Глава 5. Мальчишник.

— «Дырявый котёл!» — Гарри бросил в камин горсть летучего пороха, и в тот же миг его поглотило гудящее изумрудное пламя. Не успела еще накатить тошнота, как ему уже помогали выбраться, причем кто-то особо заботливый чуть не отправил беднягу в нокаут, пытаясь стряхнуть с его мантии пепел.

— Гарри! Как поживаешь? — Хагрид поставил парня на ноги и вновь принялся отряхивать.

Голос великана звучал беззаботно, но в его внешности произошли пугающие перемены: глаза покраснели, а нос распух то ли от слёз, то ли от злоупотребления алкоголем. У Гарри внутри все похолодело: выходит, Хагрид еще не оправился после смерти Дамблдора... А вдруг не оправится уже никогда... вдруг сопьётся? «Не раскисай, Хагрид! Не теряй надежды!» — хотел приободрить друга Гарри. На ум вдруг пришли слова, которые хогвартский лесничий так любил повторять в былые времена... «Великий человек Дамблдор...»

Гарри огляделся. «Дырявый котёл» было не узнать. Просторный, озарённый светом зал, в котором он очутился, мало чем напоминал прежнее небольшое и невзрачное помещеньице с низким потолком, запылёнными окнами и прогнившим деревянным полом. Не претерпели изменений лишь барная стойка, за которой по-прежнему хозяйничал старина Том, да столики — они отъехали к стенам, оставив центр зала свободным. Напротив бара теперь помещалось шаткое на вид сооружение вроде театральных подмостков, над которым висел огромный траурного вида транспарант «Прощай, свобода!» — естественно, дело рук Фреда и Джорджа.

Почти все гости уже были в сборе. Многих из собравшихся Гарри видел впервые: большинство составляли школьные друзья Билла и его коллеги по работе. За одним из столиков вели непринужденную беседу на незнакомом языке три мулата — сотрудники египетского отделения банка «Гринготтс». Впрочем, когда Билл подвел к ним Гарри, чтобы познакомить, выяснилось, что все трое неплохо умеют изъясняться и на английском.

— Гарри Поттер?

— Это тебя называют Избранным?

— Тот самый Поттер? Который ослабил Волан-де-Морта настолько, что тот не показывался несколько лет?

Все, с кем Билл знакомил Гарри, первым делом принимались разглядывать его шрам. Парню на миг показалось, что у него дежа вю: все это здорово напоминало сцену, произошедшую в этих же стенах, только шесть лет назад, когда посетители паба становились в очередь, чтобы пожать ему руку — мальчику, который никак не мог свыкнуться с мыслью, что он знаменитость в волшебном мире. Все же Гарри заметил некоторую разницу: теперь уже никто не называл его победителем Волан-де-Морта, от него ждали великих свершений в будущем… хотя, наверно, только те из присутствующих, кто еще не читал сегодняшний «Ежедневный пророк».

Думая о своём, Гарри совершенно не запоминал имён новых знакомых. Некоторые колоритные личности, впрочем, запоминались против его воли. К примеру, коренастый молодой человек, одетый в длинный переливчатый хитон и блестящие сандалии — однокурсник Билла Дориан Майерс, начинающий модельер, который, по его собственным словам, намеревался не сегодня-завтра совершить революцию в сфере дизайна магической одежды. «Мантии — это вчерашний день! — категорично утверждал амбициозный юноша. — Почему наше поколение обязано ходить в том же, в чем щеголял дедушка Мерлин лет эдак тысячу назад? Мода не должна стоять на месте! Чем мы, спрашивается, хуже маглов?» В ответ Гарри энергично кивнул — мол, правильно, ничем не хуже, — а сам подумал, что лучше уж мантия дедушки Мерлина, чем прикидон прапрадедушки Диогена.

Рассмотрев знаменитого Поттера со всех сторон, гости стали потихоньку занимать места за столиками. Сам Гарри, которому было немного совестно за то, что на мальчишнике Билла именно он, а не жених, оказался в центре внимания, выбрал себе место в дальнем углу зала, подальше от любопытствующей публики. Компанию ему составил Рон.

