Глава 20. Возвращение домой

Амикус ополоснул лицо холодной водой, затем промокнул его махровым полотенцем и посмотрел в зеркало. Поначалу казалось, что оттуда на него смотрит отец – то же непропорциональное лицо, грубые черты которого вовсе не придавали ему мужественности, а лишь отталкивали еще сильнее. Говорят, глаза – зеркало души, и раньше в своих он также видел отца. А потом все изменилось.

Воспитанный в ненависти ко всему, что прямо или косвенно связано с немагическим миром, Амикус на удивление легко смирился с тем, что одна магглорожденная не только не вызывает у него отвращения своим происхождением, но и, наоборот, пробуждает в нем теплоту и нежность, когда он смотрит на нее или даже просто думает о ней. Он поспешил убедить себя, что Марисса Стоун просто была чем-то за гранью, что она была особенной. Однако все остальные грязнокровки, а также предатели крови и прочие магглолюбцы до недавних пор оставались для него все тем же мусором и позором магического мира. Но этот столп его мировоззрения в какой-то момент начал пошатываться, а позже и вовсе обрушился, оставив от последовательно наслаиваемых отцом в течении его детства и юности убеждений лишь гору развалин.

Еще отец учил его не оставлять обиды без ответа, взрастив в сыне мстительность, а попутно создав и кучу комплексов, ведь Амикус никогда не был талантливым волшебником и наслать равной мощи ответное проклятье на издевающихся над ним однокурсников он был не способен. Алекто всегда защищала его, что делало его еще большим посмешищем. Все школьные годы он ощущал себя ущербным. После выпуска стало полегче, особенно когда он преисполнился надежд стать великим, присоединившись к Пожирателям Смерти. И все равно неуверенность в себе оставалась его несменным спутником, мешая ему принимать важные решения и заставляя сомневаться в каждом сделанном шаге.

Злопамятность, сопровождаемая закомплексованностью, побуждала его при первой возможности применять разные темные заклинания, включая Круциатус, чтобы поставить обидчиков на место. А обидчиков, даже повзрослев, он видел везде – начиная от прямых врагов, вроде сторонников Дамлбдора, и заканчивая учениками Хогвартса, которые не признавали его авторитет, когда их с сестрой назначили заместителями директора по дисциплине.

Именно воспитание отца подтолкнуло его выбрать Луну Лавгуд в качестве подарка Малфою для слежки за его поместьем. Он нес девчонку домой, готовясь поиздеваться над ней вдоволь, чтобы отомстить за все оскорбления, которые она нанесла ему своими выходками в школе. Но Амикус понял, что с ним что-то не так, когда удовлетворение, которое он испытал от ее страха в первый день, улетучилось уже на следующее утро. По какой-то непонятной ему тогда причине он не захотел применять к ней даже самое слабое Пыточное. Напротив, он повел себя с ней как с гостьей, а не как с рабыней. А потом девчонка помогла его сестре, и это окончательно убило в Амикусе злость к, как он раньше считал, своему личному врагу.

А еще, недавно он перестал пытать детей, ограничиваясь стандартными дисциплинарными мерами, принятыми при Дамблдоре. Потому что после того, как Марисса забеременела, каждый ребенок, которого Амикус встречал, невольно наталкивал его на мысли об отцовстве, и у него просто не поднималась рука применить Круциатус к совершенно беззащитному малышу – такому же, какой скоро будет и у него.

Амикус долгое время упорно не хотел замечать изменений в себе, но в конце концов игнорировать их стало просто невозможно. Его выдавал взгляд, который он наблюдал теперь каждый раз, смотрясь в зеркало, и который был наглядным доказательством, что от отца в нем осталась лишь внешность. А произошло все это благодаря обычной, казалось бы, грязнокровке, которая стала для него самым особенным человеком в этом мире.

– Амикус, ну где ты пропал? – на пороге ванной комнаты показалась Марисса. Амикус окинул довольным взором ее округлившуюся фигурку, облаченную в ночную рубашку, сшитую специально для беременных. – Мне пришлось вылезти из теплой постели, и я начинаю замерзать.

Мужчина усмехнулся.

– Ну так не надо было покидать такую уютную постель, – проговорил он, подойдя к девушке и мягко коснувшись ее скулы тыльной стороной ладони.

– Мне пришлось. Ведь ты сказал, что только умоешься, но в итоге я прождала тебя почти полчаса, – девушка накрыла его руку своей.

– Я просто задумался.

– О чем?

Амикус наклонился и оставил легкий поцелуй на ее губах.

– Думал о том, как сильно я тебя люблю.

– Ой, да ну тебя, Амикус! – проговорила Марисса сквозь улыбку и слабо толкнула его в плечо. – Пойдем уже спать.

Девушка обхватила ладонь Кэрроу и потянула его из ванной, мужчина покорно пошел следом. Раньше он крайне редко оставался у нее на ночь. Это было небезопасно – ежедневно пересекать границу. Но после того, как они разработали план и определились с решающим днем, Амикус старался каждую свободную минуту быть с Мариссой, ведь вполне возможно, что они проиграют и тогда единственное, что позволит ему держаться в ожидании неминуемой казни, если он выживет в битве, это приятные воспоминания о времени, проведенном с любимой женщиной.



Антонин уже полтора часа сидел за столом, на котором были разложены карты Хогвартса и Министерства с отметками о этапах плана, который был довольно незатейлив, если просто перечислять, кто что будет делать. Но в нем участвовало слишком много разных людей, большинство из которых он не знал совсем или не знал настолько хорошо, чтобы доверять им, что порождало кучу непредсказуемых переменных. А он ненавидел непредсказуемость. Но не только неуверенность в успехе разработанной ими стратегии напрягала его сегодня.

Долохов сделал глоток из кружки и поморщился – чай уже успел остыть. Проведя рукой над емкостью, он прошептал согревающее заклинание, а затем сделал еще глоток. Горячая жидкость приятно обволакивала горло.

Последнее время между ними все было не просто хорошо, а даже отлично. Маленькая грязнокровка была нежна и заботлива, смотрела на него с такой умиротворяющей теплотой, а их секс был просто ошеломительным. Возможно, он зря себя накручивает. Но как бы он ни пытался успокоить себя, неприятные мысли все равно просачивались в его мозг, не давая расслабиться.

Хотел ли он победы? Безусловно. Разгром режима Темного Лорда решал сразу две проблемы: обеспечивал безопасную жизнь для его маленькой девочки и уничтожал висевшее на его шее ярмо, выражающееся в Черной метке, которая делала его бесправным слугой, не имеющим права самому выбирать дорогу, по которой пойти. Но когда он задумывался, что же будет после победы, его начинали одолевать неприятные предположения. Для начала, он совершенно точно не верил орденовцам до конца, ожидая, что они попробуют как-то разорвать магическую сделку и убить его. Но даже если они исполнят свои обещания, данные при заключении Непреложного обета, он понятия не имел, что будет делать потом. Ведь, если подумать, он ничего не умеет, кроме как исполнять приказы Повелителя. За все эти годы он так и не получил возможность самостоятельно планировать свою жизнь, это право перешло от его отца к Темному Лорду. И неизбежная необходимость решать самому за себя довольно сильно озадачивала его.

Но, пожалуй, самым жутким для него предположением о будущем было то, что он может остаться совсем один. Раньше его эта перспектива бы даже не напрягла, одиночество было для него нормой. Однако сейчас, когда он познал настоящую дружбу и искреннюю любовь, он до ужаса боялся потерять это все.

Конечно, Роули не самоустранится из его жизни сразу, но это вполне предсказуемо когда-нибудь, да произойдет, ведь он наверняка сделает предложение своей девушке, они поженятся, заведут детей и, как знать, может вообще будут жить среди магглов. Эдвард, вероятно, после победы вернется в Венгрию, оставив его без поддержки и мудрых советов. И тогда у него останется только Гермиона, что очень хорошо, но…

Последнее время он стал все чаще задумываться, а останется ли она с ним, когда у нее будет выбор? Ведь сейчас Антонин нужен ей, как защитник и соратник в борьбе с Темным Лордом. А что будет потом, когда в его защите отпадет необходимость? Когда она сможет сама решать, где жить… и с кем. Ей всего двадцать, он годится ей в отцы. А еще он преступник. Убийца. Даже насильник (хоть это и было всего однажды, и он уже столько раз извинялся перед ней за это, а она лишь отмахивалась, убеждая, что все забыто). Едва ли она таким видела своего идеального принца на белом коне. По правде говоря, Антонин не мог придумать ни одной причины, почему бы ей нужно было оставаться с ним, когда все закончится.

