Глава 8

- Гарри, почему ты не можешь нарисовать что-нибудь нормальное? – Мэри, заглянув мне через плечо, с интересом рассматривала влажно поблёскивающий рисунок.
Привлечённый её возгласом, от своего холста оторвался Денис и тоже подошёл к нам.
- Тебе не нравится? – Я сделал завершающий штрих и отошёл на несколько шагов назад, чтобы полюбоваться своим творением. Красиво раскинув руки, на Землю падал чёрно-белый, умирающий ангел, теряя остатки перьев. Конечно, картиной назвать это было сложно. Всё-таки обычный урок рисования, да и я никогда не замечал за собой способности к этому искусству. Но всё же было что-то такое в расслабленных чертах юноши, что завораживало.
- Да нет, очень нравится. Но почему ты всегда рисуешь смерть? – Девочка встряхнула головой, отгоняя наваждение. И повернулась к своему рисунку, на нём упитанный кролик с аппетитом жевал нечто призванное изображать морковку. А вот я как всегда выделился. Сириуса уже даже к директору вызывали из-за моих мрачных рисунков. Крёстный только пожал плечами и ответил, что я был на месте гибели родителей и психолог считает, что это последствия травмы, вызванной их смертью. Он также добавил пару заумных слов, после чего к моим творениям стали относиться терпимее.
- Конечно, красиво, но я согласен с Мэри, что необычно. Впрочем, это у тебя постоянно. – Денис наклонил голову на бок, пристально изучая каждую линию. – Тебе вредно давать свободные темы, впрочем, ты любую идею испортишь.
- Спасибо, – фыркнул я и поднял руку, показывая учительнице, что закончил рисовать. Надо ли добавлять, что мне поставили «отлично»?
В школе я быстро занял первое место по успеваемости. Даже те науки, которые я до этого не изучал, давались мне с потрясающей лёгкостью. Моя сила позволяла мне учиться, не открывая книг. Достаточно было дотронуться до переплёта, и вся информация тут же оказывалась на своих полочках в моём мозгу. Учителя не могли на меня нарадоваться. Хотя если быть уж совсем честным, место лучшего ученика должно было принадлежать Мэри. Вот уж кто точно учился, не покладая рук и книг.

- Куда пойдём? У нас сейчас перерыв. – Дени, увлечённо порывшись в сумке, извлёк на свет помятое расписание. – А после: у нас с Гарри – фехтование, а у тебя, Мэри – танцы.
- Как ни странно, я помню! – беззлобно огрызнулась девочка. - Говорят, со следующего года у нас тоже фехтование начнётся. Я надеюсь, вы не собираетесь потом второй урок прогулять под предлогом усталости?
- Я - нет. – Эти два предмета у нас делились немного странно. Сначала занятие по отдельным кабинетам, а потом мальчики присоединялись к изучению танцев. Многие мои одноклассники, пользовались этим и отсиживались в комнатах для отдыха из-за того, что якобы сильно переутомились.
Денис, явно ожидавший поддержки с моей стороны, покраснев, выдавил что-то невразумительное.
Мэри оставалось только фыркнуть и попросить меня быть её сегодняшним партнёром.
За перепрыгивающим с темы на тему разговором мы, неспешно выйдя из учебного здания, направились к парку. Снег укутал территорию школы пышными сугробами, напоминая о приближающемся Рождестве. Ветки деревьев торжественно опутал иней, и тоненькая корочка льда на асфальте красиво переливалась в лучах зимнего солнца. Я изредка вставлял фразы или односложно отвечал на заданные вопросы. Морозный воздух пощипывал кожу, а ветер был свеж и приятен на вкус. Вот так, постепенно и незаметно, прошла практически половина учебного года. Общаясь с Мэри и Денисом, я начал думать, что это решено где-то свыше, что у меня непременно должно быть два друга. Причём Мэри мне в какие-то моменты напоминала Гермиону со своей маниакальной страстью к учёбе, а Дени – Рона с его небрежностью и безалаберностью. Впрочем, ещё к нам изредка присоединялась Алисия – ученица из параллельного класса. Пару раз я приглашал их к себе домой, и ещё один раз в загородное поместье Блэков. Естественно, перед этим придавая им маггловский вид.
- Гарри! Гарри?! Ты меня не слушаешь? - Мэри настойчиво теребила меня за рукав пальто. Я пожал плечами, и ей оставалось только вздохнуть и повторить ещё раз:
- Мама предложила нам на рождественские каникулы съездить в наш особняк во Францию. Ты хочешь? Дени уже согласился, Алис тоже. А ты?
А что я? Столько споров и разговоров с самим собой, столько пафосных убеждений. Школа… она начала пробуждать во мне воспоминания. Не те, что были до этого, полные застарелой боли и непонимания. Другие. Яркие картинки счастливых моментов, образы, улыбки. Много чего. Я практически не замечал того, что каждое действие или решение были не спровоцированы обстоятельствами спонтанной детской логики, а чётко сформулированным приказом. С каждым днём мне всё больше и больше удавалась роль обычного человека.
- Я спрошу у Сириуса, вдруг у крёстного уже есть какие-то планы. – Наглая ложь, я могу сообщить ему за пять минут до вылета рейса в эту Францию.
- Хорошо, надеюсь, он согласится. – Мэри кивнула головой, а в её глазах промелькнуло сочувствие.
Это заставило меня улыбнуться. Они все меня жалели! Из-за той истории про гибель родителей и моё не совсем нормальное психическое здоровье. Мы смогли придумать единственное понятное магглам объяснение моего состояния, моего поведения, или отсутствие такового. Седину, странные фразы и рисунки. В общем, все атипичное для шестилетнего ребёнка. И они все: учителя, воспитатели и родители, которых, естественно, проинформировали о моём «состоянии», а также некоторые дети, которым вышеупомянутые родители всё рассказали, - они жалели меня, сочувствовали, старались обходить эту щекотливую тему и старательно делали вид, что всё в порядке. Пусть, насмешки некоторых недоброжелателей меня ничуть не трогали.

