(по стихотворению)
ОШИБКАКогда снежинку, что легко летает,
Как звездочка упавшая скользя,
Берешь рукой - она слезинкой тает,
И возвратить воздушность ей нельзя.
Когда пленясь прозрачностью медузы,
Ее коснемся мы капризом рук,
Она, как пленник, заключенный в узы,
Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.
Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
Видать не грезу, а земную быль -
Где их наряд? От них на наших пальцах
Одна зарей раскрашенная пыль!
Оставь полет снежинкам с мотыльками
И не губи медузу на песках!
Нельзя мечту свою хватать руками,
Нельзя мечту свою держать в руках!
Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
Сказать: "Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!"
Твоя любовь была такой ошибкой, -
Но без любви мы гибнем. Чародей!
(М. Цветаева)
Работа № 1Показати текст спойлеру
Хочешь, я расскажу тебе, как полюбил тебя?
Или тебе это неважно? Может не отвечать, тем более у тебя нет такой возможности. Ты уже почти два года лежишь без единого движения в магическом инкубаторе, который поддерживает жизнь в твоем тщедушном теле. А мне наплевать на это, ведь даже в этом нелепом больничном одеянии ты выглядишь непреступно и строго. Разметавшиеся по кипенно-белой подушке черные пряди каким-то причудливым узором оплетают твое грубо выточенное лицо. Грудь часто вздымается, дыхание поддерживает какой-то магический аналог аппарата искусственной вентиляции легких. Тонкие, некогда постоянно находящиеся в движении пальцы, теперь неподвижны. Только изредка их задевает волна, проходящей по всему телу болезненной дрожи. Ты морщишься, и в эти моменты я верю в то, что пройдет еще пара секунд – и я смогу заглянуть в твои глаза, наполненные хоть какой-то эмоцией.
Мои надежды тщетны. Просто яд постоянно воздействует на твои органы и систему кровоснабжения попадает во все клетки организма, и они пытаются бороться. Бесполезно!
Твой инкубатор до ужаса похож на стеклянный гроб, окутанный мерцающими нитями трубок и проводов, поддерживающих его магию. Знаешь, если бы я верил в эти глупые сказки про Белоснежку, то давно бы уже расцеловал тебя. Правда, мне бы пришлось очень долго уговаривать себя сделать этот шаг, но ради тебя я готов на многое. Это выяснилось опытным путем. Для того, чтобы в мою глупую голову закралась мысль, что ты чертовски важен мне, тебе пришлось почти умереть. Хотя магическая кома и сдерживает смертоносные процессы в твоем теле, колдомедики говорят, что спасти тебя может только чудо!
Ха! Когда я в первый раз услышал эту фразу про чудо, я смеялся до слез! Магия и целая куча колдомедиков, – у них просто не было выбора, некоторых я приводил к тебе под прицелом волшебной палочки (мне можно – я герой!) – которые боролись за твою жизнь ежедневно, не могли тебя спасти, а чудо – может.
После очередной бессонной ночи, проведенной у твоей постели, я решился на некоторое время оставить тебя и кинулся за помощью к Гермионе.
Да, она знала, что я просто помешался на идее твоего спасения, и едва увидев историю твоей болезни, вынесла мне все тот же неутешительный прогноз. Я не слишком надеялся, услышать от нее решение проблемы, но все же ее категоричный тон, заставил сердце болезненно сжаться. Нарочито хмыкнув, чтобы скрыть свое разочарование, я поплелся не успевшему погаснуть камину. Изумрудные языки пламени возмущенно зашипели, проглотив порцию дымолетного порошка и мой возглас «Гриммо, 12».
Путешествие по каминной сети прошло как обычно. Меня изжевало, обваляло в пепле, побило о кирпичную кладку и, наконец, выплюнуло на потертый ковер.
