Крестраж

Поттер с тоской посмотрел в окно, на Запретный лес, туда, где его ждал Риддл. Золото заката больно резануло слезящиеся глаза, скрытые потрескавшимися стёклами очков. Гарри зло смахнул слёзы. Оставленные Снейпом воспоминания сделали то, чего не смог сделать никто за всю его жизнь — они сломили его. Ни тётка с кузеном, ни сам Снейп, ни Волдеморт — ни одному не удалось сделать того, что удалось Дамблдору.

Он — крестраж. Верно Снейп сказал, его растили как свинью на убой. Живой герой никому не нужен. Теперь было понятно, почему все его шалости и намеренное нарушение правил всегда сходило с рук, понятно, к чему были все эти лживые улыбки, сладкие речи, и это чёртово…

— … Мой мальчик, — Дамблдор будто и не умирал. Всё так же в директорском кабинете, всё так же лживо смотрит и улыбается. И что с того, что он — всего лишь портрет? Легче Гарри от этого не становится. Он скоро будет также мёртв, вот только даже портретом не сможет продолжить существование. От него не останется ничего. И всему виной тот, кто сейчас смотрит своими невозможно голубыми глазами.

— Заткнитесь! — шипение вырывается против воли, Поттер взмахивает палочкой и со злорадством наблюдает за тем, как раму и холст охватывает огнём. Экс-директор ещё пытается что-то сказать, но волшебник его уже не слушает.

«Мальчик должен умереть».

Гарри знает, что должен. Пока крестраж в нём, от Риддла не избавиться. Но как же хочется жить! Просто жить, не взирая ни на что, не опасаясь за свою жизнь. Постоянная бдительность чертовски утомила. Поттер проклинает свой характер, из-за которого так и не смог всё послать и уехать из страны, где все трусливо сидят по домам и ждут, пока ребёнок выполнит за них всю грязную работу. Как будто нет в стране авроров, нет кроме него волшебников. Как будто он один знает с какой стороны держать палочку, как произносить заклинания. Никто и не задумывается о том, что он и минуты не продержится против Риддла — мага, у которого опыта больше чем у него лет так на пятьдесят.

Чёртово пророчество.

Хотелось пойти и удавить собственными руками алкоголичку Трелони, из-за которой он стал Избранным. Сирота, ребёнок, маг-недоучка — вот он кто. Что толку от этого гордого звания, когда за ним ничего не кроется?

Поттер грустно усмехнулся. Стало предельно ясно, почему Дамблдор только вещал о его благой миссии, но не предпринял ни одной попытки, чтобы научить чему-то. Приходилось самому искать информацию, отрабатывать новые заклинания ночами в Выручай-комнате. Как многому ему предстояло ещё научиться, прежде чем он смог бы выступить против Волдеморта? Теперь же это всё неважно. Остаётся лишь добровольно встать под Аваду и благодарить Смерть за то, что его жизнь, больше похожая на постоянное выживание, закончится. Может быть, к нему будут более милостивы в следующий раз, и ушедшая на перерождение душа будет удостоена более лёгкой судьбы?

Гарри дождался, когда портрет Дамблдора окончательно догорит, и лишь после этого покинул директорский кабинет. Отцовская мантия-невидимка надёжно скрыла его от защитников Хогвартса. Гриффиндорец старался не думать о том, смогут ли они закончить то, что не суждено закончить ему. Рон и Гермиона в курсе всего, и надежда лишь на них.

Несмотря на то, что Поттер старался двигаться как можно медленнее, Запретный лес появился перед ним слишком быстро и слишком внезапно. Гарри скинул мантию, откинул её в сторону и на трясущихся ногах двинулся в глубь. Чем глубже он продвигался, тем страшнее ему становилось. Сколько раз он избегал смерти, чудом, везением, удачей. Сейчас же он должен добровольно подставиться под Аваду. А всё потому, что он чёртов крестраж. То, что должно быть уничтожено.

Каждый новый шаг давался ему с большим трудом, приходилось заставлять себя, прокручивая в голове единственную мысль: он, Гарри, крестраж. Его душа осквернена уродливой тёмной магией, подпитанной смертью его матери. Он — крестраж, и он должен быть уничтожен. Иного не дано.

Не обращая внимания на улюлюканье Пожирателей, Поттер вышел в центр поляны, где Риддл уже ждал его. Бузинная палочка смотрелась гармонично в длинных, бледных узловатых пальцах. Он не отрывал от неё взгляд, пропуская мимо ушей всё, что звучало вокруг. В ушах шумело, тело задеревенело. Палочку, отобранную у Малфоя, он разломил пополам и выкинул. Он не собирался защищаться. Парень смотрел на то, как Риддл направил на него свою палочку, казалось, вот-вот на её кончике загорится зелёная вспышка Авады. Но вместо этого его окутала чёрная, непроглядная тьма, и мир померк.

