Глава 3. Конец детства

Уолдена Макнейра никогда не воспринимали всерьез. В глазах окружающих он был ничем не примечательной «серой мышью». Несмотря на то, что Макнейры были чистокровными волшебниками, они не могли похвастаться такой же богатой родословной, которая была у семей из списка «Священных двадцати восьми». Поэтому Уолден, будучи студентом Слизерина, никогда не получал тех привилегий, которые были у многих других чистокровных учеников этого факультета. И поскольку интеллектом Макнейр тоже не блистал, выделиться среди прочей серой массы выпускников по окончании Хогвартса ему так и не удалось.

Используя свои связи, отец смог пристроить своего нерадивого отпрыска в одно из государственных учреждений местного значения в Лондоне, где он продолжил свое блеклое существование в качестве типичного клерка.

Его жизнь могла бы быть довольно унылой, если бы он по совершеннейшей случайности не встретился с одним из величайших волшебников Великобритании – тем волшебником, чье имя, в скором времени, стали бояться даже произносить.

И какова же была радость Уолдена, когда он впервые в своей жизни почувствовал себя нужным. Он довольно быстро поднаторел в темных искусствах, что, помимо несомненной полезности данных навыков для него лично, также повышало его ценность в глазах Повелителя.

Он был искренне огорчен, когда Волдеморт исчез, но в отличие от отдельных его последователей, Макнейр никогда не был фанатиком. Он шел за Темным Лордом по двум причинам: во-первых, принадлежность к Пожирателям смерти давала ему ощущение собственной значимости, чего он никогда не испытывал ранее, а, во-вторых, он наконец-то нашел занятие по душе – пытки и убийства, за что ему воздавал должное Повелитель.

При этом, хоть Макнейр и был в свое время посредственным студентом, идиотом его назвать было нельзя. После исчезновения Темного Лорда он смог не только выставить себя несчастной жертвой, но и умудрился добиться должности в Министерстве. Работа, которую ему вверили, была, конечно, не так интересна, как та, которой снабжал его Повелитель, но тоже имела свои прелести и вполне устраивала Макнейра.

А когда Повелитель вернулся, Уолден, используя имеющиеся в его арсенале таланты, смог и его убедить в своей непоколебимой лояльности. Наверное, время между возрождением Темного Лорда и битвой в Отделе Тайн Макнейр мог бы назвать лучшим в своей жизни, потому что все было почти идеально. Он оставался служащим Министерства, совмещая работу и хобби, но при этом выполнял отдельные, часто весьма занятные поручения Повелителя, которые разнообразили его досуг.

Потом был Азкабан, и он думал, что его дни сочтены, но судьба опять преподнесла ему шанс. Победа открывала перед ним немыслимые доселе возможности для реализации его желаний и стремлений. Поэтому Макнейр из кожи вон лез, чтобы угодить Повелителю, надеясь, что тот его отметит, а другие наконец-то станут с ним считаться.

И казалось, все шло хорошо. До того момента, пока в дверях аукционного зала не появился Темный Лорд и не зачитал приговор грязнокровке Поттера.

Теперь, когда облаченную в тюремную робу и закованную в цепи грязнокровку уводили из зала, он мог думать только об одном – выживет ли он? Что, если Повелитель накажет его за то, что девку вообще выставили на торгах? Конечно, можно попробовать свалить всю вину на Яксли, в конце концов, именно он принимал все решения, как глава Отдела по обороту невольников. И все-таки Макнейр понимал, что Темный Лорд не из тех, кого интересуют формальности – если он захочет наказать кого-то, под раздачу попадут все причастные, и он в первых рядах.

Да, сейчас Уолден Макнейр не на шутку боялся за собственную жизнь. Но, как оказалось, переживания эти были напрасными.

– Перед уходом мне бы хотелось сделать еще одну вещь, – произнес Темный Лорд, слегка улыбнувшись.

Улыбка Повелителя (хотя сложно было назвать улыбкой это искривление тонких полосок, что были у него вместо губ) чаще всего не предвещала ничего хорошего. Обычно она была первым признаком того, что Волдеморт был в предвкушении удовольствия от применения пыток, например, к своим верноподданным за очередную их провинность. Потому тишина, царящая в зале, была томительно гнетущей. Она висела над головами присутствующих как Дамоклов меч, угрожающий упасть в любую секунду.

– Уолден, – Темный Лорд повернулся к Макнейру, и тот учтиво склонил голову, готовый тут же взяться за исполнение любого приказа в надежде, что это спасет его от возможного гнева Повелителя, – признаться, я более чем доволен той работой, которую ты провел, чтобы сделать это важнейшее мероприятие столь прекрасно организованным и интересным.

– Я рад служить на благо нового мира, Повелитель, – ответил Макнейр и склонил голову еще ниже.

– Счастлив это слышать, друг мой, – продолжил Волдеморт. – И чтобы все видели, как я ценю моих верных соратников, которые с таким энтузиазмом отдаются нашему общему делу, я принял решение вознаградить тебя за твою верную службу.

– Выведите следующий товар, – бросив взгляд за кулисы, обратился Темный Лорд к охранникам.

На сцену почти волоком вытащили брыкающуюся изо всех сил Джинни Уизли, облаченную в короткое светло-розовое платье.

Волдеморт подошел к девушке впритык и произнес:
– Какой нежный цветок. Жаль, ядовитый. Отравлен своими родителями.

– Не смей говорить про моих родителей, ты и мизинца их не стоишь! – гневно выкрикнула Джинни. – Омерзительный монстр!

Звук нанесенной пощечины разбавил тишину. На бледной щеке гриффиндорки стал быстро проступать след от удара.

– Ну надо же, сколько варварской агрессии, а была такой вежливой всего пару дней назад, когда валялась у меня в ногах, вымаливая прощение для своих магглолюбивых родственничков, – с усмешкой проговорил Темный Лорд, и зрители в зале загоготали.

Повернувшись к Макнейру, Волдеморт продолжил:
– Уверен, ты научишь свою новую зверушку, как нужно вести себя с господами, не так ли, Уолден?

Глаза Макнейра блеснули от едва сдерживаемой радости, и он снова, чуть склонившись, произнес:
– Конечно, Повелитель, я покажу ей ее место.

– Прекрасно, иного я и не ждал, – одобрительно проговорил Темный Лорд. – Однако, у меня есть определенные планы относительно той роли, которую мисс Уизли может сыграть для построения нового мира, о чем я сообщу позже, и мне нужно, чтобы она была в состоянии свое предназначение исполнять в полной мере. Поэтому не слишком увлекайся пока что, Уолден.

Волдеморт посмотрел на Макнейра отливающим сталью взглядом, и тот, все еще не поднимая головы, произнес:
– Как прикажете, Повелитель.



– Шевелитесь, шлюхи, – охранник толкнул Луну в спину, и она чуть ускорила шаг, следуя за Алисией, Элайзой и Кэти Белл.

– Почему нас привели обратно? – задалась вопросом Кэти, когда охранник запер их в камере Аврората и ушел. – Решили продать в другой день?

– Они готовились два дня, составляли списки, – произнесла Элайза. – Было бы странно передумать в день аукциона.

– Верно, – сказала Алисия. – Случилось что-то, что вынудило их вернуть нас в камеры. Возможно, нас отправят на какие-то другие торги?

– Но почему только нас и почему так внезапно? – задалась вопросом Кэти. – Девочек, которые эти дни были со мной в камере, купили сегодня.

– Эти девочки были чистокровными? – вдруг подала голос Луна, внимательно посмотрев на Кэти.

– Нет, две полукровки, остальные – магглорожденные. А что?

Алисия поняла ход мыслей Луны и произнесла:
– Они вернули только чистокровных.

