Глава 3

«Но разрыв души – хотя и не столь явно выраженный – присутствует при любых насильственных и внезапных смертях. В обычных – если так можно говорить о смерти – обстоятельствах он ликвидируется сам, и душа вновь обретает целостность в считанные секунды. Но и из этого правила есть исключения», – ровным голосом она перечисляет случаи «спонтанной магической активности», не классифицируемые современной магией. И убедительно доказывает: такая активность наблюдается, если часть души погибшего, слишком малая даже для помещения ее оттиска на портрете, «отказывается» расставаться с определенным местом. На «потустороннюю целостность» эта частица души, по ее мнению, не влияет – но множество таких «частиц», собранных из разных источников, способно создавать условия для создания оттиска собственной души мага… Белый хоркрукс, черт побери! Серо-буро-малиновый…
Я ругаюсь долго и со вкусом. Альбус тоже вставляет несколько витиеватых насквозь непечатных оборотов. Странный – для него – способ выразить восхищение.
Так что же это за устройство?
Я наблюдаю в его Омуте, как она появляется на сторожевой башне – всего через несколько секунд после падения Ирэн. Нет, она ничего не подтасовывала в своей памяти. И она действительно уже ничем не могла ей помочь. Она возникает перед разъяренным гиппогрифом – и принуждает его отступить от Леона. Но – снова слишком поздно. Все четыре смерти – в деталях. И еще несколько стариков в св.Мунго – считалось, что они умерли от старости. И даже я ничего не заметил! Но! Каждый раз на месте трагедии первой появляется змея, потом – она. И каждый раз она делает один и тот же жест рукой, сжимающей прибор. Я прокручиваю в памяти эти жесты… Только их… Одна из шкал мерцает зеленоватым светом – и медленно гаснет. Одна из трубок почти неощутимо медленно наполняется – чем?!
– Двенадцать увиденных ею смертей, Альбус! – сердце снова дает о себе знать, сжимаясь как в тисках, – она что же, собирает эти крошки душ…
– Похоже на то, Гарри.
– Но это же! Это же, – я задыхаюсь, сердце, только что бившееся через раз, колотится, как безумный эльф в припадке самоистязания.

Альбус не слышит меня. Ему каким-то чудом удалось самому проникнуть в ее Омут – и теперь уже я ныряю следом.
«Предварительный вывод по данным первой дюжины экспериментов: для создания полноценного несмертельного хоркрукса требуется сконденсировать не менее 15000 подобных частиц» – ее чистое суровое лицо вдруг искажается – но не гневом, не болью, не злобой. Так смотрит ребенок, у которого отобрали долгожданную игрушку. Я вижу ее слезы – такими бывают слезы горькой детской обиды. И вспоминаю: ей всего 16.
И еще: она магглорожденная колдунья.
И еще – прежде, чем переступить порог Хогвартса – она прошла ад. Ее история уникальна – и, я надеюсь, такой и останется.
В ее памяти есть и этот эпизод… И мы с Альбусом вдвоем переживаем то, что в свои 11 пережила она. Когда она получила письмо из Хогвартса – ее родители не удивились и ничем не выдали своего волнения. И даже позволили ей отправиться на Диагон-Аллею. Но на следующий день их дом посетил Пастырь их секты. Они поужинали – и девочка уснула.
Она проснулась в гробу. Плотный войлок глушил ее крик – но она слышала все… И прекрасно понимала, почему – точнее – за что ее готовы похоронить заживо… И она аппарировала – прямо из гроба – на Диагон-Аллею. В единственное знакомое место, где могли бы быть рады таким как она. Хогвартс стал ее домом, ее семьей – а о прежней она всего лишь сказала: «У меня больше нет семьи». И никогда не пыталась встретиться с ними – ни упрекнуть, ни тем более – отомстить.
– Как легко я забыл об этом, Альбус, – ощущение, как от удара ножом. Но сердце почему-то болит так сильно, что я не могу даже вздохнуть, перед глазами плывут разноцветные круги.
– Гарри, держись! Я сейчас! – Альбус просачивается сквозь стену.

«Интересно – он отправился к Джинни? Или в больницу? Или … к ней?!»