Глава 11

В груди все болезненно сжималось, но кричать не было сил. Голые стены вокруг создавали иллюзию тюрьмы, из которой не хотелось выходить. Лишь закрыть глаза и сидеть неподвижно, как статуя. Чтобы все мысли, воспоминания и желания превратились в пепел. Мысль об Обливиэйте пришла в голову мгновенно, и Гермиона уже потянулась за палочкой. Но тут она увидела большой сундук, стоящий за шкафом. Она не имеет права стирать память о них. Но если нельзя уничтожить, то можно очень надежно спрятать. Вмиг управившись со всеми вещами, одним заклинанием поместив их в сундук, Гермиона присела на корточки и захлопнула крышку.

Луна медленно начала свой рассказ, делая паузы после каждой фразы, чтобы Гермиона не запуталась. И начала с самого страшного.

Война закончилась так, как не мог ожидать никто. Во всей суматохе и панике невозможно было узнать, на чьей стороне находится удача. Когда Пожиратели прорвались в Хогвартс, было уже не до расчетов. Уничтожить два последних крестража оказалось не так-то просто, но в итоге на поле боя остались только Гарри и Волдеморт. Прозвучали финальные заклятия, а за ними тишина, и в этой тишине звонкий женский крик.

— Гарри мертв!

Среди обломков замка лежали два бледных тела, но тело Волдеморта таковым назвать можно было с трудом. Увидев это, студенты, преподаватели, родители остановились у главных дверей. Хагрид медленно прошел вперед и взял Гарри на руки во второй раз за это длинное утро. Мистер Уизли изо всех сил обнимал Джинни, чтобы она не бросилась вперед. Она уткнулась лицом ему в грудь и горько плакала.

Каждый, кто находился в то утро в Хогвартсе, подходил к Гарри, которого положили на длинный стол полуразрушенного Большого зала, чтобы проститься. Только семья Уизли недвижно сидела рядом, оплакивая невосполнимую потерю. К ним тоже подходили, чтобы просто молча погладить по плечу и посмотреть в глаза. Хагрид поставил рядом еще один стол и положил на него тело Рона. Два лучших друга будто бы просто заснули после увлекательной поездки в Хогсмид. Никто не знал, где в это время была Гермиона, но Луна видела, как та вышла из замка и направилась к Запретному лесу.

Под ногами хрустела трава, холод пронзал до костей, но ноги не спешили поворачивать. Холодное и мокрое от слез лицо покрылось румянцем, Гермиона уже не смахивала слезы с щек. Пройдя еще дальше вглубь леса, она упала на колени и закрыла лицо руками. В голове мелькали самые счастливые воспоминания в ее жизни, и все они были связаны с Гарри и Роном. Вся жизнь разделилась на до и после, но где-то между образовалась глубокая пропасть, куда и угодила Гермиона. Ноги онемели, пальцы замерзли, а в душе воцарилась пустота. Если бы через несколько минут ее не обнаружили, кто знает, может, Хагрид поставил бы еще один стол рядом с Гарри и Роном.

Несколько следующих месяцев пролетели, словно в тумане. Гермиона, Луна, Невилл, Симус и остальные ученики встречались каждый день в Министерстве по любому поводу. Слушания по делам Пожирателей, похороны, вручения наград — все смешалось в один непрекращающийся поток. Вот только в голове намертво закрепилась сцена прощания с Гарри, Роном, Фредом, Лавандой и другими погибшими. Всё окрасилось в черный цвет.

Когда закончилась вся суматоха в Министерстве и Гермионе уже не нужно было каждый день надевать одну и ту же одежду, пить противный кофе, который продавали в закусочной рядом с кинотеатром, где находился вход в Министерство, здороваться с каждым, кто проходит мимо, наступило затишье. Только Гермиона никак не могла смириться с утратой. Бессонные ночи, звон в ушах, неконтролируемые приступы паники стали для нее обыденностью. Еды хватало на неделю, а в деревушке неподалеку был замечательный магазинчик. Гермиона и сама не поняла, как превратилась в затворницу. Перед сном она перечитывала письма друзей и школьные учебники. Министерство щедро одарило героев Войны, поэтому о работе можно было не задумываться ближайшие лет семь. Гермиона также получила несколько сотен книг самых разных веков и жанров, поэтому отстраненность от мира ее не пугала. Каждое утро она ужасалась своему отражению в зеркале и каждый раз убеждалась, что появляться в таком виде в публичном месте не стоит. Друзья не писали ей писем, поэтому и она решила не навязываться. Тем более, любая встреча с Луной или Джинни отдавалась звонкой болью в ушах и сердце, а на глазах выступали слезы.

