Несовершеннолетняя любовь. Пролог

Любви все возрасты покорны.
Пословица.

Одну тебя люблю я,
Твой смех – спасенье для меня!
Никого теперь мне не надо,
Любовь твоя – моя награда!
Стадник Сергей.

Её рука нежно скользила по его юношеской груди. Они лежали в постели. Сейчас они были счастливы. Наверное, впервые за долгие дни, которые ураганом событий промчались мимо них обоих, изменив до неузнаваемости их жизнь.
Рядом с ней ему было спокойно. Она давала ему защиту от всех проблем, которые обрушивались на него с каждым мгновением. Даже воспоминание о матери было не таким болезненным, когда он был рядом с ней. По сути, она была чем-то больше для него, чем любимая девушка.
Для него она была богиней, которая контролировала его радость и его печаль. Он заменила ему мать. Не полностью, но рядом с ней было так же спокойно, как и дома, на Татуине, рядом с матерью.
Анакин, а это был именно он, вспомнил мать. Как там она? Каково ей живётся в рабстве? От этого слова у Анакина разрывалось сердце: почему на свете есть люди, у которых есть всё, а есть те, у которых даже нет элементарной свободы.
Эта мысль огорчила его, тени грусти, которая грызла его сердце, накатили на его глаза и лоб.
Это заметила Падме, которая гладила его до этого. Она слегка нахмурилась, но не стала ничего спрашивать: не зачем бередить рану, которую не может даже она вылечить. Что бы это ни было: оно вылечиться со временем. Время умеет лечить, вместо этого девушка приподнялась с кровати и поцеловала мальчика в лоб.
Вылечить, может быть, она бы и не смогла, зато успокоить, можно было бы попытаться, тем более что совсем недавно он был весел и очень счастлив.
Поцелуй подействовал мгновенно. Анакину нравились поцелуи Падме. Он не был похож на поцелуи матери. Это было нечто другое. Обычный поцелуй, без всяких там штучек-дрючек, но он шёл от всей души. Падме действительно любила мальчика.
Прикосновение тёплых, нежных, сладких и пышных губ, заставили исчезнуть со лба мальчика тени грусти. Даже боль от расставания с матерью была не такой сильной.
Анакин хотел спокойно заснуть, но едва он закрыл глаза, как он увидел лицо Падме, искаженное от невероятной боли!
Анакин открыл глаза уже весь в поту. Он вскочил на кровати и сел с краю. Он посмотрел на часы: уже сегодня будет парад, а ведь только прошло пять минут с того момента, как он закрыл глаза!
Он в ужасе, со срывающимся дыханием посмотрел на девушку. Вот она, с любовью и некоторым беспокойством смотрит на него!
Он перепугал её своим неожиданным подъемом.
- Всё в порядке, - натянуто улыбнулся мальчик и наклонился к своей возлюбленной, чтобы поцеловать её в губы.
Короткий, нежный дружеский, материнский поцелуй ненамного утешил мальчика.
А между тем его мозг напряженно вспоминал, обдумывая, кто же с ним останется, если Падме не станет.
Нет! Этого он даже представить себе не мог! Она не может умереть! Он не позволит! Анакин сжал руки в кулак что есть силы.
Но ведь действительно! Кто с ним останется?
Мать? Она в рабстве. Да её можно освободить, но это не позволено по Кодексу джедаев.
Оби-Ван Кеноби? Да, но всё же.… Это не то…
Куай-Гон Джинн? Воспоминание о рыцаре, который ушёл к Силе, навела на него ещё одну волну боли.
На глаза навернулись слёзы: больше теперешних близких людей для Анакина не было.
- Эни?.. – кротко позвала Падме.
Мальчик повернул голову к девушке, она взяла его безвольную руку в свою ладонь.
Как же ему повезло, что она у него есть, понял Анакин, перед тем, как они в очередной раз поцеловались.

