жестокий;

Она выползла из темной квартиры и рухнула на табуретку, стоящую на балконе. Почему-то ей отчетливо казалось, что все кончилось. Дрожащими пальцами она вытащила сигарету и нервно закурила. Все разрушилось. Об этом твердили голые стены вокруг, бездонная пустота внутри и его вечно холодный взгляд. Юлия прижалась щекой к холодным перилам и расплакалась. Всегда сильную Самойлову что-то сломало, надломило пополам. Ей казалось, что ее просто выкинули, как ненужную вещь. С трудом поднявшись, она выпрямилась и посмотрела перед собой. На детской площадке возле дома играли дети. Юля ненавидела себя - из-за вечного никотина она не могла иметь детей. От чувства этой ужасающей реальности ее тогда спас Максим, идеальный парень, как казалось тогда Юле. Для нее он был тогда лучшим. Они курили вместе, пили обжигающий кофе по утрам и ночам и говорили. Они был страстными - жаждущие адреналина и власти. Непонятные соседям и ненавидимые преподавателями. Но им было плевать.

В тишине квартиры раздались гулкие шаги. Юля нервно выбросила сигарету через перила и вышла с балкона. В комнате пахло затхлостью.
- Опять курила?
Сквозь зубы спросил Максим, оглядывая бледную, с синеватыми губами, Юлю. Она молча прошла мимо него в кухню и включила чайник. Тишина угнетала.
- Не смей меня игнорировать!
Выкрикнул Морозов и ворвался в комнату, схватив Юлию за запястья. Она вскрикнула и безнадежно подумала, что опять придется ходить в длинной водолазке, закрывающей синяки.
- Не трогай меня, - жалобно прошептала девушка, понимая, что, возможно, это будет последним, что она скажет. Она ненавидела себя и Морозова. Ненавидела и любила одновременно. Максим был единственным человеком, которому открылась Юля. Та самая сторона Юли, которая не открывалась никому. А Морозов ее предал. Предал, и теперь давил на слабости.
- Дрянь!
Прошипел Максим и резко оттолкнул девушку. Она испуганно прижалась к стене, продолжая молчать. Она знала - нельзя ответить. Когда он заорал и хлопнул дверью, выскочив из квартиры, она не сказала ни слова. Только молча сползла на пол, задыхаясь от соленых слез. Умирать так казалось ей привычкой.
***

Уже через несколько минут Морозов признал, что погорячился. Но давняя обида на Юлю и собственная гордость не позволяла ему вернуться. Он, нервно теребя куртку и пиная ни в чем не повинные камни, шагал по тротуару. Осень пронизывала насквозь. Неосознанно Максим ощущал, что все медленно катится по наклонной вниз. Ему было непривычно не чувствовать тепло ее рук на своих плечах, не пробовать ее сладкие на вкус губы. Без тех вечеров Морозов не ощущал себя собой.

Вскоре он вышел на набережную. Москва-река была здесь особенно грязной. На дороге валялись бумажные упаковки, что-то клевали голуби, целовались парни и девушки. Максим раздражался все больше. Зачем эта любовь?! Зачем эти цветы, эти ненужные поцелуи, эти конфеты? Все разрушится, как у них. Всему придет конец.
Он наблюдал за этими парочками и ненавидел их. Максиму казалось, что все они - враги, и их надо истребить. Он не помнил, когда появилась эта ненависть, но знал, что она была особенно сильной.
Внезапно чьи-то мягкие руки накрыли ему глаза. Максим потрогал тонкие пальцы, холодные запястья и улыбнулся.
- Юля.
Он готов был простить ей все, что было раньше, только за эти ладони, зажимающие ему глаза.
Он почувствовал, как Юля отталкивает свои пальцы от его глаз и наклоняется к нему, закрывая белыми волосами лицо. Он целует ее с закрытыми глазами, словно стараясь сбежать от реальности и шепчет слегка "Люблю".
А когда губы оказываются горькими и жестокими, он резко отскакивает и смотрит на девушку с белыми волосами. Та, которой он считал Юлю, оказалась Женей.

сломанная;

С Женей Максим познакомился давно. Эта девушка показалась ему сначала беззащитной и нежной, но через пару встреч он понял, как ошибался. Савельева могла бы поспорить в стервозности с Юлькой. Только Самойлова никогда не притворялась.

- Ты что творишь?

Прошипел Максим, резко хватая Евгению за руку. Та вздернула голову и надменно посмотрела на парня. Ни капли страха, ни мгновения раскаяния, ничего. Только самоуверенный и дерзкий взгляд. Взгляд, который манит. Савельева наклонилась к лицу Максима и едва слышно выдохнула:

- Но тебе понравилось, верно?
- Заткнись, - яростно прошептал Максим, впиваясь в ее губы.
Ему казалось, что это Юля целует и обнимает его с той жестокостью, прижимаясь к груди и продлевая поцелуй на выдохе. Жадно поцеловав ее еще раз, Максим обнял Женю и, наплевав на все моральные устои, предложил пойти к ней.

***
Юлия присела на диван и дрожащими руками достала телефон. На кухне снова пахло сигаретами, остывший кофе в чашке навевал скуку, а в телефоне по привычке не было номеров. Девушка набрала номер по памяти и рваным голосом прошептала в трубку:

- Рома, приезжай, пожалуйста. Мне так плохо тут.

Павленко Юля не стеснялась. Ему она могла сказать все, и всегда могла ожидать поддержки. Роман ничего не требовал от нее, лишь помогал, как любимой сестре. Он знал Морозова, и с самого начала ненавидел его, но ради Самойловой делал вид, что уважает. Но Юлия все понимала.
Рома был чутким и добрым, романтиком, как говорили многие. И Юльке необходимо было общаться именно с таким слабовольным человеком, как Павленко. Лишь он один принимал ее такой, какая она есть.
Однако пару дней назад это не помешало Роману накричать на нее, пытаясь вернуть к жизни. Вернуть к жизни "ту Юльку Самойлову, которую я знал". Но ему было не понять тех чувств, которые испытывала Юля. Ей хотелось сжечь все мосты и уйти, но лишь осознание любви мешало ей это сделать.

Когда через полчаса Рома появился в комнате, первым делом он выкинул все сигареты Юльки (а точнее, спрятал их себе в карман, хотя сам не курил), а уже потом горячими глотками заставил девушку выпить кофе и прижал к себе.

- Опять Морозов, да?

Почти не скрывая своей ненависти прошептал Рома. Юля сейчас казалось хрупкой, а он сам - сильным рыцарем, хотя он и не понимал, что на самом деле все не так.
Юля лишь кивнула.

- Уйди от него, - вдруг твердо сказал он и встал.

Таким решительным Самойлова его еще не видела. Но ей было плевать на эту решительность - бросить Максима было бы слишком жестоко и подло. Не он ли помогал ей, не с ним ли она спала, не с ним ли ругалась, а потом привычно мирилась? Нет, она не могла ломать жизнь себе и ему. Она любила того Максима, ту сволочь, которой, кажется, было наплевать на ее чувства.

И тогда, когда понимание этого дошло до нее, она согласилась. Согласилась сломать свою жизнь.