Глава 12. Последствия

Осень в этом году наступила совершенно неожиданно. Будто по мановению волшебной палочки листья на деревьях в саду поместья Долохова окрасились в пурпурные и золотые цвета, а утренний воздух стал приносить свежесть и прохладу.

С начала сентября погода держалась просто изумительная – солнечная и теплая. Впрочем, Гермиона любила любую осень. Даже дождливую и холодную. Ведь с осенью у нее было связано много приятных ожиданий – день ее рождения, начало нового учебного года и, конечно, празднование Хэллоуина, который, несмотря на инцидент на первом курсе, оставался ее самым любимым праздником, после Рождества.

Да, Гермиона очень любила осень. Раньше.

А теперь все по-другому.

Теперь она напряженно ждала Хэллоуина и молилась, чтобы Долохов не потащил ее на какое-нибудь мероприятие, которое наверняка организуют по случаю одного их важнейших праздников магического мира.

Теперь первое сентября стало одной из черной дат в ее календаре, потому что начало учебного года было лишним напоминанием о погибших соучениках.

Теперь день рождения перестал иметь значение, ведь она больше никогда не сможет отпраздновать его в кругу родных и друзей.

А сегодняшняя новость, которую Долохов сообщил ей, едва вернувшись с работы, стала последним пополнением копилки разочарований в ее любимом времени года. Конечно, новость была омерзительна сама по себе – Пожиратели Смерти, люди, которые убили столько ее друзей, собиралась праздновать день основания их организации. Но то, что вечеринка будет проходить в субботу, в день ее рождения, стало просто жестокой насмешкой.

Гермиона не планировала каким-то образом отмечать свой праздник. Она хотела просто посидеть где-нибудь одна, в библиотеке или в глубине сада под раскидистым деревом, вспоминая самые счастливые моменты прошлой жизни.

Долохов разрушил ее планы, добавив, что возьмет ее с собой в заведение Нотта, где будет проходить вечеринка.

– Я не понимаю, почему я должна туда идти, – Гермиона обрезала секатором несколько веток раскидистого куста.

Долохов скинул мантию и, свернув ее пополам, перекинул через спинку стоящего рядом садового стула.

– Поверь, я сам идти не хочу, – произнес он. – Но это будет…. Не просто какая-то рядовая вечеринка. Ты же это понимаешь… И… гости придут со своими рабынями.

– Ну, естественно, – практически огрызнулась Гермиона.

Нужно же завоевателям показать, какие они великие волшебники, раз сумели победить толпу детей. К счастью, эти слова промелькнули лишь в ее сознании, так как она вовремя подавила порыв высказать сейчас Долохову все, что у нее накипело за эти месяцы.

– В общем, проигнорировать приглашение мы не можем. Это вызовет ненужные вопросы, – добавил мужчина.

– Просто замечательно! – Гермиона с яростью обрезала очередную ветку.

Антонин мягко улыбнулся и подошел к ней вплотную. Поймав одной рукой запястье настороженно взглянувшей на него девушки, второй – он выдернул из ее рук секатор и отбросил его в сторону. Не успела Гермиона возразить, как он обхватил ее за талию и притянул к себе. Она выставила вперед свободную руку, уперевшись ею ему в грудь, не давая приблизиться.

– Тебе не стоит волноваться, – сказал Долохов, – я не позволю никому причинить тебе боль.

Гермиона хмыкнула и, придав лицу нарочито задумчивый вид, произнесла:
– Где-то я уже это слышала. Ах, да. Ты сказал мне это перед посещением поместья Малфоя.

Долохов поджал губы, а потом с укором проговорил:
– Ну, с тобой ничего бы не случилось, если бы ты не ушла из общей залы одна.

– То есть, по-твоему, я сама виновата? – глаза девушки гневно сверкнули.

Антонин закатил глаза, а потом произнес:
– Не будем искать виноватых, лапонька. Тем более, это все в прошлом. Давай-ка лучше пойдем в спальню. Мне нужно снять стресс. День был ужасно напряженным, и я жутко измотан.

Его рука скользнула по талии и обхватила упругую ягодицу девушки.

– Так ляг спать пораньше. Я не в настроении заниматься этим сегодня, – холодно выдала Гермиона.

– Ой, брось, ты всегда так говоришь, а потом тебя за уши из постели не вытащишь, – щеки девушки тут же стали пунцовыми, и Долохов добавил: – Но, может, я смогу создать нужное настроение?

Рот девушки приоткрылся, готовясь выдать протест, но с губ успел сорваться лишь смущенный вскрик – взмахом волшебной палочки вся ее одежда растворилась. Последнее время Долохову полюбился этот способ уговорить, а Гермиона всегда чувствовала себя совершенно беззащитной, ведь она никак не могла этому помешать.

Девушка отчаянно пыталась прикрыться руками, что вызвало усмешку Долохова. Мужчина резко развернул ее к себе спиной и обхватил одной рукой за талию, прижимая к своей груди, пока пальцы второй руки нащупали заветную горошинку.

Монотонные, доводящие до полуобморочного состояния умелые движения очень быстро заставили сомкнувшиеся в напряжении ноги девушки расслабиться, предоставляя мужским пальцам больший простор для деятельности. Два пальца скользнули по истекающим соками половым губам ко входу во влагалище, дразня чувствительную кожу.

Как же она ненавидела его за то, что он заставлял ее чувствовать. Каждый чертов раз! Разве опыт не должен был притупить ощущения? Почему в его руках она до сих пор ведет себя как девственница? Проклятый Пожиратель!

