"Самая сладкая ночь" Прайдоха
…В жизни каждого человека наступает момент, когда приходиться принимать решение, определяющее течение всей оставшейся жизни. Оно складывается под вилянием множества факторов – например, под воздействием какого-нибудь сильного чувства, как то любовь или чувство долга, неприязнь; нередко – в угоду холодному расчету. И самое важное в такой момент – принять решение единственно верное, такое, о котором не нужно будет сожалеть…
- Пожалуйста, постарайся доставить как можно быстрее…
В голосе девушки звучала мольба. Аккуратно привязав к ноге совы свернутый листок пергамента, она раскрыла тяжелые створки окна с облупившейся краской – в комнатку ворвался морозный январский воздух - и тихонько погладила бурое оперение совы.
- Постарайся, ладно?..
Коротко ухнув в ответ, птица тяжело сорвалась с места. Девушка вздохнула и направилась вглубь комнаты, к старой двуспальной кровати, которую правильнее было бы назвать ложем – такой величественной она казалась из-за старомодной резьбы по изголовью и немного пыльного бархатного полога. Собственно, она занимала бОльшую часть комнаты - остальную обстановку маленького номера в крошечной бюджетной гостинице составляли письменный стол у окна, стул и кресло, стоящее на ковре у камина. Вся мебель была старомодной, кроме того, обивка кресла и полог кровати изрядно пропитались пылью – видимо, хозяин гостинице не посчитал необходимостью чистить их хотя бы иногда. Зато ковер был в порядке, никакой пыли, густой и пушистый, – как ни странно было видеть его в недорогом номере, - ноги в нем должны были утонуть по самые щиколотки.
Вздохнув, девушка достала волшебную палочку и приступила к маленькой уборке. Балдахин кровати заколыхался, словно в его складках боролись два горных тролля; изрядное облако пыли, образовавшееся в процессе этого, вылетело в распахнутое окно, повинуясь мановению руки волшебницы. Кресло последовала та же участь – невидимая выбивалка нещадно прошлась по нему, заставляя малейшие пылинки взмывать в воздух, туда, где их подхватывало магическое течение, уносящее весь мусор куда-то за окно.
Слава Мерлину, постельное белье было свежим и, кроме того, превосходно отглаженным, она сама убедилась в этом, откинув темное покрывало. Еще раз вздохнув, девушка взмахом волшебной палочки захлопнула окно и подняла с ковра спортивную сумку, которую принесла с собой – там были некоторые ее вещи. Расческа, зубная щетка, немного косметики и белье – она собиралась задержаться здесь совсем ненадолго, ровно столько, сколько и было обговорено с хозяином гостиницы. Он запросил за эту комнатку одиннадцать сиклей, и она заплатила их – благо, что деньги у нее пока еще были.
Высыпав содержимое сумки в один из ящиков стола, девушка растянулась на кровати, поверх покрывала, и немигающим взглядом уставилась в бархатный полог.
От рождественских каникул осталось два дня – два маленьких, коротких зимних дня, а она даже не повидалась с родителями. Рождество она встречала в чужом доме и в другой семье – вместе с родителями своего будущего жениха. Они были очень милыми и вообще, Рождество прошло замечательно – а ее родители передали поздравления и подарки с совой. Конечно, они предпочли бы, чтобы их дочь встречала праздники вместе с ними, но тут был особый случай – ее молодой человек собирался познакомить родителей со своей будущей невестой – будущей, потому что она еще не ответила на его предложение руки и сердца. И вообще, это было смешно – они еще даже не окончили школу, ей только-только исполнилось восемнадцать, а он был старше ее всего на два месяца.
Но он всерьез собирался жениться на ней – и его родители (да и ее тоже) одобрили это решение. Решение теперь стояло только за ней – а ей практически ничего не мешало ответить согласием.
