ГЛАВА 3 СУД

Ты существуешь, пока тебя помнят…
Ты можешь любить, пока тебя любят…


Было так холодно и тоскливо.
Юноша прислонился к холодной стене и зажмурился: сырая, липкая камера вселяла пустоту, что душила его изнутри. Это было так невыносимо: каждый раз слышать крики матери, а потом леденящий душу смех Волдеморта, видеть воспоминания, о которых он предпочел забыть.
Гарри еще не мог поверить в то, что люди, которым он доверял, предали его, обрекли на заключение в Азкабане. Он помнил все слишком отчетливо, словно это было минуту назад: помнил, как до хрипоты говорил, что невиновен, помнил осуждающие взгляды вокруг, помнил, как потом его привели в отвратительную, тесную камеру. Тогда Гарри впервые ощутил одиночество так сильно, как никогда в своей жизни. И от сознания того, что никто не заступился за него, никто не помог, разбивала душу, оставляя соленые капли на щеках.
- Почему все так? – в сотый раз шептал он занемевшими губами.
Глухое, нестерпимое отчаяние теперь стало его постоянным собеседником. От криков заключенных невыносимо болела голова: Азкабан – тюрьма разума и души, а потому особенно жестокая и безжалостная.
Едва оказавшись здесь, он понял, что уже никогда не сможет остаться таким, как прежде. Все, что было до Азкабана: красивый и неприступный Хогвартс, его мнимые друзья; все смазалось и стало бессмысленным и ненужным. Словно это были лишь картинки в яркой книжке, только лишь глупые иллюстрации к короткой повести его жизни. Гарри никогда не молился раньше, но теперь каждый день просил, сам не зная у кого, отпустить, забрать весь этот холод.
Решетка соседней камеры скрипнула, и снова послышался истошный вопль.
Гарри закрыл уши руками и судорожно вдохнул затхлый, сырой воздух.
Крики заключенных никогда не утихали здесь. Казалось, даже стены пропитались смертью и безумием. Он был в Азкабане совсем недолго, и ему было страшно предаставить, что кто-то обречен здесь провести бесконечно долгий срок.
Суда еще не было, и юноша боялся, ожидая своего приговора. А неизвестность страшнее всего, и Гарри мучился и ждал, надеясь, что все закончится. И в то же время ему не хотелось видеть суровые, осуждающие взгляды. Но теперь уже ничто не имело значения и казалось таким смешным. Судьба снова издевалась над ним, и эта шутка оказалась самой жестокой. Неужели никто не может понять, что Гарри не мог совершить этого? Впрочем, сейчас это вряд ли имело значение. Не важно, что ему было больно, что слезы жгли горло, что Азкабан испепелял душу…
Тяжелая железная дверь пронзительно скрипнула, словно предупреждая о чем-то, чего он еще не знал. Несколько Авроров грубо подняли его на ноги и потащили по шершавому, холодному полу. Гарри даже не сопротивлялся: он слишком устал от всего этого. Странное равнодушие овладело им. Ему больше не было страшно, не было больно, только глухое отчаяние и холодное безразличие.
Его все вели куда-то, и юноше казалось, что он будет идти по длинному, мрачному коридору целую вечность. В ушах все еще звенели отчаянные крики заключенных.
Его привели в маленькую клетушку и бросили на твердый пол. Гарри с трудом поднялся на ноги и устало опустился на низкую деревянную скамью. Аврор плотно закрыл решетку и, даже не глядя на него, бросил:
- Через два часа суд.
Всего несколько слов, но Гарри вдруг ощутил то чувство невыносимого ужаса, хотя дементров не было рядом. От прежнего равнодушия не осталось и следа.
Скоро. Совсем скоро суд.
И приговор решит его жизнь, очертит рамки его судьбы. Юноша закусил губу и бессмысленно взглянул куда-то вперед. Здесь было гораздо светлее, чем в той камере: сквозь маленькое окошко пробивался тусклый, зловещий свет. И Гарри неожиданно почувствовал слезы на щеках: нет, он не рыдал, словно маленький ребенок, не кричал, не звал никого, потому что знал, что остался один. Просто молча сидел и глотал горячие соленые слезы.
А ведь еще неделю назад он усмехнулся бы в лицо тому, кто осмелился тогда сказать, что он, Гарри, будет сидеть в душной, сырой камере Азкабана и ждать своей участи. Но жизнь слишком изменчива, слишком непостоянна. И Гарри убедился в этом на жестком примере.
