Тревожное ожидание

Тина просыпается. Веки разлеплять тяжело-тяжело, в горле пересохло, звон сигнального заклятия доносится до её сознания будто сквозь толстый слой ваты, а кожа болезненно чувствительно воспринимает прикосновение ткани к поверхности тела.

Неприятное ощущение постепенно сходит на нет, а вместе с контролем над телом к ней возвращается способность целостно воспринимать окружающий мир.

Она обнаруживает над собой светлый потолок, утопающий в вечернем сумраке, разгоняемом лишь приглушенным светом плавающих в воздухе стеклянных нежно-зеленых шаров с чуть подрагивающими огоньками внутри.

Вялотекущие мысли на мгновение проясняются. Но её хватает лишь на один вопрос.

Где я?

Резко приподнявшись на локтях, она охает и валится обратно на подушки. В глазах темнеет и последнее, что она видит – расплывающиеся лица склонившихся над ней людей.

Когда Тина просыпается во второй раз, удушающая подушка немощи уже не придавливает её. Она легко дышит и думает.

Её вкусно кормят. В её комнате много цветов и света. Ей обещают, что скоро она сможет отправиться домой.

Ей очень хочется сбежать. Но Куинни, которая, со слезами на глазах влетев в палату, бросается её обнимать, строго говорит, чтобы она даже не думала о побеге.

Тина очень сильно удивляется, когда обнаруживает на стуле для посетителей Лэсли. Она запоздало думает, что, наверное, Лэсли – не совсем тот человек, которого она хотела бы видеть. Но Тину переполняет легкость и желание жить. Поэтому она дает брюнетке шанс.

– Меня к тебе попросила зайти Куинни, – говорит Лэсли, неловко ёрзая на стуле. Тина, полусидя на кровати, сжимает в руках теплую кружку с лечебным отваром. Кто бы знал, как она мечтает о кофе. – Она вроде как занята сегодня – куда-то убежала, отпросившись у Абернати. Да и мы… подруги ведь.

Тина ободряюще улыбается и кивает настороженно глядящей на неё Лэсли. Женщина заметно расслабляется и роняет голову на руки.

– Знаешь, – глухо доносится из-за завесы темных длинных волос. Тина делает последний глоток тошнотворно-сладкой жидкости и, морщась, отставляет кружку на тумбочку. Лэсли поднимает голову и длинным движением заводит волосы назад. – Я ужасно переживала и за тебя, и за Куинни. Больше за неё, наверное... Ты понимаешь, она бы не пережила, если бы с тобой что-то случилось, – она делает паузу. – Ты же помнишь Ричарда Дилани?

Тине кажется, что веселый и немного неуклюжий парень не далее как неделю назад бок о бок с ней и Митчеллом участвовал в проверке ассортимента товаров недавно открывшейся лавки в Куинсе, проверке, плавно перетекшей в погоню и задержание контрабандистов. Тина уже знает, что с тех пор прошло больше месяца, а Ричард мертв.

– Он ведь погиб. Неудачно поймал режущее проклятие.

Тина уже знает. И все равно что-то обрывается у неё внутри, когда она слышит надтреснутый тон голоса Лэсли.

– Генри... Митчелл до сих пор в отчаянии. Просил передать тебе привет. Знаешь, вроде уже и прошло некоторое время с тех пор, а все равно страшно. Мои знакомые, коллеги и друзья умерли, просто потому что оказались не в том месте не в то время. Но кто мог знать, что в самом сердце Конгресса мы можем оказаться в такой опасности?

Лэсли шмыгает носом. Прочищает горло. И добавляет ровно и почти удивленно:

– Мы ведь вообще позабыли про этого Гриндевальда.

Тина согласна. Они все были слишком беспечны.

Тина подвигается к Лэсли и обнимает её. Женщина несмело обнимает её в ответ. Тина ощущает влагу на своем плече.

Когда брюнетка отстраняется и, ругаясь, ищет в сумочке платок и зеркальце, Тина подмечает, что она больше не выглядит искряще-ярко. Изящная темно-бирюзовая кашемировая кофточка с неглубоким вырезом, черные брюки, легкий макияж, элегантно уложенные волосы. Вся Лэсли стала... как будто менее беспокойной.

Тине симпатичны эти изменения.

Тина делает Лэсли комплимент, от чего та смущается. Смущение смотрится на её лице так необычно. Чуть было не сорвавшаяся с языка шутка про то, что Лэсли нашла, наконец, мужчину мечты, запускает в мысли Тины веселое подозрение.

Тина расспрашивает её о том, что происходило все это время в Конгрессе.

Тина совсем не против, когда Лэсли, разворачиваясь у двери, обещает зайти к ней еще раз.

Ведь в больничной палате очень скучно.