— Повелитель?! — Белла недоумённо смотрела на Тёмного Лорда. Мальчишка Поттер пришёл, один, некому его спасти. Так почему же?

— Атаку не прекращать! Белла, проследи, чтобы сопротивление было сломлено и замок полностью перешёл под наш контроль, — Риддл приманил бессознательного Поттера к себе, схватил его за ворот куртки и переместился в Малфой-мэнор. Он едва удерживался от того, чтобы не убить мальчишку на месте. Поттер думал так громко, что ему, прирождённому легиллименту, даже не надо было напрягаться, чтобы считать его мысли.

Откуда, мать его, этот недомерок знает о крестражах? О его крестражах! И ведь трогать его нельзя! Чёртов Избранный — его крестраж. Волдеморт понятия не имел, как так случилось и что с этим делать. Предпринимать что-либо сейчас нельзя — с лёгкостью можно сорваться, и лишиться части своей души. Прежде всего надо проверить остальные, проверить и перепрятать.

Риддл кинул Поттера в темницу, запечатав дверь чарами, и отправился к лачуге Мраксов. Уверенность в сохранности собственных якорей улетучивалась с каждой секундой. Он почувствовал, что его плетения были нарушены, стоило только переступить порог того, что некогда было домом. Тайник, который он так тщательно создавал, был разграблен, кольцо пропало. Волдеморт взвыл, взмахнул палочкой и выпустил Адское пламя на волю. Огонь в считаные мгновения охватил дом, сжигая его дотла. Ненасытное, чудовищной силы пламя поглотило сухую траву, распространяясь вокруг и неумолимо направляясь в Литтл-Хенглтон. Волдеморт к тому времени уже был у пещеры, но и там его постигла неудача. Гнев захлестнул мага при виде разлагающихся обгоревших инферналов. Не оставалось сомнений в том, что медальона здесь нет, но уйти не проверив Риддл не мог.

Пусто.

Волдеморт вцепился в края каменной чаши, наполненной зельем. Дневник, кольцо, медальон. Три крестража были уничтожены. Есть ли хоть один шанс, что чаша и диадема целы? Риддл не был оптимистом, и не надеялся на подобный исход. Змеиное шипение нарастало, складываясь в проклятья, понятные лишь змееустам. Дамблдор. Сомнений не оставалось, что всё это — его рук дело! Даже из могилы старик смог до него добраться, чужими руками, но смог. Соваться в Хогвартс не было желания, так же, как и видеть сейчас по-щенячьи преданные глаза Беллатрикс — не хотелось бы в порыве гнева лишиться самого преданного соратника.

Оставалось только выпотрошить сознание Поттера.

Тот, к тому моменту, когда Волдеморт вернулся в поместье, уже был в сознании. Страх охватил мальчишку, заставляя усиленно бороться с истерикой. Он безоружен, и он жив. По какой-то неведомой ему причине Риддл решил не убивать его, и все их старания усиленно катились в пропасть. Он знал, что ничего хорошего ждать не приходится. Мало ли что взбредёт в голову Тёмного Лорда? К своим врагам он жесток, и смерть будет жестом милосердия, ему не свойственным.

Когда дверь темницы с грохотом распахнулась, ударившись о стену, Поттера от страха затрясло ещё сильнее. Риддл был не просто зол — он был в бешенстве. Его магия придавила мальчишку к стене, не давая пошевелиться, красные глаза опасно мерцали. Гарри понял: он знает. Надежды не осталось.

Поттер безмолвно наблюдал за тем, как Тёмный Лорд приближается к нему. Тот не спешил, видя, как это влияет на мальчишку. Сопротивления он не ждал — окклюмент из Поттера никакой. Щиты пали после первого же ментального удара, давая доступ в сознание парня. Поттер в панике пытался скрыть воспоминания, спрятав на дно сознания, прикрыв другими, но его потуги были жалкими и бессмысленными. Риддл видел, как меч Гриффиндора разрубает медальон Слизерина на осколки, видел разрушенное кольцо в руках Дамблдора, видел, как диадему Равенкло охватывает Адское пламя, как клык василиска протыкает дневник, видел уничтоженную чашу. С каждым новым воспоминанием его пальцы всё сильнее сжимали тонкую шею, заставляя гриффиндорца хрипеть от нехватки воздуха.