Эти два часа были самыми долгими в жизни Гарри.
Ожидание оказалось нестерпимым и тяжелым. Кажется, он даже заснул ненадолго тем тревожным, беспокойным сном, каким обычно забываются люди, ожидающие своей участи.
Ему виделись какие-то нечеткие, размытые тени и далекие голоса…
Авроры пришли неожиданно. Они ничего не сказали, а Гарри не спрашивал. Все было понятно без слов. Он прочитал в их глазах только равнодушие. Наверное, авроры не раз уже вели к скамье подсудимых преступников и уже давно научились не обращать внимания на отчаянные, безумные взгляды.
Зал был огромным, наполненным гулом голосов, от которого юноша уже успел отвыкнуть. На первых рядах он разглядел семью Уизли и хотел было улыбнуться им, но поймал полный ненависти взгляд Рона и почувствовал, как что-то обрывается внутри. Он не ожидал этого, не думал, что лучший друг способен воспринять всерьез это глупое обвинение. Но карие глаза рыжего мальчика говорили лучше любых слов. Гермиона что-то шептала ему, но Гарри больше не смотрел в их сторону.
Его усадили на скамью, и он вспомнил, как уже однажды видел ее в думоотводе Дамблдора.
Юноша снова пристально оглядел присутствующих, надеясь увидеть сочувствие и понимание, но находил лишь презрение и злобу. Хотелось закричать, сказать, что он не виновен, сказать, что все это неправда, до хрипоты шептать, что это нелепая глупая ложь, но Гарри заставил себя молчать.
- Встать, суд идет, - грубый голос судьи заставил его вздрогнуть и зажмурится, чтобы не видеть лица присяжных.
Худой, низкий мужчина четким голосом проговорил:
-Гарри Поттер, вы обвиняетесь в убийстве Альбуса Вульфрика Персивиля Дамблдора, а также в использовании непоправимых проклятий… Вам понятны обвинения?
Юноша нашел в себе силы кивнуть. Наступила тишина, пока судья снова ее не нарушил:
- Для допроса вызывается свидетель Рональд Артур Уизли.
Гарри снова наткнулся на презрительный взгляд бывшего друга. Он не знал, что испытывал в эти мгновения, но понимал, что ничего хорошего не услышит. И стало невыносимо больно от несправедливости этого жестокого мира. Гарри ведь всегда старался спасти его…
- Ну… - Рон запнулся и покраснел. – Поттер всегда был странным, - собственная фамилия, произнесенная таким знакомым голосом, больно резала слух. – Вы знаете, на четвертом курсе у него случился припадок во время урока профессора Трелони…
Гарри впился пальцами в потные ладони.
Неправда, Рон не мог такого сказать…
Но он говорил, говорил уверенно, словно с самого начала знал все. И самое страшное - никто из присяжных не протестовал, не прерывал.
- И вы знаете, его крестный – Сириус Блэк…
- Заткнись, - не сдержался Гарри. – Не смей, слышишь! – голос сорвался и наполнился какой-то отчаянной злобой ко всем этим людям.
Он дернулся вперед, но Авроры удержали его на месте.
Рон испуганно взглянул на него, но продолжил говорить.
- Ненавижу, - прошептал Гарри, устало вздохнув.
А потом все смазалось, он слышал слова миссис Уизли, своих однокурсников: слова обвинений и ненависти. Но уже не кричал в ответ на их обидные, нелепые обвинения. Гарри чувствовал пустоту внутри, ощущал, как надежда по капельке покидает его.
- Для показаний вызывается Гермиона Эндрю Грэйнджэр.
Гарри уцепился за это имя, словно в нем было его спасение.
Гермиона всегда была самой умным и преданным другом. И юноша отчаянно захотел поверить, что она не будет такой, как все, что непременно поверит в его невиновность.
- Гарри был моим лучшим другом с первого курса, - начала Гермиона, не глядя на него. – Но… но… - девушка всхлипнула, и Гарри почувствовал себя совсем опустошенным. – Как ты мог, Гарри! Как ты мог так поступить с нами!
Юноша дернулся, будто его ударили.
Она не верит, она не верит! Никто мне не верит…
- Я не убивал, Гермиона! – отчаянно выкрикнул юноша. – Слышите, я не убивал!
- Мистер Поттер, держите себя в руках…
- Я не убивал, я не убивал, - лихорадочно шептал Гарри, давясь слезами.
