1. Ремус Люпин, 30-10-2013.

- Что, гордишься собой, Люпин? – Игнатиус Нотт, кузен недавно арестованного Теодора Нотта-младшего, сверлит меня ненавидящим взглядом. – Мразь, шавка аврорская! Хвост подлиннее отрасти, чтоб вилять им перед знаменитым крестным!
Ученики перестают есть и оборачиваются к слизеринскому столу. Все мы понимаем, что происходит. Совсем недавно сотрудники Гарри Поттера сумели отследить и перекрыть пути доставки опасных темных артефактов из Южной Америки. Крестный говорил, что большинство этих вещиц – просто мелкопакостные куклы, способные вызвать у жертвы головные боли, уныние, нервный тик, раны и прочие нерадостные, но и не смертельные вещи. А вот найденная среди них пара редчайших древних золотых масок могла творить самую жуткую разновидность темной магии: подчинять сознание любого, кто хотя бы возьмет их в руки, и будить всю злобу, на какую только способен человек. Последствия были самыми разными: от банальных драк в «Кабаньей голове» - и до попытки взорвать станцию Лондонского метро. Последнюю, кстати, чудом удалось предотвратить – ведь кто заподозрил бы самого Гарри Поттера в любом антимаггловском проступке, не говоря уж о массовом убийстве? Но об этом знают немногие. А как его, околдованного этой чертовой маской, остановили – знаем мы только мы с крестным, Кингсли Шеклболт да мадам Грейнджер-Уиззли. Причем здесь я? Да почти ни при чем. Но после пережитого я как-то сильно проникся тревогой крестного. И в самом деле, немного помог…
Я ведь хоть и не метаморф, как была мама, но нашел способ изменить внешность... В общем, прикупил в одной захудалой с виду лавчонке в Косом переулке еще пару кукол, вроде бы для того, чтоб девушку присушить. А по ходу приметил несколько мелочей и крестному их изложил – подробно и красочно … Он сначала пообещал запереть меня на месяц под домашний арест, а потом собрал авроров и велел повторить все как можно детальнее.
Дальше события развивались без меня. Обидно даже! «Слишком рискованно! У тебя, Тедди, нет нужного опыта!» – вот что сказал Гарри. Нет, ну чей бы дракон шипел, а чей и помолчал бы! Он в свои четырнадцать с самим Волдемортом сражался! Ну, кто бы сомневался – мерзавцев разоблачили и арестовали. Позавчера Нотта упекли в Азкабан, в соседнюю с отцом камеру, а старик Эйвери-младший умер при аресте. И Перси решил подсуетиться – чего-то там наплел Министру, и вышла мне благодарность от самого Кингсли Шеклболта. И статья о моих «подвигах» в «Пророке». Теперь вот получаю заслуженное. Во всех смыслах – ведь не всем по душе то, что делает мой крестный. Малфои, те открыто заявляют, что темных артефактов никто в глаза не видел, а дело раздули просто из-за того, что Нотт не захотел делиться с Поттером прибылью «от совершенно законной торговли». Бред больного гиппогрифа, конечно - но некоторые верят…
Самый светлый момент в этой истории – Виктория Уиззли теперь смотрит на меня совершенно иначе! Вот и сейчас она первой срезает зарвавшегося нахала.
- Им гордится весь Хогвартс! – кричит она. – А ты радуйся, что тебя не заперли вместе с твоим подонком-кузеном!
Я молча любуюсь ею. Великий Мерлин, откуда такая красота и берется-то? Не та, холодная, слепящая, что у ее матери – а ясная, солнечная. Вот, кажется, не делает ничего особенного - пройдет, улыбнется – а словно теплее становится вокруг. Я обожаю ее. Ее все обожают, но как-то издали, словно боятся. А для меня она – одна-единственная, я это знаю. И она тоже узнает – как только я отважусь сказать об этом. Трудно, говорят, подойти к незнакомой девушке – и признаться, что она тебе нравится. Может быть. Но легче ли сказать о своих чувствах той, с которой вырос вместе – и быть услышанным? Не мне…
Она ловит мой взгляд, улыбается, и я словно вырастаю. Да я готов на все – лишь бы она так улыбалась мне. Рыжие волосы светятся, как у вейлы, а глазищи – утонешь…
- Мой кузен посажен не пожизненно! – довольно громко шипит Нотт, - Вот выйдет на свободу – всем вам не поздоровится.
И с нехорошей ухмылкой добавляет:
- Кто доживет, конечно.
- Пошипи еще, змееныш! – насмешливо бросаю я.
- Уж лучше змееныш, чем легавый! – парирует он.
- Чем это лучше?
- Чем легавый! Чем нищий! Чем волчий выродок, никому не нужный, кроме старой сумасшедшей бабки!