Когда пальцы вновь коснулись жаждущего продолжения клитора, мышцы влагалища непроизвольно сжались в исступлении. Вторая рука опустилась на одну из ее грудей, и пальцы потеребили сосок, заставив его затвердеть.

Гермиона не смогла сдержаться, охнув, когда трение по покрасневшему бугорку усилилось. Стыд испарился. Мозг будто заморозился, прекратив оценивать ситуацию и искать пути выхода, казалось, весь организм сконцентрировался лишь на одной цели – достичь кульминации.

Последнее грубое движение шершавых подушечек, все мышцы напряглись – и волна удовольствия поднялась по содрогнувшейся фигурке. Ноги девушки были не в силах ее держать, она не упала только потому, что Долохов вовремя обхватил ее за талию.

Сбивчиво дыша, Гермиона откинула голову назад.

– Я ненавижу тебя, – на выдохе проговорила она, прикрыв глаза.

Долохов в ответ оставил нежный поцелуй на ее макушке.

– Правда, не хочу портить момент, – произнес он, – но я предпочел бы войти в тебя до того, как ты высохнешь. Так что в спальню нужно идти прямо сейчас. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я взял тебя здесь.

Разумеется, он не и ждал, что его скромная девочка согласится заняться сексом в саду, хотя, признаться, он уже обдумывал способы, как склонить ее к этому. Грязнокровка с вскинутыми к небу и широко раздвинутыми ногами, наверняка, эффектно смотрелась бы на фоне закатного солнца. Сознание Антонина пару секунд рисовало ему образ изогнувшейся в призывной позе худенькой шатенки, чья персиковая кожа казалась еще более сочной в багрово-золотистых лучах. Когда-нибудь он обязательно реализует эту фантазию. А пока он разомкнул объятия, и девушка, повернувшись к нему лицом, бросила выжидающий взгляд.

– Что? – Долохов вскинул брови.

– Жду, пока ты вернешь мне одежду.

– Не вижу в этом смысла, учитывая, что через пару минут ты снова должна быть голой.

– Но… я не могу ходить по поместью так…. Что, если меня увидит… Руна?

Долохов усмехнулся.

– Лапонька, в Венгрии она помогала моей матери принимать ванну. Голые тела не вызывают у нее шока. Но если ты так уж боишься вашей встречи, рекомендую добираться до спальни бегом.

– Но…

– Или я могу донести тебя на руках. Правда, не настолько быстро.

Поняв, что уговоры и просьбы тщетны, Гермиона одарила Долохова взглядом, полным ярости, и пулей рванула в дом под его раскатистый смех.

Святая Моргана! До чего же он обожал эту девчонку!



Гермиона запуталась. Да, именно так можно было охарактеризовать ее внутреннее состояние сейчас. Ее отношения с Долоховым были… странными. И развивались совершенно непредсказуемо, по крайней мере, для нее.

Сначала ею управлял страх, первобытный и всепоглощающий. Затем к страху прибавилось желание, что было вполне ожидаемо по причине ее неопытности в любовных утехах. А вместе с желанием пришло самобичевание, потому что она не оказывала должного сопротивления врагу, и злость, потому что ему слишком умело удавалось манипулировать юной девушкой. Потом были поместье Малфоев и Министерство. Долохов спас ее, дважды. И к желанию прицепилось то, что она очень боялась почувствовать, оказавшись тут – привязанность к своему насильнику. Это было похоже на чертов Стокгольмский синдром. Ненавистное чувство именно прицепилось, никак иначе, словно репейник, и никак не хотело отцепляться. А Долохов каждый раз только делал их связь крепче, ласково обнимая, страстно целуя, нежно и до умопомрачения приятно поглаживая.

Гермиона не помнила, в какой момент она перестала вздрагивать от его прикосновений и даже начала хотеть продолжения, когда он мягко проходился рукой по ее коже. Но один факт она была не в силах опровергнуть – ей нравилось, когда Долохов был рядом. И дело было не только в сексе.

Поначалу Долохов казался бесчувственным и нелюдимым. Он мало говорил, лицо его почти не выражало эмоций, а взгляд был ледяным и пугающим. Но постепенно этот Пожиратель Смерти, намеренно или случайно, раскрывался ей с совершенно неожиданных сторон. Она поняла, что он способен на жалость и понимание, что он умеет искренне смеяться над простыми вещами, что у него есть определенные моральные принципы, через которые он не готов переступить, даже под угрозой прогневить Повелителя.

А еще с Долоховым было интересно. В былые времена Гермионе крайне редко удавалось найти себе достойного собеседника. Окружающие ее люди были, как правило, не достаточно начитаны, чтобы у нее возникало желание вести с ними более чем получасовую беседу, а те, кто был, не особо горели желанием разговаривать со школьницей, смотря на нее лишь как на очень талантливого ребенка, но никак не на оппонента в дискуссии. А Долохов не только не отталкивал ее, когда она начинала диалог, но порой и сам вовлекал ее в занимательные обсуждения.

Гермиона поражалась тому, насколько он был эрудирован, учитывая, что школу он так и не окончил, сбежав из дома еще в пятнадцать, чтобы присоединиться к армии Волдеморта, о чем он рассказал ей недавно. Долохов мог поддержать практически любую тему, умело оперировал фактами и мастерски приводил аргументы в споре. Он был, наверное, единственным из ее знакомых, с которым Гермиона испытывала наслаждение от дискуссии – настоящей дискуссии, с доказательствами, опровержениями, убеждением на основе фактических данных. Разговоры с Долоховым были похожи на словесные шахматы, и это было невероятно увлекательно.