Хотелось убить мальчишку. Разорвать голыми руками, хотелось пытать его, заставляя кричать от боли и молить о пощаде. Но нельзя вредить крестражу, одному из двух оставшихся. Досадливо поморщившись, он отшвырнул от себя мальчишку. Гарри судорожно дышал, пытаясь наполнить лёгкие кислородом и окончательно не потерять сознание. Надеяться на спасение не приходилось, но и встречать смерть он собирался лицом к лицу. Проблема только в том, что его не убьют. Слишком ценна «начинка». Оставалась лишь надежда на то, что невменяемость Риддла перевесит разум, если вывести его из себя.

— Ты… проиграл, Том, — сиплый голос никак не придавал парню уверенный вид. — Я уничтожил их, части твоей души. Одну за одной. Я слышал их, слышал предсмертные крики каждого твоего крестража, Том, — Гарри попытался подняться, но рука соскользнула, и он снова рухнул на пол. — Ты будешь кричать так же, Том, — удар тяжёлым кулаком в челюсть заставил Гарри замолчать. Так просто, так… по-маггловски. Поттер истерично засмеялся. Тот, кто презирает магглов, не побрезговал дойти до банального мордобоя.

— Ты сссслаб, Поттер, — Риддл буквально выплюнул это, с отвращением глядя на лежащего на полу подростка. Его колотило от гнева, калейдоскоп чужих воспоминаний стоял перед глазами. Риддл от души пнул парня в живот, наслаждаясь хрипами. Ему было мало. Хотелось заставить его кричать, умолять, выть от боли и страха. И всего этого можно было добиться и без пыток.

От предвкушающей улыбки Поттер испуганно сжался. До него дошло, что своей жалкой попыткой приблизить смерть, он добился только куда более худшей участи. Он и представить себе не мог, до чего додумается Риддл, но к тому, что тот заставит всю его одежду исчезнуть, был не готов. Паника накрыла окончательно, стоило осознать ситуацию. Вырвать руки из сильного захвата не получилось, как и оттолкнуть Риддла ногами — его просто перевернули на живот и вдавили в пол, заломив при этом руки за спину. Поттер упрямо стиснул зубы, надеясь, что его сил хватит, чтобы не закричать.

Волдеморт видел, что парень готов сопротивляться, и ему это нравилось. Сломать мальчишку — вот чего он желал больше всего. Если бы тот сразу сдался — это было бы не так интересно. Риддл осмотрел зажатого парня. Бледный и костлявый — он не вызывал у него желания. Острые нечеловеческие ногти оставили на спине кровоточащие полосы. Тёмный Лорд вдохнул запах крови и шало улыбнулся — так уже лучше. Вид кровоточащих царапин вызывал у него дрожь предвкушения. Равно как и тихий всхлип Поттера, который он не смог удержать, стоило посильнее надавить на одну из ран. Слабую попытку высвободить руки Лорд пресёк на корню, ещё сильнее заведя их за спину, надавливая всё больше, медленно, не спеша, проверяя Поттера на прочность. Дыхание мальчишки становилось всё громче и чаще, спина напряглась и выгнулась, в попытке уменьшить сопротивление мышц, и тем самым заставляя раны сильнее натянуться. Негромкий всхлип прозвучал в тишине темницы громко и отчётливо, будоража и возбуждая. Сломать. Вот и всё, что интересовало Волдеморта. Возбуждение уже дало о себе знать, но Лорд не спешил. Обмакнув два пальца в кровь Поттера, он приставил их к сжавшемуся анусу. Мальчишка попытался податься вперёд, избегая проникновения, но его без труда удержали на месте. Сильнейшая боль заставила его содрогнуться и громко закричать, забыв о стремлении молчать во что бы то не стало. Пальцы, практически на сухую проникающие в него, продвигались вглубь, разрывая задницу, когти будто драли его на части. Наслаждаясь долгожданными криками, Риддл не спешил, проникая медленно, но безжалостно. Третий палец встретил сопротивление и вызвал новую волну криков. Поттер уже рыдал, бессвязно умоляя сквозь всхлипы.

Волдеморт облизнулся, глядя на бледного, в крови, содрогающегося юношу, вдохнул солоноватый запах и заменил пальцы членом, толкнувшись резко и глубоко. Внутри Поттера было мокро и тепло. Кровь вытекала из задницы, член мужчины так же весь был в ней.

Риддл не торопился. Движения были то резкими и быстрыми, то медленными и неглубокими. Мужчина растягивал удовольствие, наслаждаясь узкой порванной задницей и хриплыми подвываниями — на другие звуки Поттер уже не был способен. Мальчишка потерял сознание раньше, чем Лорд кончил, но того это особо не волновало. Своё он получил сполна, насладившись страданиями и сломленностью того, кто отравлял его жизнь своим существованием. Во всех смыслах.

