Финишная прямая

Новый день пришел неожиданно: Гарри всю ночь провел над учебником по зельеварению. Он потер усталые глаза и вспомнил, что сегодня он хотел пойти к Джинни. Он быстро встал и подбежал к окну: утро было ясным и солнечным, и Гарри ощущал всем существом это великолепие и погружался в этот новый день, в ЕГО день. И ничто ему не могло помешать в этот день чувствовать себя счастливым.
Взяв из запасов немного денег, он пошел в Хогсмид и купил большой букет полевых цветов. Продавщица, явно узнавшая его, дружески улыбнулась и не хотела принимать денег. Гарри, конечно, был приятно удивлен, но настоял на том, что букет должен был быть оплачен. Потом он трансгрессировал в несколько этапов в Лондон и побежал, как будто мог опоздать, в госпиталь св. Мунго, который был уже переполнен, так как по субботам всегда было много посетителей. Гарри пришлось даже стоять в очереди, чтобы достичь лифта, затем волнение улеглось, но возникло другое, уже иного характера. Но его Гарри всегда принимал как нечто само собой разумеющееся. Когда же он увидел дверь палаты Джинни, он даже ощутил некоторую робость. Некоторое время он пытался вновь собраться с духом. Мимо проходили целители и таращились на него. Он, в самом деле, выглядел странно, стоя перед дверью с букетом цветов и не решаясь войти. «Ну, это уже становится смешным!» — подумал Гарри, злясь на это странное чувство. Покрепче взявшись за букет, он вошел в палату.
Все там было несколько светлее и веселее, чем когда он там был в последний раз, хотя, возможно, ему это только показалось. Простыня была все еще ослепительно белая и чистая, но почему-то его это теперь больше не пугало. По крайней мере, больше здесь было этого отвратительного аппарата для искусственного питания. Джинни спала. Ее лицо слегка округлилось, ожило, щеки стали румяными. Гарри не хотелось нарушать ее сон. Он выкинул засохшие цветы из вазы на ночном столике, наполнил ее свежей водой и поставил туда свежий, чудесно пахнущий букет. Джинни пошевелилась во сне и улыбнулась чему-то. Гарри с особой осторожностью сел опять на стул, стараясь не разбудить ее. Его домашнее задание на понедельник было уже сделано, так что он мог теперь провести здесь хоть целый день. Конечно, его могли и выгнать, но он почему-то чувствовал, что в этот раз сумеет договориться с бдительными целителями.
Время, которое он провел, глядя на Джинни, показалось ему очень коротким. В половине двенадцатого она наморщила лоб и проснулась. Гарри не мог выговорить ни слова, он только смотрел в эти большие, дорогие ему глаза и не мог поверить в такое чудо. Джинни посмотрела на него вначале удивленно, потом обрадовано, а потом она засмеялась тем самым счастливым смехом, который ему так часто приходилось слышать два года назад. Потом она стала смеяться реже…
— Гарри, ты смотришь на меня так, словно я — привидение!
— Прости меня.
— Что ты сказал? О чем ты? Я ведь шучу.
— Я знаю. Но я бы не стал об этом писать в письме. Теперь я прошу о прощении.
— Что ты говоришь? — она была страшно удивлена. — Все было правильно, если ты еще до сих пор этого не понял. Забудь об этом. Я уже все забыла, я просто хочу быть счастливой, а ты — разве нет?
— Хочу. Джинни, — он взял ее руки в свои, — я очень этого хочу. Но, когда я думаю обо всех этих потерях, которые случились из-за меня…
— Гарри, я не могу этого понять. И мало кто может, мне кажется… Не думай, что я тут все время развлекалась, я думала о многом, вспоминала о разных трудных вещах… мне часто бывало грустно, но только не после сна. Сначала мне снились очень мрачные сны, но потом они становились все светлее и светлее. Я стала видеть во сне тебя, и, когда я видела, что у тебя все хорошо, я просыпалась в хорошем настроении. И твои письма подтверждали это. А теперь я вижу тебя наяву и я больше ни о чем другом не хочу думать, Гарри! Это такое счастье! Тебе это важно?