Девушки переглянулись. Конечно, любое решение Волдеморта не предвещало ничего хорошего, но подобная избирательность при отборе рабынь на продажу пугала вдвойне своей странностью.



Он отклонился влево за секунду до того, как небольшой фонарь-подсвечник ударился о стену совсем рядом с ним. Еще пара сантиметров и он точно влетел бы ему в голову.

– Ты чуть не попала в меня, мелкая шваль! – прорычал Макнейр, глаза его горели яростью.

– Не переживай, сволочь, в следующий раз обязательно попаду, – сузив глаза бросила Джинни и метнулась к комоду в очевидной попытке схватить стоящую там керамическую вазу.

– Даже не думай, дрянь!

Макнейр выхватил палочку и швырнул девушке в спину Конфундус, отчего она споткнулась и упала, не добежав полметра до комода. Мужчина быстрой походкой подошел к растянувшейся на полу девушке и, схватив ее за волосы, потянул за собой в центр комнаты.

<Жестокая сцена>

– Сейчас я научу тебя послушанию, шлюха. Получишь сполна, – злобно прошипел Макнейр и, встряхнув все еще находящуюся под действием заклятья девушку, швырнул ее на кровать. Джинни успела только вскрикнуть от боли.

Он почти молниеносно скинул мантию и сапоги. Звякнула пряжка ремня, и следом на пол упали штаны. Уолден в одной рубашке подошел впритык к постели, где потихоньку начинала приходить в себя Джинни.

Мужчина наступил коленом на кровать, и матрас прогнулся под его весом. Глядя на едва шевелящуюся девушку, он почувствовал, как в вожделении дернулся его член.

– Темный Лорд приказал не слишком увлекаться, но, уверяю тебя, я найду способы заставить тебя кричать, оставив в сохранности все части твоего тела.

Он провел рукой вдоль тела девушки снизу вверх, а когда достиг груди, где заканчивалось нежно-розовое платье, обхватил его край и резко дернул на себя, буквально сдирая его с хрупкой фигуры девушки. Платье треснуло по швам, и он отбросил бесполезную материю прочь.

Осознав, что она осталась совсем нагой, Джинни, уже практически оправившаяся от заклятья, попыталась отползти на другую сторону кровати, но мужчина отвесил ей такую сильную пощечину, что комната поплыла у нее перед глазами. Сквозь пелену, девушка с ужасом увидела, как Макнейр обхватил рукой свой член и принялся водить ладонью по всей длине. Затем он вцепился свободной рукой в волосы Джинни и дернул ее голову на себя.

– Открой рот, сука, – рявкнул он.

Несмотря на боль от железной хватки Макнейра на ее затылке, Джинни начала что было сил дергаться и пинаться. Тогда мужчина отпустил свой член и, продолжая удерживать девушку за волосы, второй рукой дал ей еще одну увесистую пощечину. И пока она отходила от удара, он поднял с пола свой массивный ремень.

– Хочешь поиграть, грязная потаскуха? – с усмешкой проговорил Макнейр, складывая ремень пополам и поправляя хватку. – Что ж, я люблю игры.

Джинни даже не сразу поняла, что это было, когда со свистом рассекающий воздух широкий кожаный ремень ударил по нежной коже. Она вскрикнула от острой боли. Следом мужчина нанес второй удар, пришедшийся на ее живот. В инстинктивной попытке защитить место удара, Джинни сложилась пополам, и следующий удар обрушился на ее сгорбленную спину.

Кожа Джинни была очень тонкой, и даже одного удара хватило, чтобы она начала краснеть в тех местах, куда попал ремень. Но удары не прекращались и тогда, когда девушка уже начала кричать от боли в голос, и на ее теле стали тут и там появляться ссадины и кое-где на местах, где кожа была особо сильно рассечена, начала выступать кровь.

Либо устав, либо потеряв интерес к пытке, в какой-то момент Макнейр отшвырнул ремень в сторону и снова схватил Джинни за волосы. Девушка не сопротивлялась, когда он притянул ее голову ближе и уткнулся членом прямо в ее сомкнутые губы. Все ее тело горело и дрожало, перед глазами все еще стояла пелена. Вероятно, ее организм, и без того измученный психологическими страданиями от недавней потери всей семьи, просто не выдержал еще и физической боли, и Джинни поддалась, открыв рот и впуская горячий член мучителя внутрь.

Макнейр протяжно застонал, проникая глубоко в горло девушки. Не ожидая такого напора, неопытная Джинни стала задыхаться из-за показавшегося ей огромным незваного гостя, который заполнил все свободное пространство в ее горле, не давая возможности вдохнуть и каплю кислорода. Паника накрыла ее, и она попыталась высвободиться, руками уперевшись в бедра мужчины, но Макнейр лишь жестче вцепился в ее волосы в районе затылка, удерживая ее голову в нужном ему положении, и начал совершать резкие возвратно-поступательные движения в ее маленьком ротике.

Девушка билась, мычала и плакала одновременно – Макнейру не было до этого никакого дела. Напротив, казалось, ее мучения только подогревали его желание еще больше. И только когда сознание Джинни начало медленно уплывать от недостатка кислорода, член вдруг покинул ее горло, освободив дыхательные пути.

Поняв, что снова может дышать, девушка стала судорожно хватать воздух рваными вдохами. Не дав ей и минуты, чтобы прийти в себя, Макнейр подхватил ее почти невесомое тело и грубо бросил обратно на матрас животом вниз. Затем он залез на кровать и навис над подрагивающей девушкой.

Не успела она опомниться, как в комнате снова раздался свист рассекающего воздух ремня и удар обрушился теперь уже на ягодицы Джинни. Затем еще один удар и еще один. Сначала девушка вскрикивала лишь слегка, потом стала умолять мужчину прекратить. Но ее мольбы только вдохновляли Макнейра на новые, более сильные удары. И Джинни перестала умолять. Ее молчание не понравилось Пожирателю, и он резким, немного истеричным голосом бросил:

– Я хочу слышать, как ты кричишь, шлюха!

Очередной удар рассек нежную кожу ягодиц, и на них выступила кровь.

– Кричи, сука! Кричи!

И Джинни закричала. Закричала так, что голос срывался. Наслаждаясь страданиями своей жертвы, Пожиратель бросил ремень на пол и, обхватив ладонями пунцовые от кровоподтеков ягодицы девушки, широко раздвинул их, открывая себе обзор на обе ее дырочки, и резко ворвался в ее совершенно сухое влагалище.

Истошный крик Джинни смешался с удовлетворенным стоном насильника. Его резкие, постепенно набирающие интенсивность толчки натирали нежную кожу изнутри будто наждачкой. Кровь от порванной девственной плевы стала единственной смазкой, которая увлажнила горячие стенки ее входа.

Джинни уже не сопротивлялась, боль, казалось, сейчас застилала собой весь мир. Кроме лица на девушке почти не осталось нетронутого ремнем места, она чувствовала каждое нервное окончание в своем ослабленном пыткой теле, а между ног боль была такой, будто туда вогнали нож и вращали лезвие.

Девушка лишь подрагивала и рвано хрипела каждый раз, когда Макнейр входил в нее. Ей казалось, что эта пытка длилась вечность.

Наконец, мужчина вышел из измученного тела девушки и перевернул ее обратно на спину. Джинни была так измождена многочисленными ударами и изнасилованием, что даже не пыталась закрыться, когда Макнейр, еще немного поводив рукой по члену, кончил прямо ей на грудь с каким-то почти звериным рыком, закатив глаза от накрывшей его эйфории.

