Глава 2

День едва не закончился ссорой с Джинни – она снова пыталась отправить меня в св.Мунго по поводу модной теперь «чистки» ауры, якобы укрепляющей здоровье. И я, наконец, сорвался – и по буквам объяснил: эта процедура тем эффективнее, чем меньше физических травм получил человек за свою жизнь. Учитывая, что число моих перевалило за сотню – не будет ли умнее поберечь галеоны? Уснул расстроенным – и снова проснулся от дикого желания закурить.
Он снова появился в клубах дыма – и повел меня в библиотеку.
– Взгляни, Гарри – это не просто необычно. Но если бы не ее маггловская привычка к бумажным тетрадям и грифельным карандашам – даже я не смог бы обо всем догадаться.
Я уселся за ее стол и взглянул внимательно. Лунный свет играл на полированном дереве, подсвечивая едва заметный след графита. Три слова, выведенные каллиграфическим почерком примерной ученицы. Я взял зеркало – и едва не уронил его. «Хоркруксы. Технология бессмертия»
– Альбус, – я вдруг почувствовал, что у меня есть сердце и оно болит, – Альбус, Вы по прежнему утверждаете, что в ней нет Зла?
– Не больше, чем в нас с тобой, Гарри.
– В нас, Альбус? Признаться, я был уверен: Вы догадались – и потому здесь.
– В нас, Гарри. Мне не хотелось тебя беспокоить больше необходимого…
– Право же, Альбус… Мне кажется – я уже в состоянии вынести правду. Всю. Когда Вы догадались?
– Еще до того, как увидел тебя – младенца, выжившего после нападения Вольдеморта.
– Но как?
– Прости, – его пронзительный голубой взгляд блеснул как у живого, – но ведь никто за всю мою жизнь не спросил, каким был второй хоркрукс Гриндельвельда. А вот она, похоже, и это поняла.

Вот так. Он знает обо мне все. Теперь я догадываюсь-знаю о нем главное. Я хотел бы взглянуть в глаза этому человеку – но он призрак, и я поневоле смотрю сквозь него.
– Гарри, мальчик мой, мне неловко гонять тебя в твой собственный кабинет – но Пивз совсем отбился от рук, а я увы, не в состоянии доставить тебе…
Я встаю и, превозмогая противную навязчивую боль, иду в свой кабинет. Прибор по-прежнему стоит на столе – и Альбус приближается к нему.
– Кажется, я понял кое-что о его назначении… И это в самом деле немножко переводчик. Ее змея – потомок Нагини, и, хотя и лишена ее злобы – как и других хм… неприятных особенностей – обладает некоторыми из ее талантов.
– Значит – быть живым хоркруксом – всего лишь «неприятная особенность…» Вы как всегда неподражаемы, Альбус.
– Не научись я так думать тогда, в 45м – у тебя был бы другой учитель. И как знать – может быть этот другой привел бы нас к победе с меньшими потерями… А может быть – просто не допустил бы настолько масштабного противостояния… А может быть – воспитал бы тебя в вере и верности лорду Вольдеморту.

Мне снова нечего сказать, и я склоняюсь над прибором… Нет, она все же гениальна – здесь даже аналог Омута есть… Я вглядываюсь в ее взволнованное, воодушевленное, такое одухотворенное лицо – и до меня не сразу доходит смысл обнаруженного.
«Убийство разрывает душу надвое… Так твердят все классики темных искусств,» – ее лицо обыденно спокойно и сосредоточенно. Следует список «классиков», от которого у меня мороз по коже – и даже Альбус удивленно приподнимает брови. То, что она прочла их книги – и не только осталась жива, но и сохранила неповрежденный рассудок – еще одно подтверждение глубины ее познаний в темных искусствах. Ее брови взлетают вверх и изгибаются, в глазах – мучительный вопрос, – «Но почему-то никто из них не удосужился отметить, что главным Злом в создании хоркрукса является не разрыв собственной души. Ведь убийство – как и любая другая внезапная смерть – разрывает надвое и душу умирающего также, и именно использование части души жертвы, прививка ее жизненных сил к собственной – оторванной – части души и делает Хоркрукс настолько отвратительным и непростительным магическим действом»
– Это звучит убедительно, – я оглядываюсь на Альбуса. – Настолько, что я готов поверить.
– Это правда, – откликается он, – мне – отсюда – это видно.
– Мама, – мое сердце снова сжимает что-то беспощадное, – все эти годы...
– Думаю, да, – Альбус не смотрит на меня.
– Альбус, Ваше счастье, что Вы уже мертвы! Я был вправе знать!
– Ты – был – должен – жить, – непреклонно чеканит он.

Бездонный пронзительно-голубой взгляд приводит меня в чувство. Я снова погружаюсь в ее комментарии.