Часть 3

У Укроповой было множество уважительных причин для того, чтобы без долгих прощаний, по-английски, смыться куда-нибудь подальше от подобных зрелищ – в частности, можно было придумать с сотню оправданий, которые покажутся естественными и правдоподобными даже ей самой. Тем не менее, Марфа, втянув голову в плечи и стиснув кулаки так, что наверняка останутся синяки от давно не стриженых ногтей, оставалась на месте. Каким бы диким не был с виду Ротеотротти, но стратегию он разработал верно – сначала выдал малое количество информации, и, обращая внимание на любопытство гостьи, надеялся придержать её полной версией.
-Подержите, пожалуйста, - Чердачник вручил женщине подсвечник, распрямился, оказавшись вдвое выше неё, и толкнул рукой дверцу в потолке. Уцепившись руками за край дверцы, он ловко забрался внутрь и протянул руку Марфе Васильевне, - Теперь потушите и передайте мне. На чердаке освещение значительно лучше, хотя и не электрическое.
Укропова протянула ему сначала подсвечник, а потом – свою руку. Несколько секунд молодой человек удивлённо разглядывал данную конечность, и лишь потом, в очередной раз хлопнув себя по лбу, соизволил помочь Марфе забраться - хотя гостья весила немало, Чердачнику не стоило никаких усилий затащить её наверх.
Начнём с того, что чердак – это одновременно место, состояние души и стойкая метафора, и уже эта многофункциональность делает его незаменимым по своей природе. Каждая действительно старая вещь вмещает в себе историю его прошлых хозяев, каждого происшествия, которое оставило хоть какой-то след на ней. Каждая действительно старая вещь имеет некое подобие души, составленной из пережитых окружающими её людьми эмоций.… Таким образом, чердак – это склад забытых душ, ненужных черт характера и никому не рассказанных историй. И каждый раз, залезая наверх, можно услышать эти отголоски прошлого….
Этот же чердак имел свою особенность – он был общим для всего дома, и, хотя туда вели три дверцы, по одной на каждый подъезд, войти можно было только через одну – и только с позволения хозяина. Помещение казалось светлым только по сравнению с подъездом, где трудно было разглядеть даже силуэт собственного носа – через три небольших окна проникало ровно столько света, сколько нужно для освещения трети комнаты.
Естественно, всё было заставлено хламом, но настолько удачно расположенным и систематизированным, что занимал он всё ту же треть чердака. В самом дальнем и тёмном углу лежали связки книг, одна из них, распакованная, располагалась у входа - Ротеотротти явно любил читать. Мебель, а так же различные доски, собранные в «снопы» соответственно ширине и длине, стояли рядом – у стены, а те предметы мебели, которые не успели окончательно развалиться, Чердачник использовал в быту. Та часть чердака, которая предположительно принадлежит первому подъезду, приспособлена под жильё – как раз она и заставлена уцелевшей мебелью. Но эта часть помещения заслуживает отдельного описания….
На стенах её размещались картины в потрёпанных рамах, разномастные зеркала, мастерски склеенные воедино из осколков сувенирные тарелки и старые календари за последние двенадцать лет. На полках перекошенной этажерки – стеклянные и керамические фигурки, подставки, подсвечники и украшения, в большинстве своём – не подлежащие восстановлению, но есть и целые, которые, если присмотреться, выдают едва заметные следы починки. На полу – немереное количество ковров различной фактуры и расцветок: от тех, в которых мягко утопают ноги, до тех, о которые эти ноги обычно вытирают. У стены располагался диван, который, очевидно, служил для его хозяина кроватью – об этом свидетельствовало одеяло и с десяток разнокалиберных подушек на нём. Но больше всего привлекало внимание «кухонное» отделение. Состояло оно из допотопной печки (похожа на гигантскую жестянку с прорезанной дверцей и трубочкой для удобства), стола, накрытого вместо скатерти мозаикой вышитых и вязаных салфеток, полки для посуды и пяти совершенно разных стульев. Стены же в этой части жилья были оформлены кафелем, наверняка оставшимся от многочисленных ремонтов, происходивших в этом доме – ни одной одинаковой плитки здесь не найдёшь…. Впрочем, перечислить имущество Чердачника достоверно мог только он сам.
Марфа Васильевна в едва ли вменяемом состоянии разглядывала всё это великолепие. Когда ей казалось, что она уже привыкла к мельтешению посторонних предметов, её взгляд спотыкался о что-то совсем несуразное, и женщина впадала в некое подобие ступора. Ещё больше она удивилась, когда заметила среди старой мебели стол, что вынесли из её квартиры при переезде и который исчез из-под носа у грузчиков.
- Вы предпочитаете зелёный или чёрный? – Ротеотротти некоторое время с некой издёвкой наблюдал реакцию Укроповой на его жилище, но уже спустя полминуты решил проявить гостеприимство по отношению к ней.
Женщина с измученным видом воззрилась на Чердачника.
-Значит, чёрный! – невозмутимо заявил он.