Крестраж Риддл извлёк из него той же ночью, выбрав для нового вместилища своей души то, что помогло уничтожить другой осколок — меч Гриффиндора. Единственная из четырёх реликвий основателей, до которой ему не удалось добраться в прошлом. Белла, вернувшаяся из Хогвартса из Хогвартса с победой, передала меч своему господину. На этот раз — настоящий. О сохранности этого крестража Тёмный Лорд позаботился лично, отбыв сразу же после завершения ритуала, и прихватив с собой Нагайну. Два осколка из семи — слишком мало, чтобы относиться к ним так же беспечно, как он делал это в прошлом.



Дикий визг ворвался в сознание Поттера за секунду до того, как пришла боль — Круцио у Беллатрикс всегда выходило отменным. В награду за победу над защитниками замка, Лорд отдал мальчишку ей, дозволив делать с ним всё, что той вздумается. Сорванный голос не позволил Поттеру кричать, но ведьма была удовлетворена и его судорожным метанием по полу. От резких движений раны на спине и анус, успевшие за ночь немного зажить, вновь начали кровоточить. Вид крови и перекошенное от боли лицо привели ведьму в экстаз. Круцио было снято, в ход пошла фирменная снейповская Сектумсемпра. Несмотря на то, что полукровку-Снейпа Лестрейндж искренне презирала, не оценить созданное им заклятье она не могла. Грудь мальчишки исполосовали глубокие раны, такие же украсили руки и ноги. Ведьма действовала аккуратно, не задевая жизненно важных артерий — сломать игрушку слишком быстро ей не хотелось.

Вскоре ей и это наскучило. Белла убрала палочку и выхватила кинжал, который всегда носила с собой. Магию, особенно тёмную, она любила всей душой, но пытать своими руками ей нравилось не меньше. Она ласково откинула слипшуюся от пота и крови чёлку со лба Гарри, после чего не спеша провела остриём кинжала по затянувшемуся с годами шраму. Засочилась кровь, заливая лицо и стекая на пол. Поттер лежал практически безвольно, но булькающие хрипы всё ещё радовали ведьму. Она склонилась над распростёртым парнем, коснулась языком его уха, слизывая вытекшую из шрама кровь.

— Ты жалок, Гарри Поттер, — пальцы левой руки прошлись по ранам на груди, врываясь внутрь и раздвигая края порезов. Правая, всё ещё сжимающая кинжал, находилась у его горла — лезвие давило на кожу рядом с сонной артерией. — Ты никогда не смог бы сравниться с Тёмным Лордом, глупый малыш. Но всё же ты смог доставить моему Лорду немало проблем. Пришла пора платить за это, Гар-р-ри.

Ведьма наслаждалась покорностью парня, слишком давно она хотела придушить поттеровского щенка своими руками. За то, что посмел развоплотить её Лорда! За то, что ей пришлось четырнадцать лет прозябать в Азкабане. А теперь он в её руках, сломленный, раздавленный, уничтоженный.

Белла слишком глубоко погрузилась в смакование ситуации, и потому пропустила резкий выпад Поттера. Обеими руками он перехватил её правую кисть с зажатым в ней кинжалом, поворачивая и направляя её в грудь ведьме. Та дёрнулась, удивлённо глядя на него, попыталась потянуться за палочкой, но рука безвольно упала на пол. Гарри едва смог спихнуть Лестрейндж с себя — сил практически не осталось, всё тело болело, а холод только усугубил ситуацию.

«Это тебе за Сириуса, тварь».

Он криво улыбнулся. Хоть одно обещание он сумел выполнить перед смертью. Рукоять кинжала заманчиво блестела в свете единственного факела, брошенного Беллой у входа. Это была его единственная возможность сбежать. Хотя бы в Серые пустоши, туда, где Риддл до него точно не доберётся. Пальцы слушались с трудом, и вытащить кинжал оказалось не так просто — слишком много сил он вложил в этот рывок, слишком глубоко вогнал лезвие, по самую рукоять. Когда же ему это удалось, он понял, что сил вонзить его в свою грудную клетку попросту не осталось. Дрожащей рукой он направил лезвие к своему запястью и сделал надрез. Потом ещё один, и ещё. Руки тряслись всё сильнее, он чувствовал, как силы уходят из тела вместе с жизнью, и был чертовски рад этому. Он ненавидел свою жизнь, ненавидел то, во что она превратилась благодаря попустительству других. Единственное, о чём он жалел — что не убил Риддла. И дело было не в судьбе магического мира, на который ему уже давно было откровенно наплевать, а в личных счётах.

«Я хотя бы попытался».