"Кристофер Робин и все-все-все" по мотивам книги Алана Милна

Последняя глава, в которой мы вновь приветствуем Кристофера Робина.

Много лет спустя… На полу стоит картонная коробка. Рядом с нею на полу коричневой змеей свернулся скотч с остатками отодравшегося картона на клейкой стороне. Одна за другой вещи извлекаются наружу. Одни из них сразу же откладываются в аккуратную стопку по правую сторону от коробки, другие подолгу рассматриваются, вызывая тяжкие вздохи, мимолетные улыбки, произнесенные шепотом слова. Но наступает секунда, когда даже такие прочные трогательные образы, взбудораженные в памяти, отступают на задний план. Нечто большее, что пронизало и разукрасило всю жизнь, поднимается со дна, теперь не прячась под горой старых вещиц.
- Здравствуй, мой верный друг. – Большая, слегка шершавая ладонь с выпуклыми синими дорожками вен пожилого человека гладит мягкую поверхность плюшевой игрушки. Игрушечные глазки бездумно глядят вдаль, слишком далекие от реального мира, не существующие в измерении, где обитают взрослые. Прищурившись, старый джентльмен пытается уловить в глубине искусственных зрачков искорку. Сдерживая подступающую тупую боль в горле, ощущаемую только при сдерживаемых слезах, он закрывает глаза и изо всех сил заставляет себя мечтать. Тонкие пальцы поправляют очки с толстыми стеклами в скромной оправе, чтобы как можно четче разглядеть сокровище. Столько лет прошло с их последней встречи в позабытом детстве, но они совершенно не отразились на внешнем виде медвежонка. Казалось бы, ведь немало воды утекло, ан нет, совсем как тогда. Тогда, когда папины сказки прочно застряли в сердце, породив новый сказочный мир, населенный друзьями. Словно мираж, или отражение в потускневшем от времени зеркале, материализуясь сквозь дымку сознания, возникают воспоминания. Сердце пропускает удар, чтоб возобновить барабанный грохот в груди с едва кольнувшей ностальгической болью. Стены с потускневшими узорчатыми обоями куда-то пропадают, в волосах запутывается поток пахнущего лесом воздуха. В этом совершенно ничего странного нет, ведь он наконец вернулся туда, откуда ушел. Но обещал навещать.
- Помнишь ли ты наше Зачарованное Место и обещание, данное мне? Вспомни меня, даже если забыл. Прошу. – Кристофер Робин впервые задумывается о том, какой слабый и кряхтящий его голос, словно старческое покашливание непременно вырвется наружу, и что намного лучше в данный момент прозвучал бы высокий голос мальчика, коим он был в прошлом. Затем он осознает, что больше не стар, что годы отмотались и вернули невысокий рост, яркие краски в радужке глаз и гладкую кожу, натянутую до предела рвущейся наружу энергией ребяческого желания резвиться. Только не хватает одной настолько важной детали, что без нее невозможны никакие игры.
- Пух! Где ты, Пух? Ты же обещал приходить!– Кричит в пустоту детский голос. Холм под башмаками шуршит свежей, по-весеннему зеленой, травой. Звонкий оклик устремляется ввысь, чтобы отразиться от верхушек шестидесяти с чем-то деревьев и слиться с ветром, разносясь в радиусе неисчислимого количества миль вокруг. Здесь можно все, даже докричаться до края земли. Несколько секунд нетерпеливого ожидания, во время чего кончики пальцев зудят, а глаза вот-вот готовы узреть чудо, и ничего. Кристофер Робин по-прежнему стоял в одиночестве. Нигде не треснул сучок, даже падение крошечного листочка с ветки не разорвало тягучей тишины. Ни дыхания, ни биения сердца, ни единой мысли. Пустота и одиночество. – Как же так? – Всхлипывает мальчик. Душа отзывается надеждой, но разум уже поддается грусти. Понурив голову, он сел на пенек и хоть вокруг него стояли высокие деревья с потрескавшейся темной корой и застывшими на ней крупными бусинами смолы, он был словно изолирован. Забытые чувства возвышенного, сокровенного, теплого чуда окутали его, и Кристофер Робин уже не отдавал себе отчета в том, что находится далеко от реальности и очень близко к себе самому. Щеки обожгло вязкой дорожкой и казалось, что это улитка незаметно оставила влажный след, а вовсе не слезы. Губы непроизвольно изогнулись в гримасе непосредственного, по-детски наивного, разочарования. Неужели слишком долго он отсутствовал здесь, разве нет ему больше прощения? А даже если и так, то хоть мельком одним глазком взглянуть бы на близкого друга. Невеселые мысли посещали нашего героя, словно мрачный фейерверк из конфетти грустных картинок осыпался на голову. – Все пропало, все умерло.