Когда все расселись по местам, Билл поднялся на трибуну, чтобы поприветствовать гостей. Гарри был искренне рад видеть его улыбающееся, светящееся добродушием лицо… лицо, которое теперь едва ли можно было назвать красивым. «Другой на его месте не выдержал бы, сломался», — с уважением подумал Гарри. Конечно, здесь велика заслуга Флёр, но и сам Билл не стал делать из происшедшего трагедию, не стал замыкаться в себе. Общается с друзьями, как ни в чем не бывало, будто бы не замечая сочувственных взглядов, что они украдкой на него бросают. А ведь некоторые даже завидуют. «И чем приглянулся Билл такой красотке?» — вот какие мысли скрываются за их мнимым сочувствием… и как хорошо, что Билл выше всего этого.

Вполуха слушая брата, Рон нетерпеливо ёрзал на стуле: он уже успел досконально изучить меню, и все не мог дождаться, когда же, наконец, можно будет приступить к трапезе.

— Смотри, Гарри, что тут есть! Давай закажем медовухи! Хотя нет, лучше Гипергорячительного рома… Или уж сразу Огненного виски? — размахивал он листком с меню перед носом у друга.

— Я же несовершеннолетний, — обречённо отозвался Гарри.

— Да брось ты! На празднике у Билла запреты не действуют!

Громкие аплодисменты ознаменовали собой окончание вступительной речи, и тотчас зал буквально наводнили невесть откуда взявшиеся эльфы-домовики. Если некоторые и подумали на первых порах, что этим маленьким созданиям не слишком подходит роль официантов, то и они поменяли свое мнение, увидев, как эльфы ловко лавируют между столиками с тяжеленными подносами и с каким энтузиазмом торопятся выполнить любой заказ.

— Тост! Тост! — меж тем заголосила публика, наполняя бокалы разного рода спиртным.

Все стали глядеть по сторонам, высматривая кандидатуру для произнесения первого тоста. Близнецы Уизли заметно оживились.

— Эй, Рон! Не желаешь выступить? — нарочито громко предложил Джордж.

— Точняк! Пусть Ронни выскажется! - подхватил Фред, надрывая связки почище брата.

Рон отреагировал весьма странным образом: позеленел, побагровел и, наконец, сердито прошипел:

— Вот гады! Знают ведь, что я не силен в этих… ну как их… речах!

Близнецы добились своего: гости стали выискивать глазами Рона. К счастью, даже Фред с Джорджем не знали, за каким именно столиком он сидит.

Посмотрев на Гарри взглядом загнанного зверя, Рон тихонечко поднялся с места.

— Я… на минуточку… пока все не утрясется, — шепнул он и стал бочком, по стеночке, пробираться к лестнице. — Если что, я пошел в туалет.

Этот манёвр остался незамеченным. Когда Фред с Джорджем, наконец, обнаружили Гарри и махнули ему, тот лишь пожал плечами — не орать же на весь зал, что Рон в туалете!

— Ну ладно, тогда мы, — ничуть не растерялись близнецы и, захватив каждый по бокалу, медленной и торжественной поступью прошествововали к сцене. Взобравшись на подмостки, они произнесли сонорус и… внезапно расплескав своё вино, картинно разрыдались друг у друга на плече. Под дружный хохот окружающих братья принялись слёзно жаловаться на Билла — как он мог, предатель, покинуть их холостяцкое общество, добровольно отказаться от свободной жизни, и т.д., и т.п.… В общем, разрекламировав свою новинку — Слезоточивые мармеладки — они с помощью маленькой сиреневой конфетки прекратили истерику и произнесли наконец тост. Но со сцены не ушли, попросив напоследок исполнить «хвалебную песнь». Публика не возражала, и близнецы тотчас затянули свою «песнь». Та еще была песенка… Припевчик больше походил на частушку:



Дуэт получил признание публики; громче всех смеялся Билл. Все сошлись на том, что песенка непременно должна прозвучать на завтрашней церемонии.

Рон все не приходил, и Гарри начал всерьез опасаться, что друг решил весь вечер проторчать в уборной. Но долго находиться в одиночестве не пришлось: близнецы, спустившись со сцены, направились прямиком к нему.

— Скучаешь, Гарри? Наш братец тебя кинул? Какое горе! — они сочувственно склонились над ним, как над больным. — Хочешь Слезоточивую мармеладку? Нет? Тогда остаётся одно: напиться до чёртиков!