…По его словам, он влюбился в нее более четырех лет назад – и за все это время никакая другая девушка не смогла поколебать его чувства. Его друзья говорили, что он думал о ней каждую минуту, даже в те моменты, которые проводил в обществе других студенток, а еще они говорили, что все эти девушки были для него пустым местом, что это была физиология – а в его душе жила только Лили. Он мог провести с девушкой ночь – а потом просто уйти, потому что настоящие отношения он хотел иметь только с ней одной … Ни одной красотке не удалось зацепить его - это притом, что он был одним из самых популярных студентов школы. Блестящий ученик, любимец преподавателей, он был еще и превосходным игроком в квиддич – и за все время его учебы в школе Гриффиндор ни разу не проиграл спортивный кубок.
А еще у него была превосходная семья – чистокровные волшебники, шесть поколений! – и они готовы были принять в невестки маглорожденную, ее, Лили Эванс…
… У Поттеров был большой и красивый дом; обстановка была выдержана в прелестном стиле, для него даже существовало какое-то особое название, которое Лили потом никак не могла вспомнить. Эта семья никогда не испытывали материальных затруднений, а миссис Поттер обладала недюжинным вкусом, и все это позволило им создать в своем доме замечательную обстановку - здесь не было царственной роскоши; зато все дышало тонким вкусом и теплом. Вообще, у Джеймса была замечательная семья – родители нежно любили единственного сына, сын отвечал им не меньшей теплотой; Поттеры готовы были полюбить и Лили, словно собственную дочь – а как иначе они могли отнестись к девушке, которую хотел называть невестой их горячо любимый Джеймс?..
Его мама умела делать замечательные сладкие пироги – жаль только, она не часто появлялась на кухне – еду в их доме готовили домовые эльфы. На них же лежала обязанность прибирать в многочисленных комнатах – а комнат в этом доме было действительно много…
Девушка улыбнулась, вспомнив спальню, которую ей отвели на время ее пребывания в особняке Поттеров – уютную комнатку, выдержанную в теплых тонах. Абрикосовый и терракотовый цвета. Мягкий ковер. Роскошная кровать. Шелковые простыни бледно-персикового цвета. Чудесный вид из окна…
Они с Джеймсом почти все время проводили вместе, гуляя по заснеженным улицам городка, населенного одними волшебниками – таких поселений действительно мало в Англии, и каждый акр этой земли стоил изрядное количество галеонов. Все волшебники этой местности были знакомы с Поттерами, и во время их с Джеймсом прогулок то и дело кто-нибудь приподнимал шляпу в знак привествия. Джеймс еще тогда пошутил, что его собственный дом будет там, где никто не будет знать его родителей – и здороваться с ним будут только те, кто знает его самого…
Он показал ей свою комнату – просторное, светлое помещение, выдержанное в светло-бежевых тонах. Вся стена над письменным столом была заклеена плакатами сборной Ирландии по квиддичу, а вокруг настольной лампы кружился снитч. Они долго целовались там, под шелест его серебристых крылышек, пока домовик, посланный мистером Поттером, деликатно их не прервал.
Джеймс вообще сердился на отца, у которого, по его мнению, были несколько старомодные взгляды на интимные отношения молодых людей. Дело в том, что его родители категорически не одобряли физических отношений до момента надевания на пальчик обручального кольца, и если мама Джеймса, знавшая и давно махнувшая рукой на похождения любимого сына, надеялась в этом отношении на будущую невестку, то отец, которому ни Джеймс, ни жена не осмелились сообщить о том, что сын уже давно стал мужчиной, особо подчеркивал важность платонических отношений до замужества.
