Глава 7. Взрывающееся зелье

Какой же мне заносчивый достался факультет, если бы вы только знали… Я уже готов проклясть Гермиону за то, что мне пришлось идти на Слизерин. Кстати, волшебники действительно могут проклясть, я видел это собственными глазами – одна девочка наложила проклятье на Гермиону, и той пришлось идти в лазарет. Вот ты, бабуль, называла Фрэнка Моута показушником, так вот, тут есть мальчик, который даст Фрэнку сто очков форы. Правда-правда. Он выделывается так, что у меня аж зубы сводит, как хочется его ударить. И учится он на моем факультете. Вообще он не один такой, тут многие пытаются казаться весомее, чем они есть. Корчат из себя чуть ли не аристократов, а на деле обычная шпана.

Учителя тут тоже странные. Профессор Снейп и профессор Блэк чуть ли не открыто грызутся между собой, а остальные делают вид, что так и надо. Один из преподавателей часто так смотрит на меня, что у меня мурашки по спине бегают. Я очень рад, что тот предмет, который он преподает, у нас появится только на третьем курсе, может быть к тому времени он уйдет из школы. Серьезно, он смотрит на меня так, как будто я задолжал ему тысячу фунтов.

Меня тут особо не трогают – я для них нечто вроде героя, правда я понять не могу, в чем мой героизм заключается. Но ко мне никто не пристает, а это главное. А вот Гермиону они затюкали со своей чистокровностью. Единственный, кого можно более переносить – это Флинт. Но, по-моему, он и сам не чистокровный, поэтому и относится ко всему с философской простотой.


Письмо такого содержания написал для своих родственников Том, и теперь думал, стоит ли его отправлять. Подумав еще немного, он решил, что письмо с таким содержанием будет выглядеть так, как будто он, Том Реддл, жалуется, поэтому он быстро разорвал бумагу и принялся писать стандартное: «Здравствуйте. У меня все хорошо…» и в таком духе. Ему очень не хотелось, чтобы дедушка с бабушкой, а тем более отец, подумали, что он плачется. А ведь пожаловаться он мог. В школе его, конечно, не трогали, но и особой симпатии со стороны окружающих Том не чувствовал. Ему казалось, что многие смотрят на него с недоверием, кто-то с презрением, а директор иногда грустно вздыхал, когда Том оказывался рядом. Казалось, что учеба Тома Марволо Реддла на Слизерине невероятно огорчала всю школу, даже самих слизеринцев. Еще больше их огорчало вопиющее равнодушие Тома и нежелание почти ни с кем общаться, исключение составляли Гермиона да Маркус Флинт, который своим спокойствием располагал Тома к себе. Драко Малфой же переживал и истерил, потому что «избранный» делал вид, что никакого Драко Малфоя не существует. Гермионе же доставалось преимущественно от девочек. Доставалось за то, что она грязнокровка, за то, что дружит с Томом, за то, что учится невероятно усердно и все свободное время проводит в библиотеке.

Через несколько дней учебы и знакомства с школой произошло одно интересное событие, и хотя для Тома и Гермионы оно, как таковое не показалось чем-то из ряда вон выходящим, однако среди волшебников, живших в Магическом мире оно вызвало существенный резонанс. Утром за завтраком совы, как обычно доставляли корреспонденцию ученикам: кому-то писали родные, кто-то получал местную прессу, с которой уже успел ознакомиться Том и понять, что кроме движущихся картинок она мало чем отличается от маггловской. Совы разнесли почту, некоторые совы получили за почту плату, послышался шелест разворачиваемой бумаги и пергамента, затем негромкий гул, а дальше… В Большом зале воцарилось гнетущее молчание. Занервничав, Том тут же стал озираться, пытаясь понять, почему вдруг все дружно притихли, а многие склонились над газетами, именуемыми «Пророк», с интересом их читая. За преподавательским столом тоже царило молчание — практически все вчитывались в какую-то статью, все, исключая профессора Квирелла, глаза которого нервно бегали, а пальцы неустанно мяли ставшую влажной от вспотевших ладоней мантию. Так же поразительное спокойствие хранил директор Дамблдор, оглядывавший из-под очков-половинок факультетские столы. Его длинные пальцы поглаживали окладистую белую бороду медленно, без какой-либо нервозности.