План, разработанный ею около трех месяцев назад, был в том, чтобы усыпить его бдительность, сделав вид, что она смирилась с положением вещей, и втихаря, избавившись от излишней опеки Пожирателя, продолжить искать способ вернуть магию и выбраться из поместья. Но, по правде говоря, она действительно смирилась. Хотя нет, не так. На самом деле, она просто привыкла. Привыкла к поместью и привыкла к Долохову.

За эти месяцы она изучила его вкусы, его привычки, его поведение. Она даже узнавала его походку на слух. И, надо сказать, поначалу ее что-то раздражало, а что-то пугало. А теперь все стало каким-то само собой разумеющимся, как будто этот человек был в ее жизни не несколько месяцев, а несколько лет, и Гермиона не могла уверенно заявить, что факт его присутствия рядом был для нее так уж в тягость.

То есть, да, сначала было однозначно нелегко. Но в какой-то момент гриффиндорка совершенно заблудилась в своих чувствах. Грань между притворством и искренним удовольствием стиралась, и порой девушка не понимала, когда она лишь делала вид, а когда ей действительно было хорошо.

Гермиона поправила одеяло, соскользнувшее с груди мирно спящего рядом с ней мужчины, когда тот перевернулся на своей половине кровати. Она точно помнила, когда он перестал просыпаться посреди ночи от мучающих его кошмаров. В первую же ночь после того происшествия в Министерстве Долохов спал как младенец. Да, именно с того дня он стал спокойным и расслабленным, а еще стал чаще улыбаться и шутить.

И это было совершенно бессмысленно. По логике, он должен был наоборот стать более нервным, ведь произошедшее в тот день подтверждало, что Сопротивление не уничтожено до конца. Но, складывалось такое ощущение, что он был только рад тому, что тогда случилось.

И это ставило Гермиону в тупик. Она чувствовала, что упускает что-то, какую-то существенную деталь. Но любые ее попытки выведать что-то у Долохова проваливались после первой пары вопросов о том переломном дне.

Девушка внимательно всмотрелась в лицо Долохова. Он совершенно точно скрывал что-то важное, и она обязательно должна понять, что именно. Вне зависимости от того, будет эта информация полезна ей или нет. Лишней она определенно не будет.



За какие-то двадцать минут проклятье распространилось с предплечья по всей руке, окрашивая кожу в сине-серый цвет. Чтобы не привлекать внимание, Торфинн сильнее натянул рукав мантии, скрывая кисть пораженной заклятьем руки. В самом деле, учитывая, как часто Повелитель отправляет его на опасные миссии, не мешало бы освоить хотя бы азы целебной магии. Сегодня ему не составило труда добраться до Св.Мунго, но ведь однажды больница или даже просто целитель могут оказаться недоступны, и оказать ему своевременную помощь будет некому.

Торфинн вошел в главный холл больницы и подошел к стойке регистрации. Молодая девушка, сидящая за ней и перебирающая в этот момент свитки пергамента, подняла на него глаза.

– Мистер Роули! – девушка взволнованно встала со стула. – Очередное проклятье?

После того случая в день премьеры боев в Министерстве Темный Лорд, казалось, окончательно обезумел, явно опасаясь за свою жизнь. В его личном поместье и во всех местах, которые он периодически посещал, была многократно усилена охрана. Но Повелитель был занят не только обороной. Он отдал приказ отыскать членов Сопротивления, поэтому теперь авроры и даже юные солдаты Новой армии были задействованы в рейдах по всей Британии.

Часто миссии заканчивались арестами, но Роули понимал, что задержанные вовсе не были членами Ордена или иного подпольного объединения. В попытках выделиться авроры и солдаты хватали всех подряд, и несогласных с новым режимом и вполне ему лояльных – этим людям просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время.

Довольно быстро по магическому сообществу распространились слухи о том, какими методами из невиновных людей выбивались признания в занятии запрещенной деятельностью и участии в нелегальных организациях. Подозреваемые все реже стали сдаваться правоохранителям добровольно, даже если им нечего было скрывать, и все чаще пытались сбежать, не гнушаясь отбиваться мощными проклятьями. Поэтому последние пару месяцев Роули, как и остальные авроры, участвующие в миссиях, стал завсегдатаем больницы Святого Мунго, и его постоянный целитель, Дэвид Прэтчетт, уже не удивлялся, когда видел его в дверях своего кабинета.

– Преступнику досталось больше, – улыбнувшись, произнес Роули.

– Присядьте, я сообщу целителю Прэтчетту, что Вы здесь.

Девушка вышла из-за стойки и направилась в коридор, где располагались кабинеты целителей, а Роули присел на двухместный диванчик в холле. Со скучающим видом он провожал взглядом проходящих мимо пациентов и персонал больницы, не особо всматриваясь в лица или вслушиваясь в диалоги, пока один разговор невольно ни привлек его внимание.

– Сэр, я уверяю Вас, мы на верном пути, – раздался из коридора женский голос.

– На верном пути? Я хожу сюда каждую неделю три гребаных месяца, – возмущенно ответил знакомый Роули низкий голос приправленный истеричными нотками, – но так и не вспомнил ни единой детали с того хренова вечера.

