Глава 2. Рассвет.

Она вышла на веранду наблюдать рассвет. Влажные деревянные половицы приглушенно скрипели под ногами. Внезапно поскользнувшись, она ухватилась за спинку старенького кресла, чтобы сохранить равновесие. Оглянулась на дверь, не заметил ли кто. После этого осторожно опустилась в кресло. Отсюда открывался восхитительный вид на долину, по которой, лентой петляя меж холмов, неспешно несла свои воды небольшая река. По берегам группками были разбросаны коттеджи, едва различимые в темноте... Интересно, каким смотрится оттуда деревянный дом на холме? Заброшенным, необитаемым? А может, вместо него им видятся одни лишь унылые руины? В одном сомнений не возникало: сюда никто никогда не сунется. Там, внизу, наверняка бытует мнение, что это место населено привидениями. Маглы, что с них взять?

Глубокое небо цвета индиго уже наливалось с одного края розовато-оранжевым. Звезды блекли, растворяясь. Наконец, из-за дальнего холма показался краешек солнца. Деревья и травы затрепетали, встречая свежий утренний ветерок. Долина пробуждалась ото сна.

«Как странно, — подумала она, — раньше я совсем не замечала, как прекрасен рассвет. Это все он. Он открыл мне глаза. Кресло давно стоит здесь — значит, и он любит вот так посидеть на веранде. В тишине и покое. Наверно, такие, как он, гораздо острее ощущают свою связь с природой...»

Она тихонько поднялась и вошла в дом. Из темного коридора две двери вели в небольшие комнаты, еще одна — на кухню. Винтовая лестница поднималась на чердак, а через зловещий люк в полу можно было попасть в подвал... жуткое местечко. Истоки всех страхов и слухов о привидениях следовало искать именно там.

Скрипнула дверь: она на цыпочках вошла в одну из комнат. Здесь был маленький камин, массивный книжный шкаф из потемневшего от времени дерева, столик на тонких ножках и раскладной диван, который на эту ночь уступили Грозному Глазу Грюму (как старшему и главному). Аккуратно перешагнув через Кингсли Бруствера — бедолага спал на полу, на каком-то жалком матрасе, укрывшись не менее жалким покрывалом, подозрительно смахивавшим на занавеску, — она подобралась к тонконогому столику, стоявшему у самого дивана. Храп Грюма раздавался теперь так близко... Она подумала, что, если он ее услышит и проснется, то, может статься, и заавадит по ошибке. От этой мысли руки и ноги почему-то на миг вышли из подчинения: локоть изъявил желание сбить со столика узкую вазу с одиноко торчащим сухоцветом, а ноге безумно захотелось сделать маленький шажок назад и наступить-таки на Кингсли. Но с этим она кое-как справилась, придержав вазу рукой и побалансировав секунд десять на одной ноге.

Грюм продолжал храпеть. Выждав еще немного, она аккуратно взяла со столика стакан, в котором плавал — что бы вы думали? — Волшебный глаз Грюма. Она осторожно выудила его (наверно, будучи единственной, не считая самого Грозного Глаза, кто не брезговал прикасаться к этой гадости), а стакан с водой поставила на место. Так-так... В прошлый раз она водрузила его на один из канделябров в коридоре, но Грюм быстро нашел... Значит, лучше спрятать где-нибудь здесь: ему и не придет в голову искать так близко. Как насчет этой вазы? Горлышко достаточно узкое, так что можно будет установить Глаз наверху. Решительным движением выдернув цветок, она начала приводить свой план в исполнение, но... хм... немного просчиталась. Глаз провалился в вазу, но дна не достиг, а застрял примерно посередине, омываемый зеленоватой вонючей водой, в которой его предшественник — цветок — гнил, по всей видимости, с полгода.

Уже в коридоре, борясь с приступом хохота, она подумала, что на этот раз Грюм может разозлиться по-настоящему. Он ведь ни за что не нацепит свой глаз, после того, как тот плавал в этой жиже! Ох и зол он будет! Почему-то ее это не пугало.

