Пролог

Труд­но ска­зать, по­чему дождь в кон­це и­юля всег­да пах­нет осенью. Мо­жет, ви­ной то­му — лег­кая пре­досен­няя дым­ка, уже пре­датель­ски по­селя­юща­яся в лет­нем воз­ду­хе. Мо­жет, все де­ло в уд­ли­нив­шихся но­чах: они при­да­ют дож­дю поч­ти осен­ний нуд­ный шум. Мо­жет, осенью пах­нет из-за са­мой пер­вой жел­той лис­твы, ко­торая плы­вет по лу­жам, слов­но ко­раб­ли­ки. А, мо­жет… Мо­жет, прос­то до осе­ни ос­та­ет­ся все мень­ше вре­мени, и она, ка­зав­ша­яся не­воз­можной в проз­рачные май­ские дни, вдруг пред­ста­ет чем-то близ­ким — нас­толь­ко, слов­но нач­нется со дня на день.

— Мас­тер Бар­те­ми­ус… — эль­фий­ка, заг­ля­нув в ком­на­ту, низ­ко пок­ло­нилась. — Ма­туш­ка ждет вас!

Маль­чик ни­чего не от­ве­тил, а про­дол­жал смот­реть в ок­но. По­токи во­ды бе­жали вниз по ста­рой мос­то­вой. Вда­ли мель­кну­ла фи­гура по­жило­го муж­чи­ны, не­суще­го боль­шой чер­ный зонт с двой­ной кры­шей — пос­ледний писк аме­рикан­ской мо­ды. По во­де проп­лы­вали нес­коль­ко окур­ков длин­ных па­пирос. Дом Кра­учей, на­ходив­ший­ся в са­мом кон­це Брик­стон-ро­уд, был не­види­мым для маг­глов, и они мог­ли уви­деть раз­ве что заб­ро­шен­ные зда­ние с за­коло­чен­ны­ми став­ня­ми и рас­сы­пав­шимся але­бас­тром.

— Мас­тер Бар­те­ми­ус, по­ра… — про­дол­жа­ла Смул­ли, гля­дя на хо­зя­ина боль­ши­ми гла­зами. — Ма­туш­ка бу­дет не­доволь­на.

Смул­ли при­ходи­лась ма­лень­ко­му Бар­те­ми­усу чем-то вро­де ня­ни, прис­тавлен­ной с са­мого детс­тва, и час­то пок­ры­вала его про­дел­ки.

— Сей­час… — кив­нул маль­чик. Рас­пра­вив су­туло­ватые пле­чи, он ос­то­рож­но сде­лал шаг к две­ри.

На ду­ше бы­ло про­тив­но: се­год­ня пред­сто­яло ид­ти на по­хоро­ны. Од­нажды, ког­да ему бы­ло, ка­жет­ся, го­да три Бар­те­ми­ус ви­дел пог­ре­баль­ную про­цес­сию — вы­нос гро­ба из ма­нилов­ско­го до­ма. Тог­да им со стар­шей сес­трой Эли­нор ста­ло бе­зум­но ин­те­рес­но, что это та­кое, и они дол­го иг­ра­ли в по­хоро­ны. Сви­ванию по­хорон­ной ми­шуры по­меша­ла млад­шая сес­тра — Мэ­ри. Она до­ложи­ла ма­тери о стран­ных иг­рах бра­та с сес­трой, и та, пой­мав их с Эли­нор, над­ра­ла обо­им уши.

— Смерть — не иг­рушки, — спо­кой­но объ­яс­ни­ла она, по­ка Эли­нор ед­ва сдер­жи­вала кри­ки от го­ряще­го уха. — Толь­ко раз­ло­жив­ши­еся на­туры мо­гут ин­те­ресо­вать­ся по­доб­ным.

— Мы… Не зна­ли… — вздох­нул Бар­те­ми­ус, так­же по­тирая ухо.

— Не уди­витель­но, ес­ли учесть, что вы оба — де­ти пь­яни­цы и рас­путни­ка, — ког­да мис­сис Кра­уч го­вори­ла о му­же, ее ане­мич­но блед­ное ли­цо ис­ка­жала гри­маса.

На сле­ду­ющий день мис­сис Ча­рис Кра­уч ап­па­риро­вала на клад­би­ще с деть­ми, да­бы по­казать им мо­гилы. Чер­ные мра­мор­ные пли­ты ка­зались без­мол­вны­ми и не­веро­ят­но мер­зки­ми на фо­не пес­ка и гус­той тра­вы. Бар­те­ми­усу по­каза­лось, что он ни­ког­да в жиз­ни не ви­дел бо­лее от­вра­титель­но­го мес­та. Эли­нор, ку­та­ясь в на­кид­ку, сто­яла по­одаль воз­ле ка­мен­ной ска­мей­ки. Ее взгляд был при­кован к кам­ню, под ко­торым ле­жал ка­кой-то их родс­твен­ник — нас­толь­ко дав­ний, что его об­лик поч­ти стер­ся с пли­ты.

— Ма­ма, а что там… — Бар­те­ми­ус пос­мотрел на мра­мор­ную гроб­ни­цу.

— Там? — мис­сис Кра­уч хо­лод­но ос­мотре­ла сы­на из-под чер­ной ву­алет­ки. — Труп­ные чер­ви. Они съ­еда­ют умер­ших.

— А… Они опас­ны? — по­лепе­тала Эли­нор, по­копав руч­кой в пес­ке.

— Еще как! — мис­сис Кра­уч об­ло­коти­лась об ог­ра­ду. — Мо­гут на­пасть на то­го, кто раз­ро­ет мо­гилу.

— Страш­но… — по­ежил­ся Бар­ти.

— Страш­но? — ру­сые бро­ви мис­сис Кра­уч под­прыг­ну­ли вверх. — Нет, смот­ри­те. Смот­ри­те оба, — спо­кой­но ска­зала она. — Это ведь та са­мая смерть, ко­торая вам так нра­вит­ся, — слов­но пе­ред­разни­ла она ко­го-то. — Это ведь так ин­те­рес­но!

Эли­нор, не го­воря ни сло­ва, бро­сила бы­лин­ку и под­бе­жала к бра­ту.