* * *

- Джинни, я не псих! Пойми меня, я не сошёл с ума! – Я испуганно зажал ладонью рот и с отчаяньем посмотрел на жену.
Странные припадки начались не так давно. Сначала Джинни заметила разговоры во сне, по её описанию я разговаривал на парселтанге. Потом меня стали преследовать странные сны. Как в то время, когда я мог проникать в разум Лорда. Воспоминания, полные насилия, жестокости и боли. Собрания пожирателей, многие из которых были мертвы, а другие находились в Азкабане. Но я точно знал, что это не галлюцинации. Это было по-настоящему, но только в прошлом. Потом началось это: неконтролируемые выбросы колоссальной магической энергии, непонятное желание убивать. В какие-то мгновения, словно кто-то другой завладевал моим разумом. Я ломал всё, что мог, кричал что-то невнятное, пугая соседей, наносил себе повреждения, но пока, слава Богу, не трогал Джинни.
Слабость, постоянная головная боль, плохой сон и преследующие меня по пятам кошмары и видения. За месяц я стал похож на оживший труп не первой свежести, но категорически отказывался сходить хотя бы к маггловскому врачу.
- Пойми, Джинни, я, правда, не… сумасшедший. Пожалуйста,… поверь. – Крики постепенно перешли во всхлипывания. – Это всё война, потери… стресс. Или ещё что-то. Я не знаю, но я нормален. Да, это всё война… только она одна виновата.
- Гарри, пойми, я верю тебе, но это с каждым разом становится всё сильнее. Я боюсь, потому что пару раз мне казалось, что в эти мгновения я вижу бордовые проблески в твоих глазах. Я не знаю, что останавливает тебя, иногда моё воображение слишком явно рисует мне, как твои пальцы тянутся к моему горлу. Я, правда, боюсь.
- Джинни, дорогая, что ты говоришь? Я никогда не смогу причинить тебе боль. – Безнадёжное отчаяние заполняет всё моё сознание. Бордовые проблески. Мерлин, спаси нас! Но этого же не может быть! – У тебя же есть волшебная палочка, ты, если что, сможешь защититься.
Глухо и безжизненно. Теперь страх прокрался и в моё сердце.
- Гарри, пойми, что и я не смогу причинить тебе боль! – Джинни покачала головой и несколько истерически засмеялась. – Мы говорим, как в каком-нибудь любовном романе! Мне кажется, что ты меня не трогаешь только из-за ребёнка.
Я устало закрыл глаза. Как же всё это надоело. Если это роман, то надеюсь, что он скоро закончится. Я устал видеть, как Джинни переживает, как мы сгниваем в этой развалюхе, а любовь лишь чуть-чуть задерживает этот процесс. Да, и что осталось от нашей любви? Не знаю, наверное, мы просто привыкли быть вместе. Боимся признать то, что время как всегда обыграло нас. И не говорим друг другу этих заветных слов не потому, что любовь не требует подтверждения, а потому, что слова могут отозваться пустотой. Боимся признать, что от нашей любви остался только ещё не рождённый ребёнок. А может быть, это просто лето дождливое и безрадостное, несогревающее, виновато во всём. И на самом деле любовь ещё жива. Хотя, что для нас это слово означает?
- Джинни, ты уверена, что видела бордовые проблески? Может, это было отражение чего-то? – Такая неубедительная надежда. Джинни, пожалуйста, солги! Не говори это, я не хочу слышать.
- Прости, Гарри, но это правда. – Женщина, закусив губу, отвернулась.
- Но этого не может быть! – Голос сорвался на крик. – Не может! Понимаешь?! Я уничтожил все крестражи! Все до единого. Выполнил все, что сказал Дамблдор!
- Послушай, Дамблдор умер. Он мог не успеть тебе всё рассказать. Мог остаться ещё один…
- Джинни, зачем ты меня мучаешь?! – Как же я ненавижу плакать, но сейчас во мне что-то сломалось.
- Я не мучаю тебя. – Она устало опустилась в кресло, бережно придерживая руками большой живот. – Я лишь пытаюсь объяснить то, что происходит. Пожалуйста, Гарри, давай сходим к врачу, пусть маггловскому, вдруг твоему состоянию есть другое разумное объяснение. Просто послушаем, что он скажет…
- Хорошо! Но я не псих, – я в который раз повторил эту фразу, словно пытаясь убедить в этом себя самого.