Я не был здесь с того самого дня, как прочитал в «Ежедневном пророке» новость о твоем чудесном возвращении. В тот же вечер я напился коллекционным виски, найденным в бывшей комнате Сириуса до розовых слоником. Утром выяснилось, что виски, каким бы дорогим оно не было, оставляет неизгладимый след: опухшее лицо и шлейф алкогольного амбре служат ярким доказательством этого утверждения.
Наскоро выпив кофе, и почти не пережевывая, съев пару бутербродов, я выбежал из дома. Мне хотелось как можно дольше оттягивать момент появления в твоей палате, хотелось подумать над тем, что я буду мямлить, – а я себя знаю, я буду именно мямлить – когда, наконец, увижу тебя после «дня великой битвы». Да, я сам знаю, что напыщенно, но именно так этот день окрестили журналисты, и просто не было желания спорить с ними. Я смирился. Впрочем, как и многие другие, и вскоре это словосочетание перестало так резать слух и прочно вошло в лексикон любого обитателя магической Англии.
Устало провожу рукой по лицу, стирая ненужные воспоминания. Я здесь с другой целью: мне необходимо найти способ вернуть тебя к жизни, хотя более чем уверен в том, что ты назовешь это существованием. Извини, даже все мои лавры не дают мне возможности заставить твои истощенные почти годовым бездельем мышцы сделать послушными. Как бы мне хотелось, чтобы это было единственным, за что я буду оправдываться! Кому я вру? Больше всего на свете я хочу, чтобы все мои слова, обращенные к тебе, получили отклик.
Я смирюсь, если ты оттолкнешь меня. Я, правда, смирюсь. Ведь у тебя, после стольких лет рабского служения должен быть выбор. Я научусь любоваться тобой издалека. Я научусь жить с больной любовью в сердце, и не докучать ей тебе.
Я все это сделаю.
Только живи.
Пожалуйста!
Дверь библиотеки открывается с протяжным скрипом, открывая моему взору шкафы, плотно заставленные фолиантами. Зловещая аура, словно впитавшаяся в это место за десятки лет, окутывает меня, заставляя задыхаться от подступающей к горлу тошноты. Шумно вдохнув и выдохнув несколько раз, заставляю себя подойти к полке и взять ближайший том. Начало положено.
***
Третья ночь поисков не увенчалась успехом. Вокруг меня постепенно растут горы, прочитанных гримуаров. Я почти научился подавлять приступы рвоты, читая о мерзких и поистине леденящих душу заклинаниях и обрядах. Я ищу способ спасти тебя, и я обязательно сделаю это.
Мои сутки поделены на две неравных половины: днем я сижу у твоей постели и держу тебя за руку (этот поступок дался мне очень нелегко), а ночь провожу в библиотеке. Теперь я знаю, как можно умертвить человека и не попасть в Азкабан. Но всё это без толку! Ведь мне необходим прямо противоположный эффект.
Захлапываю шуршащие листы и в отчаянии бросаю книгу на пол. Бреду вдоль полок и безучастно веду взглядом по потрепанным корешкам: «Обитатели преисподней», «Momento morte », «Spiritus vitae» и еще куча непонятных названий.
Все не то.
Хотя… Возвращаюсь взглядом к «Spiritus vitae» и мучительно пытаюсь вспомнить что-то из вбитой в мою голову Гермионой латыни.
Spiritus… хм… Дух. А второе слово?
Мучительно морщу лоб в бесполезных попытках вспомнить. В конце концов, сдаюсь, и просто беру в руки пыльный том.
Открываю на первой странице и чувствую дичайший приступ головной боли. Скривившись, пытаюсь найти в закоулках памяти заклинание.
Вспомнил!
Замысловатое движение палочкой пара с трудом выученных слов на латыни и гримуар успокаивается.
Бесконечные строчки сливаются в единый поток. Я мучительно заставляю глаза держаться открытыми, старый эльф предупредительно приносит мне огромную кружку крепчайшего ароматного кофе.
Нужный обряд находиться на предпоследних страницах. Надеюсь, я правильно понял смысл тех латинских слов, что я смог перевести.