Да, очевидно, победа принесет счастье многим членам Сопротивления. Но не ему. Если он не погибнет от рук орденовцев или не окажется в тюрьме, то станет просто стареющим, бесполезным отщепенцем, в пустом замке которого со временем будет все меньше и меньше гостей, пока они не перестанут приходить вовсе. А потом его просто забудут.



– Энджи рассказала мне о том, что вы задумали, – Роуз скрестила руки на груди, как она делала всегда, когда на горизонте маячила угроза ссоры.

– Мне все равно, что рассказала тебе твоя сестра. Я не стану посвящать тебя в детали, – бросил Роули в ответ. – И я совершенно не понимаю, зачем тебе это. Ты все равно ничем не сможешь помочь. Ты просто маггла.

Торфинн пожалел о сказанном через секунду после того, как произнес последнее слово, но было уже поздно извиняться – лицо Роуз ожесточилось, губы сжались в тонкую линию, и мужчина уже ожидал, что сейчас она обрушит на него весь гнев, который, наверняка, клокотал в ней. Но неожиданно для него, девушка безвольно опустила руки вдоль тела и произнесла:
– Ты прав, я ничем не могу помочь. И это выводит меня из себя. Ты ведь знаешь, что я не из тех людей, которые в трудные времена отсиживаются в стороне и ждут, пока все закончится. Я всегда в центре событий, оказываю посильную помощь. А сейчас я… совершенно бесполезна. Мне остается только надеяться, что план, который вы разработали, достаточно продуман, чтобы ты остался жив.

По мере того, как она говорила, голос Роуз постепенно стихал, пока не стал едва слышимым. Когда она замолкла, Торфинн подорвался с места и, в миг оказавшись рядом с девушкой, обнял ее за плечи.

– Идеальных планов не бывает. Всегда есть вероятность провала на любом из этапов. Но я могу дать тебе слово, что приложу все усилия, чтобы после битвы вернуться домой… Вернуться к тебе, – произнес он, и Роуз заглянула ему в лицо. – И не говори, что ты бесполезна. До встречи с тобой моя жизнь была пуста, но благодаря тебе она обрела смысл. И пусть по твоим жилам не струится магия, для меня ты самый ценный человек во Вселенной.



– Ты что, действительно пообещал ей остаться в живых?

– А что еще я мог сказать? – Торфинн пожал плечами. – У нее вчера был такой вид, как будто она меня уже похоронила. Она и так переживает. Я не мог сказать, что миссия почти суицидальная. Это бы добило ее окончательно. Но знаешь, в какой-то степени я рад, что она маггла.

– Неужели? И почему же?

– Она всегда рвется в бой. И будь она волшебницей, то наверняка захотела бы вступить с ним в схватку. А ты сам знаешь, насколько он силен.

– Ну спасибо тебе, Финн, – тяжело вздохнув, проговорил Долохов. – У тебя просто талант мотивировать.

– Кроме шуток, Тони. Если кому и под силу победить его, то только тебе, – Торфинн улыбнулся. – Мне до сих пор иногда вспоминается тот твой Круциатус, который ты бросил «вполсилы».

Антонин хмыкнул и первым прошел через дверь, ведущую к общественной точке аппарации, используя которую они с Роули переместились к замку Темного Лорда.

Сегодня было последнее в этом году собрание Пожирателей Смерти. Впрочем, для них с напарником оно в любом случае будет последним. Долохов незаметно оглядел присутствующих в гостиной людей. Грамотный стратег Драко Малфой оказался достойной сменой своему отцу, который, пусть и оступился однажды, все равно поражал Долохова своей способностью извлекать выгоду там, где другие ее просто не замечали. Рядом с Малфоем сидел Майкл Мортинсен под личиной Треверса, умело изображая известного своим крутым нравом Пожирателя – жесткий и какой-то хищный взгляд исподлобья, каменное лицо, руки, лежащие на столе, сжаты в кулаки, на губах ни тени улыбки. Он толково обыграл смерть Макнейра, расставив факты таким образом, что у Волдеморта не возникло и капли сомнения, что тот находился в сговоре с Орденом и помог бежать подопытным одной из лабораторий. Конечно, со стороны Темного Лорда не обошлось и без легилименции, которая, по словам Мортинсена, чуть не вырубила старика, настолько он ослаб. Но сознание лже-Треверса было под надежной защитой охранного заклинания, которое ему передал Кэрроу.

Долохов скользнул взглядом дальше. Амикус Кэрроу. Пожалуй, этот их союзник удивил его больше всех остальных. С первых дней знакомства у Антонина сложилось мнение о Кэрроу, как о непроходимом глупце, однако, тот оказался искусным актером, филигранно скрывающим свой интеллект. Кэрроу не дал однозначного ответа, будет ли он активным помощником в назначенный день, но Долохов был бы рад такому союзнику на поле битвы, ведь его способности к темным искусствам были просто поразительными.

Размышляя о том, насколько странно было, зная правду, как ни в чем ни бывало сидеть за столом со всеми этими людьми, он услышал краем уха опасения, высказанные Повелителем по поводу подозрительного затишья со стороны Сопротивления. Долохов внутренне усмехнулся. Конечно, они приостановили свои диверсии – им нужно было беречь силы и тренироваться перед финальной битвой.

– На этом мы закончим, – по истечении двух часов произнес Темный Лорд, а затем, повернувшись к Долохову, добавил: – Антонин, задержись.

– Да, Повелитель, – откликнулся мужчина.

– Я полагаю, Антонин, – начал Волдеморт, когда остальные покинули комнату, – мисс Грейнджер регулярно получает свою дозу страданий?

Он был готов к этому вопросу и легко сказал:
– Конечно, Повелитель. Своими муками она радует меня каждый день.

– Это похвально. Однако, совсем скоро закончится этот, безусловно, весьма успешный и все же полный множества неприятных событий год. И, надеюсь, ты согласишься со мной, Антонин, что нужно оставить напоминания об этих событиях в прошлом. Потому с грязнокровкой Поттера пришло время попрощаться.

Антонин кивнул.

– Безусловно, Вы правы, Повелитель. Но, если позволите, я подумал, что покончить с ней в Рождество было бы весьма знаменательно. Скажем, прямо там, в Хогвартсе, на празднике.

Глаза Волдеморта удивленно округлились, а затем его лицо приобрело какое-то задумчиво-мечтательное выражение.

– Я хорошо помню, каким ты был, когда только присоединился к нам, – произнес он, после некоторого молчания. – Ты впечатлил меня своими исключительными способностями в столь юном возрасте. Еще я видел в тебе то, что всегда было и во мне – стремление постичь скрытые материи, понять саму суть магии. Я наблюдал, как ты вырос из неопытного юноши, порой излишне импульсивного, в рассудительного и сильного волшебника, создающего свои собственные удивительные заклинания. А с недавнего времени меня радует и твое умение мыслить самостоятельно, стратегически, а не просто выполнять приказы, – Темный Лорд сделал паузу, видимо, стремясь расставить акценты, чтобы сказанное звучало весомее, а затем продолжил: – И, я считаю, твои новые качества должны быть использованы в полной мере. Конечно, ты уже состоишь в такой значимой организации, как Совет законодателей, но, мне кажется, ты достоин занять и более высокий пост. В новом году мы подумаем, что можно сделать. – Антонин слегка улыбнулся, стремясь изобразить признательность Повелителю за его щедрость. – И да, твое предложение мне нравится. Это действительно будет ярким действом и, полагаю, повеселит многих гостей праздника.



Драко Малфой никогда не был смелым человеком. Именно поэтому рядом с ним постоянно были Крэбб и Гойл – эти два крупных увальня обеспечивали ему защиту в случае, если словесные перепалки, которые Драко так любил инициировать, перерастали в драку. Гибель отца, отстраненность матери и вообще весь этот «новый мир» сделали его другим человеком. Единственное, что стало его волновать – это жизнь мамы, а свои собственные здоровье и благополучие стали ему безразличны. И это делало его почти бесстрашным. Позже к списку людей, безопасность которых стала для него приоритетом, добавилась Луна Лавгуд. В самом начале ему казалось, что дело в пробудившейся совести из-за ребенка, которого Лавгуд носит под сердцем, но чем лучше он узнавал девушку, тем больше привязывался к ней, ее общество из вынужденного стало желанным, и в какой-то момент он уже не мог представить поместье без этой, казалось, живущей в своем собственном необычном мире блондинки. И он чувствовал, что это было взаимно.

– Может, мне все же пойти с тобой? – осторожно предложила Луна, вилкой ковыряясь в лимонном пироге, стоящем на столе перед ней.

Малфой отложил приборы и, опершись локтями о стол, сцепил пальцы в замок.