Фред взял со стола початую бутылку Огневиски, повертел в руках, посмотрел на просвет, покачал головой:

— Маловато…

Джордж согласно кивнул. В тот же миг Фред щёлкнул пальцами, подзывая к себе не меньше дюжины домовиков-официантов. Гарри и глазом моргнуть не успел, а эльфы уже уставляли его столик, наверное, сотней бутылок и бутылочек. Фред с Джорджем куда-то испарились, а гости теперь глазели на Гарри, как будто ждали, что он в мгновение ока вылакает содержимое всей этой стеклотары. Хагрид, тот вообще посмотрел чуть ли не с завистью, от удивления уронив собственную огромных размеров бутыль, к которой едва успел приложиться. Воспользовавшись тем, что все обернулись на звон разбившегося стекла, Гарри пулей переместился за соседний столик — там в одиночестве сидел, а точнее, спал, положив руку под голову, Римус Люпин.

Скрип отодвигаемого стула разбудил его.

— А, это ты, Гарри, — устало проговорил он.

«Это ж надо — уснуть под громогласное пение Фреда и Джорджа!» — изумился Гарри. Откуда ему было знать, что Люпин всю прошлую ночь просидел в кресле, и его попытки заснуть увенчались успехом только под утро? Поэтому он и поинтересовался:

— Вам так скучно на празднике?

Нахмурившись, Люпин круговыми движениями пальцев помассировал ноющие виски. Ответил он не сразу.

— Этот праздник… да и другие тоже… Как бы тебе объяснить?.. — казалось, он сомневался, стоит ли делиться с Гарри своими мыслями.

— Это пир во время чумы, Гарри, — наконец отрывисто произнёс он; в тихом голосе звучала горечь.

И хотя вокруг по-прежнему звучали разговоры, звенели бокалы и раздавался громкий смех, для Гарри весь мир погрузился в тишину. Выходит, не только Хагрид… все вокруг ощущают то же, просто боятся говорить об этом…

— Ты, вероятно, не понял, Гарри, — Люпин неправильно истолковал молчание собеседника. — Я имел в виду, что в наши тревожные времена…

— Я понял, — Гарри с вызовом посмотрел на Люпина, — но считаю, мы не должны показывать Волан-де-Морту свой страх! Он только обрадуется, если увидит, что лишил нас возможности веселиться! К тому же свадьба — главное событие в жизни Билла! Я уверен, что Дамблдор…

Упомянув это имя, Гарри тут же пожалел: было видно, что воспоминания о Дамблдоре причиняют Люпину боль. Конечно, ведь тот так много сделал для него: не только принял в Хогвартс, несмотря на то, что мальчик-оборотень представлял реальную угрозу для других учеников, но и придумал способ скрывать правду от сокурсников. В результате ребенок, который мог вырасти изгоем или — что ещё хуже — озлобиться на весь белый свет и стать настоящим, кровожадным оборотнем, получил возможность изучать магию, подружился с замечательными людьми…

— Наверно, ты прав, Гарри, — наконец проговорил Люпин. — Просто я никак не могу свыкнуться с мыслью…

Гарри кивнул. Его с тех пор тоже часто посещало чувство нереальности происходящего.

— Ты безусловно прав, — повторил Люпин. — Но я не могу себя заставить делать вид, что всё прекрасно, когда наш мир… катится в пропасть.

Гарри почувствовал, что возразить, в общем-то, нечего, но так же отчетливо ощутил, что, если не попытается оспорить мнение Люпина, не сможет спасти от глубочайшей депрессии… самого себя.

— Надо бороться! — почти со злостью выкрикнул он. Из-за соседних столиков в их сторону обратилось несколько любопытных лиц, поэтому продолжил он уже шепотом: — Всё не так плохо! Орден Феникса продолжает работать, разве нет?

— В том-то и дело, — развел руками Люпин, — что это только видимость работы. Пытаемся поддерживать контакты с великанами и другими магическими народами, следим за деятельностью Министерства, набираем добровольцев, ищем шпионов… Вроде бы всё по-старому?.. И да, и нет, Гарри. Мы потеряли Дамблдора, но это ещё не самое тревожное, поверь…

У Гарри не укладывалось в голове, что может быть хуже этого, но Люпин объяснил:

— Самое ужасное — теперь мы не знаем, что замышляет Волан-де-Морт. Единственным связующим звеном между ним и Орденом был…

Слышать ненавистное имя было выше Гариных сил.

