэри, она закрыла ей глаза.
- За что? – Короткий миг кончился, всё уходило: и боль и горечь и страх.
- Ни за что, и ни почему. Я не забираю за дела или ошибки. Просто время решило. Пойми, Гарри, я лишь слуга. Я честно выполняю свою работу. И никогда не прихожу без приглашения…
- Ты знала.… Когда встретилась со мной, ты уже всё знала…
- Да. – Она присела рядом со мной и провела ладонью по моей голове. Такое ласковое прикосновение…
- Тогда забери и меня. – Не просьба или предложение – отзвучавшая пустота.
- Не могу. Твоё время ещё не закончилось. Поверь, мне и, правда, жаль, но ты сам хотел понять… Могущество – это не всесилие. Это просто боль. Когда не хватает лишь мгновения спасти любимого человека.
- Когда придет моё время?
- Я не знаю, странник. И никто не знает, кто и когда решает, что пора уходить хранителю. Здесь не властно даже время. Тебе предстоит ещё многое узнать и понять. Но мы ещё встретимся.
- Мне всё равно.

Все, что было - теперь не важно. Всё что будет - тем более. Моя пустота – этого достаточно. Ни что больше не имеет значения. Мне, правда, теперь всё равно…

Сириус Блэк, не взирая ни на какие законы и запреты, трансгрессировал прямо к больнице св. Мунго. Лицо мужчины напоминало сейчас белую маску. Казалось, что всего за каких-то несколько минут с прихода письма, он постарел лет на пять. Глубоко вздохнув после перемещения, он бросился внутрь здания. Медперсонал в испуге шарахался от несущёгося по коридорам лорда Блэка.
Целитель Леор как раз выходил из палаты, когда к нему подбежал крёстный Мальчика – который - выжил.
- Что с Гарри? – Сириус походил на безумца.
- Рана была очень серьёзна, мы боялись что опоздаем. Но стоило вытащить осколок, как началась быстрая регенерация тканей. Конечно, организм пострадал серьёзно, была очень большая потеря крови, но сейчас его физическое здоровье возвращается в норму. Но вот…
- Что?
- Кажется, его психика пострадала слишком сильно, и возможно, восстановлению не подлежит. Но мы будем делать всё возможное. Вы можете зайти к нему. – Целитель покачал головой и, кивнув, зашёл в следующую палату.
Стены комнаты давили своей ослепительной белизной. Мягкий чуть приглушенный свет красиво сливался с солнечными лучами, проникающими через окно. Палата была одноместной и очень удобной. Гарри лежал у дальней стены, укрытый большим одеялом. Голова чуть наклонилась на бок, а волосы красиво разметались по подушке. Спокойное, даже пустое выражение лица подчёркивало резкую бледность и заострённость тонких черт. Взгляд, смотрящий в одну точку, казалось, проходил сквозь стену, не замечая её, устремлённый к ведомой только ему цели.
- Гарри, как же я рад, что с тобой всё в порядке! – Сириус радостно бросился к мальчику.
Но тот никак не отреагировал на появление крёстного. Только высунувшись из-под одеяла, безвольно повисла изящная бледная кисть.
- Гарри, это же я. Ты не узнаёшь меня? – Блэк потряс крёстника за плечо.
Голова безвольно дёрнулась из стороны в сторону. Взгляд остался таким же пустым и безразличным. Изумрудные глаза, полуприкрытые пушистыми ресницами, не моргали.
- Гарри, вернись. Ты же сильный, борись с этим. Ты нужен тут… - Мужчина не стесняясь, заплакал.

Прости Сириус, но я не хочу.
Просто не хочу…


........................
* - стих мой, называется «Одинокое чудо»,
** - Андрей Белянин