— Да, — ответил Гарри и погладил ее по волосам. — Я идиот, Джинни, я не заслуживаю этого: быть таким счастливым, с тобой. И я все время боюсь, что что-то может пойти не так.
— Ты боишься счастья. Это понятно. Но тогда тебе придется научиться быть счастливым: я не потерплю меланхолии! — она снова весело рассмеялась, и Гарри показалось, что перед ним смеющееся весеннее солнце.
— Хорошо, тогда я буду таким счастливым, как ты хочешь, — он притянул ее ближе.
— А что ты хочешь? — спросила она.
— Теперь уже ничего, — ответил он и коснулся губами ее губ.
Через полчаса пришли два каких-то профессора и целители, и Гарри сразу почувствовал себя неловко, хотя они просто стояли и спокойно обсуждали состояние Джинни.
— Сейчас начнется обследование, — недовольно сказала Джинни. — Ты иди. У тебя много дел.
— Я бы лучше…
— Нет, нет и нет, — Джинни была непреклонна. — Я и так тебя слишком задержала. Иди же! Я отправлю тебе сегодня вечером письмо.
— Как хочешь, — Гарри не хотел уходить, но целители уже бросали на него многозначительные взгляды, да и Джинни не собиралась уступать, так что пришлось уйти.

— Что с тобой? — спросил Рон, когда Гарри вернулся. — Ты что, пьян?
— Да, Рон, от любви! — с сарказмом ответила Гермиона. — В отличие от тебя!
— Повторяет себе одно и то же, — проворчал Рон, когда Гермиона ушла. — Прикинь, она беспокоится из-за меня! Разве мы действительно так много пьем? Она считает, что мы каждый день что-то празднуем.
— Это же совсем не так, — ответил Гарри, с трудом подавляя улыбку.
— Ты это ей объясни, я это и так знаю. Ответь лучше, как дела у Джинни?
— Хорошо.
— Ты долго был у нее? Когда я проснулся, тебя уже не было в Хогвартсе.
— Да, я пошел туда где-то в половине девятого. Она спала сначала. Потом мы немного поболтали… а потом пришли эти…
— Целители? Они ведь пришли для обследования. А потом ты, собственно, мог…
— Она не хотела! Сказала, что у меня и так полно дел, и ничего не желала слушать!
— Она тебя сильно любит, дружище. Беспокоится из-за твоих экзаменов больше, чем ты сам!
— Я так больше не думаю, Рон, — Гарри посмотрел на друга с несчастным видом. — Что с того, что я делаю все задания? Они становятся все тяжелее, а экзамены — все ближе!
— А что сказал Слагхорн на последнем занятии?
— Он вообще ничего не мог сказать: только открывал и закрывал рот… Я уже три раза переделывал эту работу, причем в третий раз я взял другой вариант, и это уже было натянутое «Удовлетворительно». Рон, что я буду делать на экзамене? Может это просто не мое? В смысле, профессия аврора? Ну, экзамены в школе я как-нибудь сдам…
— Конечно, если только Снейп тебе не помешает. Твоя самооценка ведь страдает?
— Подумаешь! Он все правильно делает, — отмахнулся Гарри. Брови Рона поползли вверх. — Что? Ведь экзамены по защите в школе самые сложные!
— Думаешь, он снова хочет тебе, таким образом, помочь? Как всегда? — ухмыльнулся Рон.
— Вроде да. Я надеюсь, — неуверенно ответил Гарри.
— Будь осторожен, — хохотнул Рон, — а то вы часто друг друга неправильно понимаете.
