Глава одиннадцатая.

- Она видела это всегда… Видела с закрытыми глазами, каждую минуту, каждую секунду. Отчаянье всегда было с ней. Она хотела не видеть, не видеть ничего, но только не умирать. Умереть – значит оказаться слабой, недостойной, а она ни за что не повторила бы себе этого сама – слишком часто приходилось слышать от других. Но она устала… Я знаю, насколько, знаю… Я помню1 – почти кричала Сиппара, метаясь по комнате, ее охватил жар, но она не желала остановиться ни на миг.
- Тише, тише, - успокаивающе сказал Раниэль.
- Да… Да. Просто я переживаю это все заново. Неужели было мало моей собственной памяти?! Я понимаю, понимаю, как не поймет никто никогда… Какое страшное слово. Я знала все это, когда только посмотрела в ее глаза, уже тогда знала. И я боюсь за нее, боюсь, по-настоящему… Я ведь боялась только дважды в жизни – тогда, перед Завесой, и сейчас, - слова лились из Сиппары, не переставая. Они обладали огромной силой – и желали быть услышанными.И хоть она боялась сделать Раниэлю больно, ее голос звучал все сильнее и громче, и вскоре уже был слышен у двери – и той, которая стояла возле нее, тоже. – Все смешалось. Мое и ее… Прости, я знаю, ты не понимаешь… - беспомощно оглянулась на юношу Сиппара.
- Понимаю.
- Понимаешь, - тихим эхом отозвалась она. – я не одна. Не одна…
- Она пришла, - тихо сказал Раниэль, услышав всхлип за дверью и юноша сорвался с места. Лика стояла на пороге и в глазах ее блестели крупные слезы. Девушка пошатнулась и будто хотела уйти, но Раниэль втянул ее внутрь и закрыл дверь. Лика без сил опустилась на диван.
- Откуда… ты так знаешь? – без упрека, а с каким-то почти безумным доверием спросила она. Не дождавшись ответа, девушка непослушными руками вытянула из сумочки пачку сигарет и зажигалку; через миг комната наполнилась едким дымом и Лика, мысленно извиняясь перед Сиппарой, поспешила к окну. Но до него она так и не дошла. Уже посреди комнаты она остановилась, сердце ее стало биться как-будто в горле; девушка побледнела и упала на пол.
- Что с ней? – спросил перепуганный Раниэль.
- Инфаркт, - коротко ответила Сиппара, уже набиравшая номер «скорой».

Вокруг ничего не имело значения, кроме хрупкой фигурки с разметавшимися каштановыми волосами, лежащей на кушетке под капельницей. Когда со скрипом отворилась дверь и из палаты вышел врач, парень и девушка разом вздрогнули отвернулись от стекла.
- Не молчите… С ней все будет в порядке? Она поправится? – голос Сиппары дрожал, выдавая ее нестерпимое волнение.
- Вы ее родственники?
- Д… Нет. Друзья. Так… Как?
- Надежды мало… Вы сообщили родным? – в голосе с=врача было что-то нехорошее.
- у нее нет родных.
- плохо, -вздохнул тот.
-а что?
- Похороны…
- Неужели ТАК плохо.
- Очень плохо.
- позвольте побыть с ней.
-Нельзя.
- Пожалуйста, - молящие глаза девушки смутили его. В них было столькоболи. Невыносимой, повседневной, острой, давней…
- Только недолго, - сдался врач.
Сиппара и Раниэль осторожно, затаив дыхание присели – парень на стул, а девушка – на кушетку рядом с Ликой. Она закрыла глаза и начала по кирпичику отстраивать почти мертвое сердце, начала отдавать свои силы – то, чему ее научил Раниэль. Он хотел помочь, но она почему-то не позволила.
Лика открыла помутневшие от забытья и лекарств глаза.
- Зачем эти глупые врачи спасли меня? Я бы… Просто спала…
- Ты должна увидеть такое красивое небо… - просто сказала Сиппара. – Иди, Раниэль, я останусь с Ликой.

«И с чего люди взяли, что сердца красные? Они или белые, или черные. Только как узнать? Нет такого зеркала. Боже, как жарко, - Лика приложила руку ко лбу и тут же отдернула. – Заболела. Конечно. Ты уже давно больна. Потому что ты – сумасшедшая. Видишь, чуть ли не разговариваешь сама с собой. Тебе не место в обществе нормальных людей. Сиппара и Раниэль не знают. И не должны знать. Особенно она. Она слишком много пережила, я не хочу сделать ей больно. Не хочу…»

Сиппара движением руки открыла шторы и. прищурившись, придала свету тот особый оттенок, который напоминал ей о ее призрачном доме. За прошедшие в этом мире полгода девушка поразительно многому научилась. Раниэль только руками разводил – они уже давно были на равных, но Сиппаре нравилось по-прежнему называть его Наставником. Она нестерпимо тосковала по родному миру, который называла «настоящим», но приучила себя не страдать. Каждый раз, когда ее боль эхом отдавалась в душе Раниэля, девушка чувствовала огромную вину.
Давно прошло время, когда лишь Раниэль учил ее – они учили друг друга, потому что время прошло совсем. Его больше не было, оно осталось в другом измерении, за сотнями стен, тысячами замком, миллионами препятствий… Сиппара научилась исцелять. Она все делала с присущим ей особым стилем, но излечивать ей удавалось особенно хорошо. Девушка вытянула Лику из пропасти, и иногда Раниэлю казалось, что он видит картину: светлая тень, легкая, неуловимая, прекрасная, открывает в темной комнате окна, смахивает паутину со стен и помогает подняться обреченно сидящей в углу девушке. Сиппара находила в этом утешение, и лишь иногда, особенно по ночам, когда она вновь оставалась одна, девушка испытывала смутную тревогу – любовь ведь должна отнимать силы? Или новый удар впереди?
Ей стали сниться кошмары – будто она идет по ночному городу в одиночестве, доходит до поворота и вдруг что-то бросается на нее из-за угла и сбивает с ног. Каждый раз, просыпаясь, Сиппара невольно отыскивала в комнате следы своего кошмара. Но время шло, а все оставалось по-прежнему и Сиппара вспомнила – в этом мире ничего не меняется. Как хорошо, что она научилась не бояться ошибок