Встав с кровати, он окинул довольным взглядом результаты своей работы – девушка неподвижно лежала на постели, аристократически бледная кожа ее лица резко контрастировала с краснотой ее туловища, а между ее слегка раздвинутых ног была размазана кровь.

<Конец жестокой сцены>

Макнейр легонько провел пальцами вдоль тела своей вожделенной игрушки. Даже почти невесомое прикосновение к раздраженной коже вызывало ощутимую боль, поэтому Джинни тихо заскулила.

– Хорошая девочка, – промурлыкал Пожиратель. – Если дальнейшее обучение будет проходить так же результативно, к следующей пятнице мы сможем выставить тебя перед гостями.

Мужчина наклонился к самому лицу девушки, которая смотрела на него сквозь полуприкрытые веки, и глубоким шепотом добавил:
–Ты будешь звездой вечера.

Эти ужасающие по своему двойному смыслу слова были последним, что услышала Джинни, перед тем как ее сознание окутала тьма.



Раньше Антонин Долохов не придавал значения дням недели. В самом деле, какая разница, что там в календаре, если тебя могут отправить на задание в любую минуту, вне зависимости от того, был это вторник или воскресенье.

Но сегодня Антонин понял две вещи.

Во-первых, встав в гребаные шесть утра после вчерашней полуночной миссии и притащившись в Министерство к семи в свой первый рабочий день, он осознал, что ненавидел, как минимум, понедельники.

А во-вторых, теперь он точно знал, кто готовил еду для заключенных в Азкабане – это были повара Министерства магии. Просто не было иного объяснения, почему каша, которую он имел неосторожность съесть в министерской столовой на завтрак, по вкусу и даже по виду напоминала ту непонятную субстанцию, которой их пичкали в тюрьме. И сейчас, в обеденный перерыв, когда Антонин стоял с подносом у витрины, на которой был выставлен «Суп дня», его желудок напомнил ему о неудачном утреннем эксперименте, отдавшись болезненным спазмом, и подтолкнул его к мысли, что он, кажется, не особо-то и голоден.

Зато теперь ясно, почему Яксли ходит обедать в кафе на соседней улице.

На самом деле Антонин никогда не был привередлив в еде. Казалось, его желудок мог даже гвозди переварить, если бы требовалось. Но Азкабан подкосил его, наградив кучей хронических заболеваний, в том числе язвой желудка, которая была так запущена за пятнадцать лет заключения, что уже ни одно зелье не могло вылечить ее полностью, имея лишь временный эффект. А вспоминая боль, сравнимую, наверное, со средней силы Круциатусом, когда он однажды не успел вовремя принять восстанавливающее зелье, Антонин стал тщательнее следить за тем, что он ест, просто чтобы не усугублять.

Взглянув на часы, висевшие над входом в этот десятый круг ада, под названием «Столовая Министерства магии», Долохов осознал, что до конца обеденного перерыва осталось всего двадцать минут, и снова перевел взгляд на витрину с супами. Он глубоко вздохнул, вспомнив, что впереди еще четыре рабочих часа и что-то съесть все же нужно, и положил на поднос одну из тарелок с супом, после чего на пустующем месте в витрине тут же материализовалась такая же тарелка.

Бросив на поднос два куска серого хлеба и, взяв стакан простой воды, потому что тыквенный сок выглядел уж слишком подозрительно, он развернулся и направился к свободному столику, как вдруг его окликнули.



С недавнего времени укрепить отношения с Антонином Долоховым стало для Макнейра целью, которая должна была в дальнейшем способствовать его попаданию в ближний круг Темного Лорда. Ведь Долохов всегда пользовался особой благосклонностью Повелителя, что было поводом для скрытой ненависти и открытой зависти всех остальных Пожирателей смерти.

Причина привилегированного положения Антонина в их организации была для Уолдена загадкой. Бесспорно, Долохов был идеальным солдатом – он никогда не подвергал сомнению решения Повелителя, никогда не задавал лишних вопросов, и, даже получив приказ на практически суицидальную миссию, просто кивал и без толики страха шел ее выполнять. Кроме того, не было сомнений и в уровне его колдовского мастерства – если не считать Северуса Снейпа, Антонин Долохов был сильнейшим магом в их организации, и даже годы, проведенные в Азкабане, не пошатнули этот его статус. К тому же, он довольно быстро вернул себе былую форму после освобождения, что было удивительно для многих. Но, как ни крути, все это не объясняло, почему Темный Лорд настолько выделял его среди прочих.

На момент вступления в ряды Пожирателей Уолдену было всего восемнадцать. Будучи практически ровесниками, они с Долоховым были в то время самыми молодыми членами этой организации. Потому Макнейр поначалу сравнивал себя с ним, однако довольно быстро бросил эту затею – сравниться с ним в мастерстве, очевидно, было недостижимой мечтой, но что больше волновало Уолдена, так это то, что как бы он ни старался выслужиться, он ни на йоту не приближался к той степени симпатии Темного Лорда, которую получал Антонин.

И Макнейр придумал план, который был весьма прост – сблизиться с Долоховым, понять, чем таким он располагает к себе Темного Лорда, наблюдая с ближайшего расстояния, и, по возможности, сделать то же самое, только лучше, чтобы доказать свою ценность Повелителю.

Да, план был прост. В теории. Но на практике Уолден понятия не имел, как осуществить первый этап – подружиться с этим неприступным русским, который мало говорил, редко проявлял яркие эмоции, скрывая их за непроницаемой маской, и часто смотрел на собеседников холодным, тяжелым как глыба льда взглядом, который пугал и вводил в ступор попавших под него до такой степени, что они просто забывали, что хотели сказать секунду назад.

Но наконец-то настал тот момент, когда Макнейр мог начать реализацию своего плана. Он понимал, что нужного ему результата не достигнуть быстро, но для первого шага сейчас было самое время.

По этой причине, в середине обеденного перерыва он появился в дверях министерской столовой, будучи уверенным, что, как делали все новички в свой первый рабочий день, сегодня сюда зайдет и Антонин Долохов. И он оказался прав.

– Долохов! – окликнул его Макнейр.



Антонин повернулся на голос и увидел приближающегося к нему мужчину.

Гребаный Мерлин, этому что надо?

– Макнейр, – он кивнул, когда тот поравнялся с ним.

– Как проходит первый день? – криво улыбнувшись, чрезмерно дружелюбно спросил Макнейр.

Было лучше, пока не появился ты.

– Как новобранцы? – добавил он.

– Мальчишки. Гонору много, а с талантом не густо, – сухо ответил Долохов.

– Похоже, работы предстоит много, – поддакнул Макнейр.

– Ну да, – кивнул Антонин и начал демонстративно оглядываться по сторонам, будто в поисках свободного столика, надеясь, что собеседник поймет его намек и уберется восвояси.

Но тот и не думал заканчивать разговор.

– Я смотрю, ты так и не прикупил себе игрушку, – произнес он, и Долохов сильнее сомкнул пальцы на бортиках подноса с обедом.

– В заведениях осталось еще много нераспроданных цыпочек, на любой вкус, – продолжил Макнейр, видимо, не заметив, как напрягся Антонин. – Я уверен, ты найдешь что-то подходящее. Приходи, я подгоню тебе лучших…. По дружбе.

Только таких друзей не хватало.

– Сейчас не до того, Макнейр. Может позже, – сдержано, но почти на грани проговорил Долохов.

– Ясно, покупать ты не хочешь. Но от развлечения ведь не откажешься?

– Что за развлечение?

– В эту пятницу я организую званый ужин. Будет только элита. Приходи, немного развеешься.

Да я скорее пойду ловить русалок в Черном озере, чем участвовать в чужой больной фантазии.

– Я подумаю. А теперь извини, обед скоро закончится, – Антонин кивнул на поднос, который держал в руках.