– Луна, я знаю, что ты не из пугливых и во время войны была в гуще событий, – произнес он, – но напомню, что сейчас ты не только за себя отвечаешь. А поскольку это и мой ребенок, я полагаю, что имею право голоса, – он заметил, как Луна легонько прикусила нижнюю губу. – И я вынужден настаивать на том, чтобы ты следовала оговоренному плану – завтра ровно в десять вечера вы с Уизли пересечете границу в составе венгерской дипломатической делегации, – он потянулся к ней и накрыл ладонью ее свободную руку, которую она напряженно сжала в кулак. – А я обещаю, что если все пройдет успешно, то я незамедлительно, прямо из Хогвартса отправлюсь за тобой, чтобы вернуть домой.

– Просто я… подумала…, – несмело начала Луна. – Тебе может понадобиться страховка.

– Не переживай об этом, – Драко мягко улыбнулся. – Страховок у нас предостаточно. Мы же будем не одни. На празднике будет много членов Сопротивления под видом авроров, спасибо Роули. К тому же, за нас целая толпа из представителей стран Магического альянса Восточной Европы. Они не подведут, будь уверена. В конце концов, не зря же я все это время разъезжал по миру, ведя переговоры. Знаешь, за рубежом людей, не принимающих режим Темного Лорда, намного больше, чем кажется поначалу. И они готовы помочь нам решить эту… хм, проблему, раз уж своими силами мы справиться не можем.

– Главное, отравляясь завтра в Хогвартс, помни, что там, в Венгрии, тебя буду ждать не я одна. Ребенку будет нужен его отец. Может, эти мысли удержат тебя от необоснованного риска.

Драко приложил руку к животу Луны.

– Я ни на секунду об этом не забуду.



Антонин скомкал бумагу и бросил ее в огонь. Какая это была попытка – пятая, шестая? Написать письмо родителям оказалось сложнее, чем он ожидал. Все потому, что ему было чертовски стыдно. Он не общался с ними тридцать лет. Он не был уверен, наслышаны ли они о совершенных им «подвигах», но решил, что именно в этом письме должен дать им понять, насколько все плохо, пусть это и шокирует их, зато он будет честен напоследок. И хотя он знал, что конкретно должен написать, слова упорно не хотели складываться в предложения.

Вдруг раздался стук в дверь.

– Войдите! – произнес Антонин.

Дверь приоткрывалась, и в кабинет вошла Гермиона, уже переодевшаяся в свою пижаму.

– Ты собираешься спать? – спросила она.

– Чуть позже, – улыбнувшись, ответил Антонин. – Должен закончить одно важное дело.

– Поделишься, какое именно?

– Я… пишу родителям… Точнее, пытаюсь написать вот уже почти два часа, – мужчина всмотрелся в камин, где догорали неудачные письма, – только выходит какая-то хрень.

Гермиона нахмурилась.

– Все же решил написать прощальное письмо? Я тоже написала несколько.

– Несколько… – проговорил Антонин. – Это впечатляет. Я одно никак вымучить не могу.

– А ты знаешь, что конкретно хочешь написать? – Гермиона пересекла комнату и подошла к столу, за которым сидел Антонин.

Мужчина неопределенно пожал плечами.

– В целом, да, – ответил он. – Но слова никак правильные подобрать не получается. Как ни пытался, выходит коряво.

Гермиона обогнула стол и, оказавшись позади мужчины, обняла его за шею, наклонилась и поцеловала его в щеку, а затем произнесла:
– А ты не думай о том, коряво выходит или нет. Ведь это письмо родителям, а не школьное эссе. В письмах близким имеет значение только искренность.

Антонин обхватил ладошку Гермионы и, поднеся ее к губам, оставил легкий поцелуй на тыльной стороне.

– Ты права, – произнес он. – Я попробую еще раз. Ложись в постель. Я скоро подойду.

– Хорошо, только не засиживайся. Завтра тяжелый день. Нужно выспаться.

Когда Гермиона закрыла за собой дверь, Антонин достал чистый лист бумаги.

Как там она сказала – плевать на корявость, важна лишь искренность? Что ж, приступим.

Он макнул перо в чернила и начал писать.

«Дорогие родители,
Не уверен, осталось ли у меня право называть вас так после стольких лет.
Мне искренне жаль, что я не написал вам раньше, но еще сильнее я сожалею, что за все это время так и не осмелился навестить вас.
Все потому, что мне невообразимо совестно смотреть вам в глаза.
Пятнадцать лет вы воспитывали меня, надеясь, что я вырасту достойным человеком, но я подвел вас. Я совершил множество скверных, даже жутких поступков, за которые, наверное, мне никогда не сыскать прощения. Я надеюсь завтра искупить хотя бы несколько своих грехов.
И даю вам слово, что, если судьба будет ко мне благосклонна (хотя я не знаю, чем мог бы эту благосклонность заслужить), я обязательно вернусь домой и расскажу все, как есть, ничего не тая.
Сейчас же я просто хочу, чтобы вы знали, что не проходило и дня, чтобы я не вспоминал вас, и что мой побег из дома не был попыткой сбежать от вас, а лишь способом найти свое предназначение.
В какой-то степени я его нашел.

Надеюсь на скорую встречу,
ваш Антонин».

– Не понимаю, почему портрет Снейпа должен тут висеть?

– Это традиция школы, – сквозь зубы процедил Амикус, бросив быстрый взгляд на розовое пятно, маячащее у портрета бывшего директора.

– Но ведь портрет Дамблдора Вы тут не повесили? – с приторной ухмылочкой напомнила Амбридж.

– По понятным причинам, – бросил мужчина, стараясь не смотреть на собеседницу.

– Ну вот видите, когда есть причина, можно нарушить любую традицию, – продолжая улыбаться, произнесла женщина. – Итак, могу ли я надеяться, что в течение часа Вы избавите меня от необходимости лицезреть в моем кабинете это мрачное черное полотно?

В моем кабинете… Сука. Да ты тут от силы раз пять за все время появилась.

– Конечно. Как скажете, мадам директор, – холодно проговорил Амикус.

– Прекрасно, – сладким голосом протянула Амбридж. – И еще я хотела поговорить с Вами относительно оформления Большого зала.

Амикус сглотнул, подавив рискующее сорваться с губ ругательство.

– И что же конкретно Вы хотели обсудить по поводу оформления? – почти по инерции проговорил он.

– Цветовую гамму. Она довольна мрачная, – пропела женщина.

Кэрроу вскинул брови.

– Мрачная? Да там все в белом и серебре.

– Я имела в виду, что это смотрится весьма тоскливо и совсем не соответствует настроению, которое должен дарить такой замечательный праздник, как Рождество.

– Но эти цвета утвердил Попечительский совет.

– Профессор Кэрроу, если Вы забыли устав школы, то я напомню Вам, что последнее слово в таких вопросах в любом случае за директором, – хоть улыбка по-прежнему была на губах женщины, ее глаза искрились нескрываемой злостью.

– И что Вы от меня хотите?

– Я ожидаю, что Вы разбавите это унылое убранство чем-то более ярким, праздничным. Добавьте красок. Цветов там… Не знаю… Гирлянд разноцветных.

– И когда я должен это успеть? До начала праздника меньше четырех часов.

– Ну я же не прошу Вас заниматься этим в одиночку. Задействуйте персонал, эльфов в конце концов. Почему я должна всему Вас учить? Но, конечно, если Вы не способны выполнить столь простое поручение, – Амбридж с напускной грустью отвела глаза, – я легко найду того, кто подходит к работе с бо́льшим энтузиазмом, – женщина снова посмотрела на собеседника. – Надеюсь, я ясно донесла свою мысль?

– Яснее некуда, – ответил Амикус, угрюмо ухмыльнувшись.

– Вот и чудно! – излишне восторженно произнесла Амбридж, после чего, последний раз одарив мужчину приторной улыбочкой, вышла из директорского кабинета.

Когда дверь захлопнулась за женщиной, Амикус издал мучительный стон, вскинув голову к потолку. Одному Мерлину известно, как же его бесила эта дама с сомнительной родословной. Но, по крайней мере, видеть ее ему приходилось нечасто – новоиспеченная директриса очень редко посещала Хогвартс, предпочитая управлять школой из своего кабинета в Министерстве, лишь раздавая поручения и направляя комментарии к еженедельным отчетам о состоянии дел.

Кэрроу подошел к портрету профессора Снейпа и, когда он обхватил раму, чтобы снять портрет со стены, бывший директор смерил его укоризненным взглядом.

– Ой, да не смотри ты так на меня! – вздохнув, произнес мужчина. – Мне самому эта сука поперек горла. Вот уж не думал, что буду скучать по тебе, Снейп.

В любом случае, сегодня все это кончится.