— Ни­чего, не страш­но… — ка­рие гла­за ма­тери про­дол­жа­ли хо­лод­но улы­бать­ся. — Ваш па­пень­ка на­шел свою шлю­ху Джу­ли на клад­би­ще, так че­го же удив­лять­ся?

Ни Бар­те­ми­ус, ни Эли­нор, ни ма­лень­кая Мэ­ри по­нятия не име­ли, о чем идет речь. Отец дав­ным-дав­но не жил с ни­ми, и де­ти его поч­ти не зна­ли. Па­ру раз он при­ходил за Бар­те­ми­усм и во­зил его гу­лять в ка­кой-то парк. Маль­чик пом­нил, что от не­го ис­хо­дил стран­ный слад­ко­ватый за­пах. Од­нажды маль­чик, спро­сил об этом мать, и та брез­гли­во от­ве­тила, что это «де­шевый конь­як». «Под лег­ким ша­фе», — до­бави­ла она, зас­ме­яв­шись ко­лючим сме­хом, ко­торо­го Бар­те­ми­ус пред­по­чел бы не слы­шать. Се­год­ня, впро­чем, мать бы­ло луч­ше не злить: они со­бира­лись на по­хоро­ны ка­кого-то родс­твен­ни­ка.

— Доб­рое ут­ро, ма­туш­ка… — поч­ти­тель­но скло­нил­ся маль­чик.
Он не до­гово­рил. Си­дев­шая в крес­ле хруп­кая жен­щи­на за­лепи­ла ему по­щечи­ну. Ще­ка нес­терпи­мо вспых­ну­ла, и маль­чик ед­ва удер­жался, что­бы не зас­то­нать.

— Вы по­чему опаз­ды­ва­ете? — неп­ри­яз­ненно ска­зала да­ма, пос­та­вив на сто­лик чаш­ку ко­фе.

— Прос­ти­те, ма­туш­ка, — по­тупил­ся Бар­те­ми­ус, чувс­твуя, как сад­нит теп­лая ще­ка.

— Ес­ли я поз­ва­ла за Ва­ми, сле­ду­ет при­ходить не­мед­ленно, — нас­та­витель­но ска­зала жен­щи­на. Оде­тая в длин­ное свет­ло-се­рая платье и чер­ную на­кид­ку, она на­поми­нала пе­чаль­ную ото­щалую пти­цу. Клад­би­щен­скую пти­цу.

— Так по­чему Вы за­меш­ка­лись? — Ча­рис Кра­уч при­дир­чи­во пос­мотре­ла на сы­на. Бар­те­ми­ус, оде­тый в чер­ный бар­хатный кос­тюм, бе­лую ру­баш­ку и чер­ную ба­боч­ку, был впол­не под­го­тов­лен к тра­ур­ной це­ремо­нии.

— Прос­ти­те, ма­туш­ка… — еще раз поч­ти­тель­но скло­нил ко­рот­ко стри­жен­ную го­лову Бар­те­ми­ус.

— Бо­итесь по­кой­ни­ков? Не хва­та­ет сме­лос­ти соз­нать­ся? — прис­таль­но пос­мотре­ла мать. — Че­рез чет­верть ча­са мы от­прав­ля­емая!

Бар­те­ми­ус сно­ва пок­ло­нил­ся. Ког­да он слы­шал по­доб­ные на­пад­ки ма­тери, на ду­ше по­яв­ля­лась зло­ба. Боль­ше все­го на све­те ему хо­телось пос­ко­рее вы­рас­ти и стать не­зави­симым: нас­толь­ко, что­бы ник­то не смел де­лать ему за­меча­ний. (При од­ном этом сло­ве Бар­те­ми­ус с тру­дом сдер­жи­вал­ся, что­бы не сжать с не­навистью ку­лаки). Од­на­ко об­на­ружи­вать меч­ты пе­ред ма­терью бы­ло не ре­зон: она, ка­залось, мог­ла чи­тать каж­дую его мысль. Опа­са­ясь, что она пой­мет, о чем он ду­ма­ет, Бар­те­ми­ус стал вспо­минать о дож­де и не­сущих­ся по­токах.

— Смул­ли! — сно­ва крик­ну­ла мис­сис Кра­уч. — Ска­жите мисс Эли­нор, что­бы не­мед­ленно приш­ла сю­да. Под­нявшись с крес­ла, жен­щи­на по­дош­ла к вы­соко­му ок­ну. В смут­ном све­те пас­мурно­го дня она ста­ла по­хожа на серь­ез­ную грус­тную де­воч­ку, ко­торую за­чем-то на­ряди­ли да­мой.

Ма­лый зал до­ма Кра­учей выг­ля­дел тор­жес­твен­но и не­уют­но. В цен­тре сто­ял ог­ромный ко­рич­не­вый сер­вант из Дрез­де­на с зо­лотой ин­крус­та­ци­ей. За стек­ленны­ми двер­ка­ми вид­не­лись фар­фо­ровые сер­ви­зы и хрус­таль­ные из­де­лия. Тем­но-си­ние и тем­но-зе­леные за­навес­ки при­кова­ли ок­на. В про­тиво­полож­ном от боль­шо­го ка­мина уг­лу сто­яли три плю­шевых крес­ла и сто­лик, за ко­торым обыч­но лю­била си­деть мис­сис Кра­уч.

— Доб­рое ут­ро, ма­туш­ка, — вбе­жав­шая Эли­нор сде­лала бе­зуп­речный кник­сен. Де­воч­ка бы­ла в чер­ном платье «под гор­ло» и чер­ных ло­доч­ках.

— Доб­рое… Хо­рошо, что хо­тя бы вы в от­ли­чие от бра­та уме­ете при­ходить вов­ре­мя, — яз­ви­тель­но ска­зала мис­сис Кра­уч.

По­дой­дя с сер­ванту, жен­щи­на быс­трым взма­хом па­лоч­ки дос­та­ла си­гаре­ты и мунд­штук. Сле­дом на сто­лике по­яви­лась пе­пель­ни­ца в ви­де оле­ня. При­сев в крес­ло, Ча­рис за­кури­ла, вы­пус­тив вверх струй­ку ды­ма. При­тих­шие Бар­ти сес­тра наб­лю­дали за ней. Бар­ти бо­ял­ся на­рушить её мол­ча­ние, но знал, что нуж­но о чем-то го­ворить. В про­тив­ном слу­чае мать, не­сом­ненно, нач­нет се­товать, что де­тям ей не­чего ска­зать.