– Мистер Джагсон, я понимаю Вашу взволнованность…

– Взволнованность? Какую на хрен взволнованность? Я в бешенстве, мать твою! В тот гребаный день что-то произошло! Я должен знать что, – голос Джагсона сорвался, и он продолжил уже тише: – Раньше у меня никогда не было такого дерьма. А теперь… Прошло уже столько времени…

– Сэр… Я не совсем понимаю, о чем….

– Да пошла ты! Мне нужен новый целитель. Нормальный целитель!

Роули поспешил накинуть капюшон мантии и отвернуться к окну, когда из коридора в холл вышел Джагсон и быстрым шагом прошел к выходу из здания.



– Что касается состава нового Совета, – Волдеморт окинул многозначительным взглядом присутствующих, – я сообщу о своем решении на собрании второго октября. И последнее, но не менее важное, что мне хотелось бы обсудить сегодня, это первичные результаты запущенной нами программы рождаемости.

Макнейр сидел в паре метров от Повелителя и понимал, что внимание к его персоне неминуемо, но старательно делал вид, что вопрос его не касается. Он усиленно сверлил взглядом свои руки, которые лежали на столе, сцепленные в замок.

– Уолден, – Темный Лорд перевел взгляд на сидящего всего в паре метров от него мужчину, и Макнейр мгновенно превратился в сплошной комок нервов, – не поделишься с нами, как дела у мисс Уизли?

– Она… пока не беременна, Повелитель, – ответил он, сглотнув подступивший к горлу комок.

– В самом деле? – Волдеморт выдержал небольшую паузу. – Новую программу мы запустили около четырех месяцев назад. Мне кажется, это достаточный срок для оплодотворения. К примеру, Драко, несмотря на постоянные командировки, прекрасно справился с задачей, – он повернулся к сидящему по правую руку от него юноше. – Не так ли, Драко? Напомни, на каком сроке мисс Лавгуд?

– Пять недель, Повелитель, – отозвался Малфой.

Темный Лорд кивнул и снова посмотрел на Макнейра:
– Насколько я помню, у матери мисс Уизли с плодовитостью все было в порядке, – несколько Пожирателей громко хохотнули, но мгновенно притихли, когда Волдеморт продолжил: – У ее дочери проблемы со здоровьем?

С тех пор, как получил приказ Повелителя, Макнейр с полной самоотдачей и огромным энтузиазмом взялся за его исполнение. Он трахал девку каждый день, иногда ни один раз. Но безрезультатно. Целительница сказала, что репродуктивная система девчонки в норме. В какой-то момент Макнейра одолели сомнения, и он решил и сам провериться, но у него тоже не нашли никаких отклонений.

Они оба были здоровы. Значит, имеет место какое-то вмешательство. Девка что-то делает с собой, чтобы не залететь, и это не контрацептивное зелье – чары, дополнительно наложенные им на ошейник-подавитель, не позволили бы ей принять его. Есть что-то еще, что он не учел. Будь он хорош в легилименции, он бы давно влез к девке в голову и все узнал. Но, к сожалению, это заклинание никогда ему не удавалось.

Он не мог сейчас сказать о своих догадках Повелителю. Признаться, что его обхитрила малолетняя рабыня, значило полностью потерять авторитет в кругу Пожирателей.

– В Святого Мунго не нашли отклонений, Повелитель, – произнес он.

– Только у нее, или ты тоже проверился? – тон Темного Лорда был издевательским.

Остальные также уловили попытку Повелителя подколоть нерадивого слугу, и за столом послышались шепот и смешки.

В отличие от большинства братьев по оружию, Макнейр переживал унижение куда более болезненно, чем, скажем, Круциатус, и если бы кто-то другой с усмешкой высказался в его сторону, он, недолго думая, бросил бы в оппонента Убивающее. Но сейчас над ним насмехался сам лорд Волдеморт, и, как ни крути, страх смерти был сильнее, чем поруганная честь, потому Макнейру пришлось терпеть.

– Со мной все в порядке, – сквозь зубы проговорил он, снова уставившись в стол. Макнейр с огромным трудом подавил закипающую в нем злость.

– Что ж, – Темный Лорд в очередной раз прервался на пару секунд, добавив драматизма в и без того напряженную ситуацию, – я надеюсь, ты сможешь найти причину этого неприятного обстоятельства и в ближайшее время сообщишь мне хорошие новости.

– Конечно, Повелитель, – произнес Макнейр.

Сегодня он выяснит, что скрывает девка. И она жестоко поплатиться за то унижение, которое ему пришлось испытать из-за ее выходки.



– Что будешь? – спросил Антонин, когда они с Роули зашли в его кабинет.

Долохов направился к комоду, на котором стояло несколько бутылок со спиртным.

– Чай, – ответил Роули, перед тем как опуститься на кожаный диван.

Антонин обернулся и вопросительно посмотрел на напарника.

– Чай? – переспросил он.

– Да, Тони, – Торфинн опустил руку на подлокотник и подпер голову ладонью в районе виска. – Мы слишком много пьем. Если ты не заметил, каждый наш разговор сопровождается огневиски или эльфийским вином.

– Брось, Финн, – Долохов недовольно скривился. – Нам же не по десять лет. Алкоголь помогает расслабиться.

– Не время расслабляться, Тони. Нам нужна трезвая голова. Темный Лорд видит врагов повсюду. Мы должны быть очень осторожны и внимательны, если не хотим стать следующими, кого в застенках Аврората заставят признаться, – Торфинн пальцами изобразил кавычки, – Ты сейчас все время проводишь в Министерстве и не видишь, что происходит. А я на передовой. Каждый день мы кого-то вяжем. И эти люди не имеют никакого отношения к Сопротивлению, можешь мне поверить.