Когда они аппараровали в школьный двор, Гермиона машинально запрокинула голову, осмотрев замок. Эти стены хранили огромное количество приятных воспоминаний, к которым после войны прибавились и трагические. Поэтому девушка испытала двойственные чувства, когда они с Антонином вошли в здание через главные ворота. В центральном холле предсказуемо висел герб Слизерина, теперь ставший гербом всей школы. Гермиона помнила, что говорил Темный Лорд после битвы: «В школе Хогвартс больше не будет распределения». В остальном, все вокруг было таким же, как она помнила, и от этого у нее защемило в груди.

Под руку с Долоховым Гермиона переступила порог Большого зала, где проходило торжество, и бегло оглядела зал, увидев множество знакомых лиц. Недалеко от входа стаяла группа девушек, среди которых Гермиона узнала Пэнси Паркинсон и сестер Гринграсс. Рядом с ними стояли Блейз Забини и Теодор Нотт, тихо переговариваясь за бокалом шампанского. Мимо них с Антонином, направляясь к выходу из зала, прошел Маркус Флинт, одарив Гермиону полным похоти взором, отчего она внутренне содрогнулась, все еще помня омерзительные события, произошедшие в Малфой Мэноре.

Конечно, в зале присутствовало множество Пожирателей смерти, некоторые их них были со своими рабынями. Сердце Гермионы сжалось, когда в толпе гостей она увидела Лаванду Браун, которая, судя по размеру живота, была уже на четвертом или пятом месяце беременности. За талию ее удерживал Рабастан Лестрейндж, беседующий с Корбаном Яксли. Лестрейндж пару раз нахально касался живота Лаванды крупной ладонью, явно гордясь «проделанной работой». Сама же девушка с совершенно пустым выражением лица смотрела куда-то прямо перед собой. Гермиона могла лишь догадываться, какого ей было сейчас.

Рабастан вел себя весьма демонстративно, громко смеясь и активно жестикулируя. Он явно старался привлечь внимание к своей персоне, потому момент, когда он, крутя головой по сторонам, увидит Гермиону и Антонина, был лишь вопросом времени.

– Эй, Тони! Иди к нам! – наконец окликнул он Долохова.

Антонин с недовольством цокнул языком и подтолкнул Гермиону вперед, туда, где стоял Лестрейндж.

– Решил взять свою куколку сегодня? – Рабастан обвел хищническим взглядом фигуру Гермионы, двигаясь от груди к ногам. – Не надоела она тебе еще? Нотт сегодня привел много интересных красоток, есть возможность внести разнообразие в свой досуг.

– Ну а ты-то зачем привел свою? С ней ведь не поиграешь из-за ее особого положения, – ответил Антонин.

Рабастан расхохотался, но собеседники приступа его внезапной радости не оценили, с кислыми минами наблюдая как он веселился.

– Ты шутишь, Тони? Эта куколка носит моего ребенка. Она сейчас самое важное, что есть в моей жизни, – Рабастан обеими руками заключил талию Лаванды в кольцо и страстно поцеловал ее в щеку. – Хотя… – он почти сочувствующе глянул на Долохова. – Тебе, к сожалению, не понять меня, ведь у тебя нет женщины, которая бы продолжила твой род.

Гермиона почувствовала, как напряглась рука Долохова, лежащая на ее пояснице.

– Эй, парни! Наслаждаетесь вечеринкой? – появившись откуда-то из центра толпы, к ним подошел Кэрроу.

– Едва ли можно насладиться торжеством, находясь в столь вычурно украшенном помещении, – с отчетливо читаемым снобизмом на лице произнес Яксли.

– И правда, Амикус, че за фигня? – проговорил Рабастан.

Реакция мужчин невольно сподвигла Гермиону приглядеться к убранству зала и даже у нее, не слишком частой гостьи светских раутов, вызвало недоумение обилие совершенно неуместных цветочных венков, развешанных на стенах, и гирлянд, свет разноцветных лампочек которых отражался от белых стен, отчего все вокруг казалось излишне пестрым.

– Но-но, не надо на меня бочку катить, – Кэрроу шутливо выставил руки вперед. – Я всего лишь исполнитель. Заказчика вы знаете, так что нечего удивляться, что все такое дебильно-цветное.

– Да, точно, – Яксли кивнул. – Похоже, мы должны быть счастливы, что стены не перекрашены в розовый, а с картин не мяукают кошки.

Подозрительно знакомые ассоциации всплыли в голове Гермионы, и она, совершенно забыв, в чьем окружении находится, спросила:
– А кто заказчик?

Похоже, присутствующие были удивлены подобной наглостью грязнокровки, осмелившейся обращаться к чистокровным господам, как к равным – они все как-то синхронно повернулись и уставились на нее в таком изумлении, как если бы она была маггловским портретом, который вдруг заговорил.

– Директор, конечно, – Амикус нарушил тишину. – Ты, полагаю, знакома с ней, солнышко. Она, кажется, преподавала у вас ЗОТИ. Долорес Амбридж.

– Амбридж вернулась в Хогвартс? – ошеломленно спросила Гермиона.

Это должно быть неудачная шутка.

– А что тебя так шокирует, грязнокровка? – вероятно, уже смирившейся с отсутствием в словах девушки положенного уважения, спокойно произнес Яксли. – Долорес верна идеям нового мира… к сожалению.

Судя по тому, как скривилось лицо Яксли, когда он произносил последние слова, он бы с удовольствием избавился от необходимости ежедневно пересекаться с этой женщиной в Министерстве.

– Слушай, грязнокровка, – обратился к Гермионе Лестрейндж, – о том учебном годе, когда она тут преподавала, ходят разные истории. Скажи, а это правда, что вы с дружками заманили ее в лес, и там ее похитили кентавры?

Сначала Гермиона немного растерялась, а потом все же произнесла:
– Да. Мы хотели воспользоваться ее камином, чтобы аппарировать в Министерство, где… ваши устроили нам ловушку. Амбридж застала нас с поличным, и мы надеялись, что, оказавшись в лесу, сможем как-то сбежать. Там появились кентавры. Она разозлила их, и они схватили ее.

Рабастан разразился заливистым смехом так неожиданно, что Гермиона вздрогнула.

– Салазар, хотел бы я на это посмотреть, – проговорил он, отсмеявшись.

– А я бы как хотел, – сказал Амикус. – Эта стерва мне все нервы истрепала своими идиотскими поручениями. Я был бы рад, чтобы кентавры ее не возвращали.

– Всё, парни, похоже, вечеринка окончена, – Рабастан кивнул в сторону дверей, где только что появился Темный Лорд.

Гул от переговаривающихся в зале гостей прекратился тут же, словно под воздействием Силенцио.



– Дай я попробую, – Билл закрепил рядом с замочной скважиной Огненный камень. – Надо отойти в сторону, – произнес он, рукой отстранив Невилла на несколько шагов назад. – По моей команде применишь к решетке Редукто.

Билл направил палочку на Огненный камень и, бросив «Давай», стал шептать слова, активирующее изобретение Долохова, пока Невилл применил Взрывное. План Билла сработал – запирающие чары решетки разрушились под напором двух мощных магических ударов.

– Ну и куда вы собрались на пару? – раздался позади насмешливый мужской голос.

– А ты тут что забыл? – спросил Билл подошедшего к ним Кэрроу. – Разве ты не собирался свалить до начала заварушки?

Амикус хмыкнул.

– Собирался. Но передумал.

– И в чем же причина этого внезапного решения? – с подозрением осведомился Невилл.

– Это не важно. Вам придется просто смириться, что я пойду с вами. В конце концов, мы все понимаем, что вы двое не справитесь с Адским пламенем. А вот я – мастер этого заклятья.

– Я не против, – безразлично пожал плечами Билл. Затем он отступил, освобождая проход. – После Вас, мастер.

Проигнорировав нарочито снисходительный тон Уизли, Амикус первым прошел вниз и стал спускаться по ступеням, ведущим в подземелья. Билл и Невилл последовали за ним, держа палочки наготове. Оказавшись внизу, Билл применил Люмос Максима, чтобы осветить дорогу. На стенах кое-где были закреплены факелы, которые Невилл разом зажег, используя Инсендио, и оранжевый свет озарил длинный коридор.



В холл лаборатории выбежали несколько охранников, преграждая незваным гостям путь, но мужчина с черными, как вороново перо волосами, в сером кожаном пальто, даже не замедлился. Он лишь наискось разрезал воздух палочкой, и противники плашмя упали на пол.

– Все выходы и точки перемещения блокированы, коммандер, – отчитался аппарировавший к холл высокий крепкий мужчина с глубоким шрамом, тянущимся по центру его лба.

– Отлично. Всю охрану ликвидировать, пленников, кто сохранил рассудок, и медперсонал соберите у главного входа, – отдал брюнет приказ сопровождавшим его волшебникам.

– А с измененными что делать? – спросил стоящий в двух шагах от него паренек, которому на вид было не больше двадцати.