Когда Лэсли приходит во второй раз, Тина пытается аккуратно разузнать что-то про Персиваля Грейвса, но ответ непривычно резок.

– Ну, глава Департамента магической безопасности в последний месяц просто рвёт и мечет. Что, знаешь, немного странно на фоне его прежнего благодушного настроя, – Лэсли с подозрением смотрит на ни с того, ни с сего зардевшуюся Тину. – Гриндевальд покинул Штаты и сам лично теперь не представляет прямой угрозы для нас. Да и Международный Конгресс разъехался. Я не понимаю, чего он бесится.

Тина чувствует, как неумолимо краснеет под внимательным взглядом Лэсли. И пытается скрыть это за ненапускной тревогой.

– Ох, Лэсли. Я очень переживаю, что меня могут вновь уволить. Нарушение прямого приказа мистера Грейвса во время нападения - вполне достаточная причина. А если, как ты говоришь, он не в лучшем расположении духа сейчас… - Тина, помедлив, добавляет, - Я очень надеюсь, что в суматохе никто не заметил, и ему не доложили о том, что я тоже вступила в схватку вместо помощи с эвакуацией нижних этажей.

Дело, конечно, не только в этом. Тина места себе не находит из-за того, что прошло уже столько дней, а он так и не зашел к ней. Скоро её выпишут. И если Персиваль не соизволит навестить её до того момента, она сама заявится к нему.

Честно говоря, от этого ей почему-то еще страшнее.

Лэсли обещает ей занести последние выпуски Ведьмополитена и Призрака Нью-Йорка. Но почему-то так больше и не приходит к Тине.

В больничной палате очень скучно.

Она меряет шагами небольшую светлую комнату. Большими и маленькими. Проходит вдоль стен с невысокими комодами, на которых стоят вазы, невесомо касаясь лепестков цветов кончиками пальцев.

Подходит к окну и, оперевшись руками на узкий подоконник, наблюдает за снующими по улице людьми и машинами.

Читает книгу с заложенной страницей, которую нашла на тумбочке рядом с письмами от Ньюта. Сборник новелл некого О. Генри захватывает её, и ироничные, метко бьющие в цель зарисовки заставляют восхищаться лаконичностью и осмысленностью языка писателя немагов.

Тина очень усердно ждет Персиваля Грейвса.

Она, конечно, вскрывает те конверты, что пришли к ней из Англии, графства Дорсет, и, помедлив примерно полтора дня, читает письма Скамандера.

Скользя взглядом по строчкам, она поджимает губы, и невольно возвращается мыслями к отсутствию Персиваля, теряя смысл прочитанного. Тина под гнетом тревожного ожидания даже не испытывает неловкости из-за того, что столь невнимательна. Похоже, Куинни ничего Ньюту не сообщала.

Ньют не знает, что с ней случилось.

Ньют переживает, что она не отвечает ему.

Ньют вернулся в Англию и приглашает её погостить у него в поместье.

Тина вздыхает, откладывает письма и массирует виски, зажмурив глаза. Она не хочет думать. И не хочет ничего решать.

Она напишет отказ завтра утром.

Через две недели Тина собирает вещи.

Грейвс заходит к ней рано, еще перед началом рабочего дня. Тина в это время спит. Спит, свернувшись на боку и подложив руку под щеку. Будто ощутив пристальный взгляд, она просыпается и, узнав человека, застывшего у двери, широко раскрытыми глазами смотрит на него.

Несколько долгих мгновений она не верит своим глазам, а потом подскакивает на кровати, приглаживает уже отросшие до плеч волосы, потирает щеку, на которой остался отпечаток после сна, и одновременно пытается поймать падающее на пол одеяло.

Грейвс не двигается, что-то ищет в её фигуре и будто не замечает её суматошной паники. Она бесконечно рада его видеть. Но тревожное напряжение только возрастает с его приходом.

Ей сложно, очень сложно скользнуть голыми ногами на пол, одернуть больничную ночную сорочку и двинуться к нему. Тина не хочет видеть его сжимающиеся и разжимающиеся кулаки, и потому она концентрирует внимание на темных, почти черных глазах и надтреснутой еле видной улыбке.

Время густеет, а противоестественный страх связывает каждый её шаг.

Она скользит тонкими пальцами по его шее вдоль ушей, зарываясь в короткие волосы на затылке. Она почти чувствует, как её холодные прикосновения мурашками прокатываются по его коже. Она льнет к нему всем телом, склоняет голову и с нежностью заглядывает в глаза.

Она теряет себя, когда он сжимает её в крепких объятиях, зарываясь носом в шею и опаляя её горячим дыханием.

Когда он отстраняется, в его глазах она с трудом различает непонятное ей мучение.