— Ска­жите, мэм… А де­душ­ка Ос­брон бу­дет? — ре­шил­ся он, на­конец.
Мис­сис Кра­уч от­ре­аги­рова­ла мгно­вен­но. Сбро­сив пе­пел, она рез­ко по­вер­ну­лась к де­тям.

— Мне всег­да бы­ло ин­те­рес­но: что Ос­борн сде­лал для вас? — ехид­но пос­мотре­ла она на сы­на. — Мно­го ли он ку­пил вам по­дар­ков? Или, мо­жет, силь­но ин­те­ресо­вал­ся ва­шей жизнью? Или, мо­жет, вспом­нил про на­ши труд­ности?

Бар­те­ми­ус, по­чувс­тво­вав, что со­вер­шил ошиб­ку, на­чал рас­смат­ри­вать сте­ны. Мис­сис Кра­уч ок­ле­ила их тем­но-зе­лены­ми обо­ями с дви­жущи­мися зо­лоты­ми винь­ет­ка­ми — точ­но, как в до­ме Блэ­ков.

— Но все в вос­торге от Ос­борна Кра­уча, — про­дол­жа­ла мис­сис Кра­уч. — Это пря­мо-та­ки по­рази­тель­но. Хо­тела бы я уз­нать, в чем сек­рет по­пуляр­ности де­душ­ки?

Эли­нор с тре­вогой пос­мотре­ла на бра­та. За­тем быс­трым дви­жени­ем ру­ки от­ки­нула чер­ную ко­су. Бар­те­ми­ус сто­ял, по­тупив­шись в свет­ло-жел­тый пар­кетный пол.

— Уве­рена, ес­ли бы вы уми­рали от го­лода, Ос­борн Кра­уч не вспом­нил о вас, — жен­щи­на за­тяну­лась сно­ва си­гаре­той. — Впро­чем, всё рав­но был бы хо­роший он, а не мать…

— Ма­туш­ка, по­верь­те… — вздох­ну­ла жа­лоб­но Эли­нор. Бар­те­ми­усу по­каза­лось, что стран­ные пти­цы на обо­ях на­чали пор­хать с винь­ет­ки на винь­ет­ку.

— Во что имен­но? Что вам обо­им Ос­борн Кра­уч до­роже род­ной ма­тери? Я это знаю, — вы­пус­ти­ла мать об­ла­ко.

— По­верь­те, мы… — пок­ло­нил­ся Бар­те­ми­ус.

— А что мне ве­рить? Я знаю. И ва­ше от­но­шение ко мне я хо­рошо знаю, — сбро­сила она пос­леднюю пор­цию пеп­ла. — Лад­но, со­бирай­тесь, — от­ло­жила она мунд­штук.

Бар­те­ми­ус сжал­ся. Че­рез нес­коль­ко ми­нут ему пред­сто­яла встре­ча с по­кой­ни­ком. В воз­ду­хе, ка­залось, уже раз­лился про­тив­но-при­тор­ный за­пах по­хорон­ной хвои.





Прис­ту­пы раз­дра­жения Ча­рис Кра­уч, урож­денная Блэк, ощу­щала очень час­то и дав­но, с са­мого детс­тва. Её до слез му­чили швы на белье, не­удоб­ные туф­ли, неп­ри­ят­ная на ощупь ткань платья. Шу­шуканье, тон­кий смех и воз­ня млад­ших сес­тер, Кал­ли­доры и Цед­реллы, и час­то гос­тившей у них ку­зины Кас­си­опеи вы­зыва­ли ил­лю­зию зуб­ной бо­ли. Иг­ра ма­тери на фор­тепь­яно, её пе­ние и мяг­кий ко­кет­ли­вый го­лос зас­тавля­ли сто­нать про се­бя. Скрип по­ловиц бу­дил по но­чам, а при­кос­но­вение эль­фов, оде­вав­ших Ча­рис или при­чесы­вав­ших её, иног­да от­да­валось столь му­читель­но, что она от­ве­шива­ла слу­ге оп­ле­уху или за­пус­ка­ла в не­го пер­вым, что по­пада­лось под ру­ку.

Воз­можность сры­вать­ся на эль­фах бы­ла единс­твен­ной от­ра­дой — в ос­таль­ных слу­ча­ях при­ходи­лось сдер­жи­вать се­бя: быть на­казан­ной за не­подо­ба­ющее для де­вицы Блэк по­веде­ние Ча­рис сов­сем не хо­тела. Она с удив­ле­ни­ем об­на­ружи­ла, что сох­ра­нять ле­дяное спо­кой­ствие, ког­да хо­чет­ся зак­ри­чать или уда­рить, очень прос­то, и со вре­менем да­же ста­ла на­ходить в сдер­жи­вании ярос­ти осо­бен­ное удо­воль­ствие. Сто­ило толь­ко пред­ста­вить то­го, кто те­бя злит, в ка­мере пы­ток или, ска­жем, на эша­фоте — и са­ма не за­меча­ешь, как на гу­бах по­яв­ля­ет­ся лег­кая през­ри­тель­ная улыб­ка, так иду­щая ис­тинной ле­ди.

Сколь­ко же раз ей при­ходи­лось до­воль­ство­вать­ся мыс­ля­ми о рас­пра­ве над вра­гом и през­ри­тель­но улы­бать­ся… Шко­ла с не­веро­ят­но не­вос­пи­тан­ны­ми уче­ника­ми и учи­теля­ми, име­ющи­ми ма­ло пред­став­ле­ния о дол­жном поч­те­нии к семье Блэк — да­ром, что де­душ­ка Ча­рис, Фи­не­ас Най­дже­лус Блэк, тог­да был еще ди­рек­то­ром. За­мужес­тво, ког­да при­ходи­лось то тер­петь пь­яно­го му­жа до­ма, то выс­лу­шивать от под­руг сплет­ни о его час­тых от­лучках. Те­перь вот от­родья это­го мер­завца, так на не­го по­хожие.