Это не впервые. Для одних я – сын героев, для других – сирота, заслуживающий сочувствия. Но когда я поступил в Хогвартс - несколько семей забрали оттуда детей. Кто распустил слух, что я - тоже оборотень, как и мой отец, – до сих пор неясно, но забыть о нем мне не дают. Волшебная палочка сама прыгает мне в руку, а красная искра оглушающего заклятья уже горит на ее кончике, когда вмешивается директриса.

- Люпин! Нотт! Прекратить! - голос Макгонаголл явно усилен заклинанием. – По пять баллов со Слизерина и Гриффиндора. И если я еще хоть раз замечу подобное – провинившиеся не отделаются простой отработкой!
- Пошлете его к родичам в Запретный лес, госпожа директор? – льстиво уточняет Нотт.
- ОБА провинившихся будут наказаны по всей строгости, - все так же громогласно объявляет старуха. И уже нормальным голосом добавляет: - Так что на вашем месте я бы хорошенько подумала прежде, чем продолжить ссору.
Я бросаю на нее злобный взгляд. Нет, я знаю, что у нее работа такая – но неужто нельзя понять, что тут не до дисциплины?! Он оскорбил моего отца, мать, бабушку – и это должно сойти с рук?!
- Я понял, госпожа директор, - заверяет Нотт.
- Я прослежу за тем, чтобы он понял, - чуть слышно бормочу я.
- Люпин, после обеда зайдите ко мне, - объявляет директриса.
Я зажмуриваюсь и считаю до десяти – а потом упрямо повторяю: «Он у меня поймет!» Макгонаголл только качает головой.
После обеда я плетусь за ней в директорский кабинет.
- Миндального тритона? – почти радушно спрашивает директриса.

Я беру печеньку даже не из вежливости, а потому что Виктория научила меня понимать по ним настроение Макгонаголл. Хитрость невелика: если она сердится больше для виду и для профилактики нас от разгильдяйства – тритон мягкий и вкусный, если же зла по-настоящему – давись сухарем. Сейчас печенье теплое и пахнет домом. Я надкусываю его – и чуть не сплевываю. Горькое, как полынь. Такого еще не было!
Старуха качает головой и улыбается – не обычной своей похожей на нервный тик полуулыбкой, а почти так, как моя бабушка. И взгляд такой же – серьезный донельзя и чуточку испуганный.
- Знаешь, Тед, - незнакомым мне пристыженным тоном говорит она. – Не мне бы упрекать тебя за горячность и требовать сохранять спокойствие и выдержку…
Что да - то да! Гарри с Джинни порассказали мне о ней. И как она палачихе Амбридж веселенькую жизнь в Хогвартсе устроила, и как, защищая Хагрида, одна на пятерых Авроров понеслась, и как дралась с самим Вольдемортом… Невероятно осторожная женщина, что сказать!
- Но, быть может, именно поэтому ты отнесешься к моим словам внимательнее! – Говорит она. – На твоем месте я сейчас была бы наблюдательна и осторожна.
- Почему я должен осторожничать? – взрываюсь я. – Пусть он выбирает, на кого нападать!
- Этого я и боюсь, - отвечает Макгонаголл. – Что затаивший злобу человек выберет – и за твои поступки пострадает кто-то очень тебе дорогой. Подумай об этом, Тед. А сейчас иди, прогуляйся.