Поэтому самым решительным, на что они осмеливались в доме Поттеров, были долгие и сладкие поцелуй – и только в те моменты, когда рядом не было никого из домочадцев или домовиков…
Для Джеймса это были долгие две недели. Хотя еще недавно, пару месяцев назад, они были бы для него просто великолепными, но теперь, когда отношения между ними уже перешли в фазу физических…
Она ловила на себе его горящие взгляды и только улыбалась в ответ; а еще в редкие моменты, когда он, быстро оглянувшись, прислонял ее к стене и целовал в глаза, губы, шею, тяжело дыша и сжимая руки на ее талии, она закрывала глаза и, запрокинув голову, зарывалась пальцами в его взлохмаченные волосы…
Она сама не знала, не хватало ли и ей их ночей, проведенных в Хогвардсе, ночей, когда друзья Джеймса, его соседи по спальне, дружно отправлялись ночевать в комнату к Ремусу, а девчонки ночь напролет шептались о том, где же все-таки ночует Лили Эванс…
Джеймс был замечательным любовником – нежным и страстным одновременно, очень внимательным и чутким. Он постепенно знакомил ее, тогда еще неопытную девчонку, с новым для нее миром любви. Но ласки его были, хоть и весьма изысканными, но несколько ленивыми – словно бы он оказывал снисхождение, дотрагиваясь до нее…
Каждый раз, вспоминая часы, проведенные с ним в полумраке его спальни, в груди замирало, а на щеки набегал румянец сладкого, томящего ее стыда – как и сейчас, здесь, когда он так далеко от нее…
Лили закрыла глаза и вздрогнула всем телом, почти ощутив прикосновение его тонких гибких пальцев.
Друзья Джеймса никогда не говорили о его прошлых подружках, молчали и сами девчонки, а между тем ее терзали тысячи вопросов, ответы на которые ей хотелось бы услышать. В ее голове постоянно метались мысли о том, сколько девушек были в ним в постели, сколько их и сколько времени потребовалось ему, чтобы стать столь искусным любовником… И мысли о том, что каждая из его подружек млела от прикосновений этих сильных и уверенных рук, как теперь млеет она, заставляли ее хмуро сводить брови и до боли сжимать пальцы.
Однажды она сказала ему о своих сомнениях – и он, немного растеряно улыбнувшись, закутался в простынь и поднялся с постели, чтобы взять коробочку шоколада, лежащую на окне.
В ту ночь он рассказал ей все, что она хотела знать и то, о чем заставляло ее молчать врожденное чувство такта. Он кормил ее с пальцев вкусными шоколадными конфетами и, глядя в глаза, спокойно рассказывал про то, как именно нравилось заниматься любовью его второй девушке, и то, как он лишал девственности студентку Пуффендуя, которая в следующем году будет заканчивать школу. Луна заглядывала в окно и серебрила подушки, на которых были разметаны темные волосы Лили, а она облизывала его пальцы, такие тонкие и сладкие, и пряный запах шоколада закрадывался в ноздри, а грудь вздымалась так часто и высоко…
А потом они занялись сексом. Он вел себя грубо, а ей нравилась эта грубость, и еще в ту ночь она впервые позволила себе прикоснуться к нему губами – и возбуждение захлестнуло ее тяжелой, дурманящей волной, когда его руки легли ей на голову и пальцы зарылись в прядях ее волос – и впервые пришла сладкая мысль – а не сходит ли она с ума?..
Она не знала, чего хочет от их отношений. Она не знала, насколько он любит ее, и сама бы не пошла за ним на край света – кто знает, была ли это любовь?
Он предложил ей выйти за него замуж, как только она получит работу – за ним уже было закреплено месте в элитной академии Особого Отдела Министерства Магии – он захотел быть мракоборцем – а она не знала, что за чувства она питает к будущему жениху. Когда ее родители узнали о предложении, то целиком и полностью были на стороне Поттера – мама была просто влюблена в Джеймса, с тех самых пор, когда они впервые увиделись на горнолыжном магловском курорте в Швейцарии, куда он, потомственный волшебник, якобы приехал отдыхать… Отец Лили только удивлялся, глядя на то, как молодой человек не может справиться с креплениями лыжных ботинок; когда жена объяснила ему, что Джеймс – однокурсник его дочери, он перестал недоуменно поднимать брови при каждом спуске Поттера с горы – что возьмешь с волшебника, который никогда в жизни не катался на лыжах!..