Ча­рис с горь­ким вздо­хом прик­ры­ла гла­за, вспо­миная, как Бар­те­ми­ус по­явил­ся на свет. В тот са­мый день, ког­да у нее на­чались схват­ки, муж у­ехал охо­тить­ся к Лес­трей­нджам. Ка­жет­ся, у не­го бы­ло там наз­на­чено сви­дание с тог­дашней пас­си­ей — Бланш Принц, ко­торая по­том выш­ла за По­лидо­ра Кэр­роу. Ког­да Ча­рис в неп­рекра­ща­ющей­ся бо­ли ка­талась по пос­те­ли и за­кусы­вала прос­ты­ню, что­бы не зак­ри­чать слиш­ком гром­ко, с ней, кро­ме це­лите­ля из Мун­го, бы­ли толь­ко эль­фы. Смул­ли вы­тира­ла ей пот и да­вала во­ды, Дрюк вре­мя от вре­мени ле­петал, что ос­та­лось сов­сем нем­но­го, про­сил хо­зяй­ку по­тер­петь. Кир­ри нян­чи­ла го­дова­лую Эли­нор, пе­ред этим из­вестив мать и ба­буш­ку Ча­рис, что ро­ды на­чались, од­на­ко те по­чему-то за­меш­ка­лись. С тех пор каж­дое опоз­да­ние — да­же на ми­нуту — вы­зыва­ло у мо­лодой жен­щи­ны прис­туп бе­шенс­тва.

Муж при­ехал под ве­чер, ког­да Дрюк и Смул­ли хло­пота­ли вок­руг ле­жав­ше­го в люль­ке мла­ден­ца — здо­рово­го, круп­но­го и гор­ласто­го. По­явил­ся на по­роге ком­на­ты, где ле­жала Ча­рис, да­же не взгля­нул в сто­рону но­ворож­денно­го, кач­нулся на по­роге и ушел. В об­щем-то, так бы­ло луч­ше: его при­кос­но­вения всег­да зас­тавля­ли её ле­денеть от от­вра­щения. Ча­рис са­ма не пред­став­ля­ла, как смог­ла ро­дить ему тро­их де­тей преж­де, чем он на­конец-то ушел. Но и пос­ле раз­ры­ва она не ощу­тила счастья: де­вица Блэк не мо­жет быть бро­шен­ной же­ной.

Ес­ли бы де­душ­ка, Фи­не­ас Най­дже­лус Блэк, толь­ко знал, что ждет его лю­бимую внуч­ку, ког­да зак­лю­чал с Ос­борном Кра­учем до­гово­рен­ность о по­мол­вке… Ча­рис тог­да бы­ла ма­ла — ей ед­ва ми­нуло три­над­цать лет. С тех пор ей го­вори­ли, что она не­вес­та — это для нее ма­ло что зна­чило, хо­тя Кас­пер Кра­уч, бу­дущий муж, ей не нра­вил­ся: она на­ходи­ла его шум­ным и лег­ко­мыс­ленным. Впер­вые де­вуш­ка ста­ла за­думы­вать­ся о собс­твен­ном бу­дущем в шес­тнад­цать.

Тог­да, осенью, умер де­душ­ка, и все чле­ны семьи Блэк соб­ра­лись на его по­хоро­ны. Ча­рис и её сес­тер на день ос­во­боди­ли от за­нятий. Ве­чером она в оди­ночес­тве бро­дила по ко­ридо­рам, заш­ла в биб­ли­оте­ку — и вдруг ус­лы­шала гром­кий, от­ча­ян­ный плач. Так пла­кать бы­ло не­допус­ти­мо, неп­ри­лич­но — так мог­ли пла­кать гряз­нокров­ки, не име­ющие по­нятия о ма­нерах, но слы­шать по­доб­ное в до­ме Блэк… Нет, это не ук­ла­дыва­лось в го­лове. Ча­рис ос­то­рож­но выг­ля­дела из-за стел­ла­жей и за­мер­ла.

Пе­ред ней, упав на ко­лени, уро­нив го­лову на низ­кий сто­лик из чер­но­го де­рева, ры­дала ку­зина Ли­корис — дочь дя­ди Си­ри­уса, вы­сокая чер­но­воло­сая де­вуш­ка двад­ца­ти двух лет. Из-за неп­ри­ят­но-смуг­ло­го ли­ца с гру­быми, точ­но муж­ски­ми чер­та­ми она счи­талась дур­нушкой, од­на­ко Ча­рис ис­крен­не ува­жала ку­зину за не­поко­леби­мую сдер­жанность и ма­неры ис­тинной ле­ди. Сей­час же пе­ред ней был слов­но дру­гой че­ловек, и на се­кун­ду де­воч­ка от­сту­пила, га­дая, не поз­вать ли на по­мощь, но одер­ну­ла се­бя: не сто­ило при­давать сла­бость ку­зины ог­ласке. Она и са­ма бы по­торо­пилась уй­ти, од­на­ко Ли­корис под­ня­ла го­лову и пос­мотре­ла на нее обе­зумев­ши­ми гла­зами, от обиль­ных слез прев­ра­тив­ши­мися в ще­лоч­ки.

— Вам дур­но? — ма­шиналь­но про­лепе­тала Ча­рис. — Мо­жет быть, во­ды?

— Нет, — Ли­корис шум­но вздох­ну­ла и вста­ла. — А во­об­ще… На­кол­дуй­те, ес­ли вам не труд­но.

Ча­рис взма­хом па­лоч­ки на­кол­до­вала ста­кан. Ли­корис дро­жащи­ми ру­ками под­несла его к гу­бам.

— Я не знаю, ра­довать­ся мне или грус­тить, — про­бор­мо­тала она, — что де­душ­ка не ус­пел ус­тро­ить мою судь­бу, как ус­тро­ил ва­шу…

Ча­рис сму­щен­но пос­мотре­ла в пол.

— Это весь­ма прис­кор­бно. Од­на­ко при ва­ших дос­то­инс­твах, я уве­рена, вы ус­тро­ите судь­бу.