— Этот гнусный предатель всё равно врал! — в сердцах выпалил он.

— Он сообщал то, что разрешал предать огласке Волан-де-Морт, — поправил Люпин. — Сведения из разряда не очень важных, о которых мы так или иначе догадались бы или узнали сами… Но то были сведения правдивые. Волан-де-Морт знал, что, даже единожды уличив Снегга во лжи, Дамблдор потеряет к нему всякое доверие. Сказать по правде, мы использовали те же методы. Разрешали Снеггу сообщать Пожирателям кое-какую не очень значимую информацию: о составе Ордена и так далее. Он должен был постоянно ссылаться на то, что Дамблдор всё ещё недостаточно ему доверяет, поэтому и не спешит делиться своими планами… Кто бы мог тогда подумать, что у этого человека окажется такая черная продажная душонка…

Люпин сокрушенно вздохнул.

— И всё-таки, — продолжил он, — в прошлом году мы хотя бы знали, что Волан-де-Морт охотится за Пророчеством.

— Об этом тоже этот гад сообщил?

Люпин кивнул.

— Но это же затруднило работу Волан-де-Морту!

— Как раз наоборот. Похоже, он с самого начала решил оповестить нас. Попытки проникновения в Министерство не могли остаться незамеченными, и рано или поздно мы всё равно узнали бы. А так ему удалось нас запутать. Пока мы ожидали, что в Зал Пророчеств попытается прорваться кто-то из Пожирателей Смерти, он, воспользовавшись Империусом, послал туда сотрудника Отдела тайн Бродерика Боуда. К тому же наше внимание сосредоточилось на Пророчестве, в то время как надо было защищать тебя…

Эти слова вновь всколыхнули в душе Гарри ужасное, разъедающее всё существо чувство вины. «Как много людей страдает из-за навящивой идеи защищать меня! — злясь на самого себя, подумал он. — Сириус и Дамблдор погибли из-за этого! Они верили в меня, но чем могу я оправдать их жертву?»

— Ладно, хватит об этом, — прервал Гаррины самобичевания Люпин.

Но других тем для разговора на ум не приходило. Гарри мысленно взмолился, чтобы поскорее пришёл Рон и отвлек его от мрачных раздумий, а пока стал бесцельным взглядом скользить по залу. Фигура Хагрида — даже когда великан сидел — возвышалась над всеми прочими. Сейчас она привлекала к себе ещё больше внимания отчаянной жестикуляцией, сидевший напротив Чарли Уизли тоже размахивал руками, будто крыльями; оба явно пытались что-то втолковать друг другу. Спор о драконах, догадался Гарри. Увиденное его порадовало: наконец, хоть что-то отвлекло Хагрида от выпивки. Впрочем, он тут же сник, заметив, что жаркая дискуссия ничуть не мешает спорщикам то и дело прикладываться к бутылке.

Виновник торжества ― счастливый жених ― сидел за столиком в компании Грозного Глаза Грюма (известные события в какой-то мере сроднили их (впрочем, в ещё большей степени сроднили они Билла с Люпином)), и, глядя на эту парочку, Гарри внезапно вспомнил, о чём ещё стоило бы поговорить.

— Я вступаю в Орден Феникса, — заявил он. Прозвучало это чересчур самонадеянно, но Гарри не был настроен на отказ.

Люпин, которого уже вновь начинало клонить в сон, встрепенулся.

— Боюсь, это невозможно, Гарри, — поспешил он с ответом.

— Я имел в виду, когда мне исполнится семнадцать…

— Всё равно. Тебе надо сперва окончить школу. А во-вторых, мы теперь принимаем в Орден только с двадцати лет.

― Интересно, почему?! ― Гарри с трудом сдерживал злость. Опять эта дурацкая опека ― шагу не дают ступить!

― Успокойся, это не из-за тебя, ― шепнул Люпин. ― Но так надо.

Тому, что произошло дальше, Гарри не мог дать логического объяснения ― просто его рука против воли сжалась в кулак и с силой долбанула по столу, а потом он услышал собственный голос, закричавший, наверное, на весь зал:

― Вы всегда говорите «так надо» и ничего не объясняете! Хватит обращаться со мной как с десятилетним!!! Будто я не понимаю, что вы считаете эту работу слишком опасной для меня!! Носитесь со мной как с хрустальной вазой, которую боитесь разбить!!