По залу прокатилось несколько недовольных возгласов, затем еще несколько, а далее Большой зал загудел, как улей. Том заметил, что даже Малфой стал что-то возмущенно говорить своим дружкам, тыкая пальцем в заметку в газете. Тут же Гермиона, попросившая газету у сидевшего напротив них Флинта, разложила ее на столе, прямо перед носом у Тома. Тот с интересом заглянул, пытаясь понять, что вызвало такую бурную реакцию у молодых волшебников. Все оказалось, как нельзя проще — банк Гринготтс, о котором Том слышал впервые, был ограблен. Вернее, в одно из его хранилищ проникли, ничего оттуда не унесли и так же тихонько ушли, не оставив следов. Том, нахмурившись, пожал плечами — да у магглов такие фокусы сплошь и рядом, что тут удивительного? Но, как выяснилось, такая диверсия провелась впервые и маги, непривыкшие к воровской наглости, были невероятно шокированы подобными событиями.

Выпрямившись, Том отодвинул от себя газету и вернулся к остывающему завтраку: яичницу, бекон и тосты приходилось запивать ненавистным тыквенным соком. Отрезав ножом очередной кусочек от яичного белка и макнув его, а затем и тост, в растекшийся желток, он, меланхолично прожевав все это, решил задать вопрос.

— А почему все так всполошились из-за этой заметки?

Гермиона тут же оторвалась от завтрака и стала прислушиваться — видимо самой ей пока не хватало духу обращаться к не принявшим ее слизеринцам. На этот вопрос Грэхэм Монтегю, сидевший рядом с Флинтом неприятно хохотнул, приняв слова Тома за шутку, но поняв, что тот спрашивает абсолютно серьезно, удивленно округлил глаза.

— Вот ты чудишь, Реддл! Это же Гринготтс! Гринготтс невозможно ограбить! — говорил он довольно воодушевленно, как будто сам все знал об охране волшебного банка.

— Ну, судя по тому, что его практически ограбили — ничего невозможного нет, — скептически прищурившись, заявила Гермиона, чем заслужила несколько недовольных взглядов со стороны сокурсников.

— То есть вы ничего необычного в этом не видите? — удивленно приподняла медную бровь Джемма Фарли, оторвавшись от тарелки с яичницей.

Том только неопределенно пожал плечами.

— У магглов часто грабят то магазины, то банки, то еще что-нибудь…

— Для нас ничего особенно удивительного тут нет, — кивнула Гермиона в подтверждение слов Тома.

— Дикари! — фыркнул Монтегю и презрительно сморщился.

Зато остальные слизеринцы, сидевшие рядом с Томом и Гермионой с интересом придвинулись ближе и стали прислушиваться к беседе.

— В Гринготтс установлено столько защитных заклинаний разного уровня и силы, что уже оказаться внутри большое дело, — вздохнув стала объяснять Джемма. — За всю его историю, мало кому приходило в голову грабить банк. Да и гоблины… Мерлин знает, что они сделают с тем, кого поймают на краже. Чтобы решиться на такое нужно быть полным идиотом.

— Или отчаявшимся, — тихо заметил Том, но услышала его только Гермиона.

Затем, чтобы не терять времени и поскорее отправиться в класс, Том быстренько поднасел на жаренные яйца с беконом. Гермиона последовала его примеру, а остальные присутствующие продолжали обсуждать произошедшее.

Обсуждали кражу еще не один день, то и дело слышались тихие возгласы в разных углах школы. Даже на Зельеварении, на котором ученики старались помалкивать, и то некоторые поднимали больной вопрос о волшебном банке.



И вот дни понеслись для Тома, какие-то из них пролетали словно минуты, иные тянулись и тянулись, как жвачка. Он все так же продолжал общаться с Гермионой, хотя временами она его несколько раздражала своей настырностью. И уроки, наконец их начали учить основам магии, правда все это было так скучно и несерьезно, что частенько Тому становилось тоскливо во время уроков, когда одно и то же заклинание гоняли по кругу на протяжении трех занятий.

Так было на Трансфигурации, на которой первокурсники только к четвертому занятию смогли кое-как превратить спичку в иглу, сам Том, к слову, с задачей справился к концу третьего урока, чем был чрезвычайно горд. То же самое было и на Чарах, где в отличие от Тома выделилась Гермиона, первая сумевшая поднять свое перышко в воздух и отпустившая едкий комментарий в сторону Драко Малфоя, о том, что он не только на метле правильно сидеть не может, но и палочкой машет так, будто решил, что он ветряная мельница. Ну и все прелести обучения у профессора Снейпа Том так же познал. С прискорбием Том Марволо Реддл констатировал, что преподаватель из слизеринского декана никакой. В котлах у первокурсников вечно что-то взрывалось, а он вместо того, чтобы указывать детям на их ошибки, брызгая слюной, снимал баллы. Баллы слетали преимущественно с гриффиндорской части класса, слизеринцы же были у Северуса Снейпа в милости и почете. Поначалу это радовало, но потом до невозможности наскучило Тому, который во время Зельеварения чуть ли не в открытую пакостил алому факультету.

