Война или мир?

Настольные лампы отливали золотом, и коричневые тени покрывали всю мебель и занавески в тихой общей гостиной. Гарри дремал, устроившись в уютном кресле. Ему снова снилась Джинни, и, хотя далеко не все еще было позади, кошмары больше не мучили его. Была полночь, но часы на стене долго и упорно показывали половину десятого и слабо поблескивали.
Кричер расположился напротив и с любовью смотрел на Гарри. Как только ему сообщили, что хозяин жив и доставлен в Хогвартс, он едва не сошел с ума от радости и тут же примчался в замок. И теперь он с неподдельной ревностью охранял беспокойный сон Гарри.
— Гарри! — прошептала Гермиона, протиснувшись в дверь. За ней возвышался Рон в самом прекрасном расположении духа, который украдкой старался спрятать за спиной бутылки со сливочным пивом.
— Тихо! — Кричер округлил глаза и погрозил им тоненьким пальцем. — Хозяин Гарри отдыхает!
— Мм, Рон? Гермиона? — Гарри проснулся и огляделся. — Кричер?
— Хозяин Гарри! — Кричер очень низко поклонился. — Кричер хотел им помешать, но они все равно Вас разбудили, Кричер виноват…
— Спасибо, Кричер, я так и так не просил об этом, — возразил Гарри. — Собственно говоря, я не должен был спать… ну, что? — он испытующе посмотрел на друзей.
— А что? — Рон почесал рыжий затылок. — Вот! — он указал на бутылки, а Гермиона расхохоталась.
— Решено? — радостно спросил Гарри.
— Ну, не совсем все и сразу, конечно, — Рон сел за стол и поставил на него бутылки. Но мы теперь с уверенностью можем отпраздновать добровольное увольнение этого… как его… Нозернфилда. А уж то, что заменит его на посту никто иной, как Кингсли, — это вне всякого сомнения.
— Отлично, — Гарри взял себе бутылку и откупорил ее. — Кстати, они там не собираются отпустить Люциуса Малфоя, хотя бы под залог?
— Я думаю, так далеко они не зайдут, дорогой мой. Он себе заработал, как минимум, семь дополнительных лет в Азкабане.
— Вот как? — Гарри устремил взгляд на оконное стекло.
— Это уж точно не твоя вина, Гарри, — быстро заговорила Гермиона. — Ты же не станешь отрицать, что он сбежал из тюрьмы, совершил убийство и возглавил Пожирателей Смерти, чтобы захватить власть. Да еще и переманил многих авроров на свою сторону. Не забывай также, что он в свое время принимал весьма активное участие в делах Волдеморта. Приговор, как ни крути, слишком сильно смягчен.
— Да я понимаю, но я обещал его жене… Ты просто не видела ее, Гермиона. Жаль думать, что они могут не увидеться.
— Могу себе представить, — мягко ответила та. — Но всем ведь не поможешь. Да, сейчас у власти Кингсли, так что теперь будет полегче, но, если новый министр тут же станет нарушать закон, долго он на этой должности не продержится. Кроме того, он не может одним махом изменить мнение всего общества.
Гарри отхлебнул сливочного пива и кивнул.
— Теперь у нас, по крайней мере, появилась надежда сдать экзамены в школу авроров! — засмеялся Рон.
— Рон, даже твое знакомство с министром тебе не поможет, отбор там очень строгий. Я уже все выяснила. Знаете, есть недалеко от Хогвартса высшая школа авроров Фульменгард, и она считается лучшей…
— Ох, Гермиона, у нас же еще экзамены в Хогвартсе! — застонал Рон.
— Результаты которых, кстати, учитываются, — со значением произнесла Гермиона.
Гарри молчал. Слишком много вещей беспокоили его одновременно.
— О, Гарри, чуть не забыл. Папа просил передать тебе это, — Рон протянул ему палочку из остролиста, целую и невредимую.
— Спасибо, Рон! — Гарри почувствовал, как с души свалился камень. Один из камней.
— Ну, ребята, — заключил Рон, — похоже, мы опять что-то нехорошее натворили. Макгоннагал обещает нам хорошую взбучку.
— Ничего смешного, Рональд, — слегка рассердилась Гермиона, — мы можем попасть в очень тугой переплет.
— Еще туже, чем был? — Рон снова рассмеялся. — Вот уж вряд ли.
— Победителей не судят, — сказал Гарри невеселым голосом.
— Что ты имеешь в виду? — спросила проницательная Гермиона.
