Глава 2.

Гермиона повернулась на кровати, осторожно скидывая с себя тяжелую руку Драко, и поднялась с постели. Найдя на полу рубашку Малфоя, она поспешно натянула ее и вышла на балкон. Холодный воздух освежал, давая собраться с мыслями.
Она всегда выходила на балкон, когда просыпалась ночью в крепких объятиях Драко. Эти объятия пугали её, на какой-то момент заставляли почувствовать себя в ловушке, из которой она не могла выбраться. Гермиона начинала винить во всем происходящем Малфоя, хотя прекрасно знала, что он даже не думает ее удерживать. То, что он был с ней, вовсе не означало, что она единственная и незаменимая.
Если разобраться, кем она была для него? Вряд ли их отношения были чем-то серьезным, и Драко уж точно не мучился угрызениями совести, как она сама.
Гермиона не знала, как он объясняет Астории свои ночные отлучки, да и не хотела знать. О жене Малфоя она старалась думать как можно меньше, справедливо рассудив, что угрызений совести и без того хватает. Вот только мысль, что всё это чересчур эгоистично, не давала расслабиться даже в самые интимные моменты.
Гермиона схватилась за перила, приподнимаясь на цыпочки и позволяя ветру обдувать лицо.
Она не хотела ни возвращаться в комнату, к Драко, ни аппарировать в их с Роном дом, потому что пришлось бы снова лгать, объяснять Молли, почему не забрала Хьюго…
Драко же просто не понял бы ее. Может, обиделся, может, повел бы себя так, как повел тогда, когда Гермиона, пытаясь разорвать их то ли связь, то ли отношения, не отвечала на его письма больше месяца. Малфой, когда не получил записки с согласием на второе свое письмо, просто разом вычеркнул ее из своей жизни. Даже когда они случайно встречались в Министерстве, он не смотрел в ее сторону. Он словно забыл о ее существовании.
И хотя это было тем, чего она добивалась, ее это задело.
Гермиона никогда не чувствовала себя так ужасно, как в тот месяц. Она по пустякам ссорилась с Роном, кричала на Хьюго и Розу и внезапно начинала плакать, раздраженно оправдываясь усталостью.
Она чувствовала, что задыхается без Малфоя. Не могла понять, почему, но ясно осознавала, что ей необходимы эти встречи. Пусть украдкой, пусть отягощенные ложью, но они были нужны ей, хотя Рон был для нее всем, и она не могла отказаться от иллюзии идеальной семьи, которую они создали. Она была бесконечно благодарна Рону за его терпение и заботу. Несмотря на занятость в магазине, он каждое воскресение находил время для того, чтобы, разведя огонь в камине, сесть с Гермионой перед ним и просто обнимать ее. Укрытая теплым пледом, смеясь над рассказами Рона, она была почти готова поверить, что никакой Малфой ей не нужен.
Пока Рон легонько не целовал ее. Это все рушило. Она не знала, что испытает по отношению к Драко, но точно знала, что Рона она больше не любит так, как любила на шестом курсе, как любила его, когда согласилась выйти замуж. Он дал ей все, что мог, и не его вина, что ей этого не хватило.
Малфой же сумел сделать так, что она не ощущала себя беспомощной рядом с ним, как это происходило с Роном.
Гермионе всегда казалось, что она не сможет быть такой, какой Рон хочет её видеть. Ему был нужен человек, у которого работа не забирала бы столько сил, сколько она забирала у Гермионы. Кто-то, для кого дети и семья, готовый ужин и прибранная постель были бы важней научных достижений и прочитанных книг.
Гермиона не могла быть такой и поэтому старалась переделать Рона, хотя знала, что это было неправильно, и он этого не заслужил.
Она наклонила голову, разглядывая пустынную улицу внизу, когда раздались шаги. Подойдя, Малфой обнял ее, положив руки на ее ладони, которыми она держалась за перила.
– Пойдем в комнату? – спросил он, прикасаясь губами к ее уху, заставляя все мысли вылететь из головы.
Она медленно кивнула, позволяя увлечь себя обратно в тепло дома. Не дойдя до постели, она, словно не выдержав, поцеловала его, на самом деле надеясь, что это заглушит жгущее изнутри чувство вины.
Он немедленно принял ее маленький вызов, отвечая и углубляя поцелуй. Толкая ее к кровати, он одновременно снимал с нее свою же рубашку, испытывая какое-то странное чувство от того, что она была в его одежде и пахла им.
Это пьянило и давало забыть о том, что утром она вновь будет чужой.