И тут что-то мягкое и податливое неуклюже потянуло за ткань брюк. Кристофер Робин подскочил с такой бодростью, о которой успел позабыть в череде нескончаемых утренних подъемов по будним дням.
- Я скучал по тебе. Но я всегда знал, что ты вернешься. - Добрые глаза медвежонка, немного глуповатого, но умудряющегося всегда говорить преисполненные смыслом фразы, доверчиво взглядываются в мальчишеское личико.Вот он стоял напротив. Сотканный из снов и слов, сшитый нитями долгих рассказов, набитый чем-то мягким и опилками. Винни-Пух всегда улыбался, хоть и не должно существовать у игрушек полноценной улыбки. Только Пух совсем не игрушка, он самый настоящий медведь. Только миниатюрный. Кристофер Робин знал наверняка, что такие медвежата существуют.
- Я не мог вернуться раньше.
- Почему?
- Потому что я был очень занят.
- А чем ты был занят?
- Много чем. Я был настолько поглощен делами, что забыл как это - ничего не делать.
- Ты, наверное, очень устал?
- Так и есть, Пух.
- Тогда мы снова будем играть вместе и ты наконец расслабишься, правда? – Голос, произносивший наивные фразы, был до боли знакомым. Некогда вызывавшим сожаление и нестерпимое желание слушать всякую чепуху вечно, только бы говорил ее Винни.
- Конечно! Для чего же еще мы можем быть здесь?
- И правда. – Винни настолько утвердительно кивнул, что чуть было не коснулся носом своей плюшевой груди. В этот самый миг настало время обняться, а затем крепко сжать в кулаке мягкую лапу. Два маленьких друга не могли нарадоваться, а потому лишь молчали, каждый мысленно облачая оправдавшиеся надежды в понятные для него формы и слова. Винни-Пух был счастлив, ведь не смотря на опилки в его голове, столько всяких событий он копил в себе, что мог бы рассказывать о них вечно. Он уже не беспокоился, что не о чем будет ему поговорить с Кристофером Робином, не переживал, что недостаток ума помешает стать ценным собеседником. Столько всего нужно поведать, что можно не замолкать целую вечность. Даже несколько вечностей. Вот о чем думала пюшевая игрушка.
Ступни их ног вызывали шуршание, тревожа слой приятно пахнущих сухостью и особым терпким запахом листьев, черная почва была сухой и очень мягкой. Все это Пух очень любил, хоть и не мог осознать это со всей уверенностью, потому просто позволял скрытым внутри чувствам согревать его. Он очень сильно надеялся, что ощущение спокойствия и безграничного счастья излучает все его тело и Кристофер Робин может это почувствовать той самой ладонью, что касалась медвежьей лапки. Медленно спускались двое с высокого холма, постепенно отдаляясь от уединенного укромного места, существовавшего только для двоих. Они двигались на встречу новой жизни. Такой, которой не знали до того ни один, ни другой. Вскоре новая жизнь наполнится присутствием старых друзей.
- Давай пойдем и расскажем всем, что ты вернулся. Мы даже можем отпраздновать это. И я принесу столько меда, сколько смогу. Я больше не буду пытаться его украсть, а лучше попрошу у пчел. Ведь будет большой праздник. - Мишутка отвел свободную лапку в сторону, так как ни за что не смог бы разорвать их с мальчиком близость, показывая насколько огромным должно выдаться празднование. - Как ты думаешь?
- Это замечательная идея, Пух. – Раздалось в ответ.
Вместе они покидали Капитанский Мостик, являвшийся их Зачарованным местом, но только чтобы завтра же вернуться сюда играть. Теперь Кристофер Робин никогда не покинет ни этот лес, ни своих друзей, ни самого родного и близкого на свете медвежонка.
Возвращение Кристофера Робина действительно ознаменовалось великолепным праздником, объеденившим всех знакомых и даже незнакомцев. Звери(Кролик с многочисленными родственниками, Сова, Тигра, Кенга, Ру и даже ослик Иа, в общем, все, кого вы и без напоминания узнаете) были безмерно рады возвращению Кристофера Робина. Долгие часы он слушал их перебивающиеся сказочные голоса, а потом и сам говорил. Он не мог знать, способны ли зверушки понять, что значит целая жизнь, каким видел он мир вокруг себя все эти годы и много чего еще, но все равно рассказал все-все без утайки.
Кристофер Робин никогда больше не покидал своих друзей.