Личные счеты

Ему начинает казаться, что у Гриндевальда какие-то свои особые счеты к нему.

Темный маг посягнул на все, что ему было дорого: его имя, его личность, карьеру. Но этого, видимо, было недостаточно. И теперь под удар попала Тина.

Грейвс сидит у больничной койки и перебирает холодные тонкие пальцы девушки.

Он вспоминает закрутившийся в последнее время поток событий... как они обедают в первый раз. Как встречаются во второй. Как он, кажется, не в силах более бороться, позволяет себе несколько больше, чем считал для себя приемлемым. Как он расслабляется и растворяется в столь несвойственной ему нежности. Как она вновь начинает маячить у него перед глазами каждый день, а он начинает жалеть о том, что принял решение вернуть её в отдел. Как они скрываются. Как она расцвечивает те тяжёлые дни, полные тревожного ожидания, подобно последнему лучу закатного солнца под надвигающимися тучами.

Он будто чувствовал. Чувствовал, что чем дольше политики дерут глотки, решая вопрос с Гриндевальдом, тем ближе беда. В тот день он говорил с Серафиной. На повышенных тонах они спорили о дальнейшей судьбе мага. Что характерно, оба желали казнить его, но обоих сдерживало понимание того, какой скандал это повлечет за собой.

Сейчас Грейвс жалеет, что не спустился в камеру, плюнув на все законы, и не прикончил Гриндевальда лично.

Потому что случилось то, чего они боялись и ожидали. И оказались не готовы.

Гриндевальд вырвался на свободу. Двенадцать погибших, случайно оказавшихся на его пути офисных клерков и обычных волшебников, из них трое авроров. Дилани, Эриксон, Картер. И гораздо больше тяжело раненых. В том числе аврор Голдштейн.

Ох, Тина. Вечно ты оказываешься там, где быть не должна.

Вся жизнь промелькнула у него перед глазами, когда, оценивая позиции приспешников темного мага и авроров на лестнице в холле МАКУСА, он вдруг осознал, перед каким выбором стоит. Либо он закрывает щитом спешно эвакуирующихся из зала заседаний мадам Президента и иностранных послов, либо спасает маленькую группку авроров, попавшую под перекрестный огонь, но тем самым дающую им шанс на отступление к каминному залу. Маленькую группку авроров, в которой он заметил макушку старшей Голдштейн.

Он не имел права сделать другой выбор.

Тине повезло больше, чем прикрывавшему её Картеру. Грейвс ненавидит себя за ту малодушную радость, что испытывает из-за этого.

Когда он, доставив высокопоставленных волшебников в безопасное место, вернулся в здание Конгресса, вбежав через главный вход с палочкой наготове, он нашел только следы беспрецедентной атаки темных волшебников. Обрушенная колонна, взвесь каменной пыли, золотые часы на полу с треснувшим циферблатом и навсегда замершей в секторе «Тревога» стрелкой. Хлопочущие над телами медики и разгребающие завалы авроры.

Ему казалось, что он сходит с ума.

Когда Грейвс, ворвавшись в незатронутый схваткой госпиталь, наконец, попал в палату Тины, он без сил осел на стул около стены. Белизна стен и простыней слепила ему глаза. Он не мог смотреть. Все, что он слышал, когда ему грозно что-то втолковывала медсестра – она будет жить.

Эти слова пульсировали в его висках.

Зло отказавшись от успокаивающего зелья, он поднялся, взмахнул полами легкого пальто и, бросив через плечо взгляд на бледное лицо Тины, убрался прочь.

Он заходил к ней несколько раз с тех пор. Сидел у кровати. Смешно сказать, держал её за руку.

Насколько же глубоко он увяз.

Он старался выбирать такое время для посещения, когда никто не мог его встретить там. И ему везло.

Сегодня он сталкивается с младшей Голдштейн. Девушка тихонько выскальзывает из дверей палаты и, увидев мужчину, мягко ему улыбается. На секунду у него мелькает мысль сделать вид, что он направляется вовсе не к Тине. Но что-то в лице блондинки заставляет его уверенно войти в только что тихо захлопнувшуюся за ней дверь.

Грейвс сидит и рассматривает, как узкая безвольная ладонь умещается в его руке. Он надеется, что Тина, хоть и не приходит в себя, чувствует, что она не одна.

Кто бы знал, как он зол. На себя, на Тину и особенно на Гриндевальда.

Едва ли темный волшебник намеренно шаг за шагом уничтожал его жизнь. Грейвс понимает, что он был лишь удобным инструментом для проникновения в МАКУСА и исполнения преступных планов. Но сейчас это уже становится личным.

Ох, Тина.

Он хмурится, откинувшись на спинку стула и, не отдавая себе в том отчета, мягко и бережно поглаживает тыльную сторону её ладони. Этот жест никак не вяжется с бушующим внутри него гневом.

Как он теперь будет смотреть в глаза девушке, которую бросил на гибель по зову долга?

И какого дьявола она ослушалась его и вместо того, чтобы эвакуировать сотрудников с нижних этажей, отправилась в самый центр сражения?

Уволить. Уволить за неподчинение приказам начальства. Целее будет.

Он выпускает руку Тины и поднимается со стула. Подходит к большому окну, за которым уже сгустились сумерки. Ему всегда нравились прохладные ночи начала лета. Он стоит у окна, заведя руки за спину, и думает, что с удовольствием прогулялся бы сейчас по улицам вдоль сияющих витрин, через скверы под светом желтых фонарей и прямо куда глаза глядят.

В палате Тины много цветов. Ему кажется, что даже слишком. Он рад, что на них накладывают чары, убирающие запах. На тумбочке лежит несколько писем от мистера Скамандера. Грейвс в очередной раз подходит к ним и берет верхний конверт в руки. Неровно выведенная дата "22 мая 1927 года" и адресат. Тине пришло уже три письма от него за то время, что она лежит без сознания.

Скорее всего, младшая Голдштейн сообщила ему о происшествии.

Он чувствует горечь. Возможно, этот человек смог бы снова защитить Тину от Гриндевальда. Авантюрист, отчаянный и верный себе. Так его описала она. Ньютон Скамандер наверняка бросился бы очертя голову спасать того, кто ему дорог.

Грейвс зло хмыкает и аккуратно кидает письмо обратно на верх стопки. Отворачивается. На нем висит гораздо большая ответственность, чем на этом... Зоологе. Жизни людей, безопасность магического сообщества Америки и даже других стран.

Хорошее оправдание. Самое смешное – то, что это чистая правда. Но разве от этого легче?

Он не принадлежит себе. И поэтому ему приходится чем-то жертвовать.

Прости меня, Тина.

И он уходит.