От нее я ждал чего угодно, но не этого. Сказать мне нечего, а потому молча киваю и выхожу. В гостиной факультета почти пусто, все ловят последние солнечные деньки октября. Я тоже выбираюсь из замка и иду на звук голосов.
- Нет, Нотт, это ты следи за своими словами! – от крика Виктории разлетаются стайки испуганных птичек. – Он – герой, а никакой не мародер! И в отличие от тебя не торгует черно-магической дребеденью!
- Вот-вот, ни себе, ни людям!
- Ты полный идиот? В этих куклах – темная магия! А твой кузен – хуже мародера, он наживается на чужой злобе!
- Чушь! Никто никого не заставляет покупать эти куклы! А племянников моих теперь кто прокормит? Люпин? Ух, тварь, волчара позорный, оборотень!
- ОН НЕ ОБОРОТЕНЬ! – кричит Виктория. – А БЫЛ БЫ – ВСЕ РАВНО ОН В СТО РАЗ ЛУЧШЕ ТЕБЯ!
- Оборванец, невежа, министерский доносчик, - ядовито замечает подошедший Забини. – Лучше самых сильных и чистокровных магов страны? Да, только влюбленная дура вроде тебя и способна так думать!
Он тоже зол, но по другой причине. На самом деле Забини плевать и на мой «донос» и на чистоту крови – но не на слова Виктории. Он ведь сам уже не первый год хотел бы быть для нее лучшим, а то и единственным.
Виктория замечает меня, круто разворачивается – и вдруг оступается, да так, что мне приходится ловить ее в охапку.
- Идем к озеру, - с улыбкой говорит она мне. – Ну их, придурков.
- Ну их, - довольно громко соглашаюсь я.
Никто не возражает и даже подначки вдали от учителей как-то быстро закончились. Ведь в боевой магии я сейчас лучший не только в своем выпуске, но и среди старшеклассников. И это не странно. Ведь к моему образованию приложили руку и Гарри Поттер, и Грейнджер-Уиззли, да и то, что моя мама была Аврором, наверняка помогает…

Мы с Викки бродим по берегу, бросаем камешки в озеро, болтаем о пустяках, гадаем, что придумают учителя для обещанного бала в Хеллоуин.