– Да, да, конечно, – извиняющимся тоном сказал Макнейр. – Если надумаешь, начало в пять.

Он уже повернулся, готовясь уходить, но потом все же добавил:
– Кстати, я смотрю, ты взял суп…

Антонин бросил на Макнейра косой взгляд исподлобья.

– И что?

– Ничего, просто… – Макнейр чуть замялся. – Рекомендую взять что-нибудь другое. Дружеский совет.

Антонин с минуту смотрел на уходящего прочь мужчину, а потом взглянул на тарелку с «супом дня» и, ругнувшись себе под нос, бросил поднос со всем содержимым в расположенное неподалеку мусорное ведро и, недовольно дернув плечом, направился к выходу из столовой.

Гребаный понедельник.



Дрожащими руками Джинни взяла с туалетного столика расческу и провела ею по своим длинным густым волосам. Сейчас любое действие, даже такое обыденное, напоминало ей о хозяине. Макнейр любил запускать свои грубые руки с длинными кривыми пальцами в ее рыжую шевелюру, до боли оттягивая пряди, добиваясь стонов боли. Слезные мольбы рабыни, казалось, действовали на него как афродизиак – его глаза загорались огнем страсти, стоило ему услышать всхлипы и стоны, срывающиеся с искусанных в кровь губ измученной девушки.

Эльфийка Трикси всегда умело залечивала раны, ссадины и синяки, которые были последствиями ночных забав Макнейра. Но тело все помнило, и каждый нерв вздрагивал, отзываясь болезненным покалыванием, стоило Пожирателю лишь прикоснуться к одному из тех мест на теле девушки, где недавно красовался синяк, оставленный его кулаком, или ссадина от удара ремнем из толстой черной кожи.

Дни во власти Макнейра были для Джинни адским котлом, выжигающей все внутри агонией, которая не прекращалась ни на минуту, и она искренне считала, что хуже быть уже не может. Но потом, в прошлую пятницу состоялся званый ужин.

Мероприятие, которым Макнейр, было видно, очень гордился и которого он ждал с мучительным нетерпением. Он сказал ей, что на него приглашена элита Пожирателей смерти. И Джинни знала, что ей уготована там особая роль. Но она и предположить не могла, что воображение Макнейра окажется настолько извращенным.

На званом ужине Джинни ни разу не сделали больно физически, но психологические муки от того сильнейшего унижения, которое она в тот вечер испытала, причиняли ничуть не меньше боли, чем побои, которыми сопровождалось каждое изнасилование.

По задумке Макнейра, рабыня в этот вечер должна была стать чем-то вроде редкого зверька в контактном зоопарке для развлечения гостей. Но Джинни видела это иначе.

Лежа совершенно голой в центре стола, который был уставлен различными яствами, девушка ощущала себя рождественским гусем – главным блюдом с хрустящей корочкой, от которого каждый хотел оторвать кусочек.

Появляющиеся в гостевой столовой поместья Макнейра мужчины поначалу не верили своим глазам и подходили к столу, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. А когда уверялись в реальности происходящего, то просто не могли упустить возможность пощупать каждый квадратик тела «поттеровской шлюхи».

И щупать было что – грудь Джинни была развита не по годам, и если не знать, что ей всего восемнадцать, можно было бы подумать, что никак не меньше двадцати пяти. Два пышных бугорка с крупными сосками сильно выделялись на фоне худенькой фигурки юной девушки, и это разжигало пожар желания в глазах похотливых гостей.

Сопровождая свои действия уничижительными репликами и гаденькими усмешками, мужчины, сидящие за большим обеденным столом, в перерывах между поглощением пищи, гладили нежную кожу девушки, запускали руки в ее шелковистые волосы и неприятно оттягивали соски, стоящие торчком от царящей в гостиной прохлады.

За какие-то полчаса, ощупанная всюду, куда можно было добраться, Джинни прониклась неимоверным отвращением к окружающим ее людям. А еще она ощущала себя грязной и использованной, и в какой-то момент она с трудом подавила порыв соскочить со стола и броситься прочь из гостиной, чтобы запрыгнуть в ванную и наконец-то смыть с себя следы прикосновений этих омерзительных людей. Но она не могла, просто потому что помнила, что Макнейр пообещал сделать с ее телом после ужина, если она не будет хорошей девочкой. Поэтому, даже не будучи парализованной заклятьем, она лежала словно кукла: так неподвижно, что у гостей не было сомнений, что на нее наложены чары.

Джинни помнила, как от неожиданности вздрогнул Амикус Кэрроу, когда она рефлекторно дернулась от прикосновения его пальцев к ее чувствительному соску, который за этот вечер уже так много раз терзали, что он покраснел и слегка ныл.

– Оцепенение спало, Уолд, – произнес Кэрроу.

– Она не под заклятьем, – самодовольно ответил Макнейр.

– Да ладно? – Кэрроу неверяще уставился в лицо Джинни, будто ища в ее глазах подтверждение слов Макнейра, что заставило девушку залиться краской от унижения. – Как тебе это удалось?

– Просто она знает, что будет за непослушание, – произнес Макнейр, склонившись к самому лицу Джинни. – Так ведь, малышка?

Губы Джинни задрожали и, она коротко кивнула, едва сдерживая всхлипы.

– Ого, всего за две недели выдрессировал? – Нотт-старший хохотнул. – Сильно.

Выдрессировал – это правильное слово. Макнейр именно дрессировал ее, как животное в цирке. По правде говоря, Джинни и ощущала себя эдаким животным в клетке.

Страх…. Раньше она не знала, что это.

Джинни всегда была смелым человеком, истинной дочкой своих родителей. Настоящая львица с когтями и клыками, которыми она умело пользовалась. Но одно дело отбиваться от наглых слизеринцев или приставучих старшекурсников, а совсем другое – оказаться в полной власти изощренного садиста, не знающего жалости.

Львица на манеже…. Словно заключенный в неволе зверь, Джинни чувствовала себя беззащитной и слабой перед укротителем, держащим в руках кнут, который нес с собой острую боль.

Макнейр очень быстро научил ее бояться. Он не делал ничего особенного – только ежедневно унижал и истязал ее, отдавая приказы. Он даже магию не использовал. Исключительно ремень и кулаки. И этого хватало, чтобы заставить ее подчиняться. Джинни не знала, но в Министерстве магии, где диких зверей иногда использовали для дополнительной охраны и некоторых других нужд, Макнейра иногда приглашали в помощь для укрощения особо непокорных из них. И выполнял он эту работу не только с энтузиазмом, но и большим успехом. Он точно знал, куда бить и как сильно, чтобы не вызвать непоправимых повреждений, но четко донести свою очередную команду.

Боль оказалась не только сильным мотиватором, вынуждая Джинни слушаться, но и поспособствовала пересмотру ее взглядов на жизнь. Раньше она испытывала крайнюю степень презрения к тем волшебникам, которые, оказавшись в плену у Пожирателей смерти, в итоге, после многочисленных пыток, сдавались и делали то, что требовал Волдеморт. Но за эти недели ежедневных истязаний ее казавшиеся непоколебимыми принципы сильно пошатнулись.

Она поняла, что быть героем на словах, когда ты окружена близкими и друзьями, очень легко. В какой-то степени можно и Круциатус вытерпеть, зная, что где-то там тебя ищут и, наверняка, спасители уже в пути. Но совсем другое дело, когда ты с врагом один на один и у тебя нет возможности оказать ему сопротивление. И ждать помощи не от кого, ведь все друзья убиты или в рабстве.

Когда их только поймали, Джинни надеялась, что диктатура Пожирателей не продержится долго. Она ожидала, что многочисленные казни и пытки несогласных с новым режимом станут катализатором для бунта, который, в итоге, приведет к свержению власти Волдеморта.