Гарри отвернулся.
— Если он… выживет, они не оставят его в покое, я чувствую это.
— Но в Хогвартсе он в относительной безопасности, так ведь? — робко спросила Гермиона.
— Да, может быть, ведь Макгоннагал оказала ему протекцию. Что ты там говорила про правосудие, Гермиона?
— Гарри, по закону он — убийца. И в его деле есть как смягчающие обстоятельства, вроде помощи властям, так и отягчающие, куда относится попытка уклониться от судебного преследования.
— О чем тут вообще можно говорить, Гермиона, о каком правосудии, когда человек умирает? — Гарри посмотрел на нее так, словно она сморозила полнейшую глупость.
— Гарри, ты рассуждаешь все патетичнее, а это плохой признак, — пошутил Рон. — Одного я никак не могу понять: с чего это Снейп стал твоей главной заботой?
— Я не знаю, — ответил Гарри. — Я не могу вам объяснить, что я в нем увидел, почувствовал и понял. Меня как будто ударило. И еще… я никак не могу избавиться от чувства вины.
— Так вот где собака зарыта! — покачал головой Рон. — С чувством вины надо быть осторожным, иначе есть риск превратиться в мать Терезу. Послушай, все эти его трудности тебя не касаются. Ты же сам ранее признавал, что он страдал всю жизнь только потому, что слишком много себе накрутил.
— Нет, меня это касается! — уже с некоторой злобой ответил Гарри. — Рон, тебя там не было, ты не мог это глубоко прочувствовать, но между нами существует связь, и дело не только в моей матери.
— Ну, ничего себе, наша знаменитость становится прямо-таки сверхчувствительной, — съязвил Рон. — А как же моя бедная сестра?
— А причем здесь Джинни? — ощетинился Гарри. — Она идет на поправку, не так ли? Все это не означает, что я больше о ней не думаю, если хочешь знать.
— Перестаньте! — Гермиона зажала уши руками.
— Гермиона, он хочет сказать, что…
— Рон, ты не понял НИЧЕГО! — Гарри вскочил на ноги, расплескав остатки сливочного пива, и быстро вышел из гостиной.
— Честно говоря, Рональд, ты действительно почти ничего не понял, — удрученно сказала Гермиона после минуты неловкого молчания.
— Что я должен понять, хотелось бы знать? — Рон наморщил лоб, растеряв всю уверенность. Из-за угла на него с упреком взирал Кричер.
— Это же очевидно.
— Это для тебя!
— Просто потому, что ты меня никогда не слушаешь. Я же тебе еще на пятом курсе высказала все, что думаю о твоем невероятно узком эмоциональном диапазоне. Так вот, это правда, что мальчики, в общем и целом, думают всегда о чем-то одном и медленно перестраиваются, в отличие от девочек.
— Всегда?
— Довольно часто. Гарри, например, удается это намного лучше, чем тебе. Представь себе, он весь год думал о тяжелом положении, в котором оказалась Джинни, и всегда только об этом, и ничто не могло его отвлечь. Потом он вновь обрел надежду и сделал все возможное, чтобы помочь своей возлюбленной. При этом он не переставал думать о других, столь же серьезных вещах. Я надеюсь, что это уже не секрет для тебя, что он никогда не знал своих родителей, в отличие от нас с тобой. Затем, в течение жизни, у него было несколько наставников, но он потерял их всех. А теперь он открывает в своем бывшем враге совершенно другого человека. Я думаю, это произошло после того, как он увидел его воспоминания, ты же помнишь, как он об этом говорил. И именно этот человек был тесно связан с его матерью. Как ты думаешь, должно было все это пробудить в нем интерес или нет, да еще и после такого совместного приключения?
— Пожалуй, — Рон совсем стушевался и притянул к себе очередную бутыль. — Обязательно перед ним извинюсь… блин, мало пива взял.
— Что-то ты подозрительно быстро стал переключаться! — рассердилась Гермиона. Рон запустил в нее диванной подушкой.