Мужчина в сером пальто вопросительно взглянул на Майкла, и тот стал нарочито старательно осматривать лестницу, ведущую на второй этаж, где были камеры с пленниками. Все понимали, что там были заперты просто невинные школьники, поневоле втянутые во взрослый конфликт. Принятое Сопротивлением решение касательно жертв экспериментов Волдеморта было тяжелым, но оно не могло быть иным. Обращенные мальчишки полностью теряли не только человеческий облик, но и разум, становясь монстрами, которые руководствовались лишь хищническими инстинктами.

– Всё, что мы можем, это подарить им быструю и максимально безболезненную смерть, – произнес Мортинсен.

– Действуйте по обстоятельствам, – отдал приказ брюнет. На пару секунд он задержал взгляд на Майкле, а затем добавил: – Но по возможности сначала вырубите их Усыпляющим. Для ликвидации применяйте только то заклинание, о котором говорил Эдвард. Ко всему остальному они устойчивы.



– Сколько мы уже идем? Минут двадцать? Этот гребаный коридор нескончаемый, – почти простонал Амикус.

– Здесь что-то не так, – проговорил Невилл, остановившись и оглянувшись назад.

– Да что ты говоришь, Лонгботтом, – с сарказмом выдал Кэрроу.

– У меня такое ощущение, что мы то ли по кругу ходим, то ли попали в петлю, – произнес Билл.

– Круто! И есть идеи, как выбраться из этой петли? – с недовольством бросил Амикус.

– Теоретически, нужно найти какую-то точку опоры, от которой можно оттолкнуться, чтобы разорвать нить.

– Только не говори, что точкой опоры может быть один из камней, которыми выложен этот дебильный коридор, – Амикус обвел взглядом стены и потолок. – Потому что у нас уйдет до хрена времени, чтобы найти нужный.

– Мне кажется, надо начать с факелов, – предложил Невилл.

– Хорошая идея, – произнес Билл. – Ищем факел, выделяющийся из остальных.



– Здесь проход только по пропускам, – произнес охранник, сидящий на входе в блок Аврората.

– Бомбарда Максима!

Решетка, отгораживающая блок, разлетелась на куски, а охранника отбросило к противоположной стене, и он потерял сознание от удара головой о нее.

– Отлично, Виктор! – произнес Эдвард. – Вы с ребятами берите на себя правый отсек, а мы возьмем левый.

Молодой человек молча кивнул соратникам, большинство из которых были его сокурсниками из Дурмстранга, и шагнул в правый коридор.



– Кажется, я нашел. Смотрите, – Невилл подошел к одному из факелов и коснулся его основания. – На всех остальных металл уже весь ржавый, а этот выглядит так, словно только что изготовлен.

– Отойдите-ка, – произнес Кэрроу, направляя палочку на факел. – Сейчас расхреначим его и проверим твою теорию. Экспульсо!

Раздался взрыв, уничтоживший факел и несколько камней в стене вокруг него. Кэрроу развернулся и посмотрел вперед.

– Оо, а вот и дверка, – произнес он, заметив в конце коридора глухую дубовую дверь.

– Бьем одновременно, – предложил Билл. – Насчет «три». Раз, два… три! Бомбарда!

Усиленное троекратно Взрывное разнесло дверь в щепки. Через образовавшийся проем, готовые атаковать, они проникли в комнату, слабо освещенную лишь одним висевшим у входа фонарем, но заметили лишь худенькую фигуру, сидящую на полу напротив. Кандалы на толстенной цепи за шею удерживали человека от попыток двинуться дальше, чем на метр – полтора в сторону. У всех троих сердце подскочило к горлу, когда узник повернулся лицом.



«Ей не страшны ни время, ни могила!» – промелькнули в сознании Гермионы воспоминания о прочитанных в «Хогвартс: История» словах Годрика Гриффиндора, якобы сказанные им перед созданием Распределяющей шляпы.

Похоже, эта легенда была правдой, потому что после многочисленных попыток Темного Лорда уничтожить Шляпу, она так и осталась невредимой, и в итоге была, по сути, похоронена среди различного ненужного хлама в одном из подсобных помещений заброшенного крыла школы.

Осторожно, почти с трепетом Гермиона подняла артефакт с груды сломанной мебели. Шляпа, едва оказавшись в руках, сама стряхнула с себя огромный слой пыли и произнесла:
– Мисс Грейнджер, я была уверена, что рано или поздно Вы вернетесь в Хогвартс.

– Я пришла, чтобы закончить то, что начал Гарри Поттер. И мне нужна Ваша помощь, – Шляпа лишь неопределенно промычала в ответ на эти слова, но Гермиона невозмутимо продолжила: – Я не уверена, достойна ли я такой чести, но…

– Что Вы, Гермиона, конечно, достойны. Когда я еще хранилась в кабинете директора, то слышала много новостей о Вас, Уизли и Поттере. У Вас не должно быть сомнений. Вы показали себя истинной гриффиндоркой во время войны и, безусловно, заслуживаете того, чтобы держать в руках меч основателя Вашего факультета. Он появится, когда будет нужен Вам.

– Грейнджер, ну ты долго там?

– Аа, мистер Малфой, – обратилась Шляпа к подошедшему Драко, – Похоже, Вы, наконец-то, сделали правильный выбор.

Юноша фыркнул. О выборе говорил ему Дамблдор в день своей смерти. Но если от старика он еще готов был стерпеть покровительственный тон, то выслушивать подобное от какой-то древней шляпы уж точно было слишком.

– Грейнджер, – решив проигнорировать слова артефакта, обратился он к девушке, – надо уходить отсюда, пока мы на кого-нибудь не наткнулись.



Амикус кинулся к пленнице, но в тот миг, когда он приблизился достаточно, чтобы она могла коснуться его, та протянула к нему руки и внезапно вцепилась ему в горло, начав душить. Мужчина был настолько обескуражен, что даже не успел среагировать.

– Что ты делаешь? Остановись! – Билл бросился к пленнице, но та с невероятной силой оттолкнула его, и он отлетел на несколько метров назад.

– Мама, не надо! – попытавшийся оттащить пленницу от Кэрроу Невилл следом за Биллом оказался отброшенным в сторону.

– Подожди… – Билл остановил Лонгботтома, который вскочил с земли и уже собирался предпринять очередную попытку оставить обезумевшую женщину. – Ты сказал мама?

– Да, я должен… – Невилл снова дернулся, но Уизли удержал его за плечо.

– Это не твоя мама, – произнес Билл. – Это хамелеоновы чары. Я вижу перед собой Джинни.

– Алекто, отпусти… – сипло проговорил Амикус, который уже начал терять сознание.

– Ты прав. Что будем делать? – спросил Невилл Билла.

– Будь готов оттащить его, – произнес Билл, а затем выкрикнул: – Импедимента! – женщину отшвырнуло назад, но уже через несколько секунд она снова кинулась на Кэрроу. К счастью, этого времени Невиллу хватило, чтобы помочь кашляющему мужчине отползти на безопасное расстояние. Билл снова вскинул палочку и воскликнул: – Гоменум ревелио!

Чары схлынули, и перед ними предстало странное человекоподобное существо, облаченное в грязную тунику. Кожа существа переливалась как перламутр, длинные когти на руках и ногах то и дело меняли цвет, то сливаясь с обстановкой, то приобретая броские цвета – оранжевый, бирюзовый, розовый. Зрачки и клоки волос на голове также изменяли окрас.

– Это… то, что я думаю? Одно из его творений? – спросил Билл.

– Да, – ответил Невилл, которому за время пребывания в лаборатории Темного Лорда довелось увидеть не мало этих монстров.

Вдруг тело существа стало меняться, пока вновь не обрело облик Алисы Лонгботтом, через несколько секунд оно сменилось образом Джинни Уизли и, наконец, превратилось в Алекто Кэрроу.

– Чары не деактивировались. Как это возможно? – хриплым голосом спросил Амикус, все еще отходивший от последствий удушения.

– Судя по всему, чары не наложены извне. Они исходят от нее, – сказал Билл, вглядываясь в лицо существа. – И, возможно, я знаю, кто это… Точнее, кем она была раньше.

Невилл подошел чуть ближе, и существо бросилось на него, зашипев. Кандалы остановили его от того, чтобы дотянуться до юноши своими худыми когтистыми руками.

– Ты думаешь… это она? – спросил Невилл, поняв догадку Билла.

– Вполне может быть. Ну или это какой-то другой метаморф. Сейчас это крайне сложно определить.

– Майкл сказал, что видел, как Тонкс умерла… в Азкабане, – тихо напомнил Лонгботтом.

– Темный Лорд мог ее оживить, – произнес Амикус. – Я слышал, что он экспериментирует с регенерирующими заклинаниями и всяким подобным.