Антонин устало выдохнул, отведя взгляд в сторону.

Казалось, у Темного Лорда окончательно поехала крыша. Авроры хватали волшебников на улицах и врывались к ним в дома посреди ночи. Под подозрение мог попасть каждый. Даже наличие Метки не было гарантией, что твою лояльность не подвергнут сомнению. Камеры предварительного содержания Аврората были забиты под завязку ожидающими допроса, а затем и суда, который, впрочем, был чистой формальностью. Такого не было даже в начале второй войны.

– Руна! – крикнул Долохов. Спустя пару секунд эльфийка материализовалась в комнате, и он спросил: – Где грязнокровка?

– Юная мисс в библиотеке, мастер Антонин, – ответила Руна.

– Прекрасно, пусть там и остается. Не говори ей, что я дома. Достало в своем собственном поместье скрываться от пронырливой девчонки и каждый раз накладывать заглушку, – произнес Антонин, и Торфинн усмехнулся. – И принеси нам чай, мне как обычно и для Роули – с лимоном и мятой.

Через пятнадцать минут комната наполнилась ароматом свежезаваренного чая.

– И что тут такого? – произнес Антонин, когда Торфинн рассказал об увиденном в Св. Мунго. – Ну, ходит этот кретин к целителю. Это было вполне предсказуемо.

– Нет, это не было предсказуемо, Тони, – ответил Роули. – Он пошел туда исключительно из-за твоего проклятья. Без этого гребаного наговора, сделавшего его импотентом, он бы и не пытался восстановить память после якобы очередной пьянки.

– Да понял я уже, – раздраженно проговорил Долохов. – Долго ты еще намерен тыкать меня в это носом?

– Столько, сколько потребуется, чтобы ты осознал всю серьезность ситуации, – Роули откинулся на спинку дивана. – Если он все вспомнит, у него возникнут опасные мысли. И, как ты думаешь, будет он молчать или поспешит сообщить Повелителю о своих сомнениях относительно нас? И тебя, в частности, с твоей привязанностью к грязнокровке.

– Если это случится…. Если… – Долохов сделал акцент на последнем слове. – Я скажу, что он покусился на мою собственность и заплатил за это.

– Дело не только в этом, Тони,– Роули прикрывал глаза ладонью, а потом провел рукой по лицу и добавил: – Уже ходят слухи.

Антонин нахмурился.

– Какие слухи?

Роули шумно выдохнул.

– Говорят, ты слишком мягок. Обращаешься с ней так, как не следует обращаться с девчонкой ее уровня, – сказал он. – И завтра слухов только больше станет. Ты ведь не собираешься предоставить другим возможность порезвиться с твоей игрушкой?

– Конечно, нет, – раздраженно произнес Долохов. – Я и брать ее с собой не хотел. Но это было бы слишком подозрительно.

– Угу. А представь что будет, если все эти слухи дойдут до Темного Лорда?

Долохов недовольно хмыкнул и, взяв в руку кружку с чаем, сел на диван рядом с Роули и запрокинул голову к потолку.

С минуту они просто молчали, Долохов сверлил взглядом рельефный потолок, а потом он перевел взгляд на камин, и, наблюдая, как потрескивают поленья, спросил: – Что будем делать с Джагсоном?

– Он хочет работать с новым целителем, – сказал Роули.

Долохов развернулся к напарнику вполоборота:
– Предлагаешь подсунуть ему подставного? У тебя есть кто-то на примете?

– Доверенных нет. Но есть тот, кого получится подвергнуть Империусу.

Долохов кивнул.

– Когда?

– В понедельник утром, – произнес Роули. – Проще всего отловить его перед работой. Он ходит по маршруту, где есть слепые зоны.

Антонин снова посмотрел на огонь и сделал глоток чая.

После происшествия в Министерстве Темный Лорд приказал установить тотальную слежку за гражданами, и теперь практически все улицы магического Лондона были напичканы следящими чарами. Впрочем, от ошибок никто не застрахован, поэтому в городе оставались места, не охваченные заклинанием, и Долохов с Роули, которые давно обнаружили несколько таких зон, не спешили делиться находками с коллегами, просто потому, что никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться скрыть что-то от любопытных глаз авроров. И вот, этот момент настал.

После небольшой паузы Торфинн вдруг спросил:
– Ты уже придумал, что подарить грязнокровке? – вопрос смутил Долохова, и он напряженно посмотрел на напарника.

– Знаешь, мне это кажется не слишком хорошей идеей, – с сомнением проговорил он.– Поздравлять грязнокровку с днем основания организации, члены которой убили большинство ее друзей, а ее саму пленили. Это как-то…. странно что ли. И излишне жестоко тоже. Даже для меня.

– Тони… – Роули улыбнулся. – Я про подарок на ее день рождения.

Антонин вскинул брови.

– А когда он?

– Завтра, – произнес Торфинн, а затем, увидев, как удивленное выражение лица Долохова сменилось смятением, спросил: – Ты что, забыл?

– Да я… не то чтобы забыл, – рассеянно проговорил Антонин. – Я как бы и не знал. А ты откуда знаешь?

– Недавно перед одной миссией архивы Министерства разгребал. Наткнулся на ее личное дело.

Долохов подложил под голову ладонь и оперся рукой о подлокотник дивана.

– А что сейчас дарят девушкам?