— Это я знаю, — Гарри был задет. Он только вчера осознал, что в их отношениях со Снейпом что-то изменилось. Или это опять было всего лишь неправильное понимание ситуации? При этом тем, кто неправильно понимал, был Гарри.
Вечером он вновь принялся за задание Макгоннагал. Теперь он, по крайней мере, все понимал, но это нужно было еще скомпоновать и применить в конкретных случаях и затем, таким образом, завершить проект. Мозг отказывался от какой-либо деятельности. Если бы он только был успешен хоть в одном из предметов! Безуспешно вглядываясь в столбцы своих расчетов, Гарри вконец начал ощущать что-то вроде отчаяния. И перспектива все-таки сделать все это в воскресенье просто для него не существовала. В десять вечера пришла Гермиона. Она сочувственно посмотрела на него, потом придвинула к себе его пергамент и прочие записи и тщательно обработала их все. Когда она отложила, наконец, проект в сторону, Гарри ошарашено ее спросил:
— Почему ты вдруг решила помочь мне?
— Ах, Гарри, это же должно было быть для меня очевидным! Ты так хорошо учился в первом семестре и, должно быть, просто перетрудился. Почему же ты об этом не сказал? Я-то думала, ты просто ленишься.
— Я… э-э, я… просто не додумался…, как и ты. Слушай, дело точно не в этом, я ведь хорошо себя чувствую. Я… просто не могу, я не могу со всем этим справиться!
— Ты просто прибедняешься! Лучше отдохни немного. Или сходи к мадам Помфри, есть ведь превосходная Укрепляющая Настойка, я принимала ее на третьем курсе. Гарри, долго так продолжаться не может, иначе ты заработаешь какое-нибудь серьезное заболевание и тогда вообще распрощаешься с экзаменами!
— Спасибо, Гермиона, наверное, ты права. Пойду сейчас отсыпаться. Я тебе благодарен за все, правда!
— Не за что, лучше побереги свои силы.
— Ладно, — Гарри поднялся в спальню, не доделав задание, его нервозность, соответственно, усилилась.
Все воскресенье он провел в библиотеке. Ему удалось сделать все, но он совершенно не был уверен в том, что он все сделал правильно. Он несколько раз просмотрел свои работы, которые намеревался сдать, и отправился спать рано. От усталости он проспал больше обычного.
Неделя началась как-то спонтанно, и при этом многообещающе. Новые заклинания давались ему относительно легко, и хоть в этом отношении он позволил себе расслабиться. Что касается зельеварения, тут дело не сдвинулось с места, и он воспринимал это тем более болезненно, что Снейп при каждой встречи не мог сдержать своей косой усмешки. Гарри скрипел зубами, но не решался больше подкалывать учителя. Впрочем, чем хуже становились его оценки по зельеварению, тем веселее становилось Снейпу. Гарри начинал думать, что он с самого начала сильно ошибся в своих предположениях. Как бы там ни было, его оценки по трансфигурации несколько улучшились, и это несколько утешало Гарри. Также он уже подумывал о том, чтобы настоятельно попросить Слагхорна держать его более чем скромные успехи втайне, так как он уже почти не мог выносить поведение Снейпа, который, однако, как обычно, снимал баллы с Гриффиндора и задавал именно Гарри двойное домашнее задание.
— Гарри, дружище, я-то уж думал, ты стал настоящим флегматиком, — сказал как-то Рон. — Но ты вновь делаешься холериком из-за твоего старого друга! Так держать!
— Заткнись, а? — прошипел в ответ Гарри и снова уткнулся носом в учебник по зельеварению, законы в котором представляли собой нечто оригинальное и запутанное.
— Выше нос, — не смутился Рон. — Джинни… думай о ней.
— Если я буду думать о ней еще чаще, чем сейчас, то уже на следующей неделе вылечу из школы!