Она заглянула во вторую комнату. Утренний свет, пробивался сквозь темные шторы, придавая мебели и стенам красноватый оттенок. Он еще спит. Уступил ей свою кровать, а сам теперь ютится в кресле. Она пыталась намекнуть ему, что кровать достаточно широкая, ну и... И встретила знакомый строгий взгляд, который всегда заставлял ее стыдиться своих слов.

Вновь она вышла на террасу. Легкий ветерок трепал полы длинного халата, но холода она не чувствовала. На душе было удивительно спокойно — впервые с тех пор, как погиб Дамблдор и Орден лишился своей главной опоры. Тогда она несколько дней пребывала в оцепенении. Думала, что Орден развалится со дня на день, ведь Дамблдор был не только его душой, но и координатором всех действий. Но не прошло еще и месяца, а жизнь в Ордене уже течет почти по-прежнему. У них появляются планы, пусть и не такие гениальные, как раньше; для каждого находится дело. Да, настали темные времена, но пока вера в светлое будущее не покинула их, они будут сражаться.

Вздрогнув, она обернулась на скрип двери. Улыбнулась: это был он, в помятой мантии, в которой ходил вчера весь день, а потом в ней же и заснул.

— Доброе утро, Тонкс, — сказал Люпин.

— Доброе.

Она уселась в кресло:

— Красиво тут. Хотела бы я здесь жить.

Он ничего не ответил, с минуту молча оглядывая окрестности. Потом проговорил:

— Этот пейзаж вызывает у меня грустные воспоминания... Здесь прошла не самая счастливая пора моей жизни. Видишь тот лес? — он взял ее за руку и подвел к перилам. — Вон тот, у подножия дальнего холма.

— Ну, вижу.

— Однажды мальчишкой я убежал туда. Ночью.

— Зачем?

— Зачем? А потому что... просто захотелось. Потому что думал, что со мной не может ничего приключиться. Там-то на меня и напал...

— Не продолжай. Это ужасно.

— С тех пор я стараюсь не совершать опрометчивых поступков. После того, как один такой перечеркнул всю мою жизнь.

Тонкс смотрела на темную полоску леса. Так значит, здесь это и произошло... Она представила себе ребенка, одиноко бредущего среди зловещих деревьев навстречу своей роковой доле. Лютая ненависть, казалось, заполнила все ее существо. Придет день, и она отомстит... Она разыщет его и убьет. Она убьет Фенрира Сивого.

— Опять новый цвет? — неожиданно весело спросил Люпин, потрепав ее по коротким ярко-сиреневым волосам.

— Тебе что, не нравится?

— Ну почему же...

— А какой тогда нравится?

— Твой натуральный оттенок. Правда, забыл, какой он у тебя.

— Этот? — Тонкс за пару секунд отрастила себе волосы до плеч, темно-русые с пепельным отливом. Поднесла к глазам одну прядь и критически осмотрела: Ну уж нет! Только через мой труп!

— А мне кажется...

— Вот женишься на мне, тогда и будешь указывать! — притворно рассердилась Тонкс. — Когда, наконец, ты мне сделаешь предложение? Или мне тебе его сделать?!

Люпин глубоко вздохнул:

— Я много раз говорил: когда наступят спокойные времена...

— А если они не настанут никогда? — и куда только делся весь оптимизм!

Он промолчал. Потом, опять шутливо, произнес:

— Подумай лучше, что ты теряешь. Сейчас ты требуешь, чтобы тебя не называли Нимфадорой, и все тебя зовут по фамилии — Тонкс. А после свадьбы ты уже не сможешь быть Тонкс! Придется опять становиться Ним...

— Подожди! — Тонкс озорно улыбнулась. — Люпин... «Люпин» звучит гораздо лучше, чем «Тонкс»! Все, решено! Я буду Люпин!

— Э, нет! Люпин - это я...

— Какой ты, оказывается, жадный!


Отворилась дверь, и на веранду вышел Кингсли Бруствер. Пожелав всем присутствующим доброго утречка, он сразу направился к лестнице — решил по обыкновению сделать пробежку вокруг дома, чтобы окончательно проснуться.

— Тонкс! — внезапно крикнул он со ступенек и поднялся обратно. — Ты не забыла, нам через полчаса надо быть в Министерстве.