Эти обвинения уже не относились конкретно к Люпину: в Гарри как будто бы вселился злобный дух, который хотел, чтобы его слышал и Грозный Глаз Грюм, и Хагрид, и Кингсли Бруствер, и многие, многие другие…

Когда приступ ярости прошёл и Гарри стал замечать обращённые на него со всех сторон удивлённые взгляды, ему, как и следовало ожидать, сделалось стыдно.

― Эй, Римус, что там у вас? ― раздался хрипловатый голос Грюма, перекрывший мерно жужжащие перешёптывания любопытных.

― Всё в порядке! ― махнул ему Люпин.

Но Грюм всё же счёл нужным подойти. Со стула поднялся и Кингсли Бруствер, а следом, сжимая в руках свой излюбленный фиолетовый цилиндр, как белка ― орех, засеменил коротышка Дедалус Дингл.

― Пойдём поговорим, ― рука Грюма опустилась на плечо Гарри, мягко, но парню показалось, что вместе с ней на его спину ложится непомерный груз ответственности. Да, теперь придётся отвечать за свои поступки… Если не хочешь, чтобы тебя постоянно опекали, надо перестать вести себя как глупый мальчишка.

Впятером они вышли в коридор. Отсюда прекрасно просматривался зал, а вот их фигуры, растворившиеся в полумраке, видно практически не было.

― Насколько я понял, ты, Гарри, возмущён тем, что тебя не берут в Орден, ― с ехидцей проскрипел Грюм. ― Я ожидал чего-то подобного. Иногда ты напоминаешь мне барана, который упрямо и методично бьётся лбом в закрытые ворота.

А Люпин добавил:

― Бьётся, игнорируя всех и вся, не подпуская даже тех, у кого есть ключ и кто любезно готов открыть эти ворота для него.

Не будь это сказано дружелюбным тоном, Гарри было бы впору обидеться за такое сравнение.

― Слушай сюда, парень, ― вновь обратился к нему Грюм. ― Хоть через три недели ты и будешь совершеннолетний, ты не сможешь вступить в Орден, пока этого не позволю я. Да, я не вправе буду указывать тебе, куда тратить сикли и галеоны или какую девчонку трахнуть. (Всех немного покоробила нарочитая грубость Грозного Глаза, но что поделать ― то была его обычная манера говорить).

― В этих делах ты сам себе советчик, ― с язвительной усмешкой продолжал Грюм, ― но глава Ордена Феникса ― я, и с этим тебе придется смириться.

― И чем же я не подхожу? ― с вызовом спросил Гарри.

― Я же объяснил: у нас изменились правила, ― напомнил Люпин.

― А изменились они потому, что пока нам не хотелось бы принимать в наши ряды… ― Кингсли Бруствер не стал уточнять, просто указал в сторону зала: гости, которые еще могли устоять на ногах, собрались вокруг сцены, а в центре внимания, как всегда, находились близнецы Уизли, уже порядком навеселе. Фред, заговорщически улыбнувшись, подозвал одного из домовиков, шепнул ему что-то на ухо, и пару секунд спустя откуда-то из-под стойки полилась печальная мелодия (из репертуара Селестины Уорлок), под которую не раз проливала слёзы умиления миссис Уизли. Близнецы стали подпевать дикими голосами, не особенно заботясь о попадании в ноты, а потом ― по залу прокатился дружный хохот ― принялись в обнимку танцевать медляк. После увиденного Гарри вряд ли удивило бы, начни они целоваться.

― Ветер в голове! ― Грюм, сплюнув, отвернулся. ― Куда им в Орден? Молли с ума сойдёт, если с этими оболтусами что-нибудь случится, а уж с ними-то случится!

― Теперь ты понимаешь? ― обратился к Гарри Люпин. ― Если мы возьмём в Орден тебя, Рона и Гермиону, то придётся принимать и близнецов тоже.

― Не слишком-то они и хотят, ― попробовал возразить Гарри. ― Иначе бы попросились еще года два назад!

― Дело в том, что всё это время они были заняты своим магазином. А теперь, когда дело окончательно наладилось… им перестало хватать острых ощущений. В общем, Билл предупредил, что братья всё спланировали: решили нанять парочку продавцов, которые следили бы за лавкой, пока сами они выполняют задания Ордена.