- Тед, а ты уже выбрал, с кем пойдешь? – спрашивает Виктория.
Я от неожиданности спотыкаюсь о корягу и сажусь прямо в песок. «Выбрал!» Смешная она… Да разве мне нужен хоть кто-то еще?
- Я…
Горло предательски пересыхает, я прокашливаюсь и, глядя на нее снизу вверх, бормочу:
- Я хотел пригласить тебя… Но если тебя уже пригласили…
- Боунс, Спинетт, Нотт, Забини, Томас… Продолжать?
Я молча качаю головой. Дурак, тянул до последнего… Да и не тянул бы - какая разница? Ну что ж, не пойду на бал. Не смогу я спокойно смотреть, как она с Боунсом будет фри-флай отплясывать, или слушать байки Спинетта. О песнях Томаса вообще промолчу – они мне самому нравятся. Если только не для Викки написаны.
- Но я им всем сказала, что иду с тобой, - неожиданно продолжает она и пытается сесть рядом.
- Замерзнешь! – я сбрасываю свой шарф, увеличиваю его и стелю получившийся коврик на песок.
- Вот за что я тебя люблю, - улыбается Виктория.
Я вздрагиваю и отворачиваюсь. Такая простота для меня значит только одно: я ей как брат, и вряд ли стану кем-то более важным. Наверное, так правильно. Ее отец и мать - самые высокооплачиваемые сотрудники Гринготса, а моя бабушка без помощи друзей вряд ли смогла бы содержать даже наш маленький домик. К тому же беспричинные, но неистребимые слухи о том, что я – оборотень закрыли передо мной многие двери.
Цепкие пальцы с острыми ноготками впиваются в мои уши, вынуждая повернуть голову. Слезы Виктории падают мне на щеку.
- Тед, - ее лицо слишком близко от моего, дыхание обжигает, - если я и для тебя только глупая влюбленная второклашка…
- Влюбленная? В кого?
Слова вылетают прежде, чем я начинаю соображать. Похоже, тупость по этой части – черта семейная, уж бабушка-то мне об отце порассказала... Викки вскидывается и начинает изо всей силы колотить меня в грудь.
- Тед! – удар. – Люпин! – еще удар. - Ты! Болван! – двойной удар. - Медведь! - барабанная дробь. - Тупица!
Она разворачивается и неловко бежит по песку. Я все еще не верю себе – но, конечно же, догоняю. Сгребаю в охапку маленькую на удивление ладную и ловкую фигурку. Она пытается вырваться, я тычусь губами куда-то между ухом и виском и шепчу:
- Я болван, - поцелуй, - и тупица, - еще поцелуй, на этот раз в упрямую кудрявую макушку. – И волчара по…
Она изворачивается, явно изготовившись для крепкой оплеухи, и я тут же отпускаю ее. Но маленькие изящные ручки намертво вцепились в мою мантию. Она с неожиданной силой встряхивает меня и грозным тоном сообщает:
- Я никому никогда не позволю говорить гадости о Теде Люпине! Даже ему самому.
Я склоняю голову. Ее губы находят мои – и я по-идиотски замираю с полуоткрытым ртом. Я никогда еще не целовался с девушкой по-настоящему, и сейчас больше всего на свете боюсь сделать что-то не то. Ее тонкий острый язычок скользит у моих зубов, и я забываю, где я и кто я. Есть только мы. Всегда. Это так просто, что не может быть неправильным.
Она освобождает губы – глотнуть воздуха – и счастливо, но чуть насмешливо улыбается. Губы припухли, волосы, обычно уложенные в хитроумную прическу, рассыпались по плечам.
- Прости, Викки… Я просто не умею лучше.
- Да, - серьезным, почти макгонаголлским тоном говорит она. – Случай запущенный. Жутчайшие пробелы в образовании! Придется срочно наверстывать.
На долю секунды меня обжигает ревнивая догадка, но я уговариваю сам себя, что все дело в вейловской крови, а Бен Томас тут совсем ни при чем… А если и причем – то он в прошлом… Там и останется, если я не буду тупить.
- Хоть сейчас…
- Немного практики не помешает, - улыбается она, и мы тут же приступаем.
От этого серьезного и важного занятия нас неожиданно отвлекает появление довольно крупной серебристой рыси-Патронуса. Она останавливается в полушаге от нас и говорит голосом Арлетты ИгмуГлеза, другими словами, Рыжей Рыси, нашей учительницы защиты от темных искусств. Да-да, той самой… Ну вы же все слышали, что наш Министр таки нашел себе невесту – в Америке? Но это их дело, а что маг она потрясающий, даже Гарри Поттер признает… Мы уважаем ее и слегка побаиваемся – еще бы, она тоже анимаг! Для тех, кто не понял: она с удовольствием откликается на обращение "Профессор Рысь!"
- Мистер Люпин, - говорит рысь, - сегодняшние дополнительные занятия по Защите переносятся на послезавтра.
- Ты – берешь – дополнительные – по защите?! Зачем?!!
- Затем, - серьезно объясняю я, - что до сих пор не умею вызывать Патронуса.
Это правда. Все, на что я способен – серебристый дым, а этим ни дементора не отпугнешь, ни весточку не передашь.
- Куда ты так торопишься, Тед? Это же высшие уровни! Их даже на ТРИТОНах не требуют!
- Нужно, - отвечаю я.
Нет настроения объяснять, что это заклятье – негласный проходной балл при отборе будущих авроров, а другого пути для себя я не вижу. Притом, что ты можешь быть фантастическим мастером зелий или трансфигурации, можешь знать все на свете чары – и все же, если не умеешь вызывать Патронуса – ищи любую другую работу. Когда мне было семь, я попытался спросить у Гарри, почему так. А он серьезно ответил: «Настоящие авроры знают ответ, но никому его не говорят» Я догадываюсь, почему. Но объяснять – язык не повернется…
Остаток вечера мы с Викки проводим вместе и расходимся по спальням уже за полночь.
Я долго не могу уснуть, а когда засыпаю под утро – вижу странный сон. Серебряная луна освещает опушку Запретного леса, и я иду туда. Кровь стучит в висках, сердце готово выпрыгнуть из груди. Почти рядом воют волки – и я понимаю, это не звери… Вдруг прямо передо мной из травы поднимается одно из этих жутких существ – и указывает взглядом на…