Она рас­те­рялась, пред­став­ле­ния не имея, как от­ве­чать. Не име­ла она пред­став­ле­ния и о том, что Ли­корис бы­ла уже нес­коль­ко лет бе­зот­ветно влюб­ле­на в кра­сав­ца Дже­реми Брокль­хер­ста, учив­ше­гося го­дом млад­ше. Про не­го по­гова­рива­ли, что он ка­ким-то по­зор­ным об­ра­зом свя­зан с их семь­ей, но Ча­рис не ве­рила сплет­ням прин­ци­пи­аль­но: семьи Блэк по­зор кос­нуть­ся не мог. Ли­корис сдер­жи­вала свои чувс­тва, как мог­ла, но Брокль­херст уз­нал прав­ду со­вер­шенно слу­чай­но: од­нажды у нее из сум­ки вы­пал лис­ток, весь раз­ри­сован­ный пор­тре­тами Дже­реми, и спла­ниро­вал к его но­гам.

Брокль­херст мол­ча вер­нул пер­га­мент хо­зяй­ке и ни­чего не от­ве­тил.
Ли­корис не на­поми­нала юно­ше о се­бе, по­ка он не за­думал же­нить­ся. Про­читав объ­яв­ле­ние, она, вне се­бя от рев­ности, встре­тилась с не­вес­той и ста­ла сна­чала пред­ла­гать ей де­нег, а по­том уг­ро­жать, толь­ко бы та по­мол­вку рас­тор­гла. Не­вес­та все рас­ска­зала Дже­реми, тот наз­на­чил Ли­корис сви­дание в ка­ком-то де­ревен­ском па­бе, а там объ­яс­нил, что ес­ли она бу­дет ме­шать их с не­вес­той счастью, он пре­даст факт их сви­дания ог­ласке и по­губит её ре­пута­цию. Ли­корис сно­ва приш­лось от­сту­пить. Сви­дание их слу­чилось за не­делю до смер­ти ста­рого Блэ­ка, и по­чему-то имен­но те­перь, в ат­мосфе­ре смер­ти, де­вуш­ка вновь спол­на ощу­тила не­дав­нюю боль.

Ни о чем этом Ча­рис не зна­ла. Она тог­да объ­яс­ни­ла се­бе, что Ли­корис го­рю­ет по де­душ­ке, а о стран­ных сло­вах ку­зины пред­почла за­быть. И лишь те­перь, со­бира­ясь на по­хоро­ны ба­буш­ки — та пе­режи­ла му­жа на две­над­цать лет — она вдруг вспом­ни­ла, что ей Ли­корис ска­зала тог­да, и осоз­на­ла, что та име­ла в ви­ду. Участь ста­рой де­вы ед­ва ли бы­ла гор­ше учас­ти бро­шен­ной же­ны или не­об­хо­димос­ти тер­петь ря­дом с со­бой пь­яни­цу.





Гос­ти­ная, где они выш­ли из ка­мина, впол­не со­от­ветс­тво­вала ожи­дани­ям Бар­те­ми­уса. Зер­ка­ла и стек­лянные две­ри шка­фов бы­ли пол­ностью зак­ры­ты чер­ной тканью. Гос­ти­ная, осо­бен­но мра­мор­ная ка­мин­ная оп­ра­ва, бы­ла за­вале­на вен­ка­ми, ро­зами и ге­ор­ги­нами. Эль­фы ед­ва ус­пе­вали под­но­сить бу­кеты цве­тов с ко­рот­ки­ми за­пис­ка­ми, вы­ражав­ши­ми со­болез­но­вание. «Чет­ные», — по­думал с лег­ким стра­хом Бар­те­ми­ус, гля­дя на бу­кет тем­но-алых роз.

— По­торо­питесь, — шик­ну­ла мис­сис Кра­уч, тол­кнув сы­на за пле­чо. Бар­те­ми­ус, ед­ва не спот­кнув­шись, схва­тил­ся ру­кой за ка­мин­ную оп­ра­ву, ед­ва не смяв ве­нок.

— Ма­ма… А чер­ные ро­зы есть? — ти­хонь­ко спро­сила Эли­нор.

— Нет, — про­бор­мо­тала сквозь зу­бы мис­сис Кра­уч. — Здравс­твуй­те, ку­зина, — су­хо кив­ну­ла она.

Си­дящая на ди­ване пух­лая де­вуш­ка по­дала го­лову. Бар­те­ми­ус сра­зу уз­нал ку­зину ма­тери Кас­си­опею Блэк. Де­вуш­ка си­дела, за­кутан­ная в чер­ную ман­тию; чер­ный кру­жев­ной ка­пор прик­ры­вал каш­та­новые во­лосы.

— Ча­рис, хо­рошо, что ты приш­ла, — грус­тно улыб­ну­лась де­вуш­ка нем­но­го ус­та­ло. Её ве­ки и пух­лые ще­ки бы­ли слег­ка ро­зова­ты. — Ты взя­ла де­тей? А им не бу­дет слиш­ком тя­жело?

— Ни­чего, — су­хо от­ве­тила мать. — Смерть, ка­жет­ся, им ин­те­рес­на, не так ли?

Бар­те­ми­ус по­ежил­ся: его слег­ка му­тило от не­объ­яс­ни­мого стра­ха. Эли­нор с ужа­сом по­мота­ла го­ловой. Кас­си­опея по­ложи­ла пух­лую ру­ку в чер­ной пер­чатке на пле­чо пле­мян­ни­це.

— Все мы скор­бим о ба­буш­ке. Это бы­ла уди­витель­ная жен­щи­на. Не бой­ся, мы од­на семья, и каж­дый из нас не даст дру­гого в оби­ду.

Гу­бы ма­тери нас­мешли­во пок­ри­вились, но она про­мол­ча­ла. Кас­си­опея сно­ва об­ра­тилась к ней:

— Те­тя Бел­ви­на то­же здесь, и Ли­корис, и До­рея… Я не мо­гу по­верить, что ба­буш­ки нет, — Кас­си­опея под­несла пла­ток к гла­зам. Мать влас­тно по­ложи­ла ей ла­донь на за­пястье:

— Ве­ди се­бя при­лич­но. Ка­кой при­мер ты по­да­ешь де­тям?

— Прос­ти, — её ку­зина ис­пу­ган­но мор­гну­ла.