В общем, все говорило за то, чтобы она соглашалась – а она все медлила с ответом, хотя никаких причин медлить не было. И дело было не в том, что она не была уверена в себе, как в будущей супруге Поттера, как раз наоборот – замужество с Джеймсом представлялось ей вполне четко и радостно, а в том, что она не было уверена, что именно с ним и уже испытала единственное в жизни Чувство, которое и пишется, и произноситься именно так – с большой буквы…
А ей хотелось его – ощущения летящей свободы и радостных сияющих глаз навстречу, и рук, распахнутых, словно крылья, и звенящей Любви, заставляющей задыхаться от счастья…
Вот только с Джеймсом было по-другому. Это тоже была – да, все-таки именно она! – любовь, но любовь другая, не такая, не звенящая. Просто любовь – именно такая, какая бывает между счастливыми супругами – потому что в замужестве не может быть этого странного Чувства, как бы ни были влюблены супруги…
Девушка вздохнула и сжала в объятиях подушку. От рождественских каникул осталось два дня…
Сажая ее в «Ночного рыцаря», Джеймс забрал у нее долгий поцелуй и вложил в маленькую ладошку девушки кусочек пергамента. Загадочно улыбнувшись, он махнул рукой водителю и подмигнул будущей невесте. Она удивленно подняла взгляд, но в следующий момент ей пришлось схватиться за поручни, чтобы не упасть от резкого толчка – автобус совершил прыжок.
Добравшись до своего кресла на втором этаже, она прочитала эту маленькую записку и положила ее в единственную сумку – остальной ее багаж Поттеры взялись привести в школу сами. Джеймс писал, что уже ужасно соскучился по ее обществу и с нетерпением ждет встречи на вокзале, но было бы просто великолепно увидеться в эти оставшиеся дни; и если бы она, Лили, нашла бы такую возможность, то не трудно было бы ей послать ему, Джеймсу, сову с маленьким посланием – и он тот час же и с несомненным удовольствием разделил бы ее общество…
Ее голова закружилась в тот момент, и на мгновение ей показалось, что Джеймс владеет окклюменцией – кое-какие мысли пришли к ней за завтраком; она зажала ладонями виски и заставила себя улыбнуться…
И вот теперь, сутки спустя, она лежит на широкой кровати в снятом номере, и сова уже отправлена – а сердце замерло, словно неживое, и тревожные мысли толкаются в голове, откинутой на белоснежные подушки…
Девушка сладко потянулась и поднялась с покрывала. В комнате было тепло; в камине мирно потрескивал огонь, и тени дрожали на стареньких обоях. Повинуясь пассу волшебной палочки темное покрывало взмыло в воздух и, аккуратно сложившись, успокоилось в глубоком продавленном кресле. Волшебница достала щетку для волос и медленно расчесала медные локоны – волосы мягкой, пушистой волной рассыпались по плечам. Она наклонилась к выдвинутому ящику стола, и в этот момент в комнате раздался негромкий хлопок.
Этот звук можно было бы списать на треск поленьев в огне камина, но девушка почему-то замерла, не позволяя себе дышать. Рука застыла на полпути, и спина мягко напряглась, потому что она знала, что означал этот тихий звук.
Какие-то мгновения все так и было – она, в нелепой позе сидящая на корточках у стола, огонь в камине и тихий шепот его огня, и тишина – но в этой тишине раздался судорожный вздох, как если бы кому-то не хватало воздуха.
И вот тогда она обернулась – одним порывистым движением, поднимаясь вверх, широко распахивая глаза – и все равно не успела заметить, в какой момент он оказался так близко, что ее лицо оказалось совсем рядом с его лицом.
- Ты пришел!..
- Но ведь ты захотела, чтобы я пришел…
«Конечно» - улыбнулась она и доверчиво потянулась к его губам. На его лице не было улыбки – а в глазах теплился отсвет какой-то печали – и этот отсвет манил ее сейчас больше, чем что-либо в любое другое время. Она подняла тонкие белые пальчики вверх и очень медленно запустила их в черные взлохмаченные пряди его волос.
- Я трансгрессировал сразу, как только получил сову… - он еще пытался что-то говорить, а она уже утонула в звуках его мягкого голоса, потерялась в густых ресницах его глаз…
- Лили… - выдохнул он и почти робко дотронулся до ее талии. – Лили…
- Да… - промурлыкала она, все теснее прижимаясь к его телу, блуждая руками по его плечам и груди, чувствуя, как лихорадочно заходится его сердце. – Ну что же ты стоишь?..