– Ну, мы говорим о Гермионе Грейнджер. Она не совсем типичная девушка, – сказал Роули. – В смысле, ее вряд ли заинтересуют украшения и платья, – Торфинн замолк на пару секунд, а потом продолжил: – У меня есть одна идея. Но ее реализация может быть чревата серьезными последствиями… в будущем.

– Что за идея?



Пока рабыня была в ванной, Макнейр перевернул вверх дном всю ее спальню, каждый укромный уголок. Пожиратель пробежался глазами по сложившемуся беспорядку. Ничего подозрительного. Обычная бабская ерунда. Никаких припрятанных подозрительных зелий или сомнительных трав…

Так, а это что?

Мужчина подошел к туалетному столику, где стояли емкости с разными кремами и сыворотками, и схватил один из пузырьков. Пыльца, мать ее, златокрылки!

Хитрая сучка!

Пыльца златокрылки – известное средство для шелковистости волос. Сейчас его используют именно для этих целей. Но в стародавние времена, еще до изобретения контрацептивного зелья, ее мешали с чаем и пили для предотвращения зачатия. Средство было эффективным, но опасным, способным привести к необратимому бесплодию, поэтому от него отказались сразу же, как появились прогрессивные аналоги.

Но, похоже, девке плевать на возможные побочные эффекты. Макнейр сдавил в кулаке пузырек с золотистой крошкой.

Шлюха за все ответит.

Журчание воды в ванной прекратилось. Макнейр вернул пузырек на место и взмахнул палочкой, после чего спальня приобрела первоначальный вид.



Протирая волосы полотенцем, Джинни распахнула дверь ванной и вздрогнула – около ее туалетного столика стоял Макнейр. Она сглотнула и замерла, полотенце выскользнуло у нее из рук и упало на пол.

– Тщательно помылась, малышка? – непривычно ласково спросил Пожиратель.

– Д-да, х-хозяин, – запинаясь, пролепетала девушка.

Она не хотела приближаться к нему, но еще больше она не желала испытать на себе последствия его гнева, если она не подойдет, поэтому, справившись с дрожью в коленях, Джинни медленно двинулась к хозяину.

Макнейр мягко улыбнулся, когда девушка приблизилась. Мужчина нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке вниз, прошелся по скуле и обхватил пальцами подбородок. Ее мозг буквально орал об опасности, но даже если она сможет вырваться и убежать, спрятаться все равно негде, поэтому она просто стояла и терпела.

– Ты такая красивая, можно даже сказать роскошная, – глубоким голосом проговорил Макнейр.

Волна дрожи прошлась по ее фигуре, когда Пожиратель обхватил край махрового полотенца, обернутого вокруг ее тела, и сдернул его с девушки. Она не пыталась прикрыться, помня, что бывает, если она предпринимает попытку ему помешать.

Просто потерпи. Это не будет длиться вечно. Обычно он мучил ее не больше получаса.

Мужчина приобнял ее за талию и повел к постели. Джинни все еще дрожала, и она знала, что он ощущал это.

Он заставил ее сесть с ногами на кровать. Она была готова выполнить приказ, когда он расстегнул штаны и вытащил свой член. Макнейр потерся горячей плотью о ее щеку, а затем постучал членом по ее носу, наслаждаясь тем, как она зажмурилась, не посмев отстраниться.

Покорность ее не спасет.

– Сейчас будет хорошо, малышка, – почти ласково сказал мужчина, когда Джинни посмотрела ему в лицо. – Ты же любишь сосать, да?

Нижняя губа девушки дрогнула, но она подавила всхлип и выдавила из себя:
– Да, хозяин.

– Так попроси меня об этом, – произнес он.

У Джинни было много причин ненавидеть Макнейра всей душой. Он был жесток и безжалостен, он постоянно избивал ее, пытал, насиловал, унижал. Но больше всего она ненавидела его за то, что он заставлял ее умолять о новых пытках и изнасилованиях. Произнося вслух все эти мерзости, она будто добровольно соглашалась на роль шлюхи, будто она сама хотела, чтобы с ней вытворяли все это. И эти психологические пытки было порой больнее Круциатуса. Особенно, когда он вынуждал ее говорить это в присутствии других Пожирателей, под их радостный хохот.

Джинни никогда не была застенчивой, разве что на первых курсах. Она довольно быстро выросла в смелую, независимую женщину, такую же, как ее мать. Все мальчики, с которыми она встречалась, подсознательно признавали ее безоговорочное лидерство в паре. Но уверенность в себе и решительность никогда не превращались в пошлость. Джинни не позволяла себе излишнюю откровенность в словах и действиях. Она всегда держалась с чувством собственного достоинства и четко очерчивала границы дозволенного.

Макнейру удалось сломать в ней и этот стержень. Он научил ее произносить вслух то, что нельзя было назвать простым флиртом, это был откровенный разврат, самого низменного уровня.

– Прошу, хозяин, позвольте взять его в рот, – выдохнула Джинни, сдавливая пальцами покрывало под собой, чтобы подавить отвращение.

– Возьми поглубже, малышка, – небрежно бросил Макнейр.

Джинни одной рукой обхватила член хозяина и направила его в рот уже отработанным движением. Через несколько секунд монотонного акта Макнейр внезапно сомкнул руку на волосах девушки в районе затылка, чем вызвал ее жалобный стон, приглушенный его членом. Мужчина зафиксировал ее голову и стал грубо вколачиваться в нее. Джинни едва успевала делать вдох в перерывах между толчками.