Покрывалом рванным обрывки крыльев.
Это небо больше твоим не станет.
Просто сказка стала угрюмой былью,
с серым светом чьих-то запутанных правил.

Липкой грязью чьих-то простых иллюзий.
Ты не думал, что лица - просто маски.
И улыбка станет изящной грустью,
что покрыта слоем фальшивой краски.

Ты не мог и представить лживые слёзы,
лицемерный смех по натянутой боли.
В отвращенье слащавые пошлые грёзы –
люди, в общем-то, все не плохие актёры.

Да и небо вовсе не так прекрасно.
Серый дождь до пьяна так пропахший дымом..
Ты, умевший прощать, наслаждаясь счастьем,
странным взглядом часто смотришь на бритву.

И так страшно понять старых истин правду:
ты не ангел – просто сломались крылья.
Серых перьев ошмётки хранить не надо.
А последний полёт станет первым открытьем.

Ты не ангел – просто искатель счастья.
Значит, не было вовсе этого неба?
Сказка – ложь это слышать немного странно.
Как по струнам ударить бритвой по венам.

Джинни, прости, я хотел как лучше. Чтобы было чуть больше счастья. Чтобы всем было хорошо. Пусть эти фразы выглядят такими глупыми, теперь я это понимаю. Мир во всем мире? Но все не могут быть счастливыми, свобода для одного – это рабство другого. Мальчишеское стремление всё переделать под себя, построить такой мир, чтобы в нём можно было жить. С тобой, любимая. Чтобы вместе встречать рассветы и наслаждаться небом. Чтобы быть счастливым. Что плохого в этом желании? Только в новом мире не нашлось для меня места. Но я не хотел, чтобы тоже страдала. Я, правда, не хотел.… Кажется, всё только-только начинало налаживаться, а теперь снова рушатся иллюзии. Я тоже боюсь того, что ты всё-таки окажешься права.