Но только теперь она поняла, что они ошибались с самого начала.

Члены Ордена Феникса воспринимали Волдеморта очередным психом, совершенно свихнувшимся на ненависти к магглам и магглорожденным. Потому что он таковым и казался во время второй войны – импульсивным, озлобленным шизофреником, одержимым идеей сесть на трон магической Британии и поработить маггловскую часть страны. И после его окончательной победы Джинни ожидала глобальных изменений в государстве, установления тирании.

У Волдеморта же были другие планы.

Макнейр не скрывал от Джинни новостей, не запрещал ей читать газеты. Он даже был не против, чтобы она иногда присутствовала в гостиной, когда к хозяину приходили его соратники и за бокалом эльфийского вина обсуждали инициативы нового правительства. Поэтому она была в курсе событий. Она не знала, была ли в этом задумка Макнейра, но узнавать новости очередного дня стало для Джинни отдельной пыткой.

И не потому, что все было ужасно.

Наоборот, все было слишком спокойно.

Потому что ожидаемая тирания так и не установилась. Не было повсеместного бесчинства Пожирателей смерти, бесконечного насилия, многочисленных убийств невинных.

По правде говоря, после утверждения теперь уже на всех высших министерских постах лояльных Волдеморту волшебников, политика марионеточного правительства, пришедшего к власти еще год назад, стала значительно мягче.

Конечно, магглорожденных волшебников власть по-прежнему третировала. Их лишили определенных прав в социуме – избираться и быть избранными, занимать руководящие должности в государственных структурах, для их детей были созданы отдельные классы в учебных заведениях, отделяя их от детей полукровок и чистокровных. Но магглорожденных больше не хватали на улицах и не отправляли в Азкабан. Тех, кто хотел вернуться в маггловский мир, без проблем пропускали через барьер, правда, отбирая палочку и надевая браслет-подавитель, и возможности вернуться в магический мир у перешедших уже не было.

Соратники Темного Лорда умело манипулировали общественным мнением, сея в социуме зерна нужных им идей не так явно, как раньше, а медленно, аккуратно. Если не считать магглорожденных и их семьи, основная масса граждан магической Британии не ощутили кардинальных перемен в своей жизни. И некоторые вполне искренне перенимали пропагандируемую идеологию избранности волшебной расы.

Для утверждения своей власти Волдеморт делал ставку на тех граждан магического сообщества, которые чувствовали себя обиженными судьбой и были настроены критически к действовавшей ранее власти. Газеты и публичные лица, многие из которых были под Империусом, убеждали их, что их тяжелое положение связано с перекосом политики прежней власти в сторону сохранения связей с маггловским миром, на что шли «значительные бюджетные средства» и «все усилия законодателей», а проблемы волшебников игнорировались.

Пожиратели успешно использовали недовольство отдельных, к слову, весьма многочисленных групп, добиваясь их поддержки обещаниями статуса, должности и иных атрибутов лучшей жизни. Слова активно подкреплялись действиями.

В первую же неделю новое правительство выпустило «социальный пакет» реформ, который стал первым ощутимым драйвером для укрепления режима Волдеморта. Министерство выделило бюджетные средства на выплату всем нуждающимся волшебникам единовременного пособия в размере пятисот галлеонов на взрослого и тысяча на ребенка.

Частично выплаты спонсировали богатые чистокровные семьи, что помогло им довольно быстро изменить мнение о себе среди основной массы населения с неприязни в сторону, как минимум, нейтралитета, но чаще симпатии. И когда во вторую неделю правительство объявило о смещении отдельных «неэффективных» чиновников (по факту просто нелояльных к новому режиму) и замене их на этих чистокровных благодетелей, это не вызвало у населения ни возмущения, ни негодования, а было принято во многом даже с одобрением.

Также было объявлено о создании Новой армии, куда после прохождения специальной подготовки принимали несовершеннолетних чистокровок и полукровок старше четырнадцати лет. Служба давала возможность повысить качество жизни, ведь жалование даже рядовых солдат было высоким. Кроме того, военная карьера означала перспективу получения заветного привилегированного социального статуса. Потому, в первую очередь, на обучение направили своих детей представители небогатых слоев населения, в надежде дать им шанс на лучшую жизнь.

А, учитывая, что каждая новая инициатива правительства поддерживалась словесной бомбардировкой буквально из каждого камина со стороны общественных деятелей и СМИ, о том, насколько позитивно очередное решение Министерства магии повлияет на жизнь простых волшебников, общество не противилось нововведениям и, в целом, положительно относилось к новой власти.

И Джинни Уизли, дочь предателей крови, военная преступница и сторонница террористов (именно так называли в газетах членов Ордена Феникса) с каждым прочитанным выпуском «Ежедневного пророка», с каждой услышанной от гостей Макнейра новостью все больше теряла надежду, что когда-нибудь ее жизнь изменится. А еще она все сильнее чувствовала одиночество, потому что, казалось, всех, кто остался на свободе, новый режим не особо тяготил. Похоже, бунтовать было некому. А если некому бунтовать, то кто будет вызволять из рабства ее друзей и ее саму?



Зайдя в гостиную южного крыла поместья Темного Лорда, Макнейр был встречен Амикусом Кэрроу.

– Мы что – первые? – спросил он, пожав ему руку.

– Ага, – Кэрроу кивнул.

– Как думаешь, почтит нас сегодня своим присутствием наш платиновый мальчик?

– Уверен, что он придет, – твердо сказал Амикус. – Мы с тобой оба знаем, что будет с тем, кто не придет. И он знает. Едва ли мальчишка рискнет гневить Повелителя после всего, что было.

Макнейр хмыкнул и произнес с кривой ухмылкой на тонких губах:
– Однако ж мелкий засранец быстро оправился от потери папочки, да? Едва неделя прошла со смерти Люциуса, как сопляк пришел прикупить игрушку.

– Драко купил рабыню?

– Ага, даже двух, – подтвердил Макнейр. – Заявился в Министерство в прошлую среду весь такой из себя, как ни в чем ни бывало. Будто фамилия Малфой еще имеет какой-то вес.

Губы Кэрроу искривила усмешка, впрочем, совершенно не затронувшая глаза. Макнейру, наверное, никогда не понять, что такое быть членом семьи из «Священных двадцати восьми». Один промах – это пшик, ничто. Большинство и не заметит, а кто заметит – быстро забудет. Мало кто из знатных чистокровных признается, но Малфои уже много столетий негласно считаются одним их сильнейших родов Британии и уничтожить их авторитет в магическом сообществе одним роковым взмахом волшебной палочки просто невозможно. Даже если эта волшебная палочка принадлежит одному из величайших волшебников всех времен.

– Вкус на девок, скажу тебе, у него паршивый, – продолжил Майнейр. – Выбрал самых зачуханных, как по мне. Хотя, как знать, может у молокососа член только на убогих встает, – мужчина громко хохотнул.

Постепенно комната начала заполняться другими прибывшими Пожирателями.

Когда в гостиной появились Долохов с Роули, встав особняком у противоположной стены, Кэрроу извинился перед Макнейром и двинулся в их сторону.

– Не хочу тебя расстраивать, но к нам идет Кэрроу, – шепотом произнес Роули, обращаясь к Долохову, который стоял спиной и не мог видеть приближающегося к ним мужчину.

– Твою ж…, – Антонин проглотил ругательство, потому что Кэрроу уже почти поравнялся с ними.

– Тони! Финн! – с улыбкой Амикус по очереди пожал мужчинам руки. – Ожидал увидеть вас, парни, на званом ужине у Макнейра. Жаль, что вы не пришли, было весело.