– И что теперь? – спросил Невилл. – Если это действительно Тонкс, то мы не можем просто…

– Еще как можете, – оборвал его Кэрроу. – Это чудище уже не ваша подруга. В ней нет ничего человеческого…

– Будто в тебе человеческого много, – огрызнулся Лонгботтом.

– Прекратите! – прикрикнул Билл. – Невилл, мне тоже больно видеть ее такой. Но он прав, – юноша кивнул на Кэрроу, – это больше не Тонкс. К тому же, не забывай, что она – крестраж. И единственный способ уничтожить эту часть души Темного Лорда – это ликвидировать ее вместе с сосудом. Следуем плану. Идем к выходу. Амикус, ты готов наслать Адское пламя?



С тех пор как Уизли и Лонгботтом под видом авроров покинули Большой зал, отправившись уничтожать крестраж, Антонин пристально наблюдал за Темным Лордом. Он надеялся по его реакции определить, удалось ли союзникам достичь цели.

– Ну что? – спросил подошедший Роули.

– Пока ничего необычного, – устало ответил Долохов, продолжая смотреть на Повелителя.

– Думаешь, им удастся? Адское пламя – крайне сложное заклинание. Вдруг они вместо крестража себя спалили?

– Слушай, Финн, не капай на нервы, а? Мне и так хреново.

– Все думаешь о грязнокровке?

Антонин глубоко вздохнул.

– Не только. Но и о ней тоже.

– Эй, – Торфинн коснулся плеча друга. – Смотри на Корбана. Какой-то он нервный.

Антонин взглянул туда, куда указывал Роули, и увидел, как Яксли спешно пересекал Большой зал.



Яксли подлетел к восседающему на директорском месте за преподавательским столом Волдеморту и, склонившись к его уху, прошептал: – Повелитель, Вам нужно срочно уйти в безопасное место. Министерство захвачено.

– Что? Кем? – спросил Волдеморт чуть громче, чем следовало, привлекая внимание сидящих рядом Пожирателей.

– Как я понял, там представители нескольких стран Восточной Европы. Специальные боевые отряды, дипломаты, работники министерств, какие-то наемники. Это явно международный заговор.

– Немедленно направляйте туда альтератов.

– Повелитель… – голос Яксли дрогнул. – Я пытался, но… ни с одной из лабораторий связаться не удалось, – Темный Лорд слишком сильно сдавил рукой изящный бокал, и тот треснул. – Прошу, Повелитель, Вам нужно уходить, – уже умолял Яксли.

Наблюдая за их диалогом, Роули наклонился к Долохову.

– Как думаешь, о чем они говорят?

– Надеюсь о том, что сейчас происходит за пределами Хогвартса. Ведь это значило бы, что наши добились успеха.

Темный Лорд поднялся из-за стола, но, сделав лишь пару шагов, вдруг резко остановился, его глаза шокировано расширились, и он, качнувшись, одной рукой удержался за край стола.

– Смотри, Финн. Похоже, все идет по плану, – прошептал Долохов.

– Ты уверен, что это оно?

– Да. Подавай всем сигнал. И свяжись с грязнокровкой. Пусть сразу идет во двор. Надеюсь, она смогла найти меч. Мне бы это помогло.



Повстанцы, скрывающиеся под видом авроров, под командованием Роули устроили в замке настоящий хаос. Но, не обращая внимание на взрывы и обрушения и уворачиваясь от пролетающих мимо лучей заклятий, брошенных в ходе начавшихся многочисленных дуэлей членов Сопротивления с Пожирателями Смерти и приглашенными на торжество солдатами Новой армии, Долохов планомерно следовал за Волдемортом и идущим за ним Яксли. Сначала он хотел бросить Аваду прямо в замке, но позже понял, что это было бы контрпродуктивным – вокруг слишком много народу, его могут попытаться остановить, и Повелитель успеет скрыться. Поэтому Антонин решил вступить в дуэль во дворе, где кроме них никого.

– Повелитель! – оказавшись на улице, Антонин окликнул Волдеморта, спешащего за пределы ограничивающего аппарацию поля, и тот остановился, а затем неспеша обернулся.

Они встретились глазами, и Долохов не был уверен, как именно, но, посмотрев в это змееподобное лицо, он отчетливо увидел, что Темный Лорд все понял.

– Долохов, разберитесь с Роули здесь, а потом мобилизуйте Новую армию и отправляйтесь в Министерство, – отдал приказ Яксли. – Нужно пресечь попытку захвата власти.

– Я не могу уйти, – бесстрастно произнес Долохов, не прерывая зрительного контакта с Повелителем. – У меня тут есть незаконченное дело.

– Что ты несешь…? – раздраженно проговорил Яксли, но Темный Лорд остановил его взмахом руки.

Еще какое-то время они с Антонином молча смотрели друга на друга, пока на губах Волдеморта не расползлась едкая улыбка.

– Похоже, я недооценил грязнокровку Поттера, – ровно сказал он. – Ей удалось перетащить на свою сторону одного из самых верных моих соратников.

– Соратников? – переспросил Антонин с усмешкой. – Мы все лишь Ваши слуги, Повелитель. Прутики в метле, которые легко можно заменить, если потребуется.

– Однако, ты был не против стать этим прутиком, помнишь? Я не тащил тебя силой. Ты сам ко мне пришел с просьбой взять тебя в ученики.

Долохов сглотнул и сжал кулаки.

– Я совершил ошибку. И тогда мне не хватило смелости ее признать. Но сейчас я готов ее исправить.

– Но ты поклялся мне в верности. Или это для тебя тоже пустой звук?

– Вовсе нет. Я бы никогда не нарушил клятву. Но дело в том, что человек, которому я поклялся в верности, мертв. Погиб в Годриковой впадине. А его место занял воскресший из ада монстр, перед которым у меня нет никаких обязательств.

– И что же ты собираешься делать, Антонин? – спросил Волдеморт.

– То, что должен был сделать уже давно, – спокойно ответил Долохов. – Никто не должен жить вечно. Твое время прошло.

– Значит, ты действительно рискнешь остановить меня? – Волдеморт удивленно вскинул брови. – Что ж, позволю тебе сделать ход первым. Покажи, на что ты способен.

– Конфринго! – выкрикнул Долохов, но Темный Лорд с легкостью отразил его удар.

– Заклинание школьной программы? – Волдеморт усмехнулся. – Хотя, ты же не закончил школу. Тогда ничего удивительного.

– Scindere valdus!

– Вот это уже неплохо, – продолжая насмехаться, проговорил Темный Лорд. Он даже Щит не выставлял, просто развеяв мощнейшее Режущее еще на подходе. – Но, уверен, ты можешь лучше, мальчик мой.

Внутри Антонина вспыхнуло пламя ярости от подобной фамильярности, но он не дал волю эмоциям, весь свой огонь вложив в следующее заклинание.

– Igne vacuum!

В этот раз Волдеморту пришлось все-таки применить контрзаклинание, остановившее искрящийся шар огня, несущийся в его сторону.

– Неплохо. Даже оригинально, – произнес Темный Лорд. – Теперь, полагаю, моя очередь. Начнем с классики. Круцио!

Антонин успел отскочить в сторону, и Пыточное ударило в стену замка.

– Круцио! Круцио! Круцио!

Антонин снова умело увернулся от трех последовательно брошенных в него проклятий.

– Я смотрю, юношескую проворность ты не утерял с годами, – с толикой раздражения в голосе произнес Темный Лорд. – Но у нас тут дуэль, а не игра в догонялки. Colletus furiosus!

Свирепо завывая, из палочки Волдеморта вырвался сильный порыв ветра, закрутился в спираль и начал притягивать к себе все окружающее, словно манящими чарами. Антонину едва хватало сил удерживаться на ногах, но внезапно, сквозь весь этот гул, он услышал, как Волдеморт выкрикнул:
– Ferus lamina!

Серебряный луч наискось мазанул Антонина по животу, будто острым клинком, но в момент удара мужчина отскочил в сторону, и проклятье задело его лишь частично, оставив неглубокую рану. Едва ветер исчез, раздался возглас «Круцио!», и тело упавшего Долохова стало сотрясаться в конвульсиях.

Несколько минут, которые Антонину показались вечностью, Темный Лорд наслаждался муками противника. Лишь заметив, что тот вот-вот потеряет сознание, Волдеморт опустил палочку. Долохов, тяжело дыша, откинулся на спину.

Театрально вздохнув, Темный Лорд нарочито расстроенно произнес:
– Довольно скучная дуэль. От своего лучшего бойца я ожидал большего.

И правда, что-то ты сплоховал. Эдвард был бы разочарован. Ты забыл все, чему он тебя учил.

Долохов собрался с силами и, несмотря на то, что каждая клеточка тела была поражена жгучей болью, он медленно поднялся на ноги и вскинул палочку.