Два месяца пролетели незаметно. Гарри каждые выходные проводил с Джинни в Хогсмиде. Она уже была совершенно здорова и попросила Гарри, сразу после выхода из больницы св. Мунго, передать ее благодарность Снейпу. Гарри заметил, что она могла бы сделать это сама, на что она отреагировала с некоторым смущением и сказала, что мистер и миссис Уизли уже наверняка сделали это (во что Гарри верилось с трудом). Больше она на эту тему не заговаривала и даже не спрашивала, интересует ли это Гарри. Но она сама по себе была уже олицетворенная благодарность, более чуткая и глубокая, чем прежде, и Гарри иногда не мог удержаться от того, чтобы не гордиться ей. Однако ему тут же приходила в голову мысль, что это вряд ли можно было считать его заслугой. Теперь в ее присутствии он зачастую не знал, о чем говорить, и они просто молчали вдвоем, отчего он почему-то нервничал. Джинни, чувствуя это, только загадочно улыбалась. Об экзаменах они не говорили вообще, Джинни писала ему только о чем-нибудь хорошем или забавном, что происходило в семье Уизли. За это он был ей особенно благодарен, ведь сейчас он волновался гораздо больше, чем в предыдущие месяцы. Он хотел бы поговорить об этом с Роном и Гермионой, но у Рона дела шли тоже не блестяще, и он целыми днями сидел за книгами, а Гермиона помогала Рону, помогала Гарри и, по ее мнению, сама постоянно отставала по программе. Гарри начинал понемногу чувствовать одиночество. После нескольких вечеров с Хагридом, которого он просто не хотел расстраивать своими проблемами, он понял, что он должен был это просто пережить. Он учился все прилежнее, но время от времени ощущал, как ускользает от него мечта, и безнадежность не давала ему двигаться дальше.
Как-то раз, когда оставалась всего одна неделя до ЖАБЫ, он в подавленном настроении вышел из замка и посмотрел сначала на небо, потом на озеро и, наконец, на собственные руки. Сделал ли он все, что было в его силах? В нескольких шагах от него он заметил какое-то движение и инстинктивно выхватил палочку. Высокая фигура, укутанная в длинный плащ, тут же замерла, и он узнал Снейпа. Поняв, что тот заметил его смущение, Гарри тут же захотел пойти куда-нибудь прогуляться, но Снейп предупредил его намерение. Гарри не хотел больше ничего слышать о своих оценках, но Снейп не дал ему даже открыть рот.
— Поттер, было бы куда лучше, если бы Вы не шатались здесь, а шли в Вашу гостиную!
— А что? — Гарри мгновенно насторожился. — Что-то случилось? Никаких особых объявлений не было.
— Естественно, — нетерпеливо возразил Снейп. — Но это ведь само собой разумеется, что вы в девять вечера должны быть в замке, не так ли?
— Нет, профессор, в десять.
— Поттер, — Снейп угрожающе понизил голос, — я не собираюсь тут с Вами нянчиться, понятно? Марш в замок, иначе Гриффиндор потеряет баллы в долг!
— Что происходит, профессор? И куда Вы сами идете?
— Что это такое, Поттер? Я что, должен перед тобой отчитываться? Пятьдесят…
— Я понял, профессор! — перебил его Гарри, развернулся и ушел.
А чего он, собственно, ждал? Конечно, информацию будут тщательно скрывать от него и его друзей, какой бы она ни была. Но, если бы это было что-то опасное, им бы сказали за ужином! Гарри вдруг пришло в голову, что Снейп был более нервным, чем обычно. Он получил задание, несомненно. Это был первый раз, с тех пор как он вернул Гарри мантию-невидимку, когда они поговорили. И, разумеется, поссорились! Рон был прав: Гарри слишком много себе вообразил. Почему? Он не мог дать на это ответ, не хотел его искать и находить, но ощутил это еще острее: он хотел бы еще когда-нибудь получить возможность говорить с профессором так же, как тогда в пещере… так и, возможно, по-другому и… чаще.