― Но в апреле им всё равно уже будет двадцать.

― Авось, к тому времени дурь из башки повыветрится, ― проворчал Грюм. ― Делать возрастной порог еще выше было бы сущей нелепицей. Есть пара-тройка юнцов, которых я мог бы взять на работу прямо сейчас: Гектор Сметвик, Джек Льюис…

― И мой внучок! ― радостно подал голос доселе молчавший Дедалус Дингл. ― Так ведь, Аластор?

Грюма явно озадачило подобное заявление.

― Гарольду разве уже есть двадцать?

― Исполнится в начале сентября, второго числа! ― гордо ответил дедушка.

Грюм еле слышно выругался, и Гарри понял, почему: насколько он помнил Гарольда в бытность его учеником Хогвартса, тот не отличался, пожалуй, ни одним из качеств, которыми должен обладать кандидат на вступление в Орден Феникса, по мнению Грозного Глаза. Он мало того, что был однокурсником Фреда и Джорджа (что уже само по себе настораживало), так ещё и последовал их примеру: открыл собственный бизнес. Три года подряд накануне экзаменов СОВ и ЖАБА он разворачивал торговлю крайне сомнительными амулетами, оберегами и стимуляторами мозговой деятельности. Кроме этого, Дингл-младший запомнился Гарри ещё и тем, что постоянно предлагал всем подряд сыграть с ним в шахматы, карты, взрыв-кусачку, плюй-камни, камень-ножницы-бумагу… во что ― не важно, главное ― на деньги. Впрочем, Гарри с ним особенно не общался, поэтому не стал бы судить о нем слишком категорично.

― И твой внук хочет присоединиться к нам, Дедалус? ― спросил Люпин.

― Ну конечно!

― И ты не против?

― Я целиком и полностью за! Бедняга не знает, чем себя занять, с тех пор, как окончил школу; пусть, наконец, займётся делом.

На памяти Гарри это был единственный случай, когда кто-то из «фениксовцев» предлагал ― да ещё с таким рвением ― принять в Орден своего родственника. Обычно все хотят по возможности оградить родных от опасной работы, многих одна мысль о том, что сын или дочь будет чуть не ежедневно подвергаться опасности, приводит в ужас. А старик Дедалус «целиком и полностью за»! Видимо, тут особый случай…

― Ты бы лучше отучил своего внука навязывать людям некачественную продукцию и отдал его в НИИ Экспериментального Зельеварения, Дедалус, ― наставительно произнес Грюм.

Старичок Дингл театрально изобразил удивление:

― Некачественная продукция? О чём ты, Аластор?

― Не притворяйся, что не знаешь. В июне прошлого года двое семикурсников отравились… хе-хе… пометом докси! Скажешь, твой внук не имеет к этому отношения? Кстати, Гарри, а ты-то не пострадал, когда сдавал СОВ?

― Мы с Роном чуть не купили у Гарольда по… мы думали, что это сушёный коготь дракона, ― нехотя признался Гарри. ― Но в последний момент Гермиона нас отговорила.

― А Грейнджер молодец! ― присвистнул Грюм. ― Вот кому в мракоборцы, а не вам двоим! Постоянная бдительность ― главное правило мракоборца! А вы два разини, на пару с Уизли.

Как раз в этот момент из-за угла с опаской выглянул Рон.

― Ну как, тост уже сказали? ― шёпотом спросил он.

― Ещё и не начинали ― тебя ждут! ― съехидничал Гарри. ― И где тебя носило?!

Рон оглядел компанию, окружавшую друга и догадался, о чём у них мог идти разговор. В ответ на его вопросительный взгляд Гарри покачал головой: не приняли, и оспаривать это решение бесполезно.

― Послушай, Рон, тебе не следует бродить тут в одиночку, ― обратился к вновь прибывшему Люпин.

― Разве здание не охраняют? Папа говорил, что даже здешние камины отключат от Сети летучего пороха, как только все гости прибудут.

― Все верно, но…

― Не обращай внимания! ― перебил Люпина Кингсли Бруствер. ― Просто твоя матушка заставила Римуса пообещать, что он будет весь вечер за тобой приглядывать.