— Нет конечно, помню. Кстати, теперь меня зовут Люпин. На Тонкс больше не откликаюсь. Привыкай!

Кингсли тихонько присвистнул и посмотрел на Люпина. Тот лишь пожал плечами. Когда Бруствер завернул за угол, он с укором обратился к Тонкс:

— Учти, твои радикальные методы ни к чему не приведут.

— А что еще прикажешь делать? — иногда ее начинала раздражать его спокойная рассудительность.

— Немного подождать.

— «Немного!» — передразнила его Тонкс. — Это ты дождешься, что я себе найду другого!

— Я буду только рад за тебя. Со мной ты не будешь счастлива...

— Рад?!?

— Для меня нет ничего важнее твоего счастья. И если ты обретешь его с другим...

— Ты готов так просто уступить меня другому?! — она прекрасно понимала, о чем он, но все это ужасно ее злило. — Да ты... ты просто... Не смей подходить ко мне, слышишь?!

Она решительно направилась к двери, но та ни с того ни с сего распахнулась, и Тонкс чуть не столкнулась с Грюмом, который от неожиданности выхватил волшебную палочку. Хотела было прошмыгнуть мимо, но Грюм преградил ей дорогу.

— Твоя работа? — грозно сдвинув брови, он потряс у нее перед носом узкогорлой вазой с Волшебным глазом внутри. Тонкс показалось, что Люпин чуть слышно усмехнулся, но она не удостоила его взглядом.

— И как это, по-твоему, называется? — не отставал со своей вазой Грюм.

— Наверное... икебана, — пожала плечами она. Как же хотелось побыть одной!

Реакция Грюма была неожиданной: он хрипло расхохотался:

— Я бы... ха-ха... убил тебя на месте... ха-ха... не будь это ты...

— Что происходит? — на веранду поднялся запыхавшийся Кингсли. — Я что-то пропустил? Кто довел Аластора до слез?

— До каких еще слез?!

— Прости, уж больно смех был истеричный...

— Поговори у меня, — проворчал Грюм и протянул ему вазу. — Вот, полюбуйся!

— А что, такая... водичка прочищает твой глаз лучше, чем обычная?

— Ты лучше подскажи, как мне достать его оттуда!

— Может, попробовать диффиндо? — подал голос Люпин.

— Еще чего не хватало! — рыкнул на него Грюм, но без Волшебного глаза его изрезанное шрамами лицо утратило весь свой устрашающий вид. — Ты соображаешь? Он ведь тоже может разбиться!

— Акцио, Волшебный глаз! — приказал Кингсли, и Глаз перелетел в его руку... правда, вместе с вазой.

— Ладно, после собрания попробую аккуратно ее разбить. Магловские методы порой оказываются эффективней волшебных, — Грюм обреченно посмотрел на свой единственный и неповторимый Глаз, а Глаз из-за мутно-зеленого стекла посмотрел на него.

— Послушай, Аластор, о каком собрании речь? Нам с Тонкс через двадцать минут в Министерство, — сообщил Бруствер.

— А-а, в священную обитель демагогов! Что ж вы вчера не предупредили? Ну ладно, немного времени у нас все же имеется... Все на собрание! На кухню, быстро! А где Гестия, гиппогриф ее подери?!
В это время на чердаке Гестия Джонс досматривала десятый сон, свернувшись калачиком на древней раскладушке.

— Пойду разбужу, — пробормотал Грюм. — А вы — на кухню! Кстати, Римус, забрать Гарри от его родственничков поручаю тебе.

— Да я с радостью.

Вздохнув, Люпин проводил глазами Тонкс, которая отправилась в спальню переодеться в мантию, и, судя по суровому выражению лица, даже не подумала сменить гнев на милость. Грюм тоже скрылся в коридоре; слышно было, как его деревянная нога заклацала по ступенькам. Что ж, можно только посочувствовать тому, кто, проснувшись, первым делом видит сердитую, исполосованную шрамами, да к тому же еще и одноглазую физиономию. Гестию Джонс ожидало поистине райское пробуждение.