Скользнув руками по обнажившейся коже, он внезапно подхватил ее на руки, заглушая удивленный возглас поцелуем, чтобы почти сразу почувствовать ее улыбку на своих губах.
Гермиона как-то странно действовала на него, превращая в того, кем он не хотел быть. Ее прикосновения сводили с ума, каждый раз, пусть и на доли секунды, лишая самообладания. С Асторией никогда такого не было. С ней он всегда оставался самим собой, таким, каким хотел себя видеть: спокойным и даже слегка отстраненным. А Гермионе стоило взглянуть на него и слегка улыбнуться, как он забывал обо всем на свете. И в такие моменты ему было плевать, что спустя минуту он придёт в себя. Драко это жутко не нравилось, и эти отношения давно стоило прервать, но он не мог.
Он очень хотел, чтобы она исчезла из его жизни, но когда она сделала это, не отвечая на его письма, он словно сошел с ума, срываясь на крик даже в разговорах со Скорпиусом.
Малфой почувствовал себя почти счастливым, когда она сдалась. Первая.
Ей тоже было плохо без него. Хуже, чем с ним. Это что-нибудь, да значило.
Иногда он задумывался над тем, что было бы, если между ними не стояли Уизли и Астория, и не было бы решения его семьи, ее благоразумности и преданности друзьям… Но даже при таком раскладе ничего не выходило, потому что он был собой, а она – собой. И не один из них не смог бы измениться. Драко все равно женился бы на Астории, потому что это было правильно. По той же причине и она вышла бы замуж за Уизли.
Но Драко предпочитал не думать об этом, когда ее пальцы скользили по его коже, царапая и оставляя белесые следы. Когда его губы прокладывали дорожку из поцелуев, начиная с ее ключиц и заканчивая тазовыми косточками.
Ненавидя ее сейчас особенно, почти что доходя в этом чувстве до безумия, Драко ласкал ее кожу, прекрасно зная, где нужно прикоснуться, чтобы она перестала контролировать себя. Едва слышно, почти неохотно стонал, когда она, запустив пальцы в его волосы, притягивала его голову к себе, целуя и всхлипывая, теряясь в ощущениях.
Иногда он верил в то, что любит ее такую. Знал, что это полуправда, но так хотел, чтобы и она поверила.
Она что-то едва слышно простонала, приковывая его внимание к себе, и вдруг легко коснулась его лица, разрушая ту иллюзию простой интрижки, которую они создали. Гермиона провела ладонью по его щеке, лаская, и улыбнулась, когда он ответил на этот простой жест, впиваясь зубами в изгиб ее шеи.
Она дарит ему нежность и спасение, он взамен не может дать ничего, кроме боли.
Драко ненавидел произносить ее имя, но все равно произносил. Шипящим шепотом одно-единственное слово срывалось с его губ, когда он проникал в нее, такую желанную, тесную и такую его. И такую грязную. В своих мыслях, в его понятиях о жизни.
Он сжимал зубы, умоляя себя не стонать, когда она выгибалась под ним…
Черт бы тебя побрал, Грейнджер…
… закусывал губу, когда она откидывала голову назад, обнажая белоснежную шею, и он ничего не мог поделать с тем, чтобы не покрыть ее поцелуями.
Черт бы тебя побрал, Уизли. За то, что ты есть.
Сходил с ума по ее прерывистому, легкому дыханию, когда она вцеплялась в его плечи, пригвождая к себе, теряясь в ощущениях.
Драко всегда выигрывал. Ее мир взрывался на кусочки за секунды до того, как он устало опускался на нее, чтобы через мгновение приподняться на локтях, которыми он упирался в постель по обе стороны от нее. Она смотрела на него все еще затуманенными глазами, потом легко улыбнулась и потянулась к нему за поцелуем.
И неважно, что каждый поцелуй – схватка.
Болезненная, уничтожающая схватка, в которой нет места нежности и нет победителей…
Драко провёл пальцами по ее животу, крепко обнял и провалился в сон.
Всего пара часов до того, как все вернется на свои места. До следующей ночи.

Рано утром Гермионы уже не было в постели. Проснувшись, он услышал шум воды в душе, и внезапно почувствовал желание вытащить ее оттуда. Не затем, чтобы вернуть в кровать, как того следовало ожидать, а чтобы… Ну, возможно, поговорить. Или хотя бы пожелать доброго утра.
Это бы уже разрушило установившуюся традицию, по которой утро, едва пробиваясь из-за плотно задернутых штор, портило все, превращая его Грейнджер в отстраненную миссис Уизли.