― Только не проболтайтесь Молли, что я тут случайно… заснул, ― виновато улыбнулся Люпин.









― Ну ты даёшь!!! ― Рон был просто шокирован, увидев, какие метаморфозы произошли с их столиком за время его отсутствия.

― Давай сядем куда-нибудь ещё, ― попробовал предложить Гарри, но Рон уже не слушал, завороженный переливчатым блеском жидкостей за изумрудным, коричневым и прозрачным стеклом.

― Налей и мне, брателло!

Услышав голос Фреда, Рон чуть не выронил бокал, а рядом уже материализовался Джордж:

― Да-да, и мне тоже. И Гарри.

Обрадовавшись, что близнецы больше не требуют от него выступать на сцене, Рон доверху наполнил четыре бокала медовухой.

― А теперь ― выпьем за то, что все бабы ― стервы! ― хором провозгласили Фред с Джорджем, так скорбно и так громко, что за соседними столиками заулыбались; многие подхватили тост.

― Чего это они вдруг? ― кивнул в сторону близнецов Гарри.

― Да просто их Анджелина бросила, ― шепнул Рон.

― ИХ?! Они что, ВДВОЕМ с ней встречались?!?

― Ну, встречались ― не встречались, а оба за ней бегали. Это можно хоть вдесятером.

― Молчал бы уж, ― Фред отвесил Рону подзатыльник, повторно наполнил бокалы себе и брату и произнес новый тост, еще более траурный:

― За то, что настоящих друзей не существует в природе!

― Анджелину у них увёл Ли Джордан, ― тут же пояснил Рон.

Надо же, как прихотлива судьба, подумал Гарри. Ли Джордан! Всегда находившийся в тени близнецов, он ни на что особо не надеялся, хоть никогда и не скрывал своей симпатии к Анджелине.
На одном из матчей, который он комментировал, Джордан даже открыл душу перед всем стадионом (за что получил нагоняй от Макгонагалл). Кто бы мог тогда подумать, что спустя пару лет Ли всё-таки добьётся своего!

Несмотря на свирепый настрой близнецов, Гарри с трудом верилось, что давней дружбе мог прийти конец из-за такого, по сути, пустякового повода. Это даже лучше, что так вышло… не только для Анджелины, но и для самих близнецов тоже. Не прекращать же Фреду с Джорджем из-за этого дружбу с человеком, который за школьные годы стал им как брат? «Перебесятся», – с уверенностью подумал Гарри, и тут же спросил себя: а что он сам стал бы делать, оказавшись на месте одного из близнецов Уизли? Стал бы ссориться с лучшим другом, если бы он… Но Гарри, как ни старался, не смог этого представить, так как не мог даже в кошмарном сне вообразить, что Рон… увёл у него Джинни.









– А как там поживает милашка Тонкс?

Гарри обернулся на голос, и понял, что спрашивал начинающий модельер Дориан Майерс, а вопрос был адресован Биллу, оба находились совсем рядом.

– Жива-здорова. Завтра ты её увидишь, – ответил старший из братьев Уизли.

– Всё так же независима? – ухмыльнулся его друг. – Никого к себе не подпускает и безжалостно насмехается над ухажёрами?

– Думаю, это уже в прошлом, – Билл театрально понизил голос и доверительно шепнул Дориану: – Чует моё сердце, не за горами новая свадьба. Хотя, сам знаешь: если дело касается Тонкс, невозможно знать наверняка.

Гарри обернулся, чтобы только посмотреть на выражение лица Дориана. Его ожидания на этот счёт полностью оправдались – вид у того был, будто его секунду назад огрели котлом по голове.

– И кто же… счастливец? – наконец, ревниво осведомился тот.

– Римус Люпин.

– Не знаю такого.

– Неужели я забыл вас познакомить? – Билл огляделся по сторонам. – Где же он? Да вот же!.. Правда, он, похоже, спит…

Дориан придирчиво осмотрел склонившуюся над столиком фигуру, взгляд модельера многозначительно задержался на потрёпанной мантии Люпина.

– А он, как я погляжу, немолод, – протянул друг Билла, получил в подтверждение кивок и добавил: – Но, что ни говори, Тонкс всё та же: всегда отдавала предпочтение мужчинам, умеющим со вкусом одеваться. Ты только посмотри, Билл, какие оригинальные заплатки! – Дориан даже приблизился к спящему, чтобы полюбоваться на изысканные детали его костюма.