Ты не ангел – разум тебя оставит.
Ты не ангел – шёпот щекочет нервы.
Может быть, все ошибки скоро исправят
эти мягкие белые-белые стены.… *

* * *

Почему так получилось, что всю мою жизнь можно рассказать парой зарифмованных строчек? Всю мою любовь, переживания, мечты? Как же мне хочется узнать ответ: за что мне выпало такое наказание, что я сделал не так? Какую допустил ошибку.…
Кто-то говорит, что на ошибках учатся, что только с ними мы может понять что правильно, а что нет. Это может быть какая-то не значительная малость, вроде не точно решённого примера, а может стоить кому-то жизни. И из каждого ли примера можно извлечь что-то полезное? Какую-то мораль? Наверное – нет. За всю историю было столько всего совершено, что, если бы мы учились на этих ошибках, стараясь не допускать, Земля стала бы раем. Но мы продолжаем наступать на одни и те же грабли. Потираем шишку на лбу и снова с упорством неандертальца наступаем на следующие. Ошибки – просто неправильно выбранный путь. Тот же неверно решённый пример может сломать человеку всю жизнь. Да и погибшим вряд ли будет какой-то толк, что они могут понять что-то новое, и что те, по чьей вине они погибли, постараются больше не допускать промахов. Священники учат, что, чтобы ты ни сделал в жизни, достаточно просто раскаяться и тебе всё простят. Убийства, насилие, обманы - все грехи, только покайся, признай, что ты был не прав. Господь милостив, он поймёт. Я очень надеюсь, что это правда. Что надежда остаётся всегда. Только по-прежнему не понимаю, что же я сделал, за что не попросил прощения? Возможно, я совсем неправ и это дар? Как и смерть? Его дар своим детям, чтобы они знали, что могут стать свободными. Возможно, это правда, что бессмертие есть кара, а мы как глупые мотыльки мчимся на ложный свет, сгорая в нем без следа. Ловушка для умных и сильных. Слабые не любят жизнь, кто-то даже считает года. Что такое восемьдесят – девяносто лет по сравнению с вечностью? Я давно понял, что Том был во многом прав, и пусть я с ним не согласен, и можно даже сказать, что ненависть ещё осталась где-то в глубине. Но теперь я, бесспорно, его уважаю. Хотя и убью, не позволив допустить ошибку. Ведь вечность – это тоже ошибка, маленький недочёт, сотворенный создателем…

Сириус плавно вёл машину, обгоняя более медленные автомобили. Некоторое время я просто сидел с закрытыми глазами, слушая шелест шин. Потом некоторое время последил за дорогой, но всё-таки не выдержал.
- Сириус, пожалуйста, сбавь скорость. Доездишься ведь!
- Да ладно тебе, Гарри. Ты просто не можешь понять скорость, – отмахнулся крёстный, но всё же скорость убавил. – Что это ты такой заботливый?
- Как-то не очень радует перспектива, что снова придётся вернуться к Дурслям, если с тобой что-нибудь случится.
Сириус молча кивнул, став более серьёзным. Уже въезжая в Лондон я рассказал ему про предложение отметить рождество во Франции.
- Поезжай, тебе будет полезно. Я уж тут отмечу хорошо.
- Позовешь сослуживцев, Римуса, ещё кого-нибудь, напьётесь в драбадан и уснёте под ёлкой. Веселее некуда, – съязвил я, старательно пытаясь скопировать Малфоя - старшего.
- Кому как, – пожал плечами крёстный.

Ночь уже давно вступила в свои права, и город, опьянённый холодами, замер, забывшись неспокойным сном. Уютно потрескивал камин, даже не смотря на то, что достаточно было щелчка пальцев, чтобы обогреть комнату, мне нравилось наблюдать за игрой пламени. Особенно в такие бархатные завораживающие ночи.
Я лениво отбросил в сторону очередную прочитанную книгу. Желание найти хоть какую-нибудь информацию о хранителях или о случаях, что люди выживали, оставшись без души, переросло в одержимость. Информация, информация и ещё раз информация. Я заказывал книги и, не находя в них ничего нужного, просто выбрасывал.