Он вздрогнул всем телом, когда маленькая теплая ладошка скользнула под свитер и задела темный кружок соска.
- О, Лили… - выдохнул он, и, с силой сжав ее плечи, заставил девушку запрокинуть лицо. – Лили… - прикрыв глаза, он осторожно коснулся губами ее губ. Он почувствовал, что она тает под его прикосновениями, словно податливый воск, и в следующее мгновение поцелуй его стал жадным и требовательным, почти безумным, и девушка с еле слышным стоном впилась пальцами в его плечи.
Его руки оказались на ее талии и сжали, почти причиняя боль. И его, и ее глаза были закрыты, и никто из них не увидел лица другого, искаженного страстью в странную, пугающую полугримасу. Руки блуждали по чужому телу, без всякого стыда, требовательно и жадно, сводя с ума, и эпицентром этого обжигающего безумия стали слитые воедино губы, целующие, кусающие, теплые и податливые губы…
…Он сходил с ума. Он уже сошел с ума, раз примчался сюда, не смотря на строгий запрет; он всегда чувствовал себя сумасшедшим, каждый раз, когда оказывался наедине с ней, потому что невозможно было не сойти с ума, заглянув в самую глубину этих зеленых глаз, пропустив сквозь пальцы струящуюся медь ее волос…. Ее поцелуи прожигали его до самого сердца, каждый раз причиняя невозможное наслаждение и равную же боль. Что-то замирало внутри него каждый раз, когда он видел ее, что-то рвалось в нем каждый раз при виде ее улыбки…. Он не знал, какие чувства она испытывала к нему, он ни в чем не был уверен рядом с ней – только в своей любви – безнадежной любви, безнадежной потому, что у него не было даже надежды когда-нибудь разлюбить Лили Эванс…
…Вы когда-нибудь видели открытый космос?..
Она покорно находилась в кольце его рук – такая тонкая, гибкая, такая живая и теплая – и у него не было сил разжать свои объятия, чтобы выпустить ее, да и желания опустить ее тоже не было, она сама не желала быть выпущенной. Его глаза изумленно распахнулись, когда она, не открывая глаз и не отрывая губ от его рта, царапнула кончиками ногтей пряжку его ремня.
- Идем… - она прервала их поцелуй на мгновение, и мгновения хватило на то, чтобы выдохнуть это короткое слово, и он подчинился ей. А она взяла его за руку и увлекла туда, где в свете огня белели простыни и бархатный балдахин раскинулся вместо потолка.
- Лили… - выдохнул он, когда она опрокинула его на ложе, - подожди…Не надо… - Но она прижала пальчик к его губам и следующим движением ловко стянула с него свитер.
- Столько… пуговок… - ловкие пальчики расстегивали рубашку, а он лежал, не в силах шевельнуться, не веря в происходящее, не смея надеяться на что-то…
Хихикнув, она провела ладонью по его напряженной груди, указательным пальцем обведя потемневшие соски:
- Какой ты напряженный…
Он задыхался, не в силах что-либо ответить ей, он не мог поднять руки, чтобы отвести от себя эти теплые, дразнящие ладони; его губы изнывали от жажды - он желал ее поцелуев, но сейчас она покрывала поцелуями его грудь, и опускалась все ниже...
Звякнула застежка ремня. Он попытался вскочить с ложа, но она, неожиданно сильным движением, удержала его на месте.
- Лили!.. – хрипло выдохнул он, судорожно цепляясь руками за ее плечи. – Лили…
- Тссс… - шепнула она и замолчала – потому что ее губы нашли свое место, и он задохнулся, почувствовав, как она прикасается к нему.
А дальше мир вокруг растворился, и все стало ненастоящим, все куда-то ушло и пропало, наверное, сгинуло в обжигающей пропасти… Единственное, что осталось рядом с ним, единственное, что он еще мог чувствовать – был ее язычок, гибкий, ласковый, влажный, и мягкие теплые губы…
Через много-много тысяч лет, когда миллионы солнц успели родиться и погаснуть, ее глаза снова оказались рядом, и он с жадностью заглянул в них – и увидел озорной огонек, горящий в зеленой глубине и бесконечную нежность, такую же, какая была в его взгляде.