Но никакое затворничество, плохой внешний вид не смогли удержать Гермиону, когда в одном из выпусков «Ежедневного пророка» значились погибшими несколько выпускников Хогвартса, троих из них Гермиона знала лично. Все погибшие были магглорожденными, но никаких подробностей их смертей не значилось. Тем же утром Гермиона направилась в Министерство, но во встрече ей отказали. Министр, увидев её, просто махнул рукой, а его секретарь пояснил, что расследование уже закрыто, так как никаких следов убийц не было обнаружено.

— Самоубийство вследствие послевоенной травмы.

Гермиона мерила кухню дома Лавгудов широкими шагами и разводила руками. Её неухоженные волосы будто электризовались от возмущения.

— Ты в это не веришь? – спокойно спросила Луна, в глубине души скрывая беспокойство за Гермиону.

— Конечно, нет! Послевоенная травма, придумали тоже! Это полная чушь! Все участники Войны, включая учителей и родителей, прошли курсы реабилитации. Некоторые до сих пор находятся в Мунго, потому что не до конца вылечились. Я знала Эми, Кайла и Майка! Они закончили обследование в один день со мной, все было прекрасно. Я напишу Министру письмо, а если надо, то и два. С этим нужно разбираться, как жаль, что Кингсли покинул свой пост.

— Сейчас ты так похожа на Гарри, — Луна налила в чашки горячий чай и протянула одну Гермионе. — У него были такие же глаза, когда Амбридж назначили директором.

Гермиона не успела сделать глоток и резко поставила чашку на столик, ошпарив кипятком ладонь, но боли не почувствовала. Улыбка впервые за долгое время просияла на её бледном лице.

— Я приложу подорожник! – с этими словами Луна убежала во двор.

— Ты гений, ты знаешь это? – придерживая лепесток, улыбнулась Гермиона. – Именно это нам и нужно!

Луна непонимающе посмотрела на Гермиону, которую практически трясло от пришедшей в её голову идеи.

— Мы возродим Армию Дамблдора!

Всё начиналось прекрасно, ведь у Гермионы был чёткий план. Они с Луной нашли своих друзей, возродив Армию. Штабом назначили дом Лавгудов, потому что именно там Луна подарила Гермионе блестящую идею, и Ксенофилиус не стал возражать. Письма в Министерство уходили каждый вечер, но уже наутро приходил отказ; ссылались на поправки в законе. Гермиона думала, что уже выучила его наизусть, потому и не могла понять, о каких поправках шла речь. Через какое-то время ответы и вовсе перестали приходить.

Джордж возглавил тренировки и всегда командовал, пока Гермиона штудировала документы и газеты. Число погибших увеличивалось каждые несколько недель. Все готовились к рейду, зная, что все нападения происходят в Лютном Переулке. Но за два года кто-то забыл движения палочкой при заклинании, кто-то часто отлучался, и у Гермионы уже пропадала надежда на то, что они смогут кого-нибудь спасти.

На целую неделю они прервали собрания, потому что жена Невилла готовилась рожать, у Джорджа назревал конец сезона продаж, у Луны нахлынули клиенты в лавку предсказаний. Гермиона же не унималась и занималась дома в одиночку, читала книги по заклинаниям. Воспоминания о погибших друзьях только закаляли её, и она решила прогуляться по Косой Аллее в обед. Она отправила очередное письмо в Министерство, сложила книги и поднялась в спальню. Надев чёрную мантию и чёрный свитер, она аппарировала. Это была её повседневная одежда с тех самых пор, как похоронили Гарри, Рона, Фреда, Лаванду и других. Тем самым Гермиона чтила память своих друзей.

Впервые за долгое время ей захотелось выйти в люди, пообщаться с мадам Малкин, встретить кого-то из знакомых, поговорить о Войне, о Гарри и Роне, может, поплакать или подать платок кому-то, кто расплачется, вспоминая Лаванду и её забавные банты в волосах. Во время собраний Армии она, как могла, сдерживалась, чтобы не напомнить кому-то о Войне, чтобы не выбить из общей боевой колеи. Внутри жила уверенность, что все вновь собрались в память о школьных временах, когда Гарри обучал всех сложным заклинаниям. Гермиона повторяла себе, что горе объединило всех очень крепко. Так же крепко, как её и Луну, Симуса, Джорджа и Парватти. Отправляясь в Косую Аллею, она ожидала увидеть что-то вроде памятника погибшим, мемориал или памятный знак. И каждый, кто по нескольку раз проходил мимо, ронял слезу в память о Войне.