Она испытала невероятное облегчение, когда сильная струя ударила в заднюю стенку горла. Несмотря на то, что она и так и не привыкла ко вкусу спермы, его кульминация означала окончание ее мучений на сегодня.

Вопреки надеждам Джинни, освободив ее рот, Макнейр не оставил ее. Он лишь разжал руку, а затем убрал член в штаны и встал одним коленом на кровать, склонившись над ее бедрами.

Сердце неистово заколотилось в груди. Она совсем сухая, будет очень больно. Джинни не стала дожидаться приказа, прекрасно понимая, что будет сейчас происходить. Поэтому она легла на спину и развела ноги в стороны.

– Раздвинь шире, – приказал Пожиратель.

Джинни согнула ноги в коленях и раздвинула бедра максимально широко. Пальцами она снова вцепилась в покрывало, со страхом комкая его.

Макнейр с совершенно не свойственной ему аккуратностью ввел средний палец в лоно девушки.

– Удивительно, – проговорил он. – Я трахаю тебя каждый день, но ты все такая же узкая, как и в первый раз. С такой маленькой дыркой тебе, вероятно, будет больно рожать.

К среднему пальцу присоединился указательный, следом безымянный и мизинец. Джинни поморщилась, когда Макнейр стал совершать возвратно-поступательные движения рукой. Ей не было больно после ежедневных изнасилований массивным членом хозяина, но движения мужчины были грубыми и доставляли немало неприятных ощущений.

Девушка не рискнула шевелиться и просто смотрела на хозяина испуганными глазами.

– Ты такая горячая там внутри, – сказал Макнейр, крутанув пальцами.

Джинни поморщилась, и Пожиратель криво улыбнулся.

– Погладь себя, ты ведь это умеешь.

– Я…

– Давай, девочка, я хочу почувствовать, как ты кончишь.

Несмело Джинни накрыла пальцами клитор и стала медленно его растирать. За эти месяцы она испытала на себе уже столько разных унижений, что стыд перестал быть ее спутником в постели. Единственным, что она привыкла ощущать в присутствии Макнейра, был страх, потому что она никогда не знала, какую из градаций боли близость с хозяином принесет ей сегодня.

Крайне редко, но за болью иногда следовал извращенный оргазм, который она отчаянно старалась скрыть криками. Макнейр никогда напрямую не запрещал ей кончать, но она не была уверена, что за полученным ею удовольствием от секса не последует жестокое наказание. Это ее предположение подпитывалось его триумфальным взглядом, каждый раз когда он видел, что ей больно.

Ему нравилось смотреть, как она страдает. Поэтому сейчас, доводя себя пальцами до оргазма, мысленно Джинни молилась, чтобы он не наказал ее за выполнение своего же собственного приказа.

Когда она была почти на пределе, страх немного отступил, позволив приятной истоме подхватить ее. Движение, еще одно и еще одно, и мышцы сжались, а потом тело мгновенно расслабилось, лишь влагалище приятно пульсировало.

Джинни обессилено откинулась на кровать, прикрыв глаза. Макнейр не дал ей передышки, начав крутить пальцами внутри. Не готовая к этому, девушка шокировано распахнула глаза, новая волна удовольствия стала подниматься внутри. И когда ее тело подало сигнал о необходимости дополнительной стимуляции, Макнейр будто почувствовал это и, пальцами свободной руки прикоснувшись к клитору, стал грубо выводить на нем круговые движения. Девушка стиснула зубы и непроизвольно сжала мышцы бедер. Неожиданная вторая кульминация заставила ее вскрикнуть от нахлынувшего наслаждения.

Наконец, Пожиратель отпустил ее.

– Посмотри на себя, от шлюшки из борделя прямо и не отличить, – сказал он с усмешкой, глядя на раскрасневшуюся девушку, распластанную на постели. – Вы, девки, только для вида ломаетесь. Строите из себя скромниц. На самом же деле, все вы жаждите, чтобы вас жестко оттрахали и готовы насадиться на что угодно, если это подарит яркое окончание.

Глаза покраснели от подступивших слез. Макнейр умел одними словами заставить ее почувствовать себя грязной.

– Хотя, знаешь, я не прав, – произнес он. – Тебя можно отличить от простой шлюхи, – его тон заставил девушку насторожиться. – Девки в борделях не так умны, как ты.

«Беги, беги, беги», – крутилось в голове.

– И ты не только умна, но и коварна. Не думал, что скажу это, но ребенку повезет с генами.

– Х-хозяин…?

– Я дам тебе один шанс сказать правду, девка. Ты будешь наказана в любом случае, но, если признаешься, я не буду слишком жесток.

Джинни сглотнула.

О чем он говорит? Она замерла.

Нет, не может быть…. Неужели он… знает? Но откуда?

– Хозяин, я чем-то разочаровала Вас? – голос девушки дрожал.

Макнейр прошелся рукой по ее груди, поднялся к горлу и запустил пальцы в ее волосы.

– Скорее, удивила,– произнес он. – Так как, облегчишь душу?

Что страшнее – сказать правду или промолчать? Вдруг это просто трюк, и он лишь притворяется, чтобы выведать секрет?

– Пожалуйста, хозяин, я не понимаю, о чем вы говорите, – с мольбой в голосе прошептала Джинни.

Макнейр хмыкнул.

– Не знаю, на что я надеялся. Все вы – лживые твари. Вранье заложено в вас природой, – мужчина состроил расстроенное лицо. – Что ж, значит, получишь по полной.