Ощущение ненужности сдавило грудь. Почему они не верили ему? Что он такого сделал, чтобы заслужить все это? Почему? Сотни вопросов, на которые уже никто не ответит. Юноша закусил губу и отвернулся, больше не желая видеть лживые лица.
Гермиона говорила что еще, но Гарри не слушал, избегая устремленных на него взглядов. Он никогда не думал, что окажется в этом зале, никогда не думал, что такое могло произойти с ним.
- Я не убивал, - снова хрипло прошептал он. – Я не виновен…
Появилось вдруг отчаянное желание, чтобы все закончилось, уже не важно как, лишь бы больше не видеть их: людей, которым он так верил прежде.
Почему они не верят мне… Я ведь не виноват, я не виноват…
- Суд удаляется для обсуждения приговора…
Он все слышал глухо, словно через толстый слой ваты. Гарри тяжело опустил голову на колени, скрываясь от колючих взглядов.
Горячие слезы жгли лицо.
Никто не успокаивал его, как когда-то раньше, никого не было рядом. И от этого становилось совсем невыносимо. Гарри хотелось исчезнуть, провалиться куда-то вниз, хотелось плакать, хотелось, чтобы кто-то обнял его… И хоть на минуту перестать чувствовать эту давящую боль и горечь.
Юноша повернулся на звук гулких шагов. Судья, высокий мужчина, жестко взглянул на него:
- Суд постановил признать Гарольда Джеймса Поттера виновным в убийстве… - Гарри зажмурился, но монотонный холодный голос не остановился, больно раня в самое сердце. - Альбуса Вульфрика Персивиля Дамблдора и приговорить к наказанию в виде пожизненного заключения в Азкабане…
Юноша задрожал, тело покрылось неприятным, холодным потом.
- Но я не убивал! – срывая голос, выкрикнул Гарри.
На его крики никто не обратил внимания, запястья сжали тяжелые, острые железные наручники. Гарри заставили подняться на ватные ноги. А потом перед глазами вдруг оказалась его палочка, и юноша отчаянно дернулся, вдруг догадываясь, что сейчас должны сделать.
Судья кивнул, и один из Авроров молча переломал его палочку пополам. Хруст дерева показался ему слишком громким, будто вместе с ним обломали его жизнь, его надежды и мечты, все, во что он верил, превратили в эти два никому ненужных обломка. Да и он сам никому не был нужен…
Он вспомнил, как впервые оказался в волшебном мире, как был рад встречи с ним, как смеялся, держа в руках свою первую палочку, как потом, в поезде познакомился с Роном, Гермионой и впервые ощутил тепло дружбы, как ему было хорошо в Хогвартсе, как весело и уютно они проводили время с гриффиндорцами… А теперь всего этого не будет, останется только мрачная, угрюмая камера Азкабана, страх и боль от происходящего.
Его повели к двери. Гарри судорожно вздохнул и отчаянно, с какой-то безумной надеждой, выкрикнул:
- Я не убивал его! Я клянусь! – голос показался хриплым, сорванным и таким безумно-отчаянным.
Но в ответ он находил лишь взгляды отвращения и презрения.
Молли Уизли укоризненно взглянула на него и всхлипнула, сквозь сдавленные рыдания проговорив:
- Почему, Гарри? Он ведь всегда заботился о тебе…
Но Гарри добил другой взгляд. Ее. Она тоже... поверила...
Голова кружилась, перед глазами все плыло, словно весь мир вдруг заволокло серым, тусклым и удушливым туманом. Стало трудно дышать, слезы, наконец, потекли по щекам, падая на губы солеными каплями.
Гарри больше не говорил, не кричал и не смотрел вокруг. Все потеряло вдруг значение и прежнюю важность. Юноша не повернулся на чьи-то оскорбительные слова, просто устремил взгляд вперед, на темный длинный коридор, коридор длинною в его боль, ненависть, горечь и безумную тоску…

Когда все близкие становятся врагами,
Когда в душе царит печаль и мрак,
Я не буду плакать, проклинать словами…
Я буду всего лишь ждать.

Ждать, когда наступит утро,
Ждать, когда придет надежда.
Верить в свет, что освящает скупо
Весь этот безумный мир.

А день такой наступит, знаю.
Знаю, что научусь любить и жить,
Поверю снова небу, облакам…
И я дождусь надежды тоненькую нить…

Но, возможно, все будет не так
В темнице сырой и холодной,
И, возможно, уже не увижу,
Те глаза, о которых мечтал...

__________________________________________________________________________________________
НУ КАК?! ОТЗЫВЫ!