Международным и самым распространенным магическим языком всегда была латынь, но Эдвард все же обучил Антонина нескольким старовенгерским заклинаниям, которые хоть и уступали староанглийским и латинским по силе воздействия, но могли дать ему небольшую фору.

– Куплунг ланцок! – крикнул Антонин.

Когда из воздуха материализовались цепи и стремительно понеслись к Темному Лорду, тот попытался остановить действие заклинания, возведя стандартное Щитовое, что было совершенно бесполезно в данном случае. Цепи легко промчались мимо Щита и обвили фигуру Волдеморта. На секунду Антонин испытал удовлетворение, увидев растерянность на лице противника. Не теряя времени, чтобы тот не успел освободиться, он вывел палочкой узор, похожий на молнию, и произнес:
– Tactus fulminis!

С палочки сорвался яркий золотой луч и ударил связанного Волдеморта в грудь, отшвырнув его на несколько метров.

– Проклятый предатель! – выкрикнул Яксли, занося палочку, но Антонин лишь вывел в воздухе крест и направил невербальное Отключающее в противника, который свалился без сознания, так и не успев произнести заклинание.

Пока Долохов отвлекся на Яксли, Волдеморт успел подняться на ноги и уже совершал взмахи палочкой. Антонин не расслышал, что за заклятье прошептал Темный Лорд, потому что все его внимание устремилось на небо, которое заволокли черные грозовые тучи.

– Очень хорошо. Замечательное заклинание, Антонин, – прошипел Волдеморт. – Посмотрим, как тебе понравится это!

Он сделал последнее движение древком, и в эту секунду с неба обрушилось несколько молний, одна из которых задела Долохова, и тот рухнул на землю лицом вниз.



Он шел по коридору, ведущему к Большому залу, отталкивая в стороны возникающих на его пути людей. Возможно, она уже сбежала. Но он надеялся, что нет. Ему было это нужно. Сбросить накопившийся балласт, давивший на грудную клетку – это мешанину из ненависти, стресса и усталости. Скинуть его самым надежным способом, как он делал это всегда. И наконец в нескольких метрах впереди он увидел ее. Это тошнотворное розовое пятно нельзя было спутать ни с чем.

Долорес Амбридж стояла на коленях перед какой-то девушкой из Сопротивления, имени которой он не помнил. Девушка направляла на нее палочку, уже готовясь произнести заклинание, но Амикус быстро наколдовал чары помех. Девушка резко обернулась, но, заметив Кэрроу, с подозрением нахмурилась.

– Она моя, – сказал он, подойдя ближе.

Девушка лишь бросила короткий взгляд на съежившуюся на полу Амбридж, потом снова посмотрела на мужчину и, произнеся «Как знаешь», побежала на подмогу остальным членам Сопротивления.

– О, хвала Мерлину. Профессор Кэрроу, – пропищала Амбридж, поднимаясь на ноги, – Вы должны помочь мне добраться до Министерства.

– Министерство пало, – крутя палочку между пальцев, произнес Амикус.

– Т-тогда... в какое-то безопасное место, – растерянно проговорила женщина.

– Вы обратились за помощью не к тому человеку. Я не заинтересован в Вашей защите, мадам директор. Признаться, Вы меня дико бесите. И все то время, что Вы были тут директором, я с трудом сдерживался, чтобы не применить Пыточное…

– Профессор Кэрроу… Что Вы…

– Однако, – лицо мужчины озарила улыбка, – теперь я могу это сделать. Совершенно без последствий, – он вскинул палочку, и женщина вскрикнула от страха. Амикус усмехнулся, а потом воскликнул: – Круцио!

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что заклинание не подействовало. Амбридж убрала от своего лица ладони, которыми машинально прикрылась, и недоуменно моргнула.

– Круцио! – снова выкрикнул Кэрроу, на этот раз вложив в это слово всю ненависть, что испытывал к этой женщине. Но снова ничего не произошло.

Находясь в совершеннейшем шоке, Амикус уставился сначала на свои руки, а потом на палочку.

– Это… невозможно, – прошептал он.

– Отключись! – промелькнуло где-то сбоку, но Амикус не обратил на это внимания.

Лишь когда Амбридж грохнулась на каменный пол, мужчина повернул голову.

– Ты что уснул? – к нему подбежал Роули. – Она тебе чуть череп камнем не проломила.

– Мой Круциатус не сработал, – медленно проговорил Амикус.

– Ну, всякое бывает, не переживай.

– Ты не понимаешь, – Кэрроу всплеснул руками, и Роули напрягся, заметив на его лице начинающуюся панику. – Со мной такого не бывает. Я это Пыточное применяю, как дышу. Похоже... я потерял магию. Вот, черт, – Кэрроу рассеянно провел рукой по голове, взъерошивая волосы. – Я стал сквибом! Как такое могло произойти?

– Так, успокойся, – Роули удержал Кэрроу за руку, в которой была палочка, потому что он слишком уж активно начал ею размахивать. – Ты уверен, что совсем лишился магии? Ты пробовал другие заклинания?

– Нет, – тихо отозвался Амикус.

– Ну так попробуй. Например, призови вон ту тарелку.

Торфинн указал на лежащую у стены слева серебристую посуду, вероятно, брошенную кем-то из гостей, когда началась битва.

– Акцио, тарелка! – произнес Амикус, и утварь тут же оказалась у него в руках. – Получилось! О, слава Салазару, я все еще волшебник!

Торфинн не мог не улыбнутся, наблюдая за выражением истинного счастья на лице Кэрроу, который вертел тарелку в руках, радуясь, как школьник-первогодка своему первому сотворенному заклинанию.

– Подожди, но тогда почему Круциатус не сработал? – Кэрроу озадаченно взглянул на Роули.

– Кажется, я знаю в чем дело, – произнес Торфинн. – Ты не испытываешь достаточно ненависти.

– Ерунда, – Кэрроу нахмурился. – Я эту тварь ненавижу каждой частичкой души.

– Думаю, все дело в Мариссе. Она привнесла в твою жизнь то, чего раньше не было. Круциатус получается только у тех, кем в момент произнесения заклятья правит ненависть. А тобой правит любовь.

– Да хрень это полная. Я с Мариссой уже давно встречаюсь. И все это время я любил ее. А Круциатус не получился только сейчас. К тому же, ты ведь тоже любишь свою Роуз. Но у тебя же все нормально?

Торфинн усмехнулся.

– У меня это заклятье с осени не срабатывает. И до этого – через раз.

– Серьезно?

– Когда мое Пыточное перестало накладываться как надо, я просмотрел пару книжек по этой теме. У одних сразу перестает получаться, у других – через какое-то время. Короче, добро пожаловать в клуб влюбленных темных волшебников, – Роули похлопал Кэрроу по плечу. – Знаешь, я вообще искал грязнокровку или Малфоя. Я передал им сообщение, чтобы они шли во двор, но ответа не получил. Не видел их?

Кэрроу отрицательно покачал головой.

– Ладно. Может, она уже там. Пойдем. Тони в любом случае не помешает помощь.



В ушах раздавался лишь громкий звон, а перед глазами все было мрачным и расплывчатым. Он почувствовал привкус крови во рту. Сознание то дрейфовало где-то в пустоте, то возвращалось резкой вспышкой. Антонин сцепил зубы от боли, когда рука Темного Лорда схватила его за волосы и потянула вверх, заставляя встать на колени. Он пошатывался как маятник, но каким-то чудом смог удержаться от повторного падения.

– Ты глупец, Антонин, – раздался над ним надрывный голос Темного Лорда. – Ты мог иметь все, что только пожелаешь, обрести такую власть, какая тебе и не снилась. И на что ты променял все это? На какую-то низкородную девку, ошибку природы. Печально, когда волшебник своими руками втаптывает свой потенциал в грязь. Но, что поделать, это твой выбор. И ты заплатишь за него жизнью. Авада… – Антонин устало опустил веки.

– Vocalis abruptio!

Сквозь глухой звон, который все еще раздавался в ушах, он услышал знакомый голос. Антонин решил было, что ему показалось, но, когда смерть все же не пришла от палочки Темного Лорда, он резко распахнул глаза. Отошедший от него на шаг Волдеморт, держался левой рукой за горло, неподдельный шок читался на его лице, было заметно, что он совершенно не понимает, что происходит.

Долохов хорошо знал это древнее заклинание, разрывающее голосовые связки противника без возможности восстановления. Накладывать его было крайне непросто, поэтому, когда было изобретено Силенцио, его перестали использовать совсем. Но кто мог оказаться настолько сильным, чтобы за считанные секунды применить столь сложное заклинание? Антонин знал одного волшебника, который был на это способен, но отблагодарить своего наставника он сможет и позже.

