Глава I

Весна наступила неожиданно.
Еще вчера, чтобы подобраться к озеру, Гермионе приходилось протаптывать себе дорожку. Северный ветер зло кусал за щеки и нос, пока она сражалась с полами утепленной мантии и карабкалась по сугробам, словно альпинист. А потом грела руки в карманах и подолгу смотрела в заледенелую даль, задумчиво, тоскливо. Замерший мир вокруг был так созвучен внутренней пустоте.
А потом вдруг неожиданно пришла весна, и вместе с нею всё растаяло-растеклось, ожило, загомонило. Все вокруг словно сошли с ума и позабыли про уютные гостиные, где так тепло и душевно под треск поленьев в камине распивается контрабандой пронесенное в замок сливочное пиво. Озеро оккупировали стайки веселых учеников в мантиях нараспашку и, что еще хуже, влюбленные парочки, что совершенно не способствовало длительным и сосредоточенным размышлениям. А ведь Гермионе так нужно было спрятаться… ой, то есть побыть одной.
Да, она до сих пор так и не призналась себе в столь очевидной истине.

Итак, поплотнее укутавшись в шерстяной плед (у озера же все еще было холодно), Гермиона, как обычно, отчаянно пыталась урвать минутку одиночества. От смеха расположившейся неподалеку стайки первокурсников спасала растрепанная шевелюра да раскрытый учебник на коленях (древние руны – что же еще может успокоить всякую девицу в минуты тревоги и волнения?). Из воды периодически высовывались голодные русалки и недовольно глядели в ее сторону (эта угрюмая лохудра опять не принесла ничего вкуснее старой потрепанной книжки, - видимо, думали они, если бы, конечно, наукой было доказано, что рыба может думать), да показывалось щупальце гигантского кальмара (что бы могло быть на уме у него, терялись в догадках даже ученые). Хорошо, что рядом случайно не оказалось ни одного знакомого или, чего хуже, друга, ведь если от беззаботного и легкомысленного в своей радости мира можно было отгородиться учебником и неприветливым видом, то от дружеского сочувствия не спасли бы даже стены астрономической башни, если бы, конечно, Гермиона вздумала там запереться и никого не впускать.
На душе ее препротивно скребли кошки. Завтрашний день должен был стать решающим, и он неотвратимо приближался, как бы ей не хотелось этого избежать. Завтра всем и каждому от первокурсника и до самого последнего привидения в замке станет ясно, как дважды два, что Гермиона Грейнджер, староста и лучшая ученица курса, неисправимая перфекционистка и даже может быть заучка, здорово облажалась. Она не получит высший балл, не принесет своему любимому факультету сотни-другой баллов для победы в общефакультетском соревновании, сорвав, как обычно, многочисленные овации, просто потому что не справилась, не выполнила поставленной задачи. А это ужасающе унизительно. И все же не это страшило ее больше всего. Недоуменное лицо Макгонагалл, довольное – Малфоя, сочувствующие лица Гарри и остальных ее друзей – все это она уже представила и прокрутила в мозгу неоднократно за последние несколько недель, поэтому отчасти была даже готова к позорному поражению. Конечно, где-то внутри Гермиона-отличница уже вырвала как минимум половину своих растрепанных волос, представляя себе эту картину, но более всего ее страшил всего один взгляд, всего одно разочарование и сожаление. А еще жалость. Его жалость. При одной этой мысли Гермиона даже готова была осчастливить голодную живность в озере смачным прыжком с предварительно привязанным к шее камнем. Только бы не видеть завтра его взгляда…
Эта была определенно самая паршивая весна в ее жизни.

Четыре месяца назад. Январь.

- Гермиона, ты читала объявление? Его еще днем вывесили. Все шестикурсники должны завтра явиться к четвертой теплице сразу после обеда. Как думаешь, что там будет? Не все же выбрали травалогию для ЖАБА… Странно получается, да? По-моему, нас ожидает что-то увлекательное и необычное. Я хотел сегодня расспросить профессора Стебль, но она…
Кажется, это был Нэвилл.