Он раскинулся на кровати, а она сидела рядом с ним, и белые пальчики медленно расстегивали пуговки на блузке, а он снова не мог пошевелиться, околдованный невозможностью происходящего. И только тогда, когда блузка полетела на пол, ненужным цветочным лепестком, и тонкое тело замерцало в полутьме нежной белизной, он сбросил с себя остатки благоразумия и потянулся ей навстречу…
* * *
Луна заглядывала в тронутое изморозью окно, серебристой дорожкой пересекая расправленное ложе и смятые подушки на нем. В камине плясали языки огня; совсем рядом, среди пушистого ворса мягкого ковра сидели двое, закутанные в белую простынь – молодой человек, обнимающий рыжеволосую девушку. В складках их странного одеяния лежали глубокие тени, взгляд девушки был устремлен на огонь; брюнет смотрел только на нее, тихонько перебирая пальцами ее волосы.
- Тебе понравилось?
Его голос звучал чуточку застенчиво, в нем звучала робкая надежда. Легким прикосновением он поднял ее лицо и заглянул в бездонные глаза.
- А ты как думаешь? – она даже теперь не могла не поддразнить его. Конечно же, он сразу вспыхнул и даже сделал движение, которое при желании можно было бы посчитать попыткой отстраниться, но девушка вскинула тонкие руки и обвила его шею:
- Мне было очень хорошо с тобой… Возможно, это была лучшая ночь в моей жизни.
- Зачем так зло шутить со мной… - с досадой прошептал он и отвернулся в сторону.
- Я не шучу… - она взяла в ладони его лицо и заставила его поднять взгляд, - Посмотри мне в глаза и скажи, шучу ли я…
Он молчал; в его глазах отражалось пламя камина.
Нежно поглаживая ладонями бледную кожу его лица, подрумяненную отсветами огня, она тихонько шептала:
- Мне никогда не было так сладко, как сегодня, здесь, с тобой… Ты слышишь? слышишь?.. Это было чудесно… а тебе, тебе понравилось, любимый?..
- Лили… не говори так… пожалуйста… Мне было.. это было прекрасно.. нет, нет!.. я не знаю, каким словом… Лили… - он уткнулся лицом в ее шею, его тело сотрясали глухие рыдания.
- Тише, тише… Я здесь, я рядом… - она успокаивающе гладила его по голове, - самое главное, что сейчас мы здесь, мы вместе…
Она еще долго убаюкивала его на своей груди – такого ранимого и беззащитного сейчас, рядом с ней. Лунная дорожка тихонько ползла через комнату, меняя свой угол, ибо луна тоже тихонько двигалась в зимнем ночном небе; пламя плясало в камине, а они все так еж сидели – она, такая хрупкая и такая сильная, и он – такой гордый и такой слабый…
- Послезавтра снова в Хогвардс…
- Ага, - сказала она и легко тронула губами его висок.
- А знаешь, я было подумал, что ты уже не пришлешь сову, - он повернулся и заключил ее в объятия, - я вообще не верил, что такое может случиться…
- Но ведь случилось… - она улыбнулась ему. – Ты жалеешь?
- Жалею? О, нет, я не жалею… - он восхищенно дотронулся тыльной стороной ладони до ее лица. – Ты просто совершенна, Лили…
Она поймала его руку и прикоснулась к ней губами.
- Ты прекрасен…
- О, нет… - он лукаво улыбнулся ей, - из нас двоих это слово применимо лишь к тебе… и его явно недостаточно!..
Он рассмеялась и склонила голову ему на грудь.
- Ты не будешь заезжать домой?
- Нет, уже не буду… думаю, что сестрица будет довольна… - девушка вздохнула, - маму с папой теперь только летом увижу…
- А мне придется заехать… - он с досадой сжал пальцы, - Но будь моя воля, я бы оставшееся время про…
- Ну же, продолжай… - улыбнулась Лили, - ну давай, договаривай!..