Гарри, хоть и понимал, что смеяться особо не над чем, не удержался и хмыкнул. Билл тоже.









Римус Люпин положил голову на скрещенные руки и устало прикрыл глаза. Он и не надеялся снова задремать: звуки, казалось, многократно усилились и маленькими свёрлами вгрызались в барабанные перепонки… Фред с Джорджем снова поют, кто-то травит байки, звенит хрусталь, не умолкает смех… Быстрее бы закончилась вся эта кутерьма.

Люпин чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Более того, его глодало чувство вины. Ведь свадьбу перенесли на другое число из-за него. Билл, правда, утверждал, что в полнолуние тоже чувствует себя не очень, но Люпин-то сразу понял, что сказано это было только для успокоения его, Римуса, совести. Флёр тогда здорово огорчилась, ведь она тщательно выбирала день свадьбы, руководствуясь нумерологическими расчётами, взятыми из древних французских рукописей. К счастью, следующий «идеальный день для свадьбы» наступал не через пару лет, а совсем скоро, поэтому ничего страшного не произошло. Но Люпин всё равно то и дело чувствовал уколы совести. Так уж он был устроен.

Свет пробивался сквозь сомкнутые веки – красноватый, тревожный. Мысли теснили друг друга, одна другой мрачнее. Он заставил себя не думать о ссоре с Тонкс, и поэтому даже не удивился тому, что его вновь начал преследовать жуткий образ – такой чёткий и яркий, как будто он видел его минуту назад… Образ Тиберия Огдена… Мёртвого Тиберия Огдена.









Ночью, невыспавшиеся, они спешили к дому Тиберия, давнего друга Дамблдора, с незапамятных времён работавшего в Министерстве. Он только однажды оставил работу в Визенгамоте – подал в отставку в знак протеста против назначения Амбридж директором Хогвартса. Когда Дамблдор вернулся в школу, восстановили в должности и Огдена. Примерно тогда же Тиберий вступил в Орден Феникса.

Они ворвались в его дом, уже заранее зная, что их там ждёт – над крышей маячил трупно-зелёный оскал Чёрной метки – но увиденное всё равно потрясло их.

Они нашли Тиберия лежащим на полу. Он был сражён Авадой Кедаврой – это не вызывало сомнений. Правая ладонь, судорогой почти сжатая в кулак, покоилась на груди – в последний миг жизни Тиберий попытался прикрыть сердце, как будто это могло спасти его от Смертельного заклятия. Но главное – то, что их ужаснуло, вызвав нервную дрожь даже у Грюма, – выражение лица убитого. На испещрённом морщинами старческом лице застыла… улыбка. Улыбка, напоминавшая оскал. Но ещё больший ужас наводили глаза. Точнее, парадоксальное сочетание обезумевшего от страха взгляда с улыбкой, от которой веяло холодом подземелья. Лицо добродушного старика Тиберия было почти неузнаваемым.

– Это он, – нарушил тогда тишину Грюм. Он присел на корточки, несмотря на неудобства, связанные с деревянной ногой, и прикрыл веками остекленевшие глаза Огдена. Увидев, что от него ждут разъяснений, Грозный Глаз – каждое слово давалось ему с трудом, как он ни пытался скрыть это – прохрипел:

– Это дело рук Сами-Знаете-Кого. Он сам убил Тиберия. Был здесь собственной персоной. Неужели не видите?

И тут они поняли. Кто постарше, вспомнил ужасную смерть Доркас Мидоуз. Люпину на ум пришёл услышанный от Дамблдора рассказ о том, что случилось с Гарри на кладбище пару лет назад. Возродившийся Волан-де-Морт тогда заставил Гарри поклониться ему, насильно согнул его спину: «Поклонись своей смерти, Гарри»…

Грюм, а потом и остальные, узнали почерк Волан-де-Морта. Кто ещё мог заставить бедного старика улыбнуться в последние секунды жизни, кто кроме него был способен цинично растянуть губы несчастного в улыбку каким-то гнусным заклинанием перед тем, как отправить его в могилу? Пожиратели могли мучить, могли пытать, но такое могла родить только изощрённая фантазия Волан-де-Морта.

«Улыбнись своей смерти, Тиберий…»