Гермиона прошла в спальню, одной рукой закладывая влажную прядь волос за ухо, а другой придерживая полотенце. Подобрав с пола свою одежду, она стала поспешно натягивать ее на себя. Закончив застегивать пуговицы на рубашке, она, так и не произнеся ни слова, откинула с лица волосы, собирая их простой маггловской резинкой в пучок.
Драко медленно поднялся с постели, обматываясь простыней, и подошел к ней. Гермиона испуганно замерла, на секунду прекратив дышать, затем, вдруг успокоившись, подняла на него глаза.
Он протянул руку и сдернул заколку, позволяя темным прядкам свободно виться змейками по белоснежной коже.
– Так лучше, - спокойно объяснил он, отступая на шаг. Затем внезапно наклонился и прикоснулся губами к ее рту, не пытаясь требовать чего-то большего.
Гермиона отшатнулась от него, словно это не она ночью манила требовательными пальцами его к себе.
– Мне пора, - растерянно пробормотала она, кидая горстку Летучего Пороха в камин и шагая в зеленое пламя.


***


Лаванда приподнялась и беспокойно посмотрела на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке. Было около семи утра, и она успокоено опустилась на постель.
Рон все еще спал рядом, и она решила не будить его, хотя бы до тех пор, пока не приготовит кофе.
Захария должен скоро вернуться. У них было не больше получаса, но она предпочитала не думать об этом. Встав с постели, она прошла на кухню, взмахом палочки заставляя воду в чайнике кипеть. Сняв с полки две кружки, она высыпала в каждую по две ложки ароматного коричневого порошка.
Рассеянно отметив, что Рон не любит растворимого кофе, она налила воды в чашки и поставила их на поднос.
И тут в прихожей раздался какой-то шум.
Она испуганно замерла, отложила поднос в сторону и выглянула в коридор.
Захария стоял у двери, снимая с себя мантию.
Лаванда закусила губу, чувствуя, как все внутри покрывается ледяной корочкой страха.
Только не в спальню. Только не в спальню.
– Захария, - окликнула она его, когда он собирался толкнуть дверь спальни.
– Ты не спишь? – удивленно спросил он, отпуская ручку.
– Нет, - она быстро улыбнулась, проходя к нему и хватая за ладонь. – Я кофе приготовила. Пойдем пить?
– Я сначала переоденусь, – зевнул он. – Так устал…
– Тогда тебе точно нужен кофе, – надув губы, заявила Лаванда. – Он же остынет. Ты иди, выпей его, а я пока достану тебе полотенце для душа.
Помедлив, Захария кивнул и скрылся в кухне. Устало выдохнув, она влетела в спальню и тронула все еще спящего Рона за плечо. Когда тот непонимающе заморгал, просыпаясь, она встревожено прошептала:
– Захария дома. Тебе нужно аппарировать.
– Лаванда, – раздался окрик снаружи, и она, быстро поцеловав Рона на прощание, выскользнула из комнаты.
– Да, милый? – откликнулась она, хватая в последнюю секунду полотенце.
– Я хочу в душ, – ответил Захария, забирая махровую ткань у нее из рук и подозрительно глядя на нее
– Почему ты не пришел проводить Пола? – тихо спросила она, используя эту последнюю возможность задержать его. – Он хотел тебя видеть.
– У меня были дела, – пожал он плечами. – Лаванда, ты же знаешь…
– Я знаю, а он – нет, – яростно бросила она. – Он твой сын, ты мог отложить свои дела на час, ведь его не будет девять месяцев…Неужели нельзя было прийти на вокзал?
Он вздохнул, но ничего не ответил и распахнул дверь в спальню.
– Ты недавно встала? – указал он на разобранную постель.
– Да, – пробормотала она, проходя к кровати и начиная складывать покрывало. –Ты должен написать Полу. Напишешь?
– Как только выйду из душа, так сразу, – рассеянно откликнулся он, закрываясь в ванной.
Лаванда тут же отбросила простыню и села на кровать, пытаясь успокоиться. Спрятав лицо в ладонях, она внезапно всхлипнула. Она так устала постоянно бояться, что Захария все узнает, волнуясь не за то, что их брак, и так уже порядком изживший себя, распадется, но за то, как на это отреагирует Пол.
Она не могла позволить Захарии отобрать у нее сына, но и жить так – любить Рона и лгать Захарии – больше не было сил. Нужно было выбираться из этого кошмара, в которую превратилась ее жизнь.
Лаванде надоело его отношение к сыну, его постоянная работа, его отсутствие на каждом, мало-мальски важном событии в её жизни и в жизни их сына.