Пустота привычно обволокла мой разум. Я никак не мог заметить этот переход из яви в сон. Чем-то мне даже начинали нравиться эти маленькие экскурсии по другим мирам. В какие-то разы я бывал лишь бестелесным наблюдателем, в другие вполне реальным персонажем. Но только вопросов с каждым разом становилось всё больше и больше. Я уже начинал подумывать о составлении списка того, что мне нужно будет спросить у моих новых знакомых. В сегодняшнем отражении мне отдавалась роль наблюдателя. Я неспешно огляделся. Порывистый ветер трепал кроны склонившихся к водной глади небольшой речки деревьев с тусклыми зелёными листьями. Отливающие свинцом небеса, казалось, можно было потрогать руками. И сквозь тяжёлые тучи пробивались резкие солнечные лучи, добавляя природе потусторонний вид, с нереальной устрашающей красотой. Хотя я видел и не такое, после мира с синим солнцем меня уже ничем не удивишь. Я обвёл взглядом бескрайнюю степь с пожухлой жёлтой травой, она тянулась до горизонта и обрывалась яркой полоской на грани небес. Вдоволь насладившись этим пейзажем, я снова повернулся к замершей матовой реке. По поверхности не прокатывалась рябь, и, касаясь воды, листья не оставляли причудливый танец разбегающихся кругов. Где-то рядом прозвучал приглушенный вздох.
В тени раскидистой ивы примостилась хрупкая фигурка девушки лет семнадцати. Я заставил себя подойти поближе. Короткие спутанные волосы, грязная изодранная одежда и бессмысленный взгляд синих глаз, чуть прикрытых пушистыми ресницами. Казалось, что она дремала, но стоила мне подойти чуть ближе, как незнакомка встрепенулась. Взгляд резко сфокусировался.
- Кто здесь? – Вскочив на ноги, она внимательно осмотрелась. Но, не заметив меня, села обратно на землю. Несколько секунд царила пугающая тишина, а потом девушка коротко рассмеялась. – Наверное, я схожу с ума, но мне кажется, что ты здесь. Ты слышишь?
Я кивнул.
- Конечно, ты же рядом… Кто ты? Впрочем, это неважно. Знаешь, а я уже не помню, как меня зовут. Я ничего не помню. Даже почему я здесь. Это мой ад, моё посмертие. Ты же странник? Такие, как ты, изредка заходят ко мне, кто случайно, а кто… ну даже не знаю. Может быть, это бред. Но мне легче думать, что я разговариваю не сама с собой. Мне плохо тут, одиноко. Я ничего не понимаю, знаю, что что-то случилось. Иногда я вижу лица, они улыбаются мне, что-то говорят. Я знаю, что они меня любят и ждут. Но кто они? И где они меня ждут? Я пыталась сбежать отсюда, но, сколько бы я ни шла, я всё равно остаюсь у этой реки. Я пыталась умереть – не получилось. Пожалуйста, помоги мне, ты ведь странник. – По лицу девушки катились мутные слёзы. - Найди меня. Я где-то там в каком-то из миров. Я устала бояться.
Она обхватила колени тонкими руками и беззвучно заплакала.
- Я уже давно перестала считать, сколько провела тут времени, тут нет ни дней, ни ночей. Может быть, всего немного недель, а может целые века. Ты ещё тут? Пожалуйста.…
Я подошёл к ней и погладил её по плечу.
- Я постараюсь.
Ветер лениво подхватил и куда-то понёс тихое слово «спасибо».