– Мы предпочитаем другие методы увеселения, – грубым тоном отозвался Долохов.

– Да? И какие?– непринужденно спросил Кэрроу.

В его родной стране говорят, наглость – второе счастье. Но узнав Кэрроу, Антонин понял, что второе счастье – это все-таки глупость. Вот как отделаться от человека, который настолько туп, что даже не понимает, что ему не рады?

Ясно уловив по выражению лица Долохова его готовность напрямую послать Кэрроу куда подальше, Роули поспешил снизить градус напряжения:
– Определенно, не такие интересные, как те, что были у Макнейра. Расскажешь?

Казалось, воодушевившись вопросом Торфинна, Кэрроу принялся в красках описывать детали званого ужина, и услышанное в очередной раз укрепило Антонина в мысли о том, что у Макнейра явно что-то не так с башкой.

Они познакомились в начале 70-х, еще будучи мальчишками – Макнейр всего на год моложе Антонина. В рядах Пожирателей смерти они были самыми юными, и их невольно сравнивали братья по оружию, да и сам Повелитель. Антонину всегда было плевать на то, что о нем думают другие. А вот Уолден, наоборот, хотел заслужить симпатию окружающих. И для достижения этой цели он использовал все возможные средства, начиная от чрезмерно показушного выполнения приказов Темного Лорда с эдаким самозабвенным выражением лица, и заканчивая постоянным, явным лизоблюдством в попытке угодить всем и каждому. И это работало. Макнейр быстро стал полноправным членом коллектива, старшие товарищи охотно приглашали его на вечеринки в свои поместья, брали с собой в рейды по барам Косого переулка и в бордели Лютного.

Антонин же, наоборот, всегда держался в стороне и так и не завел дружеских связей в кругу Пожирателей. Но если к остальным членам их организации он был безразличен, то к Макнейру испытывал крайнюю степень презрения. Причиной этому было даже не то, что он ненавидел подхалимов, прекрасно понимая, что такие люди верны лишь себе и готовы совершить предательство в любую минуту, лишь бы спастись самим. И он убедился в этом, когда Темный Лорд исчез, а Макнейр вышел чистеньким, как, впрочем, и многие другие Пожиратели смерти, такие же лизоблюды.

Настоящей причиной того, что он так и не смог установить более-менее приятельские отношения с Макнейром была склонность того к садистским удовольствиям. Антонин сам много раз применял различного рода Пыточные, чтобы выбить информацию, и он был в этом весьма искусен. Но пытать просто так, когда враг уже ничего полезного дать не может, казалось ему пустой тратой времени. Обычно, добиваясь от жертв того, что ему было нужно, Антонин просто бросал в них Аваду.

Макнейр же был другим. Долохов не раз наблюдал, как он буквально упивается болью своих жертв. И даже когда враг выложил все, в надежде облегчить свои страдания, Уолден продолжал пытку, просто ради смеха, ради ощущения власти над другим человеком. Он с особой изощренностью пытал, насиловал, истязал мечущихся в агонии и молящих о смерти пленных и убивал их лишь тогда, когда они уже были не способны шевелиться и кричать.

В разговорах с Роули Антонин называл Макнейра не иначе как больным ублюдком и старался по возможности минимизировать с ним контакты. Поэтому сейчас для Долохова было явным перебором слушать из уст и без того раздражающего его Кэрроу рассказ о вечеринке, организованной этим человеком. И в этот раз вроде бы ничего особо омерзительного Антонин не услышал (если не считать слишком уж интимных подробностей про умело отсасывающую рабыню Басти и Рода Лестрейнджей и про каких-то двух очень гибких шлюх-близняшек, которых притащил Нотт). Но чувство отвращения все равно не отпускало его. Просто ему было мерзко все, что связано с Макнейром и его безумными фантазиями. И в тот момент, когда Антонин уже готов был взвыть, у дверей возникла перебранка, которая перетянула на себя внимание всех присутствующих.

– Парни, простите, – произнес Амикус и решительно направился в сторону общающихся на повышенных тонах гостей.

– Наконец-то, – Антонин облегченно выдохнул, посмотрев вслед удаляющемуся Кэрроу, и перевел взгляд обратно на Роули. – И что он вечно лезет к нам?

– Я не уверен,– с совершеннейшей серьезностью на лице сказал Торфинн, нарочито задумавшись, – но мне кажется, его привлекают твоя простота и открытость.

Долохов пару секунд смотрел на напарника исподлобья, поджав губы.

– Пошел ты, – бросил он, наконец, так и не сумев скрыть улыбку.

Торфинн был единственным из его знакомых, кто мог заставить его улыбнуться искренне.



– Переходим к следующему вопросу, – произнес Темный Лорд, отложив в сторону пергамент с утвержденным списком приговоренных к казни волшебников. – Те из вас, кто присутствовал на первом аукционе, наверное, помнят, что я обещал сообщить вам о своем решении касательно судьбы чистокровных рабынь.

Макнейр поднял глаза от стола и теперь пристально смотрел на Повелителя.

– Не скрою, решение далось мне нелегко, – продолжал Волдеморт. – Но ситуация в магическом сообществе сейчас весьма удручающая. За несколько столетий распространения маггловской заразы многие магические семьи были ослаблены кровью этих животных, и нам потребуется немало сил и времени, чтобы восстановить естественный порядок вещей.

Присутствующие за столом согласно закивали.

– Поэтому каждая капля чистой крови сейчас на вес золота. И несмотря на то, что предатели крови не могут считаться полноценно чистокровными в силу своей испорченности магглолюбской идеологией, они все же могут сослужить нам полезную службу в деле оздоровления волшебной нации. Поэтому я принял следующее решение. Отныне все чистокровные рабыни будут использованы для зачатия и вынашивания детей.

Волдеморт повернулся к сидящему по правую руку от него Корбану Яксли.
– Корбан, вам с Уолденом необходимо распродать всех чистокровных рабынь до нашего следующего собрания, которое состоится через две недели. Я буду ждать от тебя отчет, а также список всех покупателей. В данном вопросе нужен жесткий контроль.

– Конечно, Повелитель, – отозвался Яксли.

– И прошу тебя, Корбан, – добавил Волдеморт, – удостоверься, если необходимо, лично, что каждый покупатель осознает, какие обязанности он на себя принимает, приобретая такую рабыню.

Яксли кивнул.

– Уолден, – Темный Лорд перевел взгляд на Макнейра, – насколько я понимаю, ты не готов расстаться с маленькой мисс Уизли, и я могу ожидать, что ты в скором времени порадуешь меня новостью о наследнике рода Макнейров?

– Да, Повелитель. Для меня огромная честь служить на благо магического сообщества.

– Иного, Уолден, я и не ждал, – улыбнувшись, произнес Темный Лорд, а потом продолжил, окидывая взглядом присутствующих. – И в заключении, важная новость. Наш дорогой мистер Селвин….

Все последующее Макнейр слушал уже в пол уха. Он обдумывал полученный приказ. Вот и возможность проявить себя и заслужить особую милость Повелителя. Уж этот шанс он не упустит. Тем более что этот приказ так приятно будет исполнять.



– На сегодня все! – закончил Темный Лорд, поднявшись со стула.

Пожиратели встали следом и начали двигаться в сторону выхода. Макнейр был уже у дверей, когда его окликнул Амикус Кэрроу.

– Что такое, Амикус? – спросил Уолден.

Кэрроу хотел что-то сказать, но замер, когда они оба ощутили на себе тяжелый взгляд. Посмотрев в сторону, где предположительно находился смотрящий, они встретились с не требующим словесных пояснений взглядом Темного Лорда, рядом с которым стоял Долохов, и поспешили покинуть гостиную, закрыв за собой двери.