Гарри вошел в больничное крыло и сразу почувствовал себя, как в больнице св. Мунго, где все было так же чисто и опрятно, а на столах горели торшеры. Гарри подошел к кровати Снейпа, но садиться не стал. Он и самому себе не смог бы объяснить, что он здесь искал, он понимал лишь одно: этот человек не должен был умереть, он никогда не простит себе этого. Он припомнил их последний разговор, как он пытался убедить Снейпа в том, во что он сам, вероятно, не так уж сильно верил. Словно привидение, перед ним возникло испуганное лицо мадам Помфри: — «Почему Вы его сразу не доставили в больницу, Поттер?» — «Здесь для него безопаснее, мэм». — «Понимаю… но… я думаю, мне не стоит вводить Вас в заблуждение. Если уж он сам не смог себя исцелить, я вряд ли смогу что-то сделать… сутки… максимум, двое». Затем она осмотрела его самого и вынудила его принять снотворное. Когда Гарри проснулся, был уже день, и Снейп медленно и тяжело дышал на соседней кровати. Он пережил эту ночь. Гарри не хотелось оставаться с ним долго, он ушел, но после ссоры с Роном ему захотелось убедиться, что мастер зелий все еще был жив. Мадам Помфри слышала, как он вошел, но ничего не возразила.
На ночном столике лежала Старшая Палочка. Гарри взял ее в руки, но ничего, кроме сильнейшего отвращения, к ней не испытал. Дары, а не крестражи… он быстро положил палочку назад. Он избавился от воскрешающего камня добровольно, и даже Дамблдор с ним согласился, ведь он и сам умер из-за этого артефакта. А Мантию, которую он так долго берег, он умудрился два раза потерять глупейшим образом. И Старшая Палочка… из-за нее и из-за Гарри теперь умирал человек. И он должен был с этим смириться… Гарри в ярости сжал кулаки: и Дамблдор еще называл настоящим хозяином Даров Смерти?! Темнота окутывала его и погружала в уныние, он неподвижно стоял в течение долгих минут. И все же внутри еще теплился крошечный лучик надежды. «Профессор, если Вы выживете, я сделаю все, чтобы Вы смогли жить спокойно!» — горько подумал он, и вдруг услышал тихое пение. Затем оно стало чуть громче, и Гарри узнал его. Это был феникс. Звучала ли эта животворящая, неземная песнь в его голове или раздавалась снаружи? Гарри бросился к окну и с громким щелчком распахнул его. В прохладе ночи пахло весной, и песня все звучала, как скрипка, в ушах Гарри. Мадам Помфри громко выразила недовольство такой наглостью, она вообще не переносила никакого нарушения покоя в ее царстве, из чего Гарри сделал вывод, что песню феникса слышит только он один. Он взглянул на звездное небо и увидел, как рядом с созвездием Кассиопеи вспыхнула и замерцала золотистая звездочка. Песня феникса кончилась…

Гарри встретил следующее холодное утро на стуле в больничном крыле. Он проспал не более трех часов и тут же встрепенулся, услышав за дверью голоса. Это была профессор Макгоннагал и какой-то незнакомый мужчина. Гарри почему-то сразу предположил, что он, должно быть, из Министерства, и проникся к незнакомцу неприязнью, как и к министерским законам, которые очень легко подвергались корректировке. Впрочем, всем поправкам Министерство старалось педантично следовать, если они были в его интересах.
Дверь отворилась, и вошел господин очень импозантного вида. Гарри видел его фотографию в «Ежедневном пророке». В статье о нем говорилось, что он претендовал на пост начальника главного управления, обеспечивающего правопорядок. Гарри стало неспокойно, однако он заставил себя посмотреть волшебнику прямо в глаза. Тот вовсе не стремился к глазному контакту, и он, и Макгоннагал были немало удивлены, застав Гарри в лазарете в такой час, Макгоннагал все же овладела собой быстрее.
— Поттер, что вы здесь делаете? Сейчас восемь часов утра.
— Сижу, — просто ответил Гарри. Каких только глупых вопросов люди не начинают задавать в присутствии министерского чиновника.
— Гарри Поттер, я полагаю? — сказал мужчина густым басом. — Позвольте представиться: меня зовут Ферреус Хольдер.
— Я знаю Вас, — сказал Гарри.
— Поттер, по Вам сразу видно, что Вы не спали целую ночь, идите лучше к себе в спальню, — сказала Макгоннагал.
— Спасибо, мне и тут хорошо, — Гарри начал сердиться. — Позволите мне остаться?
— Что же… почему нет? Мадам Помфри! — взволнованно крикнула Макгоннагал.
— Минерва? Господин Хольдер? — вероятно, она ожидала этого, во всяком случае, ее напряжение было очень заметным.
— Поппи, его состояние не изменилось? — рот Макгоннагал чуть скривился. — Мистер Хольдер очень интересуется этим.
— Нет, — ответила мадам Помфри после небольшого замешательства. — Я бы сказала, он безнадежен.