Лаванда больше не в состоянии была выносить его как только, так сразу.
И она пообещала себе, что всего этого в ее жизни больше не будет.


***


Роза задумчиво крутила в пальцах перо, сочиняя письмо маме и папе. Она знала, что они обрадуются, узнав о её зачислении в Гриффиндор, но сейчас это казалось не важным. Даже наоборот, она слегка расстроилась, когда вчера вечером Джеймс сказал ей и Альбусу, что им лучше не слишком-то дружить с ребятами из Слизерина.
Она этого не понимала. Как можно сразу решить, что тот или иной человек плохой, даже толком не узнав его, а судить только по факультету, на котором он учится?
И она бы покривила душой, если бы стала утверждать, что дело вовсе не в Скорпиусе.
Он ей понравился. Еще не как мальчик, но уже как возможный друг, и она не хотела отказываться от него только потому, что ему слегка не хватило смелости, для того, чтобы попасть в Гриффиндор, а она сама оказалась не такой изворотливой и хитроумной для Слизерина.
Мама говорила ей, что раньше это было важно, потому что на этом факультете училось большинство последователей Темного Волшебника, о котором Роза так много читала. На самом деле, она смутно представляла своих родителей сражающимися и поверила им только тогда, когда отец тихо и очень серьезно рассказала ей про дядю Фреда.
Розу очень испугал его рассказ. В голове никак не укладывалось то, что у обожаемого ею Джорджа был когда-то брат-близнец.
И только увидев их колдографии, она в какой-то момент поняла все то, что пришлось пережить не только ее родителям, но и всем родным.
Но теперь… Теперь же войны нет.
Почему бы ей не дружить с кем хочется?
Она вздохнула и, быстро дописав письмо, сложила пергамент пополам.
– Ты закончил? – повернулась она к сидящему рядом с ней Альбусу.
– Да, – кивнул он, сворачивая и отдавая ей бумагу. – Пошлешь вместо меня? Джеймс обещал показать, где совятня.
– Ладно, – пожала она плечами, поднимая с пола сумку. – Пойдем? – дотронулась она до плеча Джейми, занятого разговором со своей девушкой, с которой он познакомил их еще вчера.
– Идем, – нехотя поднялся он. – Но запоминай с первого раза, больше я экскурсоводом работать не буду.
Роза хмуро взглянула на него в ответ, и он рассмеялся, взлохматив ей волосы.
– Ты как тётя Гермиона, – сказал он, выходя из Большого Зала и поднимаясь по лестнице.
Роза, все еще дуясь на него, ничего не ответила.
– Совятня располагается на верху, в башне, – замер у подножия очередной лестницы Джеймс. – Иди одна, ладно? А то у меня зелья, мне в подземелья надо спуститься.
– Хорошо, – проговорила Роза, поднявшись на одну ступеньку, и помахала кузену рукой.
Взбежав наверх, она толкнула большую дверь, заходя в помещение, пахнувшее старым пергамент и совиным печеньем.
Выбрав двух больших сипух, она начала привязывать к их лапам письма, стараясь сделать это как можно аккуратней.
– Привет, – неожиданно позади нее раздался голос Скорписа.
– Доброе утро, – пробормотала она в ответ. – Отправляешь письмо родителям?
– Да, – кивнул он, подходя к нашесту, на котором сидели совы, и забирая оттуда черного филина. – А ты?
– Я тоже, – улыбнулась Роза, зачарованно глядя на птицу в его руках. – Он твой?
– Да, – горделиво ответил он, гладя филина. – Подарок папы. Какой у тебя первый урок?
– Трансфигурация, – отчего-то шепотом сказала Роза.
– Боишься? – приподнял брови Скорпиус.
– Да, – посомневавшись, вздохнула она. – Очень.
– Я тоже, – помедлив, проговорил он. – У меня История Магии.
– А мне папа рассказывал, что у них ее вел призрак, – ободряюще заметила она. – Я думаю, что он будет и нашим учителем.
– Правда? – усмехнулся Скорпиус. – Это было бы замечательно. А ты не волнуйся насчет Трансфигурации. Моя мама сказала, что наш преподаватель – ее подруга. Если что-то случится, я… Я могу поговорить с ней.
Скорпиус впервые в жизни предлагал кому-то помощь. И этим кто-то была та самая девочка, от которой его отец приказал держаться подальше.
Но он ничего не мог поделать с собой. Ему отчаянно хотелось заслужить ее благодарность и, наверное, дружбу.
– Но я думаю, что все будет хорошо, – поспешно сказал он, заметив, как она слегка нахмурилась.