Меж­ду тем в ком­на­ту вош­ла еще од­на жен­щи­на, вы­сокая и строй­ная. Она бы­ла до­воль­но мо­лодая, хо­тя и стар­ше ма­тери, но её неп­ри­ят­но-смуг­лое, гру­бое ли­цо ка­залось муж­ским. Бар­те­ми­ус да­же за­метил, что у жен­щи­ны про­бива­лись уси­ки над вер­хней гу­бой. То бы­ла еще од­на ку­зина ма­тери — Ли­корис.

— Ва­ши отец и мать за­паз­ды­ва­ют, — об­ра­тилась она к Ча­рис. — Кал­ли­дора с му­жем то­же. Не­уж­то выз­ва­ли в шко­лу из-за маль­чиш­ки Ар­фанга?

Ли­цо ма­тери през­ри­тель­но дер­ну­лась.

— Не по­нимаю, — про­цеди­ла она, — вый­ти за гриф­финдор­ца, да еще и вос­пи­тывать его маль­чиш­ку!

Кас­си­опея расс­тро­ено скло­нила го­лову.

— Ты так го­воришь, буд­то этот маль­чик — бас­тард. Но он за­кон­ный сын Ар­фанга, и мать его бы­ла чес­тной жен­щи­ной. Она не ви­нова­та, что умер­ла так ра­но, и ре­бенок её то­же не ви­новат. Ес­ли Кал­ли­дора за­ботить­ся о нес­час­тном ма­лыше, зна­чит, у нее доб­рое сер­дце.

— Этот ма­лыш уже на треть­ем кур­се Хог­вар­тса, — нас­мешли­во обор­ва­ла Ли­корис. — До­воль­но. Пусть де­ти поп­ро­ща­ют­ся с ба­буш­кой, а там Кас­си­опея зай­мет их чем-ни­будь.

Вслед за ма­терью Бар­те­ми­ус и Эли­нор спус­ти­лись на тем­ную ши­рокую лес­тни­цу. Со сте­ны тор­ча­ли мер­твые го­ловы эль­фов: маль­чик хоть и ви­дел их не в пер­вый раз, от­шатнул­ся с ин­стинктив­ным от­вра­щени­ем. Де­воч­ка удив­ленно на не­го пос­мотре­ла.

— Они же ни­чего те­бе не сде­ла­ют!

— Все рав­но, — про­бор­мо­тал маль­чик, с ужа­сом и омер­зе­ни­ем пог­ля­дывая на мер­твые го­ловы. Сни­зу до­нес­ся треск и гром­кие кри­ки:

— Ка­кая наг­лость! Она, ви­дите ли, и его мать то­же — да ког­да же он об этом вспом­нил? Ког­да за­щищал маг­глов? Или ког­да же­нил­ся на гряз­нокров­ке? Брокль­херст! Не Блэк, а Брокль­херст, вот кто он та­кой, и ни­како­го от­но­шения к на­шей семье не име­ет! Пор­вать пись­мо, сжечь! Ве­нок унич­то­жить!
Мать на се­кун­ду за­мер­ла на сту­пень­ке лес­тни­цы, по­том обер­ну­лась к де­тям и на­тяну­то улыб­ну­лась:

— Дя­дя Си­ри­ус не мо­жет не бу­шевать.

Си­ри­уса Блэ­ка, рос­ло­го, с вис­лы­ми уса­ми, Бар­те­ми­ус то­же всег­да по­ба­ивал­ся: по­гова­рива­ли, что из-за буй­но­го нра­ва тот уже «нат­во­рил не­мало дел». Хо­тя маль­чик не пред­став­лял, в чем имен­но зак­лю­чались «де­ла», зву­чало уг­ро­жа­юще. Он бы­ло об­ра­довал­ся, ког­да мать ус­ко­рила шаг и про­вела их с сес­трой в прос­торный зал, но тут же за­мер. Пос­ре­ди за­ла, пол­но­го лю­дей в тра­уре, сто­ял гроб.

Уже по­том Бар­те­ми­ус раз­гля­дел, что ле­жала там су­хонь­кая, жел­тая ли­цом ста­рушон­ка, по­хожая на кук­лу из вос­ка, в пер­вый мо­мент все его соз­на­ние за­топил жи­вот­ный ужас. Он зас­тыл на мес­те, чувс­твуя, как весь пок­ры­ва­ет­ся хо­лод­ным лип­ким по­том, и тщет­но пы­тал­ся сглот­нуть слад­ко­ватый ко­мок тош­но­ты. Эли­нор по­тяну­ла его за ру­ку:

— Ты че­го? Идем, ма­туш­ка уже сер­дится!

Са­ма она бой­ко по­дош­ла к гро­бу и по­цело­вала тем­но-жел­тую ху­день­кую кисть по­кой­ни­цы. Бар­те­ми­ус схва­тил­ся за гор­ло, бо­рясь со рво­той. И вдруг ему по­ложи­ли ру­ку на пле­чо он под­нял го­лову: над ним воз­вы­шал­ся бод­рый се­дой ста­рик с ис­крис­ты­ми чер­ны­ми гла­зами, в ман­тии с иго­лоч­ки и оту­тюжен­ном тра­ур­ном кос­тю­ме — Ос­борн Кра­уч, его дед.

— Не трусь, будь муж­чи­ной. Мер­твые ни­чего не сде­ла­ют нам. Это все­го лишь дань ува­жения.

Бар­те­ми­ус тя­жело ды­шал. Гроб и по­кой­ни­ца все еще пу­гали его до ико­ты, но выг­ля­деть пе­ред де­дом кап­ризным и трус­ли­вым уп­рямцем он не хо­тел. Пе­реси­лив се­бя, он приб­ли­зил­ся к гро­бу и да­же нак­ло­нил­ся, де­лая вид, что це­лу­ет мер­твой вос­ко­вую руч­ку. По­том с об­легче­ни­ем ото­шел, по­ежив­шись от ле­дяно­го взгля­да ма­тери. Поч­ти сра­зу его пот­ре­пала по ще­ке не­из­вес­тно от­ку­да взяв­шая Кас­си­опея:

— Ты что-то рас­кис. Пой­дем, я по­кажу те­бе и Эли­нор се­мей­ные аль­бо­мы. Все рав­но вам нет нуж­ды ехать на клад­би­ще.