— Ну, вот видите, господин Хольдер, предварительное заключение остается невозможным, — голос Макгоннагал был чрезвычайно мягок, но в нем явственно слышался холодок. — Поэтому, будьте добры, уберите Ваших дементоров от Хогвартса подальше, они едва не напали на нескольких моих учеников.
— Уважаемая госпожа Директор, — глаза Хольдера сузились, — Вам не следует разговаривать со мной подобным образом. Я представитель закона…
— Какого закона? — вмешался Гарри. — Вы же считаете это абсолютно нормальным: приводить в школу дементоров. Я не думаю, что сильно ошибусь, если предположу, что Вы не согласовали это с директором.
— Что Вы себе позволяете? Должно быть, Вы думаете, что победили? Кингсли Бруствер не поможет Вам, если…
— Мистер Хольдер, успокойтесь, — сказала Макгоннагал. — Поттер очень многое пережил за последние сутки. И все-таки я очень прошу Вас, как можно скорее, отослать дементоров обратно в Азкабан.
Сотрудник Министерства смерил Гарри вызывающим взглядом и вышел. Макгоннагал покачала головой и прошептала Гарри: «Так быстро вещи не меняются, Поттер, как бы сильно Вам этого ни хотелось!» Затем она вышла проводить гостя. Гарри немного походил, чтобы размять ноги, затем снова сел на стул и скрестил руки на груди. Опять он напрасно погорячился. Мог ли он этим навредить Кингсли? Вроде бы нет.
Снейп слегка пошевелился, и Гарри тут же очнулся от своих мыслей. Мадам Помфри была в своем кабинете, чему он был искренне рад.
— Профессор! — позвал Гарри, не будучи даже уверенным в том, что это действительно было улучшение.
— Поттер… ты кошмар всей моей жизни…
— Профессор, — повторил Гарри и больше говорить не мог.
— Что тут такое? — закричала мадам Помфри. — Поттер, быстро отсюда!
— Почему?
— Потому что, раз уж пациент пришел в себя, ему сейчас нельзя разговаривать! — она выпроводила его, бормоча только одно слово — «Чудо».
— Теперь-то что? — осведомился Гарри уже в дверях.
— Миленький, ну откуда же мне знать? Теперь хоть можно будет с ним посоветоваться, раз он очнулся.
Она плотно закрыла за ним дверь, и Гарри направился в Большой Зал. Он чувствовал лишь колоссальное облегчение и непреодолимое желание жить и надеяться. Первым, кого он увидел, был Хагрид, который восседал во главе стола. Неуклюже поднявшись, он подошел к Гарри и долго тряс ему руку.
— Как дела, Гарри?
— Лучше, Хагрид, спасибо, не видел Рона и Гермиону?
— Да вон же они! Неужто ты не заметил?
— Да, уже вижу, — сказал Гарри, так как Гермиона уже стремглав летела ему навстречу.
— Гарри, это правда, что ты поссорился с мистером Хольдером из Министерства?
— Немного, — уклончиво ответил Гарри.
— Не стоило тебе этого делать, Гарри, — озабоченно сказал Хагрид. — Из оставшихся этот самый опасный, верно, Гермиона?
— Думаю, да, — Гермиона выглядела так, словно не могла поверить своим ушам. — Гарри, ты ведь толком не спал! Быстро ешь и марш в постель!
— Слушаюсь и повинуюсь! — улыбнулся Гарри и, помахав рукой Хагриду, пошел к столу.
Рон бросил на него смущенный взгляд.
— Гарри, я…
— Забудем, Рон. Я и сам что-то до крайности стал вспыльчив, так что прошу прощения.
— Я вас обоих когда-нибудь прибью! — фыркнула Гермиона и повернулась к Гарри. — Ну, что нового?
— Пришел в себя.
— Правда? И?
— Ничего, мадам Помфри меня тут же вышвырнула.
— Правильно, пусть отдохнет от тебя немного, — хихикнула Гермиона.
— Опять ты начинаешь, — проворчал Гарри и потянулся за вилкой.
— Просто знаешь, когда наступает мирное время, многое меняется, — мудро заметил Рон.
Гарри проигнорировал это замечание. На какой-то момент он был готов себе признаться в том, что испытывает к мастеру зелий симпатию, а не только сострадание и старую неприязнь одновременно. Все разом сделалось очень сложным.
Гермиона, казалось, угадала его мысли, она положила руку ему на плечо и легонько сжала его.