Воспользовавшись замешательством Темного Лорда, Долохов выхватил палочку и через секунду из нее уже летел зеленый луч. Волдеморт успел лишь выдохнуть перед тем, как луч достиг цели – он пошатнулся, и его невидящий взгляд остановился на Антонине в последний раз, затем его глаза закатились, и он упал навзничь. Несколько мгновений, Антонин смотрел на лежащее перед ним тело, не веря, что все кончено.

С ним кто-то поравнялся и, будучи безоговорочно уверенным в своей догадке, Долохов развернулся к подошедшему, но резко замер, увидев седого мужчину в классическом синем костюме тройке. Губы Антонина в изумлении разомкнулись.

– Отличная работа, Антон, – произнес мужчина.

– Отец? – только и смог выдавить Антонин.

– Давно не виделись, сын, – Александр Долохов улыбнулся так тепло, как не улыбался ему, пожалуй, никогда.

– Что ты здесь делаешь?

– Я прочитал письмо. Ты закончил словами «надеюсь на скорую встречу», но я понял, что это было прощание. И у меня не осталось сомнений, что нужно делать. Я связался с Эдвардом и… вот я здесь.

– Я должен столько… – начал было Долохов.

– Тони! Осторожно! – раздалось где-то позади.

Они с отцом одновременно обернулись, но, увидев как на них, раскрыв пасть, бросается огромная змея, успели лишь прикрыться рукой. Змея была в метре от них, когда на солнце внезапно блеснуло серебро, и голова чудовища отлетела в сторону.

Она все же нашла меч. Его маленькая смелая девочка.

Тяжело дыша, Гермиона опустила клинок и взглянула на Долохова. Он кивнул ей в ответ.

– Тони, ты как? – к Антонину подбежал Торфинн, а за ним Амикус.

– Я в норме, Финн, – ответил Долохов.

– Он... мертв? – Торфинн посмотрел на тело Волдеморта.

– Теперь точно да, – ответил Антонин, переведя задумчивый взгляд на голову Нагайны, лежащую неподалеку. Он свободен.

Затем Антонин почистил горло и произнес:
– Парни, познакомьтесь с человеком, благодаря которому я остался жив… Мой отец –Александр Долохов.

– Торфинн Роули. Приятно познакомиться, сэр, – Роули пожал мужчине руку.

– Амикус Кэрроу.

Медленно к ним подошла Гермиона со скромной улыбкой на губах. Антонин мягко улыбнулся ей в ответ.

– Прости, что так поздно подоспела, – произнесла она. – Нас с Драко задержали Лестрейнджи. Они оказались сильными противниками.

– Это неважно, лапонька, – сказал Антонин. – Как по мне, так ты успела как раз вовремя. Отец, это Гермиона Грейнджер, она…

Он осекся, осознав, что не знает, как представить ее теперь. Кто она ему? А главное, кто он для нее? Значат ли их отношения для нее хоть что-нибудь?

– Вы спасли нам жизнь, милая девушка, – произнес Александр. – Мы вам обязаны.

Гермиона покраснела и смущенно пролепетала:
– Что вы... Я… Не могу бездействовать… Когда в беде близкие люди…

– Близкие? – озадаченно переспросил Александр.

Антонин кашлянул.

– Кажется, битва еще идет, – произнес он. – Надо бы помочь этим недотепам из Сопротивления.



Через полчаса завершились последние дуэли. Выжившие Пожиратели и солдаты сдались на милость Сопротивления…

Кэрроу поднял лежащий боком на полу стул и сел на него рядом с Долоховым, который разместился прямо на развалинах одной из стен Большого зала, уже вовсю освещаемого лучами рассветного солнца.

– А я знал, что так будет, – произнес Амикус, осматривая разрушенное помещение, и Долохов озадаченно взглянул на него. – Эти хреновы гирлянды и цветы просто напрашивались, чтобы кто-то разнес тут все к чертям.

– Вот, держи, – подошедшая к мужчинам Гермиона протянула Антонину стакан с водой.

– Спасибо, лапонька, – поблагодарил он, прежде чем опустошил его залпом.

– А где меч, красотка? – спросил Амикус.

– Он появляется, лишь когда нужен. Битва окончена, и он исчез.

– А Распределяющая шляпа?

– Я отнесла ее туда, откуда взяла. К слову… о распределении… Что теперь будет с Хогвартсом и… остальными факультетами?

– Ты меня спрашиваешь, солнышко? Я понятия не имею… Я же не директор. Лучше ты скажи, кто теперь будет министром?

– Почему Вы думаете, что я об этом знаю? – Гермиона недоуменно свела брови к переносице.

– Ну, ты ближе всего к центру Сопротивления, – невозмутимо ответил Амикус.

– Я думаю, такие важные решения нужно принимать всем вместе.

– Мм… Ну да, дело ваше.

– Вообще-то, я имела в виду всех нас. Ведь это был наш общий план. И мы вместе должны восстанавливать порядок.

Амикус лишь неопределенно повел головой.

– Эй, Финн, – окликнул Долохов появившегося в поле зрения Роули, и тот, еле-еле передвигая ноги, подошел к ним. Вид у него был совершенно подавленный, и Антонин спросил: – Так и не нашел ее?

– Нашел, – тихо сказал Торфинн, не поднимая глаз от пола.

– И где она? Она тяжело ранена? Нужно срочно отвести ее в Мунго, – Долохов подорвался было с места, но Роули остановил его движением руки.

– Нет, – бесцветно и очень тихо проговорил он. – В Мунго ей не помогут.

– Анджелина…? – прошептала Гермиона.

Роули лишь понуро кивнул. Повисла тишина.

– Вы меня извините, – произнес он. – Я должен… отнести Роуз… тело ее сестры.

– Да, конечно, – на выдохе сказал Долохов.

Все также, смотря себе под ноги, Торфинн развернулся и медленно поплелся к выходу из зала.

– Я тоже, пожалуй, пойду, – сказал Амикус. – Марисса, наверняка, места себе не находит.

Когда они остались вдвоем, Гермиона опустилась на стул рядом с Долоховым и спросила:
– Где твой отец?

– В Министерстве. С Эдвардом. Он звал меня с собой, но… я сейчас не в состоянии мыслить адекватно. Это гребаная дуэль выжала меня без остатка. Мне нужно отдохнуть.

– Билл сказал, что они сами разберутся тут со всем. Может, пойдем домой?

Домой… Она все еще считает его поместье своим домом? Надолго ли?

– Да. Пойдем.



Антонин проснулся и взглянул в окно, к которому лежал лицом, на боку – был уже вечер. Когда сегодня утром они с Гермионой вернулись домой, то сразу же рухнули в постель и отрубились.

Гермиона…

Мужчина лег на спину и повернул голову влево. Ее не было… Это было предсказуемо. Она ушла, как только появился выбор. Наверное, сейчас она с орденовцами, восстанавливает то, что Темный Лорд разрушил.

Он не чувствовал себя отдохнувшим, но все же заставил себя встать с постели и, натянув брюки и первую попавшуюся льняную рубашку, вышел из комнаты. В особняке царила унылая тишина. Ему нужно к этому привыкать, ведь возможно скоро такой станет вся его жизнь.

Медленно он шел по пустому коридору, пока не остановился у комнаты, которая когда-то была спальней его грязнокровки. Он надавил на ручку и распахнул дверь.

– Гермиона? – Антонин растеряно уставился на стоящую посреди комнаты девушку.

Она обернулась и нежно улыбнулась ему.

– Доброе утро. Точнее, вечер, – произнесла она. – Выспался?

– Я? Ээ, да, типа того, – запинаясь, ответил он. – Что ты делаешь здесь?

– Я шла на кухню… Но потом… Даже не знаю… Мне просто захотелось зайти в комнату, где все началось.

– Не думал, что… ты захочешь добровольно вернуться сюда… Мне казалось, тут… слишком много неприятных воспоминаний.

Гермиона подошла к Долохову и неожиданно для него обняла его шею руками.

– Да, ты прав. И, я считаю, теперь, когда все эти ужасы позади, мы просто обязаны создать в этой комнате новые воспоминания, чтобы старые нас не тяготили.

– Ты… хочешь остаться в поместье? Со мной?

В голосе Долохова было столько явного удивления, что Гермиона немного опешила.

– Ну да… – неуверенно ответила она. – Или я ошиблась… И ты… не хочешь, чтобы я осталась?

– Я? – Антонин сглотнул ком, подступивший к горлу от чрезмерного волнения. Впервые в жизни ему хотелось кричать от восторга. Но он поборол порыв и лишь произнес: – Это всё, о чем я мечтаю.

Гермиона снова улыбнулась.

– Значит, наши мечты совпадают, – сказала она и, потянувшись к мужчине, увлекла его в головокружительный поцелуй.