Я смогу тебя спасти!
Подхватив книгу, бегу к камину, бросаю в него горсть дымолетного порошка и выкрикиваю адрес Гермионы. Она встречает меня гневной тирадой, с трогательным розовым следом подушки на щеке и поправляя пояс халата, но увидев мой мерцающий безумным блеском взгляд, осекается и вопросительно смотрит на крепко прижатую к моей груди книгу. Я утвердительно киваю и протягиваю книгу ей.
Осторожно опустившись в кресло, она прочитывает текст на открытой мной странице и неверяще смотрит на меня.
Обряд основан на – ха-ха – искренней любви субъекта, произносящего его к объекту, на который оно будет воздействовать. Утираю слезы, выступившие от истеричного смеха и обреченно киваю.
Меня не пугает предупреждение, написанное на оставшихся страницах. Весь смысл сводиться к тому, что если любовь субъекта недостаточно сильна, объект умрет.
Он должен умереть через пару недель, так сказал мне колдомедик, если я не попробую сейчас, то всю оставшуюся жизнь буду себя за это корить.
Оставшееся до утра время мы с Гермионой разучиваем порядок слов и движений палочкой.
***
Раннее утро. Я тайком пробираюсь к тебе в палату, полный решимости и вздрагивающий от боязни все испортить.
Судороги все чаще сотрясают твое тело, а я никак не могу набраться смелости и начать обряд.
Глубоко вздыхаю и решаюсь сделать то, что уже долгое время было в моих мечтах: осторожно прикасаюсь к твоим тонким сухим губам своими.
Мерзкий писк нарушает тишину палаты. Через пару секунд дверь с громким стуком врезается в стену. В палату врывается дежурный колдомедик.
Поздно.
Он не просто не мог тебя спасти.
Формальная фиксация времени смерти и колдомедик, пожалев меня, бьющегося в истерике, тихо прикрывает за собой дверь, оставив меня в палате наедине с твоим мертвым телом.
Если бы я не пытался тебя поцеловать, коснутся твоего рта своим, ты был бы жив.
Я убил тебя своим промедлением.
Работа № 2Показати текст спойлеру
За окном накапывал дождик. Капельки оседали на стеклах, создавая причудливый водный узор. Красота. Если бы мне завтра не надо было идти замуж. Весьма прозаично, но замуж мне не очень-то и хотелось. Тем более за кого-то грифиндорца, с не ясной репутацией. Но партия же, куда без этого?! Даже платье мне прикупили. Белое. С розовым. А я хотела выйти замуж в черном. Ну или в сером. Но не как не в белом. Надо успокоиться. После войны я стала какой-то нервной. Очень.
Нервно теребя волшебную палочку, мисс Паркинсон уселась на небольшой диванчик. Завтра был ответственный день не смотря ни на что. На ее свадьбе будет даже сам Избранный, а это не хухры-мухры. Хотя видеть его не хотелось.
Когда-то давно, я ездила на море. Там было очень здорово. Правда, наш коттедж забрали «в пользу пострадавшим от военных действий», ну да это не важно. Тогда все было хорошо. И море было прекрасным. Один раз я притащила домой морскую осу — ужасно опасную медузу. Родители были в шоке. Как они кричали, но мне было все равно. У меня была медуза. Красивая и прозрачная. Похожая на желе. Я даже хотела ее попробовать на зуб. Но мне не дали. Медузу посадили в банку, а меня отправили спать.
На следующее утро медуза умерла. У меня все умирало. В Хогвартсе у меня не было даже совы, приходилось пользоваться хогвартскими. Я жутко из-за этого комплексую…
И чувствую себя этой медузой. Меня также закинули в банку и не собираются выпускать обратно…
Ну и ладно, все равно я его не люблю.
Пора спать. Завтра трудный день. Для моего женишка. Нельзя навязать ведьме то, чего она не хочет.
Пора спать.
Герберу.