Одна из таких выходок дорого обошлась младшему Реддлу. Он как раз накануне купил у двух рыжих близнецов пару шутих и не откладывая в долгий ящик применил их на один из котелков в классе. Под немилость Тома попался Рон Уизли, порядком надоевший ему своими несносными россказнями о том, что для избранного Реддл малость щупловат и вообще непонятно, как такая глиста могла победить Темного Лорда Гарри Поттера. И Том отомстил на славу. Роново зелье разметало по всему классу, забрызгав даже несколько слизеринцев и попав на мантию самого Снейпа. Тот так гневно сверкнул глазами в сторону Тома, что он невольно съежился, поняв, что на самотек декан это дело не пустит.

Правда профессор так и не успел назначить Тому взыскание, потому что разъяренный, как мегера, Уизли кинулся на своего обидчика с кулаками.

— А я тебе говорила, что это плохая идея, Том, я говорила… — тут же зашептала вполголоса Гермиона, стараясь сделать вид, что она тут ни при чем и что это не она уговаривала Тома накануне подкинуть петарду Панси Паркинсон, изводившей девочку уже вторую неделю.

У Тома совсем не было времени слушать шепот Гермионы, его заняли куда более важным делом, а именно — уворачиванием от веснушчатых кулаков Рона. Уворачиваться выходило не слишком хорошо, потому что пару раз, облитый зельем гриффиндорец, попал-таки по лицу Тома. Профессор Снейп же с минуту наблюдал за безобразием, творившимся в классе, за учениками, разделившимися на группы и подбадривавшими то Рона, то Тома. Затем, оправив испачканную мантию, рявкнул:

— Немедленно прекратить этот кавардак! Мистер Уизли, пять баллов с Гриффиндора!

— За что? — недоуменно воскликнул Рон, остановившись и тут же получив за это от Тома в нос. — Это од засудул петардту в бой котел… — ухватившись за разбитый нос, принялся оправдывать свою поруганную честь рыжий.

— За неумение держать себя в руках, — процедил сквозь зубы Снейп и, взмахнув палочкой, принялся очищать свою мантию. — А теперь оба — марш в лазарет. Мистер Крэбб, мистер Гойл, проводите этих двоих, не то они сцепятся в пути снова.

Крэбб подошел к Рону и, как бы невзначай, грубо толкнул его плечом. Рон тут же вопросительно посмотрел на профессора Снейпа, но он отвернулся, предпочтя сделать вид, что он ничего не замечает. Тому не очень понравилось подобное поведение своих одноклассников, он узнавал черты ребят из своего старого класса, только из Тома сделать мальчика для битья не могли, а вот из Рона вполне. Хотя… «У него есть братья, уж они-то точно вступятся за него, в случае чего», — решил Том и закрыл для себя тему издевательств над Уизли.

Дошли они до медицинского крыла без приключений. Рон, конечно же супился по дороге, рычал в сторону Тома всякие неприятные слова, но в общем ничего сверхужасного не произошло. Тамошняя медсестра — мадам Помфри, поворковала над разбитым носом Рона, осмотрела синяки на щеке у Тома, смазала ушибы и ссадины какой-то жутко вонявшей жижей, а затем ей пришла сова от директора, понадобилось срочно уйти и оставить ребят одних. Для Тома такое было новинкой, потому что их прежняя медсестра никогда не оставляла детей без присмотра.

Как бы там ни было, но мадам Помфри оставила их одних, заявив, что не будет ее час или около того, наказала она и чтобы ребята не смели трогать баночки и пузырьки с зельями на ее столе. Том согласно кивнул, впрочем, Рон тоже согласно закивал. И как только ушла медсестра, то Рон тут же прошел в комнату, которую, видимо, использовали вместо амбулаторных палат, если случай был уж очень тяжел, и завалился на первую попавшуюся кровать.

Том с пониманием посмотрел на рыжего — видимо у гриффиндорцев тоже есть свой «храпун», не дающий нормально спать по ночам. Он и сам думал, что придет время, когда у него сдадут нервы и каким-нибудь утром Крэбба с Гойлом обнаружат задушенных в своих кроватях. И Том был уверен, что его оправдают, по крайней мере соседи. Но ему самому спать не хотелось, потому он принялся бродить по кабинету, рассматривать все эти баночки, колбочки, читать названия на корешках книг, что стояли на узкой полке возле окна. Да, наказ мадам Помфри он помнил, но не выполнял, не мог себя пересилить. Среди пузырьков ему попадались по большей части неизвестные средства, но были и вполне маггловские, такие как настойка полыни. Теперь стало понятно, откуда пошли у магглов все эти «сборы целебных трав», ромашки в пакетиках и тому подобное — переняли у магов.