- Ага, - ответила Гермиона невпопад, совершенно далекая от какого-то там объявления, теплиц и профессора Стебль. Совсем рядом, всего в нескольких метрах сидели Лаванда Браун и Парвати Патил и негромко переговаривались, не замечая никого вокруг. Гермиона, конечно же, читала учебник по древним рунам и совсем не слушала про то, как Лаванда подарила на рождество своему любимому «Вон-Вону» (тьфу, с собаками и то лучше обращаются!) чудесную золотую цепь с надписью «Мой возлюбленный» и как посылала ему сов с письмами в виде розовых сердечек каждое утро. Она как раз хотела рассказать внимательно слушающей и, без сомнения, завидующей Парвати о том, что же ей подарил в ответ ее любимый Вон-Вон, как пришел Нэвилл и принялся отвлекать Гермиону от чтения очень занимательного учебника по… что же она читала?
- Я сегодня после обеда специально пошел к теплицам, но стекла именно в четвертой словно занавешаны чем-то изнутри…
- Да-да, Нэвилл, - опять промахнулась с ответом Гермиона, - травалогия и ЖАБА – очччень интересно.
- …Ах, как же я соскучилась по моему Вон-Вончику! Мне так не терпиться его увидеть и обнять!
- А мне – задушить, - вслух подумалось Гермионе, когда она шумно переворачивала страницу книги.
- Какая же ты счастливая, Лаванда!
- Кстати, Гермиона, а почему ты тут одна? Гарри с Роном прибыли совсем недавно и прямиком отправились к хижине Хагрида. Я как раз возвращался в замок от теплиц и видел их. Кстати, я заметил, что вы в последнее время как-то мало общаетесь, ты все время сидишь в библиотеке, совсем одна, Гарри какой-то беспокойный шатается по коридорам, а Рон… - тут на лице у Нэвилла появилось выражение ужаса, потому как он, очевидно, понял, что несет какую-то совсем неуместную чушь, - так свирепо глянула на него Гермиона. Начатое предложение он благоразумно счел лучшим не заканчивать.
Чего таить, ударил Нэвилл, как и все наивные и простодушные люди, по самому больному месту и в самый неподходящий момент. Конечно же, неспроста, троица лучших друзей, мозолившая глаза всем и вся последние пять лет, вдруг превратилась как минимум в дуэт, так, что это заметил даже Нэвилл. Гермиона вынуждена была залечь в одиночестве на дно, то есть в библиотеке, словно раненый зверь, которому нужно зализать раны и набраться сил (ну, или чтобы окончательно издохнуть), по вполне весомой причине. Из-за птиц.
Ну, так она себе говорила.
Из-за маленьких и очень злых золотых птичек, которые, ведомые ее волшебной палочкой, вцепились Рону Уизли прямо в его рыжую шевелюру. Причем Гермиона была уверена, что ее собственная сердечная боль в тот момент была намного сильнее, чем его – от выдираемых волос. Это было еще осенью, после того, как она впервые увидела Рона и Лаванду, которые слиплись в поцелуе, словно сиамские близнецы. Надо сказать, что Гермиону до сих пор передергивало от воспоминаний об этом ужасном зрелище.С того самого дня Гермиона так больше ни разу не заговорила с Роном, что, впрочем, того не очень-то и тревожило, поскольку все свободое время он теперь проводил со своей новой девушкой.
Милый в своей наивности и глупости Нэвилл, так неосторожно разбередивший рану в сердце Гермионы, решил, видимо, исправить неловкое положение, потому как начал многозначтельно поглядывать в сторону Лаванды и бормотать.
- Мне не стоило спрашивать об ЭТОМ, да? Ты извини, Гермиона, тебе, наверное, НЕПРИЯТНО, да?..
