Часть 4

Укропова зачарованно наблюдала за процессом заваривания, и не зря – чего стоил один только керамический чайник в фиолетовую крапинку, с какой-то контуженой белкой посредине. К тому же, здесь не было стола для готовки, а ставить неготовый чай на обеденный стол, по мнению самого заварщика, было бы кощунственно. Полулёжа на столе, как в детстве, она пыталась уловить движения рук Чердачника, но, во-первых, они двигались независимо друг от друга (!), а во-вторых, с завидной скоростью. Ротеотротти ухитрялся одновременно пересыпать заварку в падающий чайник, ронять сахарницу, ловить чайник, на ходу включать печь, подбрасывая туда ветки каждый раз, когда выдавалась свободная доля секунды, и наконец, у самого пола, ловить сахарницу. Экстрима добавилось, когда хозяин чердака вскипятил воду, и ему понадобилось перелить её на весу из металлического чайника в керамический, не выпуская при этом пакетик с заваркой и сахарницу. Впрочем, проделал он это с таким спокойным лицом, будто вся его жизнь – сплошной кухонный фарс….
Чай был готов всего через семь минут, хотя вода в чайнике обычно кипятится около десяти, а про остальной процесс, вместе с отстаиванием заварки, и упоминать не стоит. Тем не менее, Чердачник ловко перелил чай в живописные чашки с винни-пухом, засыпал в первую полсахарницы и небрежно швырнул вторую в сторону стола. Чашка мягко приземлилась перед носом у Марфы Васильевны, и та крайне неловко подорвалась со стула, едва не опрокинув его.
- Дорогая гостья, не могли бы вы быть поаккуратнее? – с саркастичным смешком произнёс Ротеотротти, помешивая ложечкой почти загустевший от слипшегося сахара чай, - Так и чашку недолго опрокинуть. Они мне совсем недавно достались – дети с нижнего этажа оставили их на крыше…. Наверное, опять Альби. Она часто пытается меня задобрить и выманить.
Укропова хмыкнула в унисон со своим новым знакомым, но, в отличии от Чердачника, раздражённо. Опять эти дети.… Вот почему люди не рождаются взрослыми? – думала она.
- Но-но, не стоит так строго… Мы – постаревшие дети, и это не так плохо, как кажется. Вот я, например – живу на чердаке, коллекционирую безделицы, любопытствую – всегда и во всём… Чем не ребёнок?
Марфа поражённо уставилась на «постаревшего ребёнка», и тот, забавляясь, сделал круглые и честные глаза – благо, они и так были размером с блюдца. Ладно, чудак, ладно, изворотливый – но читать мысли? Это представлялось Укроповой чем-то несуразным, разрушало стойкое представление о мире…
- Вы чай обычно с чем пьёте? – прервал её размышления Чердачник, одновременно откидывая один из ковров и прощупывая пол, - Варенье, печенье? Или, может, с молоком? Помню, приходил один оригинал, попросил чаю с корицей и перцем… с тех пор они у меня всегда в наличии.
- С вареньем, грушевым. Пожалуйста… - сказала Марфа Васильевна, привыкшая уже немного к странностям Ротеотротти, с одним желанием – не утруждать себя в очередной раз переменой взглядов на мир.
Тот подцепил длинным, тонким указательным пальцем одну из досок и поднял её – та отделилась от пола с неприятным скрежетом и открыла глазам что-то наподобие тайника, а скорее, даже погреба или холодильника. Под полом находилось множество различной консервации: от варенья до соленья, а также неизменная килька в жестяных банках и залежи смородинового желе(?). Среди всего этого великолепия, прямо посредине, возвышалась пятилитровая банка грушевого варенья, причём явно из недавних запасов. Под удивлённый возглас Укроповой Чердачник подхватил ёё и опустил на стол, посмеиваясь:
- Словно знали! Дарья Афанасьевна из первого подъезда была так любезна, что оставила её на подоконнике. А я не могу устоять перед грушевым вареньем, понимаете? Маленькая такая, безобидная привязанность. Но сейчас мне за неё даже стыдно.
Он комично пожал плечами и безо всяких усилий, тремя пальцами, открыл банку. Варенье однозначно было свежим, потому что вместе с этим из банки высвободился сладковатый запах сиропа….