Од­на­ко сра­зу вый­ти им не уда­лось. Сна­чала в ком­на­ту во­шел вы­сокий се­дой че­ловек с об­вислы­ми уса­ми — тот са­мый Си­ри­ус, что бу­шевал, ког­да Бар­те­ми­ус с ма­терью и сес­трой спус­кался по лес­тни­це, а сле­дом за ним в ком­на­ту вбе­жал, что-то шум­но бор­мо­ча, эльф. Си­ри­ус Блэк пос­мотрел на не­го с изум­ле­ни­ем, слов­но его лю­бимая охот­ничья со­бака за­гово­рила че­лове­чес­ким го­лосом. Од­на­ко эльф поч­ти­тель­но пок­ло­нил­ся:

— Сэр, это они… Мис­тер Трэ­верс с суп­ру­гой!

— Трэ­верс? — Си­ри­ус Блэк с изум­ле­ни­ем пос­мотрел на не­го. — В на­шем до­ме?

— Да-да, сэр… Мис­тер Трэ­верс из ми­нис­терс­тва с суп­ру­гой здесь!

— Ско­рее про­пус­ти­те их! — Ли­корис, ожи­вив­шись, взмах­ну­ла ру­ками. — Ча­рис, до­рогая, — за­чем-то об­ра­тилась она к ма­тери Бар­те­ми­уса. — Я зна­ла, зна­ла, что мис­тер Трэ­верс не мо­жет не от­дать пос­ледний долг на­шему До­му!

Мгно­вение спус­тя в ком­на­ту в са­мом де­ле вош­ли двое. Пер­вым был вы­сокий, нем­но­го плот­ный муж­чи­на в оч­ках, чер­ном смо­кин­ге и тем­но-ко­рич­не­вой «ба­боч­ке». Смо­кинг плот­но об­ле­гал его те­ло, хо­тя нем­но­го сви­сал на уз­ких пле­чах. Ря­дом с ним под ру­ку шла не­высо­кая жен­щи­на, вся в чер­ном — платье, на­кид­ка и ву­алет­ка нем­но­го поб­лески­вали тра­ур­ны­ми кру­жева­ми. Она, ка­залось, бы­ла оде­та бе­зуп­речно, од­на­ко ее ли­цо бы­ло зак­ры­то зер­каль­ны­ми чер­ны­ми оч­ка­ми. При­сутс­тву­ющие рас­сту­пились пе­ред ни­ми.

Бар­те­ми­ус с ин­те­ресом пос­мотрел на во­шед­ше­го. В пос­леднее вре­мя взрос­лые час­то упот­ребля­ли сло­во «Трэ­верс», ког­да го­вори­ли о ка­ких-то сво­их де­лах. Маль­чик по­нимал, что этот та­инс­твен­ный Трэ­верс об­ла­да­ет ка­кой-то очень боль­шой властью. И сей­час, гля­дя, как че­ловек в оч­ках и нем­но­го стран­ная жен­щи­на по­нес­ли ве­нок к гро­бу, он пы­тал­ся по­нять, об этом ли че­лове­ке го­вори­ли взрос­лые. Бар­те­ми­ус при­щурил­ся. Су­дя по ви­ду, он был по­хож не на гроз­но­го пра­вите­ля вро­де Чин­гиз-ха­на (ко­торо­го он ви­дел в кни­гах де­да), а на учи­теля ма­тема­тики. Скло­нив го­ловы, он и жен­щи­на отош­ли от гро­ба.

— Я вас по­нимаю… Та­кое го­ре… — кив­нул муж­чи­на Си­ри­усу Блэ­ку.

— Я знал, что вы при­дете, мис­тер Трэ­верс, — слег­ка при­об­нял его за пле­чи хо­зя­ин. В его хо­лод­ных чер­ных гла­зах мель­кну­ло стран­ное теп­ло.

— Гек­тор… Для вас Гек­тор… — го­лос муж­чи­ны чуть дрог­нул. Бар­те­ми­ус пос­мотрел на не­го и вдруг пой­мал се­бя на уди­витель­ной, не­веро­ят­ной мыс­ли: «про­фес­сор» в оч­ках бо­ит­ся по­кой­ни­цу ни­чуть не мень­ше его са­мого. Соп­ро­вож­давшая его жен­щи­на тем вре­менем по­дош­ла к Ли­корис и Ча­рис.

— Смерть страш­на… — раз­дался ее хрип­ло­ватый го­лос.

— Страш­на… — не­ожи­дан­но про­бор­мо­тал Ос­борн. — Ко­му страш­на? Ей? — по­казал он на гроб. — Ей уже ни­чего не страш­но. Нам страш­но, — об­вел он взгля­дом ком­на­ту.

Бар­те­ми­ус вздох­нул с об­легче­ни­ем, ког­да Кас­си­опея взя­ла его и Эли­нор за ру­ки и быс­тро вы­вела их из за­ла. По­вер­нув по ко­ридо­ру на­лево, она за­вела их в до­воль­но у­ют­ную ком­натку, ок­ле­ен­ную, в от­ли­чие от про­чих, свет­лы­ми обо­ями и зас­тавлен­ную кад­ка­ми с рас­те­ни­ями. На сте­не бы­ла зак­репле­на боль­шая ка­рат звез­дно­го не­ба.

— В шко­ле я бы­ла от­лични­цей по ас­тро­номии, — по­яс­ни­ла де­вуш­ка не без гор­дости. Взма­хом па­лоч­ки она приз­ва­ла ак­ку­рат­ный аль­бом в чер­ной об­ложке, за­тем уса­дила на ди­ван и на­лила им ка­као.

— У нас не очень мно­го кол­догра­фий, — по­яс­ни­ла она. — Рань­ше Блэ­ки пре­зира­ли маг­гловскую вы­дум­ку. Но ба­буш­ка, она по­дави­ла всхлип, — ба­буш­ка очень по­люби­ла это раз­вле­чение со вре­менем. У нас ведь сним­ки де­ла­ют­ся быс­трее и де­шев­ле, чем у маг­глов, к то­му же еще дви­га­ют­ся.

— А за­чем они нуж­ны, ес­ли есть пор­тре­ты? — удив­ленно спро­сила Эли­нор. Бар­те­ми­ус фыр­кнул.