Послонявшись по лазарету, Том понял, что ему невероятно скучно. Можно было бы и почитать, но в этих специализированных книгах он совсем не разбирался и быстро бросил это гиблое дело. Зато, когда он кинул взгляд на палату и на мирно посапывавшего там Рона в его голове родилась идея.

Он подошел к рыжему сокурснику и аккуратно потряс его за плечо. Не заметил он правда, как в лазарет вошли двое рыжих старшекурсников-близнецов, с интересом остановившихся за его спиной. Том тряс Рона за плечо, а тот от него отмахивался и говорил, что поспит еще «пять минуточек, мам». В конце концов, он открыл заспанные глаза и уставился на Тома.

— Чего тебе, Реддл?

— Пока ты дрых, рыжий, заходила мадам Помфри и просила тебя сдать пот на анализ, — серьезно сказал Том.

Рон удивленно посмотрел на него, а затем перевел взгляд на вошедших к нему только что братьев.

— Фред, а что надо сдавать еще и анализ пота?

От неожиданности Том вздрогнул, но решил попробовать довести дело до конца, пусть даже при братьях. К его удивлению, усмехнувшись, Фред посмотрел на невинно улыбающегося Тома и еле заметно подмигнул ему.

— Конечно, — подтвердил Джордж. — Обязательная процедура, мы с Фредом регулярно сдаем свой пот на анализы.

Фред в доказательство закивал, как болванчик. Рон недоверчиво прищурился, но, глядя на честные физиономии братьев и Тома, скрепя сердце согласился. И те с готовностью натащили Рону со всего крыла одеял, близнецы даже наложили на него согревающее заклинание и показали, как его нужно применять. Том, порывшись на полках у мадам Помфри, нашел колбочку и передал ее пыхтящему под одеялами Рону.

Больше двух часов, почти до самого вечера бедолага просидел под кучей одеял. Услужливый Том периодически накладывал на крайне благодарного Рона согревающие чары. Вскрылось все около пяти часов вечера, когда вернулась мадам Помфри и обнаружила раскрасневшегося Рона с на четверть заполненной колбочкой. Тот высунул свою мордаху из-под одеял и объявил, что больше не может.

Как только Том понял, что запахло жаренным, то попытался сбежать, но был незамедлительно остановлен медсестрой. Та вызвала профессора Снейпа, но он, на счастье Тома, категорически отказался снимать баллы со своего факультета, мотивируя это тем, что мистеру Уизли стоило бы хоть немного подумать, прежде чем соглашаться на такие очевидные глупости.

Тома он, правда, потом отчитал и даже назначил ему три дня отработок после уроков. Но самому Тому это отчитывание показалось весьма вялым и сделанным скорее для галочки.

— Я-то думал, как Реддлу удалось сдать этот анализ, пока я спал, — возмущался позже Рон. — Я же сколько пыхтел под одеялами и набрал всего чуть-чуть…

После этого случая, по всем законам жанра, Том Реддл и Рон Уизли стали непримиримыми врагами. С близнецами Том так и не подружился, но отношения их заметно потеплели. Слизеринцы же чествовали его, как героя, проучившего мерзкого Уизела. Чевствовали, конечно, не все, Джемма, Гермиона и, к удивлению Тома, Дафна, не одобрили его поступок. Он и сам не очень его одобрял, из-за этого внимание к нему со стороны школьников увеличилось в разы, чего он как раз совсем не желал. Но сделанного не воротишь и ему приходилось терпеть. Том старался погрузиться с головой в учебу, но периодически становилось скучно читать однотипные примеры и заклинания. Вот, к примеру, зачем ему учить заклинание по завязыванию шнурков? Кто выдумал такое глупое заклинание? Хотелось чего-то большего, того что и выглядит, как магия, а не как базарный трюк.

Все чаще Том стал разглядывать карточку, которую они с Гермионой нашли в первый учебный день и все чаще стал задумываться о том, что о войне волшебников, да и обо всем в целом, ему известно ничтожно мало. Как будто его специально на десять лет отгородили от магического мира, чтобы он не дай Бог не узнал лишнего. Эта уверенность в нем росла и крепла, вплоть до Тридцать первого октября, дня, когда вся школа решила отпраздновать Хэллоуин, который он, к слову, праздновать совсем не хотел. Не потому что Том не любил праздники, он их очень любил. Потому что в этот день умерла его мама, а из-за этого праздник становился не очень веселым.