Мёртвый феникс

Сердце воет как волк, видно, чувствует смерть.
Так уж лучше б свою. Увы! - Лучшего друга.
Он единственный друг. Лучше мне умереть.
Нет. Увы, не за мной в этот раз смерть-старуха.
Саффи

На краю леса стоял небольшой деревянный домик. На его пороге сидел человек.

Заходящее осеннее солнце ласкало листву деревьев своими лучами. Природа была по-своему красива. Она умирала. И день умирал, чтобы воскреснуть с новым утром. И год умирал, чтобы, как феникс, восстать из пепла с новой весной... А может быть, они уходят, чтобы никогда больше не вернуться? Может быть, только фениксы бессмертны, а на смену этому умирающему дню приходит совершенно другой день… Похожий, да, но другой…

Человек сидел, и жмурясь, смотрел на заходящее солнце. Ремусу (так его звали) не было и тридцати, на его лице кое-где уже проявлялись морщины, а русые волосы тронула седина. Он всегда казался старше своих ровесников. Но сейчас он стал выглядеть старше многих пожилых людей. Вся его и без того нерадостная жизнь теперь сломалась, как ломается молодой побег под ногой безразличного человека. Он потерял всё, что имел. А много ли он имел? Троих друзей… и мечту о лучшем будущем, за которое они все боролись. Ремус же боролся даже не для себя. Он не верил, что сможет быть счастлив. Он боролся за будущее своих друзей. Он по-братски радовался за Сохатого, когда друг женился. И за Червехвоста, когда тот устроился на работу в министерство. И за Бродягу, когда он крестил Гарри. Он радовался, когда другим мародёрам было хорошо, страдал, когда у них что-то не ладилось. Он жил их жизнью. И вот она кончилась. Червехвост, Сохатый и Лили убиты. Прошел уже год, как их нет рядом. Гарри – сирота, и живёт у родственников-магглов. А Бродяга? Он сейчас в Азкабане. Лучше бы он умер! Ровно год назад Ремус потерял всех своих друзей. Он часто спрашивал себя: почему он не поступил как Питер? Почему не настиг Блэка раньше авроров? И почему, почему умерли его друзья, а не он… никому ненужный оборотень...

Перед его глазами стояло лицо миссис Петтигрю – матери Питера. У неё были добрые серые глаза и пухленькие, как у маленькой девочки, щеки. На похоронах она не плакала, только стояла и смотрела куда-то вдаль. Она не хотела верить в смерть сына. Ещё бы. Ведь она даже тела не видела... Только палец. Рассудок ее серьёзно повредился, и теперь она доживала свои дни в специальном отделении клиники Святого Мунго. Еще одна невинная жертва Сириуса Блэка.

А Гарри… Летом Ремус ездил к его родственникам. Конечно, в дом он не заходил. Просто прогулялся по улице в надежде увидеть Поттера-младшего. Увидел.

На газоне, под пристальным присмотром какой-то женщины, играли два малыша. Один из них, маленький, черноволосый, худой, с ярко-зелеными глазами, потянул на себя какую-то игрушку; второй, полный и беловолосой, заплакал. Женщина локтём оттолкнула зелёноглазого в сторону так, что он ударился об изгородь, и взяла на руки полненького. Зелёноглазый мальчик потёр ушибленный бок и не по-детски вздохнул. Ремус ничего не сказал и прошёл мимо них. Но он сразу узнал Гарри. Зелёные глаза Лили, черные волосы Сохатого… и шрам – напоминание о предательстве Бродяги.

- Бродяга, - Ремус почти взвыл от боли и разочарования.

Каждый раз, когда он называл Блэка так, перед ним вставал образ не предателя и убийцы, а длинноволосого мальчишки-мародёра. Это Сириус придумал эти клички: Бродяга, Червехвост, Сохатый и Луни. Это Сириус когда-то направил Северуса Снэйпа на верную гибель. Если бы не Джеймс, то неизвестно, что бы с ним было. Тогда они думали, что у друга просто скверное чувство юмора. А что, если уже тогда он проявил своё истинное лицо? Ведь Блэки – далеко не светлые маги. Бродяга всегда убеждал их, что не хочет иметь что-то общее со своей семьёй. Но всё же…
Между тем солнце уже зашло за горизонт. Смеркалось. Ремус встал и вошел в дом. Как всегда перед полнолунием, он заперся на ключ в пустой кладовке, и сел на каменный пол, ожидая превращения.

- А ведь раньше это были довольно приятные моменты в твоей жизни, мистер Люпин, - подумал Ремус, и грустно улыбнулся своим мыслям.

На Англию опустилась тьма.
Где-то одиноко и тоскливо завыл волк.
И, совсем далеко от этого места, черный волкодав навострил уши, словно услышал…зов.
Но ответом на его немой вопрос стал только стон из соседней камеры.

Побег бродяги

Большой Зал был украшен сотнями тыкв. Ремус сидел за учительским столом и старался выглядеть бодрым. Чувствовал он себя ужасно. Дело было не только в страшной боли, от которой хотелось выть, но и в глухой стене, отделяющей его от остального мира.

Стол полон праздничных блюд, но разве ему хочется сейчас есть?
Северус Снэйп бросает косые взгляды в сторону коллеги. Неужели думает, что Ремус сейчас обернётся волком и бросится на учеников? Дамблдор о чем-то разговаривает со Спраут. Гарри недоверчиво посматривает то на Люпина, то на Снэйпа; видно, мальчишка не доверяет зельевару. Но разве объяснишь ему, от какой болезни это зелье? Всё равно не поймёт. А может быть поймёт? Ведь поняли же его родители. Нет! Не за тем Ремус вновь вернулся в Хогвартс, что бы изливать душу перед учениками.