– Уолд, хотел попросить тебя об услуге, по дружбе, – произнес Кэрроу, пока они, не торопясь, шли по коридору к зоне аппарации.

– Предположу, что твоя просьба будет связана с приказом Повелителя относительно чистокровных? – с улыбкой сказал Макнейр. – И сразу же вынужден ответить отказом. Ты же слышал, что сказал Повелитель? Жесткий контроль. Приходи в Министерство в понедельник.

– Да ладно тебе, Уолд, – просящим тоном проговорил Кэрроу, – ты же сам понимаешь, что будет в понедельник – столпотворение как в магазинах Косого переулка перед Рождеством. Там и выбрать-то нормально не получится. Ну же, друг…

– Ну ладно, – сдался Макнейр, – пойдем.

Кэрроу широко улыбнулся и хлопнул товарища по плечу.

Когда они вышли в небольшой внутренний дворик, откуда можно было аппарировать, то увидели Роули, который неторопливо шел к точке аппарации.

Одинаковая мысль промелькнула в головах Кэрроу и Макнейра. Роули – полезный контакт по двум причинам: потому что входил в элиту Пожирателей Смерти и потому что был в дружеских отношениях с Антонином Долоховым, расположение которого хотели получить они оба.

– Эй, Финн, – окликнул его Амикус.

Торфинн остановился и обернулся.

– Есть какие планы на остаток вечера? – спросил Макнейр, когда они с Амикусом подошли к нему.

– Не особо, – ответил Торфинн, – домой собираюсь. Неделя была адская, хочу просто отдохнуть. А вы куда?

– Подбирать Амикусу чистокровку, – произнес Макнейр. – Может с нами? Вдруг тоже надумаешь прикупить девку?

Хочешь – не хочешь, а периодически нужно светиться в компании братьев по оружию. Держаться обособленно от коллектива может себе позволить только Долохов. Он – исключение, особый случай. А в отношении всех остальных, слишком явная отстраненность от группы может вызвать ненужные подозрения.

– Почему бы и нет, – Роули пожал плечами.



Макнейр открыл дверь, взмахом волшебной палочки зажег лампы на потолке, и пропустил их внутрь помещения. Судя по всему, ранее это был какой-то склад или архив, теперь же здесь держали чистокровных рабынь – по периметру располагались клетки, в которых на каком-то, очевидно, наспех сооруженном настиле лежали девушки.

– Они спят или в отключке? – спросил Амикус, заметив, что никто из девушек даже не шевельнулся, когда они вошли.

– Под Отключающим. Сегодня их транспортировали с другого склада. Заклятье наложили, чтобы исключить повторение того неприятного инцидента перед торгами,– ответил Макнейр. – Я сейчас открою клетки, сможешь всех посмотреть и пощупать. Еще пару часов они будут в отключке.

Макнейр двинулся к клеткам. Пока он накладывал Отпирающее заклятье, Роули повернулся к Амикусу.

– Слушай, я ведь так и не спросил тебя….Как Алекто? Как вообще… всё?

Амикус с минуту задумчиво молчал, вероятно, решая, стоит откровенничать перед Роули или нет.

Торфинн Роули был одним их тех людей, которые нравятся всем. Но нравятся не так, как чрезмерно услужливые подхалимы, рассыпающиеся в пустых, но так приятных многим комплиментах. И вовсе не так нравятся, как люди, настолько невзрачные и малопритязательные, что другие не видят в них угрозы, а потому не против, что они ошиваются рядом.

Ничто из перечисленного не относилось к Торфинну Роули.

Торфинн был весьма импульсивным, когда дело касалось битвы, и эта его несдержанность вместе с неаккуратностью, как ни странно, давали ему преимущество в бою. Порой Роули, едва заметив цель и толком не разобравшись в ситуации, так стремительно начинал бросать проклятья, что враг и глазом моргнуть не успевал, а уже был сражен. Конечно, иногда жертвами хаотичных заклятий Роули становились свои же, как например Пожиратель смерти Гиббон, погибший от его Авады, брошенной необдуманно. Но Волдеморт называл это «сопутствующими потерями» и весьма ценил Роули, как одного из самых эффективных своих исполнителей.

Некоторые шутили, что во время битвы в Торфинна, вероятно, вселяется дух его предка, Дамокла Роули, известного своей вспыльчивостью. Потому что, несмотря на его импульсивность во время сражения, в обычной жизни Торфинн был сдержан и рассудителен, кроме того, был неплохим стратегом. Высокий уровень его интеллекта также не вызывал сомнений. Но уважали Торфинна не за эти его, несомненно, достойные качества.

Торфинна уважали за его умение хранить секреты. Буквально каждый из Пожирателей смерти знал, что даже случайно высказанная в присутствии Роули информация, будет раскрыта им разве что под пыткой. А еще Роули умел слушать и делал это так внимательно, что казалось, ему действительно не все равно.

Именно по этой причине, Амикус Кэрроу, все это время в одиночестве переживавший трагедию, которая произошла с его сестрой из-за той их оплошности в Хогвартсе, недолго думая, честно ответил сейчас на вопрос Роули:

– Всё хреново, Финн.

Роули хотел было что-то ответить на это, но тут подошел Макнейр.

– Все клетки открыты, выбирай, друг, – сказал он. – Там сбоку таблички с фамилиями девок, на случай если тебя интересует их родословная.

Пока Амикус ходил от клетки к клетке, осматривая товар, Макнейр тихо, чтобы он не услышал, чуть склонившись к Роули, произнес:
– А он изменился, да?

– О чем ты? – немного отстраненно спросил Торфинн, поддержав разговор скорее из вежливости, нежели из особого интереса.

– Ну, он последнее время какой-то … задумчивый, что ли, – ответил Макнейр и тут же усмехнулся. – Иронично, да? Кэрроу, который за всю свою жизнь, наверное, ни разу не думал, стал задумчивым.

– Ничего удивительного. У него сестра практически овощем стала, – все также без энтузиазма произнес Роули.

– Как по мне, так оно и к лучшему. По крайней мере, нам не придется больше терпеть на собраниях эту злобную суку, – резко бросил Макнейр. – Да и хрен бы с ним, с характером, но хотя бы на мордашку была симпатичной. Так ведь нет же, такая же уродливая, как и ее братец.

– Ты всех женщин только с позиции привлекательности оцениваешь? – Торфинн повернулся к собеседнику.

– Ну а что еще-то? Это ж просто дырка, а все, что вокруг для того, чтобы твердел быстрее.

Если бы Макнейр посмотрел на Торфинна, возможно он увидел бы то презрение, которое отразилось сейчас в его глазах, но он продолжал наблюдать за Амикусом и ничего не заметил.

Торфинн вздохнул, чтобы сохранить внешнее равнодушие.

– Я думаю, то, что случилось с Алекто, тронуло его сильнее, чем кажется, – произнес Роули. – Они были близки, насколько мне известно. Было бы странно, если бы произошедшее никак на нем не отразилось.

– Ой, только не говори, что тебе жалко этого недобитка, – теперь уже Макнейр посмотрел на него, вскинув брови.

– Конечно, нет, – отмахнулся Роули, придав голосу как можно более равнодушный тон. – У меня своих проблем хватает.

– Ага, – мужчина усмехнулся, – например, как обскакать Долохова.

– Что ты имеешь в виду? – Торфинн недоуменно свел брови, и между ними залегла небольшая складка.