Тине кажется, что температура в комнате падает на несколько градусов, когда Персиваль отходит к окну и предоставляет её взору лишь разворот его широких плеч. Она еще чувствует горячие прикосновения на её талии.

Он тяжело опирается руками на подоконник и прислоняется лбом к стеклу. Тине очень хочется подойти к нему, мягким прикосновением руки пробежать по позвоночнику, скрытому белоснежной рубашкой, и, прошептав какую-нибудь успокоительную глупость, прижаться щекой к сильному плечу.

Тине очень хочется сделать это, но её бьет такая крупная дрожь, что она не то что решиться не может, но даже просто стоять на ногах. Она оседает на стул возле входной двери.

Нет.

– Нам нужно закончить с этим, Тина.

Тина собирает вещи.

Тина чувствует себя оглушенной.

То, что с ней происходит – безумный бред, так нельзя. Просто нельзя.

"Наши неуставные отношения мешают мне исполнять свой долг перед Конгрессом и магическим народом Америки"

Тина думает, что более цинично выверенной формулировки придумать было просто нельзя.

Грейвс, как она его с негодованием называет в мыслях, наверное, думает, что это очень хорошее оправдание тому, чтобы её бросить. Она даже понимает его. Наверное. Хотя нет, ей только кажется.

Честно говоря, она понятия не имеет, как вообще поняла хоть что-то из того, что он ей сказал тогда. Что-либо соображать она перестала, еще когда он только начал говорить, легко и просто подбирая слова, резонные и правильные.

Она думала, что хуже уже быть не может. Ей стоило заглянуть в справку, с которой её выписали из госпиталя.

Когда она в последний раз оказалась в кабинете начальника департамента магического правопорядка, мистер Грейвс предложил ей место штатного аналитика в их отделе. Тина же в плохо сдерживаемой ярости поинтересовалась у него, не подменяет ли его, случаем, в последнее время Гриндевальд, и уволилась.

Она получила болезненное удовольствие от того, что пустое выражение его лица сменилось смесью хоть каких-то живых эмоций.

Письмо Ньюту, в котором она написала лишь одну строчку, было отправлено на следующий же день.

Она аккуратно укладывает вещи в большой коричневый чемодан под отчаянным взглядом сестры, опирающейся плечом на косяк двери в её комнату. Куинни обнимает себя и судорожно пытается сообразить, как остановить Тину.

Как назло, в голову ей не приходит ничего нового. А на все уже приведенные аргументы старшая сестра просто не реагирует.

Тина левитирует к себе пачку писем, находит нужное, слегка надорванное, с отчетливо видимыми пятнами, оставшимися после того, как его множество раз перечитывали и роняли на пергамент слезы.

– Куинни, – Тина мимолетно проскальзывает глазами вновь по давно заученным строчкам и, не глядя, протягивает письмо сестре, – Ньют Скамандер приглашает меня в гости. Я никогда не была в Англии. Не стоит разводить из этого трагедию. Я погощу там и вернусь. Мне сейчас очень нужен отдых.

– Ты не вернешься, Тини, – со слезами на глазах шепчет Куинни, опустив голову и даже не глядя на то, что написано в письме. – Пожалуйста...

Тина и сама понимает, что это безумие.

– Вздор. Конечно, я вернусь, – Тина подходит и приподнимает её лицо за подбородок. На лице старшей Голдштейн написано искреннее переживание, и она, задержавшись взглядом на блестящих глазах Куинни, крепко её обнимает и шепчет:

– Ну как я могу бросить свою младшую сестренку?

Они стоят, обнявшись, несколько мгновений.

Затем Тина отстраняется и возвращается к сборам, выудив из безвольной руки сестры смятый пергамент.

Честно говоря, она не устает прислушиваться к звукам за дверью, совсем наивно надеясь, что он придет и скажет ей, что все это – просто большая ошибка. И – о, Мерлин, – она действительно собирается поверить ему и простить.

Ведь – она открыто не признается в том – она действительно потеряла изрядную долю своего магического потенциала, пока, будучи без сознания, боролась с действием проклятия. Ничего смертельного, но если простенький Люмос или заклинание левитации сейчас требуют у нее затрат такого количества энергии, то что уж говорить о боевых заклинаниях, множественной аппарации и прочем?

Тина знает, что работать аврором в поле для нее теперь было равносильно самоубийству.

И стоит признать, что предложение Грейвса могло быть весьма неплохим в её ситуации. Но как ему вообще в голову пришло предлагать ей работать под его началом после того, как он так безжалостно "закончил с этим"?

Честно говоря, она очень-очень хочет, чтобы все это оказалось просто кошмарным сном.

Но она собирает вещи.

И она не готова бежать вслед, когда навстречу ей больше никто не идет.