Рука сомкнулась на волосах, и Макнейр дернул девушку на себя, стаскивая ее с постели. Джинни успела лишь пискнуть. Перед тем, как Пожиратель потянул ее к выходу из комнаты, одна мысль стремглав проскочила сквозь ее сознание.

Он все узнал.



Марисса была на кухне, когда услышала скрип задней двери. Это не мог быть ветер, ведь она точно помнила, что закрывала дверь на замок. Гостей она тоже не ждала, да и они определенно вошли бы через парадный вход. По крайней мере, званые гости.

Девушка выхватила волшебную палочку и уже хотела было направиться в коридор, но потом все же открыла средний ящик кухонного шкафа, где лежал пистолет. Маггловское оружие, конечно, не особо эффективно против волшебной палочки, но при должной сноровке оно может замедлить или даже остановить противника. Взяв пистолет свободной рукой, Марисса вышла из кухни.

В коридоре никого не было. Продвинувшись вперед, она заметила тень, мелькнувшую в гостевой спальне, дверь в которую была открыта. Крепче обхватив древко, девушка двинулась туда.

До дверного проема осталось три метра …. Два метра…. Один метр. Марисса выдохнула, силясь успокоить неистово колотящееся сердце, и, выставив вперед палочку, шагнула в комнату.

Спальня тускло освещалась лишь маленьким бра, закрепленным над кроватью, потому Марисса не сразу узнала стоящего в полумраке у окна спиной к ней мужчину. Видимо, почувствовав, что за ним наблюдают, он повернулся.

– Что ты здесь делаешь?



Антонин уже около получаса наблюдал за грязнокровкой, которая сидела на тахте у окна с понурым видом. Обычно каждую свободную минуту она проводила в библиотеке, и он наивно полагал, что одних книг ей хватит, чтобы коротать дни. Но за последнее время он лучше узнал свою девочку. Она была не каким-то типичным книжным червем, счастливым лишь от того, что может в одиночестве разгребать древние фолианты.

Нет, она была другой.

Для него стало удивительным открытием то, что девочка была интересным собеседником, способным поддержать практически любой разговор, с жаром отстаивая свою позицию. За всю свою жизнь Антонину крайне редко удавалось встретить достойного оппонента в дискуссии, и, кто бы мог подумать, что он найдет его в этой юной грязнокровке.

Кроме того, что девочка была умна не по годам и очень любопытна, она также оказалась полна жизни. Антонин получал истинное удовольствие, умелыми манипуляциями доводя ее до предела и затем наблюдая, как ее эмоции переливаются через край. И так было во всем. Занимались ли они сексом, который, к слову, был одним из самых страстных в его жизни, или просто спорили, дискутировали, обменивались идеями и мыслями. Что бы девочка ни делала, что бы ни говорила, все это сопровождалось эмоциональной волной, порой такой сильной, что запросто могла бы сбить с ног, будь она материальной.

Но после того, как он сообщил ей о предстоящем событии, грязнокровка впала в уныние и стала довольно апатично на все реагировать. Последний раз он видел ее в похожем состоянии в первые дни ее пребывания здесь. Тогда он четко понимал причину – ею правили горе от потери близких и безысходность. В чем была причина нынешнего ее состояния, он не мог сказать точно.

На самом деле, причин было так много, что он не знал, на какой конкретно остановиться. Возможно, она боится повторения того, что случилось в поместье Малфоя. Но повторения не будет. На этот раз Роули будет страховать его, а сам он будет внимателен, как во время битвы.

Или она расстроена из-за самого факта проведения вечеринки и необходимости присутствия на ней. Да уж, вечерок обещает быть ярким. Его нежный, неопытный воробушек, наверное, грохнется в обморок от всего того разврата, который увидит в заведении Нотта завтра. Он не сможет оградить ее от этого. И даже за те часа два, что им придется провести там, она успеет увидеть то, что вдребезги разрушит привычную ей картину мира.

А может, предстоящий день рождения заставил ее вспомнить всех, кого она потеряла – родителей, одноклассников, ближайших друзей? Ведь, по сути, она осталась совсем одна. И, как бы он ни старался, он не сможет заменить ей всех значимых для нее людей.

Антонин почувствовал укол совести, когда сегодня Роули сообщил ему о дне рождения грязнокровки. Серьезно, ведь это его промах. Ничто не мешало ему спуститься в архив, прочитать ее дело, а потом приказать Руне напомнить ему за пару дней о важном для девочки дне.

Но он этого не сделал.

Вскрывшееся предательство Роули и последующие за этим события настолько сильно изменили его восприятие окружающего мира, что все эти недели он пребывал в какой-то гребаной нирване, полностью утонув в ошеломляющем сексе с прелестной грязнокровкой и дружеских, наконец-то совершенно искренних, посиделках с напарником.

Да, Торфинн был прав – он, черт возьми, слишком расслабился. Непозволительно для человека в его положении, особенно сейчас, когда паранойя Темного Лорда достигла апогея. Уверенность Повелителя в его непоколебимой верности может в любой момент пошатнуться, и он не станет ограничиваться верой на слово, он, наверняка, залезет к нему в голову. И это будет конец.

Может ли он в текущих условиях воплотить в жизнь предложение напарника? Безусловно, такой подарок моментально вытащит его грязнокровку из этого удручающего состояния. Это станет тем глотком свободы, в котором, он был уверен, она так нуждается. Но оставалось то, что следует грамотно оценить… Каковы будут последствия?