Кажется, Гермиона начала рычать, потому что он вдруг окончательно замолк и даже вроде бы уменьшился в размерах. Хмурая, она уставилась в книгу, чтобы хоть немного успокоиться и невзначай не вцепиться Нэвиллу зубами прямо в горло, чтобы он еще чего-нибудь не ляпнул. Ей решительно стало ясно, что она допустила большую ошибку, променяв привычную безопасную тишину библиотеки на такой неспокойный вечер в факультетской гостиной,к слову, первый за очень долгое время. С самой осени, как все случилось, Гермиона не допускала такой ошибки. После многих часов, посвященных написаниям эссе, зубрежке заклинаний и подготовке к летним экзаменам (да-да, начинать к ним готовиться никогда не рано!), она обычно старалась проскользнуть в гриффиндорскую спальню для девочек как можно быстрее, попутно стараясь не обращать внимание на рыжую взъерошенную макушку, которая была так близко от светловолосой с кудряшками, что можно было подумать, что они там, за спинкой дивана…
Гермиона перевернула страницу учебника. Не стоило забывать, что она вроде как увлеченно читает о… чем-то.
Без сомнения, Гермиона неспроста изменила вдруг своим привычкам и выползла на свет божий из своего книжного убежища к несказанному удивлению однокурсников. И о том, что Гарри и Вон-Вон вернулись из Норы, она тоже вроде как знала. Удивительно, как совпали оба этих события! Просто Гермиона видела Джинни всего час назад, потому и знала, что они уже вернулись в замок. А в гостиной она терпеливо дожидалась, конечно же, Гарри. Не Вон-Вона в золотых цепях же ей ждать, правда? Гермиона намеревалась расспросить Гарри о некоторых жизненно важных вещах: не болел ли у него часом в рождество шрам, не было ли больше индивидуальных занятий с Дамблдором (ну а вдруг были?), решил ли он, как достать то злосчастное воспоминание у Слизнорта – мало ли тем у них для разговора? И уж, конечно же, она здесь не для того, чтобы посмотреть на…
- О, мой милый ВОН-ВОН!!! – громкий визг Лаванды в одночасье разрушил уютную атмосферу гостиной, перепугав парочку третьекурсников, занятую игрой в магические шахматы, да перебудив добрую половину портретов.
В следующую секунду мимо Гермионы пулей пронеслась и сама обладательница визга, которому могла бы позавидовать и Полная Дама. А затем…
Гермиона вздрогнула. На душе стало грустно и тоскливо, хоть ты плачь. Такое ощущение, что в комнату внезапно влетел заплутавший дементор, изголодавшийся по положительным эмоциям, и враз опустошил ее собственную душу. Не долго думая, Гермиона встала с дивана и захлопнула бесполезный учебник.
- Знаешь, Нэвилл, давай лучше поговорим завтра. Я сегодня так устала, что хочу пораньше лечь спать. Завтра первый день занятий, так что не мешало бы хорошенько отдохнуть, травология ведь, ЖАБА, все дела, так ведь? – Гермиона постаралась улыбнуться. – О, привет, Гарри! Рада тебя видеть! Шрам не болел, занятий не было, нет, не придумал, ведь так? Не трудись, я все сама знаю. Я всегда знаю. Давай завтра поговорим, хорошо? Рада, что ты приехал.
Улыбка получилась вымученной, но вполне искренней. И пусть Гарри ответил ей тем самым странным взглядом, над которым она ломала голову уже несколько месяцев (сочувствие? жалость?) и который никак не могла разгадать. Однако, именно в данную минуту играть в эти переглядки ей почему-то совсем не хотелось.
- Спокойной ночи.
После этого она постаралась побыстрее подняться наверх, в спальню, стараясь даже краем глаза не смотреть на пылкую встречу двух глупцов, которые, кажется, набили рты суперклеющимися ирисками, случайно приклеились друг к другу и теперь пытались с громким мычанием и причмокиванием разделиться.
Только задернув плотный полог кровати да забравшись с головой под одеяло, Гермиона позволила себе немножко поплакать.