- Всем привет! – Дени, влетев в класс, радужно улыбнулся и устремился к нашей с Мэри парте. – Гарри, тебе разрешили ехать с нами?
- Да. – Оторвавшись от книги, я осмотрел взъерошенного друга. – Когда летим?
- Отец заказал отдельный рейс, через три дня. Мама просила передать, что вещей с собой много брать не надо. Денис, что с тобой?
- Да ну, еле от тёти отвязался. Все уши мне прожужжала этим этикетом, будто мне здешних уроков не хватает!
- судя по твоему поведению, его то, как раз, и не хватает. – Я чуть приподнял бровь. Моим сегодняшним манерам могли позавидовать все Малфои и прочие чистокровные рода вместе взятые. – Поскольку сегодня последний учебный день, Мэр предложила куда-нибудь сходить.
- О! Давайте в кино, – воскликнул мальчик, но тут в класс зашла миссис Сполш – наш математик, и Дени пришлось, скорчив траурную мину, сесть за свою парту.
Первые десять минут ушли на проверку задания, потом новая тема. День проходил как обычно, по строго запланированному расписанию. Ничего неожиданного или выходящего за рамки.
После уроков, мы, отзвонив по домам, собрались в ближайший кинотеатр на какую-то очередную фентезийную сказку. Снег приятно похрустывал под ногами, а солнце, словно готовясь к празднику, сияло как начищенное блюдце. Улицы Лондона пестрели гирляндами и украшениями, а воздух был заполнен пьянящей эйфорией. Я даже немного прислушивался к радостной болтовне Мэри с Денисом. Глядя на них, невольно пытаешься удивиться, что я тоже когда-то был таким наивным и беззаботным.
Небо на секунду закрыла странная тень, а взявшийся из ниоткуда ветер, резко рванув головные уборы, заставил кожу покрыться пупырышками. Сердце предательски сжалось. Они были рядом: отчаянье, страх, безысходность, боль, страдание. Так близко… Я невольно зажмурил глаза, пытаясь отгородиться от всего этого. Послышался резко прервавшийся крик, и рядом что-то глухо упало. Открыв глаза, я увидел всего в нескольких шагах от себя распластанное тело. Мэр, прижавшись ко мне, тоненько заплакала, расширенные зрачки Дениса не выражали ничего, кроме ужаса. На пятом этаже здания хлопала поддавшаяся ветру оконная створка. Кто-то закричал. В толпе просили увести детей. Приобняв сжавшуюся девочку и, не замечая стремительно увеличивающейся лужи крови, что расползалась вокруг головы самоубийцы подобно нимбу, я смотрел в подернувшиеся мутной плёнкой синие глаза девушки. Спутанные волосы, разгладившиеся черты. «Спасибо… ты нашёл меня».
Попытавшись отвести взгляд от спокойного умиротворенного лица, я невольно посмотрел на табличку здания. Психиатрическая больница. Почему я не удивлён? Во сне был всего лишь иллюзорный мир, созданный больным подсознанием девушки.
Капли крови – это слёзы смерти. Она стояла совсем близко и печально улыбалась. Опухшие глаза, не отрываясь, смотрели на меня. Убедившись, что я её заметил, смерть тихо прошептала:
- Я буду твоей спутницей, Гарри Поттер. Там где будешь ты, буду и я. Ты же сказал, что хочешь понять? Я преподам тебе пару уроков. Не бойся, то, что можно исправить, будет исправлено. Я никого не забираю без причины. До встречи, Гарри Поттер.

Поход в кино был безнадёжно испорчен, но на каникулы мы всё-таки во Францию поехали. Шикарное поместье было призвано поражать самые смелые фантазии: большие и уютные комнаты, воспитанные слуги. Эту неделю я позволил себе побыть обычным ребёнком, смех больше не пугал своей пустотой, один раз я даже заметил промелькнувшую в нём радость. Да, несмотря ни на что, жизнь постепенно не только налаживалась, но и приобретала какие-то оттенки.

* * *
Поход к психиатру ничего не дал. Пожилая доктор, покачав головой, так и не поставив диагноз, прописала самое дешёвое успокоительное, предупредив, что оно может вызвать сильный наркотический эффект. Но, тем не менее, сомнительное лекарство чуть-чуть помогало. Приступы сократились вдвое, и ночные кошмары тоже стали не такими уж частыми гостями. До определённого дня. Я точно помню эту дату, которую, потом, не стесняясь, назвал началом конца.
Август, извиняясь за дождливое начало лета, был на удивление засушлив. Ночи изматывали своей духотой. И утром, еле открыв глаза, первым делом я побрёл в ванную. Приняв короткий душ и умывшись чуть ржавой водой, я перевёл взгляд на своё отражение. Изумрудные глаза отливали явным багряным цветом. Словно хорошее красное вино было разлито вокруг радужки. Непосвященному человеку могло показаться, что это просто полопались сосуды. Но в эту секунду я понял, что, как бы это ни было страшно, Джинни оказалась права – я не уничтожил последний крестраж. И оставшийся осколок души Лорда находился как раз пред зеркалом, на том месте, где стоял я.

* * *


* - стих принадлежит мне.