– Спасибо, – улыбнулась она опять и добавила:
– Нам нужно идти на урок.


Урок трансфигурации оказался не таким ужасным. Даже наоборот, ей очень понравилось. К тому же, у нее все получалось, в отличие от Альбуса, который с начала урока никак не мог разобраться с тем, как надо взмахивать палочкой.
Заработав первые в своей жизни десять баллов для своего факультета, Розе внезапно захотелось поделиться этой новостью со Скорпиусом. Конечно, Альбус и Джеймс гордились ею, она это знала, но у каждого из них были свои дела.
К тому же она хотела узнать, как прошел его урок.
Возможность поговорить с ним представилась на обеде. Малфой сидел рядом с Крисом и Дианой. Посомневавшись, Роза все же решила подойти к ним. Отложив в сторону тарелку с недоеденным пирогом, она поднялась со скамьи, не обращая внимания на вопрос Джеймса о том, куда она направляется.
− Привет, − уверенно проговорила она, замерев у стола Слизерина и сжимая в пальцах учебник по Зельеварению. − Как прошел урок?
Скорпиус поднял на нее глаза и улыбнулся:
− Все хорошо. А у тебя?
Стараясь не отвлекаться на хмурого и явно недовольного ее присутствием Криса, она пробормотала в ответ:
− Тоже.
От ее былой уверенности не осталось и следа. Может, им и вправду не следует общаться?
Она знала, что Джеймс сейчас неодобрительно наблюдает за ней, да и Кристиан тоже злится, что она заговорила со Скорпиусом.
− Я пойду, − отступая назад, сказала она.
Скорпиус удивленно смотрел, как она выбегает из Большого Зала, хотя до начала урока еще оставалось около четверти часа.
− Я же сказал, что она не стоит твоего внимания, − угрюмо бросил Крис, и Скорпиус повернулся к нему.
− Почему? − непонимающе спросил он. − Что с ней не так?
− Она полукровка, − закатил глаза Крис. − И это ее родня засадила твоего деда в Азкабан.
− Дедушка был в Азкабане? − Этого Скорпиус не знал. Да и откуда? Папа никогда не говорил о своем детстве и отце. Люциуса Скорпиус почти не помнил, лишь иногда смутно представляя себе образ высокого мужчины с тростью. − А она причем? Это же было так давно…
− Такое не забывается, − сухо ответил Крис, поднимаясь. − И, поверь, твоя семья немало пострадала из-за них. Не только твоему деду, но и мистеру Драко немало досталось. Отец рассказывал о тех допросах, что устраивали они, − он кивнул в сторону стола Гриффиндора, − и я бы никому такого не пожелал.
Договорив, он подхватил сумку и вышел из-за стола.
Скорпиус сидел, притихнув. Он не знал ничего из того, о чем рассказал сейчас Крис. Не знал об изнуряющих допросах, которые пришлось пройти его отцу и матери, о судьбе своего деда.
Но он знал, что было очень нечестно заставлять его и Розу расплачиваться за поступки родителей.


Роза быстро водила пером по пергаменту, стараясь успеть за монотонно бубнящим профессором Бинсом. В начале урока он ее немного напугал, потому что до этого дня она, хоть и знала о существовании призраков, никогда их не видела.
Но когда он начал читать лекцию таким голосом, что почти никто ничего не пониал, она и думать забыла о своем страхе, пытаясь уследить за тем, где кончается одно предложение и начинается другое.
Альбус полулежал на парте, склонив голову на скрещенные руки, и пытался слушать Бинса. Выходило не очень, и младший Поттер то и дело зевал.
− Джейми сказал, ты совершаешь ошибку, что пытаешься подружиться с этим… − начал, было, он, но запнулся, так и не вспомнив имени Малфоя.
− Со Скорпиусом? − шепотом откликнулась Роза. − Я не понимаю, почему мне нельзя дружить с ним!
− Джейми сказал, что его семья воевала с нашими родителями, − ответил Альбус. − Что они были за злых волшебников.
− Но Скорпиус причем? − пробормотала она. − Он же не воюет?
− Какая разница, − отмахнулся Альбус. − Все равно он какой-то странный.
− А Диана, значит, не странная? − язвительно поинтересовалась Роза, вновь хватаясь за перо. − Тебе на нее можно смотреть, да?
Альбус смущенно отвернулся и замолчал, а она придвинула к себе пергамент. Завтра же она спросит у матери, можно ли ей дружить со Скорпиусом. В её справедливости Роза не сомневалась, зная, что мама не одобрит наказывать детей за то, что когда-то натворили их родители.