Интересно, ведь Гарри не может не знать, что произошло в этот день двенадцать лет назад; неужели он не чувствует сегодня то же, что и Люпин? Неужели волчье сердце (а на данный момент оно точно волчье, его уже не сможет изменить не одно зелье) тоскует больше, чем человеческое? Вряд ли. Скорее всего, Гарри просто устал тосковать. Это Луни, вот уже ровно двенадцать лет, каждый день вспоминает проделки друзей, а Гарри-то и вспомнить нечего… Хотя, видимо, есть, раз он так болезненно реагирует на дементоров. Бедняга. Наверное, он вспоминает ту ночь.

Ремус опять подумал о Сириусе. Надо же, двенадцать лет прошло, а боль не утихает! Люпин поймал себя на мысли, что отчасти даже рад побегу Бродяги. Странно, но если бы не предательство Блэка, возможно, Волдеморт до сих пор бы убивал людей. И что тогда? Десятки родителей каждый месяц запирали бы своих искусанных оборотнями детей. Сотни Лили и Джеймсов погибли бы от его клыков, тысячи родителей по всему миру боялись бы за своих детей… Нет, это конечно не оправдывало Блэка, ведь он добивался не мира, а как раз обратного, но этим Луни оправдывал себя. Он ведь так и не сказал Дамблдору, что Сириус – анимаг. Мерлин, какие юношеские секреты, когда речь идёт о жизни и смерти? Но он не сказал, и от этого чувствовал себя еще хуже. Какого понимания он мог требовать от Гарри и Северуса, если сам до конца не был откровенен?! С одной стороны, Сириус Блэк – опасный преступник, убивший дюжину магглов (это – всё, что о нём знает Гарри); с другой – Бродяга, мародёр, и…друг.

Люпин почему-то вспомнил, как мародёры узнали о его болезни. Питер, он был тогда маленьким, по его виду ни за что нельзя было догадаться, что ему уже одиннадцать, отскочил от Ремуса как от прокаженного. Джеймс просто стоял и как-то странно смотрел на Рема. В семьях волшебников маленьких детей частенько пугают сказками об оборотнях, наверное, и он тогда вспомнил одну из этих жутких историй и пытался оценить обстановку. А Сириус улыбнулся и, к удивлению Ремуса, сказал:

- Здорово! Ты можешь бродить ночью по замку, и никакой Филч тебя не остановит. Хи, хотел бы я посмотреть, как он это сделает! А еще можно искусать какого-нибудь слизеринца.

Может быть, Сириус и был немного жесток, но он не допускал даже мысли, что Ремус им больше не друг. Может быть, Блэк не отнёсся к этому серьёзно, но он ценил их дружбу выше каких-то обстоятельств. Именно этим в последнее время и оправдывал себя профессор Люпин. Питер и Джеймс мертвы, а ему так одиноко и тоскливо... Может быть, он сможет понять Бродягу? Может даже простить? Ведь ему так не хватает общества мародёров!

~*~*~*~

- Ремус, я должен поговорить с тобой, - Дамблдор, как всегда, говорил мягко и спокойно.

- Конечно. Проходите.

Ремус закрыл за директором дверь. Оба сели.

- Во время праздника Сириус Блэк пытался пробраться в гостиную Гриффиндора. Он порезал портрет Полной Дамы, но ему не удалось проникнуть внутрь. Мы считаем, что он покинул замок, но я всё же послал учителей патрулировать коридоры. Нет, нет, ты не сможешь нам помочь, - добавил директор, видя, что Ремус собирается встать. – Я просто хотел, что бы ты бы в курсе. Что ж, я думаю, тебе стоит как следует отдохнуть перед завтрашними уроками. Если будешь себя плохо чувствовать, скажи мне. Северус будет рад тебе помочь и заменить тебя на уроках, - Дамблдор сверкнул своими очками и встал.- Не смею тебя больше задерживать.

- Профессор, я хотел сказать Вам…

Директор посмотрел на оборотня своими голубыми глазами. Ремус замялся. Как сказать человеку, что он столько лет обманывал его доверие?

- Я… Я хотел спросить: с Гарри всё в порядке?

- Да с ним всё хорошо. Эту ночь все ученики проведут в Большом Зале, а завтра мы найдем другой портрет для гриффиндорской башни.

- Спокойной ночи, директор.

- Спокойной ночи. Хотя у меня она будет не намного спокойнее, чем у тебя.

Дамблдор вышел.

- Нет. Никто не заслужил таких страданий, - прошептал Ремус,- ни один человек. Ни Сириус, ни Беллатрикс Лестрэйндж, ни Долорес Амбридж (даже при всей её ненависти к оборотням). Разве что Волдеморт, но он уже не человек.

Он сам не знал почему, но эта мысль так ясно прозвучала в его голове, будто кто-то её туда вложил. У Ремуса больше не оставалось сомнений. Конечно, он не прав, но он не позволит отнять у него последнего друга. Он не сдаст Сириуса демендорам, даже если это будет стоить ему жизни.

~*~*~*~

Что ж, может, теперь Ремусу будет спокойнее. Дамблдор не мог поручиться, что Снэйп рано или поздно не узнает секрет Ремуса. Сам он знал об этом ещё с тех пор, как мародёры учились в Хогвартсе. Ремус только и думал об этом, и проницательному директору стоило лишь слегка задержать взгляд на «проблемном ученике», чтобы понять, как прошло его последнее полнолуние. Нет, Блэк мучался в Азкабане двенадцать лет не затем, чтобы вдруг затеять убийство крестника. Не от скуки ведь он устроил побег. Но что же ему нужно в гриффиндорской башне? Вот в чём вопрос…