- Лучше-бы-я-провел-его-с-тобой, - на едином дыхании выпалил молодой человек и смущенно отвернулся.
- Я знаю.. я тоже… - выдохнула девушка и потянулась к нему губами.
- Как провела Рождество? – хмуро спросил он после того, как закончился их долгий и сладкий поцелуй, - Все нормально прошло?
- Ага, - просто ответила она, - все в порядке… А ты?
- Не спрашивай… - угрюмо отозвался он. – Тебе понравилось там? – безо всякого перехода спросил он.
- Не знаю… там очень мило… - уклончиво отозвалась девушка и нахмурилась, - Тебе так нравиться говорить об этом?
- Нет, мне тяжело говорить об этом! – чуть-чуть громче, чем следовало бы ответил он. – Но в конце-концов, мне кажется, я должен знать твой ответ на это злосчастное предложение!..
- Ах так? – девушка поднялась на ноги; белоснежное тело в складках простыни приковало к себе его взгляд и его глаза невольно загорелись. – Прекрати пялиться!.. – девушка залилась румянцем. - Как ты можешь требовать от меня..!...
- Прости, я не должен был спрашивать… - он опустил глаза. – Это не мое дело, я знаю…
- Ты мучаешь и себя и меня… - неожиданно тихо выдохнула она, опускаясь на ковер. – Знаешь, если ты изменишь свою точку зрения, то…
- Нет, - начал он, но она перебила его:
- Ты же ненавидишь его! Почему же ты тогда…
- Нет, - твердо произнес он, - я считаю, что мы не можем быть вместе… Несмотря ни на что, несмотря на наше чувство… Прости, Лили. Я не смогу простить себя, если ты когда-нибудь поймешь, что выбрала неправильный путь… Прости меня, Лили.
- Хорошо, - ответила она, отвернувшись, - я выйду замуж за Джеймса Поттера.
Он молчал, а она не оборачивалась, чтобы случайно не увидеть его взгляд.
- И ты прости меня за мой выбор. Но ты сам заставил меня сделать его. – В ее голосе звучали хриплые нотки сдерживаемых слез, - Прости меня, слышишь! Это не я виновата, а ты, ты!!!
Он молчал, а она судорожно одевалась, сотрясаясь от рыданий. У нее не осталось сил сдерживаться, она плакала в полный голос, плакала от злости, от безнадежности, от любви…
Он еще долго сидел после того, как в воздухе раздался легкий хлопок и он остался один в этой комнате. Языки пламени корчились, отражаясь в его темных невидящих глазах и луна через морозное стекло серебрила длинные пряди темных волос.
«Ты права, чудесная… Это я виноват… я… я и только я… Это я струсил, я побоялся оставить тебя рядом с собой, побоялся осветить свой маленький пыльный мирок ярким и горячим солнцем… я могу любить и я люблю… неужели ты тоже любила меня?..»
…Январская ночь медленно плыла над Лондоном, заглядывая в каждое окно; заглянула она и в одинокое оконце верхнего этажа дешевой гостиницы. Снег мягко ложился на карниз, и ночь тихонько подышала на стекло, расписывая его ледяными стрелами, чтобы никто не увидел того, как в пустой темной комнате с остывшим камином плачет одинокий человек
…В жизни есть место для разных чувств – и иногда они достигают невероятной силы… Бывает, что мы ненавидим… ненавидим просто за то, что один из нас достиг успеха во всем, а другой никогда не знал, что такое человеческое тепло… Я ненавижу его, но это ведь ничего не меняет, правда?..
…Бывает так, что счастье – совсем рядом, и следует сделать только шаг, всего лишь протянуть руку в нужном направлении, чтобы оно упало в твои ладони… Бывает так, что мы любим… любим друг друга… и неважно, что ты гриффиндорка, а я – слизеринец, и ты невеста другого… Это ведь ничего не меняет, правда?..
В конце-концов, в жизни каждого из нас наступает момент, когда приходиться делать выбор – и далеко не всегда принимаемое нами решение является верным…
фанфики, принимавшие участие в конкурсе
+9