— Пор­трет пи­шет­ся го­раз­до доль­ше. Он у че­лове­ка один, ну, мак­си­мум, па­ру пор­тре­тов мож­но на­писать. А кол­догра­фий смот­ри, сколь­ко.

— Вер­но, — под­держа­ла Кас­си­опея и, раз­вернув аль­бом к де­тям, на­чала рас­ска­зывать. — На пер­вой стра­нице у нас стар­шее по­коле­ние. Де­душ­ка, ба­буш­ка и де­душ­ки­на сес­тра, Эл­ла­дора.

Пра­деда Бар­те­ми­ус не зас­тал — тот умер го­да за че­тыре до его рож­де­ния — и с на кол­догра­фию воз­зрил­ся с ин­те­ресом. В че­лове­ке с ум­ным ли­цом, ук­ра­шен­ной бо­род­кой «кли­ныш­ком», и ос­трым про­ница­тель­ным взгля­дом бы­ло неч­то ес­ли и не рас­по­лага­ющее, то вы­зыва­ющее ува­жение. Бар­те­ми­ус знал, что пра­дед, Фи­не­ас Най­дже­лус Блэк, был ди­рек­то­ром Хог­вар­тса, и ес­ли ве­рить ма­гии, для шко­лы это бы­ли луч­шие вре­мена в её ис­то­рии.

В рав­но­душ­ном ли­це его же­ны не бы­ло, по­жалуй, ни­чего осо­бен­но­го, од­на­ко маль­чик пос­мотрел на нее с сод­ро­гани­ем, осоз­на­вая, что имен­но она сей­час ле­жит в со­сед­ней ком­на­те по­жел­тевшим тру­пом. Он пос­пе­шил пе­ревес­ти взгляд на Эл­ла­дору — ху­доща­вую гор­бо­носую жен­щи­ну с весь­ма при­тор­ной улыб­кой. Эли­нор так­же рас­смат­ри­вала сес­тру пра­деда с лю­бопытс­твом.

— А как она уби­вала эль­фов, ma tantе?

— Seco, — ко­рот­ко и по­чему-то очень су­хо от­ве­тила Кас­си­опея, на се­кун­ду пос­мотрев ку­да-то в прос­транс­тво. — Ка­кой ужас… Она хо­тела при­учить Цед­реллу, мою бед­ную сес­тру, к дол­жно­му об­ра­щению с эль­фа­ми, и при­каза­ла той убить од­но­го ста­рика. Цед­релла от­ка­залась это сде­лать, да­же по­пыта­лась сбе­жать вмес­те с эль­фом из до­ма. Её вер­ну­ли, на­каза­ли, а эль­фа уби­ли у нее на гла­зах, — на рес­ни­цах Кас­си­опеи по­вис­ли сле­зы. — Ес­ли бы не тот слу­чай, мо­жет, те­перь она бы­ла бы с на­ми… Бед­ная, впе­чат­ли­тель­ная де­воч­ка…

Цед­релла, о ко­торой пе­чали­лась Кас­си­опея, при­ходи­лась Ча­рис Кра­уч род­ной сес­трой. Она бы­ла мно­го млад­ше ма­тери Бар­те­ми­уса, и тот ви­дел её ред­ко, но ус­пел за­пом­нить ры­жева­тые во­лосы, уп­ря­мый под­бо­родок, при­давав­ший все­му ли­цу нем­но­го дер­зкое вы­раже­ние, и быс­трые чер­ные гла­за. О том, что слу­чилось с Цед­реллой, он не имел пред­став­ле­ния, за­метил толь­ко, что мать с не­кото­рых пор не упо­мина­ла о ней без па­ры злых слов, но не­жела­ние тет­ки уби­вать жи­вое су­щес­тво впол­не по­нимал. Ему ста­ло на миг лю­бопыт­но, слу­чалось ли каз­нить эль­фов Кас­си­опее, выг­ля­дев­шей та­кой доб­ро­душ­ной и сен­ти­мен­таль­ной. А она меж­ду тем про­дол­жа­ла:

— Вот здесь де­ти ба­буш­ки и де­душ­ки. Дя­дя Си­ри­ус в юнос­ти — прав­да, кра­сивый?

Эли­нор кив­ну­ла, но Бар­те­ми­ус неп­ри­яз­ненно рас­смот­рел смуг­лое ли­цо с ог­ненны­ми гла­зами: в об­ли­ке Си­ри­уса, да­же мо­лодо­го, бы­ло что-то буй­ное, ди­кое, и это от­талки­вало. Че­ловек ка­зал­ся опас­ным, как кро­вожад­ный зверь. С ним стран­но кон­трас­ти­рова­ло ли­цо его суп­ру­ги — «те­ти Гес­пер», как её на­зыва­ла Кас­си­опея — тон­кое, ма­лень­кое, хо­лод­ное ли­чико, ук­ра­шен­ное изящ­ны­ми оч­ка­ми. Ря­дом бы­ла Ли­корис — по­моло­же, чем сей­час, но та­кая же нек­ра­сивая — и два юно­ши, очень на нее по­хожих.

— Те­тя Кас­си­опея, — Эли­нор, по­косив­шись на дверь, блес­ну­ла гла­зами. — Ког­да мы сю­да шли, то слы­шали, как дя­дя Си­ри­ус ру­га­ет ка­кого-то Брокль­хер­ста…. Кто это?

На пух­лом ли­це де­вуш­ки от­ра­зил­ся ис­пуг, а за­тем рас­те­рян­ность.

— Я не знаю, — про­бор­мо­тала она. — Да­вай­те я вам луч­ше рас­ска­жу, как ваш де­душ­ка Ар­кту­рус драл­ся из-за ба­буш­ки Ли­сан­дры на ду­эли с…
В дверь пос­ту­чали. Кас­си­опея пос­пе­шила вый­ти, но вер­ну­лась очень быс­тро — не ус­пе­ли брат и сес­тра на­чать лис­тать аль­бом са­мос­то­ятель­но.

— Твоя мать до­гово­рилась с мис­те­ром Кра­учем, Бар­те­ми­ус, — лас­ко­во об­ра­тилась она к маль­чи­ку. — Пря­мо от­сю­да он за­берет те­бя к се­бе на не­делю.