– Мы строим новый мир, структура власти меняется, все хотят занять местечко потеплее, пока есть возможность, – произнес Макнейр. – Повелитель доволен вашим эталонным дуэтом, но за большим столом всегда мест меньше, чем желающих их занять. Как думаешь, когда встанет выбор, кого Он вероятнее всего предпочтет? Ты ведь не питаешь иллюзий, что твои умственные способности окажутся для Повелителя ценнее, чем беспрекословная исполнительность также весьма неглупого Долохова?

Торфинн отвел взгляд в сторону, задумавшись.

– Я выбрал, Уолд, – к ним подошел Кэрроу, – возьму Лавгуд.

– Отличный выбор, Амикус, идем, подпишешь документы, – улыбнувшись, произнес Макнейр и добавил, недовольно скривившись: – После слов Темного Лорда о жестком контроле, Яксли, наверняка, совсем с катушек слетит с этой хреновой бюрократией.

Когда мужчины прошли в расположенную в углу помещения дверь, ведущую, по всей видимости, в кабинет, где хранились документы, оставшись в одиночестве, Торфинн погрузился в свои мысли еще глубже.

Хотел ли он сидеть за большим столом? Не особо. Он никогда не был амбициозным. Среднего уровня ему было вполне достаточно. С другой стороны, вечно быть на побегушках казалось весьма незавидной перспективой. Сейчас они с Долоховым на равных, а что будет, если Повелитель возвысит его? Подчиняться бывшему напарнику – выдержит ли он такой психологический прессинг?

Торфинн не знал, что конкретно ему нужно делать, но пришел к выводу, что, когда вернется сегодня домой, он подумает об этом.



Этот день был напряженным и насыщенным, и он чувствовал колоссальную усталость, когда прибыл вечером на собрание Пожирателей смерти. Однако сегодняшний приказ Темного Лорда воодушевил его настолько, что утомление как рукой сняло, потому что перед глазами замаячил тот самый шанс. К черту Долохова и прежний план. Теперь у него новая стратегия, и она поможет ему, наконец-то, занять свое место под солнцем, заслужить особую милость Повелителя.

Но, похоже, так думали многие, даже этот кретин Амикус, поэтому он должен действовать активнее, чтобы быть в первых рядах, когда нужно будет отчитываться перед Темный Лордом.

Именно по этой причине, едва оказавшись в поместье, Макнейр сразу же направился в комнату своей рабыни. На этот раз это было не просто приятное развлечение, на кону стояла его карьера, а, значит, провести впустую даже один день непростительно.

Он распахнул дверь и, шелестя мантией, вошел в комнату. Уизли, в этот момент, как он велел ей ранее, приводила себя в порядок перед приходом хозяина. Она сидела за туалетным столиком, расчесывая свою роскошную копну рыжих волос, вид которых доводил его практически до исступления, но он бы никогда не признался в этом своей шлюхе.

Заметив его, Джинни отбросила расческу и вскочила со стула, скрестив руки перед собой и покорно опустив подбородок к полу. Макнейр усмехнулся и, подойдя впритык к дрожащей всем телом девушке, грубо схватил в кулак волосы у нее на затылке, вызвав жалобный писк рабыни, а потом не терпящим пререканий жестом потянул ее вниз, заставив опуститься на колени.

Опустившись на пол, Джинни почувствовала, что хватка на затылке ослабла, но она понимала, что это вовсе не из-за желания хозяина облегчить ее боль, а лишь чтобы дать ей возможность свободнее шевелиться. Уже отработанным движением, она сняла его ремень, пряжка которого звякнула, когда он упал на пол, а потом расстегнула пуговицы на брюках и высвободила член хозяина. Пару раз проведя ладошкой по всей длине, она обхватила головку губами и продвинулась вперед, заглатывая член наполовину.

Джинни научилась контролировать дыхание, делая вдох, когда во рту оставалась одна лишь разгоряченная головка, а ее лицо больше не морщилось в отвращении, просто потому что страх прогневить хозяина был сильнее и подавлял любые другие эмоции.

Девушка умело совершала возвратно-поступательные движения вдоль члена Макнейра, неотрывно смотря ему в глаза снизу вверх. Она знала, что он любил именно такую позу. Вид полностью сломленной и послушной рабыни помогал ему возбуждаться быстрее. А чем быстрее он возбудится, тем быстрее кончит, а, значит, эта пытка может завершиться раньше.

Джинни начала ускоряться, пытаясь довести мужчину до кульминации, но он неожиданно снова дернул ее за волосы, поднимая с колен. Когда он потянул ее в сторону кровати, девушка уже понимала, что ее ждет, поэтому опустила руку на клитор и на ходу провела по нему пальцами, чтобы хоть немного увлажнить преддверие влагалища перед тем, как член насильника ворвется внутрь.

Проникновения Макнейра всегда были болезненными, но, когда он вторгался в ее совершенно сухой вход, это было нестерпимо. Хозяина не заботил комфорт рабыни, поэтому он не тратил время на предварительные ласки, и Джинни искала любую возможность самостоятельно облегчить свои страдания.

Макнейр заметил ее мучительные попытки и расхохотался, истолковав, впрочем, увиденное по-своему.

– Что, сука, не терпится насадиться на мой член? – продолжая посмеиваться, спросил он.

Мужчина толкнул девушку на кровать, перекинув ее через край. Стоя на коленях, Джинни уперлась животом в деревянную боковину постели. Она почувствовала, как пальцы Макнейра грубо проникли между ее, к счастью, уже влажных половых губ.

– Смотри-ка, течешь не хуже шлюх с Лютного. Я всегда знал, что вы, предатели крови, те еще ненасытные потаскухи.

На глаза Джинни навернулись слезы. Макнейр резко и до упора вошел в нее, сразу взяв такой бешеный ритм, что у девушки сбилось дыхание.

В этот раз насильник терзал ее хрупкое тельце недолго, а когда кончил, излившись внутрь, не стал выходить сразу. Девушка чувствовала, как его член внутри нее обмяк, но боясь пошевелиться, так и продолжала лежать, щекой уткнувшись в матрас.

– Сегодня Повелитель раскрыл свои планы, относительно твоего предназначения в новом мире, девка, – сказал Макнейр.

Сердце Джинни пропустило удар.

– Надеюсь, ты окажешься такой же плодовитой сучкой, как и твоя магглолюбка-мать. Потому что, если ты не подаришь мне наследника, я сдам тебя в самый злачный бордель Лютного, где твою дырку растянут так, что ты ноги свести не сможешь.

Глаза Джинни в ужасе расширились.

Подаришь мне наследника…



Луна несколько раз в жизни испытывала это странное ощущение, когда сознание будто плывет в кромешной тьме. Первый был полгода назад – тогда Пожиратели похитили ее с поезда перед рождественскими каникулами и доставили в поместье Малфоев, всю дорогу она была под Отключающим. Второй раз к ней применили это заклятье на развалинах Хогвартса, перед тем как отправить в Министерство вместе с другими пленными.

Третий раз был сегодня вечером. Последнее, что Луна помнила, это как ее и других девушек, которые вместе с ней находились на складе в Блоке Аврората, заставили встать вдоль стены, а потом Уолден Макнейр по очереди подходил к пленницам и накладывал Отключающее. Когда он подошел к ней и взмахом волшебной палочки применил заклятье, сознание девушки подхватила мощная волна, и все резко погрузилось во мрак.

Сейчас, вырванная потоком магической энергии из темноты, Луна открыла глаза и посмотрела в потолок, простирающийся над ней бежево-белой мозаикой. Осознав, что лежит на кровати, девушка чуть шевельнулась, разминая затекшие конечности. Потом она медленно приподнялась на локтях и тут заметила сидящего в кресле напротив нее Амикуса Кэрроу.

Он широко улыбнулся и почти проворковал:
– С пробуждением, солнышко.

Луна нервно сглотнула подступивший к горлу ком.