Первое, что бросилось Гермионе в глаза — яркая вывеска «Единорог». Большие окна открывали вид на просторный светлый зал, заполненный людьми в мантиях. Откуда-то доносилась веселая мелодия скрипки. Всегда шумная, наполненная смехом и разговорами Аллея осталась такой же, как и в первое появление здесь Гермионы. Добавились новые цветные вывески магазинов, ровная каменная дорожка и ни малейшего напоминания о недавно минувших трагических днях. «Нужно обязательно написать об этом упущении в Министерство. Хотя бы в этот раз они должны меня выслушать!» — подумала Гермиона.

Кто-то громко её окликнул, и она повернулась на месте.

— Мег’лин милостивый, Гег’миона! Каг’ давно я тебя не видела, вот так встг’еча!

За годы, проведенные Флер в доме Уизли, французский говорок слился с узнаваемыми выражениями Молли.

— Флер, что ты тут делаешь? – медленно спросила Гермиона, опустив голову.

— Билл вот-вот выйдет на перерыв, мы договорились пообедать в этом новом заведении, — Флер указала на вывеску «Единорог». – Хочешь присоединиться? Я так хочу с тобой поговорить!

— О Гарри и Роне, да? Можем вспомнить Турнир Трех, точнее Четырех волшебников… Или то, как Амбридж наказала Гарри…

Голос Гермионы задрожал, и она замолчала. Флер непонимающе смотрела на нее, не зная, что сказать.

— Я… хотела рассказать тебе, что Мари-Виктуар уже делает свои первые шаги, — при упоминании дочери Флер снова повеселела. — У нас часто гостят Перси и Анна. Анна такая красивая, ты не представляешь! А какой у них чудный сын!

— Я ведь так толком и не была знакома с Лавандой, — тихо продолжила Гермиона, будто не слыша Флер. — Я помню только, как Джинни критиковала её внешний вид. Конечно, этим она подбадривала меня, ведь я люблю Рона. Любила…

— А вот и Билл! — Флер помахала мужу рукой.

— Гермиона, какая встреча, — поравнявшись с ними, Билл радостно прихлопнул в ладоши.

— Здравствуй, Билл, прости, я расплакалась…

— Я рассказала Гермионе о нашей прекрасной дочке! — Флер старалась оставаться улыбчивой, но на фоне мрачной Гермионы выглядела неестественно.

— Я вспомнила Рона, прости, Билл… он ведь был твоим братом, такая потеря… и Фред… боже, мне так жаль.

Билл и Флер переглянулись.

— Гермиона, ну что ты, не плачь, все хорошо, пойдем с нами, отобедаем, — Билл обнял улыбающуюся Флер и зажмурился, когда солнечный луч ударил ему в глаза.

У Гермионы пересохло в горле, она огляделась. Вокруг сновали маги, говорили о чем-то и смеялись. Смех эхом отдавался в её голове, и она снова посмотрела на Флер и Билла. Флер в приталенной голубой мантии и с белым цветком в волосах, словно только что вернулась с какого-то праздника. Билл, волосы которого перевязаны фиолетовой лентой, в бархатном костюме, тоже напоминал героя торжества. Ни капли скорби на лице, лишь открытые улыбки. Солнечный свет давил на макушку, а от черных одежд становилось еще жарче. Ожидания всеобщего горя и скорби разбились, как выпавшая из рук колба. Гермиона закрыла рот рукой, содрогаясь от рыданий, и аппарировала домой.

«Это просто немыслимо. В любой книге по истории магии сказано, что героям Войны ставятся памятники. Не могу поверить, что им всем безразлично, а ведь они живут и дышат именно благодаря Гарри! Невозможно жить в мире, где не помнят своих героев. Я не смогу, не смогу так жить».

Луна с трудом прочитала ту часть письма Гермионы, где чернила не были размыты слезами.

— Мы всегда их помнили, Гермиона, и будем помнить всегда. Во многом благодаря твоим стараниям.