Несовершеннолетняя любовь. Ангел

Я помню чудное мгновение
Передо мной явилась ты!
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты!
А. С. Пушкин. «К***»

«Почему же она выбрала меня?» - вопрошал Анакин всё то время, пока они были вместе наедине.
«Ведь я не красавец! Я маленький, не силач, не богатый, но всё же! Она выбрала меня вопреки всему! Почему?»

* * *

Всего этого Анакин не знал, когда вбегал в лавку Уотто в тот самый день, когда туда заглянули Куай-Гон, Падме, Джар-Джар и Р2Д2.
Она стояла посреди лавки и с весёлым любопытством разглядывала полки, вокруг неё.
Она была не очень высокого роста, хотя, конечно же, выше него, но впервые подобное обстоятельство не выбивало его из колеи. Ее темные волосы были заплетены во множество косичек, собранных на затылке, но ему совсем не хотелось подергать за них, хотя, сооруди себе подобную прическу кто-нибудь другой из его бывшего окружения, он не преминул бы воспользоваться моментом. Лишь для того, чтобы послушать их возмущенный визг. Девчонка, как и ее спутник, тоже была одета в крестьянское платье, и точно так же было ясно, что она привыкла к другой одежде.
Он почувствовал, что в его жизни что-то очень сильно изменилось. Он не знал что, но это что-то очень сильно взволновало его сердце в данный момент, так что уровень его адреналина поднялся до небесных высот.
Девчонка заметила, наконец, что он не сводит с нее округлившихся глаз — и совсем позабыл, что делает вид, будто безумно занят чисткой трансмиттера, — и ласково улыбнулась в ответ.
Анакин подумал, что она ангел. Ему совсем недавно рассказывал об этом кореллианский капер. Он ещё тогда сказал, что ангелы не умеют врать, а самое главное это то, что они самые прекрасные создания на свете.
Поэтому мальчик набрал в лёгкие побольше воздуха и спросил:
- Ты ангел? – спросил он так быстро, как ему хватило смелости.
Девчонка смутилась:
- Что?
- Ангел, - повторил Анакин. – Они живут на лунах Иего, я так думаю. Они – самые прекрасные создания во вселенной. Они добрые и хорошие, и такие красивые, что даже пираты плачут, как дети, увидев их.
Девчонка мотнула косичками:
- Придумаешь такое!
Анакин убеждённо кивнул: она точно ангел, потому что она красива и не умеет врать.

* * *

Перед этой девочкой Анакин не мог стоять спокойно и смотреть на неё. Ему было стыдно: кто он? Раб, а она!
Но здесь вопрос на этом и ограничивался. Ответа не было. Позже, конечно, Анакин узнал, что девочка тоже служанка, только она служанка у самой королевы Набу!
С самого момента встречи Анакин понял, что девочку что-то беспокоит. Он не мог объяснить, как он это решил, но это звучало у него на подсознании: «У неё беда! Ты должен помочь ей!»
Когда вечером они остались наедине, он осмелился задать ей вопрос, который мучил его с момента их встречи:
- Что тебя мучает, Падме?
Девочка с недоверием посмотрела на мальчика, затем гордо отвернулась – она боялась вручать свою жизнь в руки этого молодого мальчика.
Но она всё же решилась, так как Анакин смотрел на неё с таким доверием и такой простой:
- Это слишком тяжело объяснить… - начала она.
- А ты попробуй, - настаивал мальчик.
- Ну… - Падме замялась, затем, видя вопросительный взгляд мальчика, продолжала. – Наш корабль поломался, а денег на его починку у нас нет, потому что на Татуине не ходят те деньги, которые у нас есть.
- Я бы мог вам помочь… - не решительно начал Анакин, смотря прямо перед собой.
- Как? – усмехнулась девочка, вспомнив, как совсем недавно он покупал им фрукты, и у него не хватило денег, так что теперь он оказался в долгу перед торговкой фруктов.
- И, тем не менее, - возразил Анакин. – Я помогу вам, - настаивал мальчик, затем добавил, отчего покраснел до корней волос. – Я помогу тебе…
- Но для этого нужно очень много денег! – напомнила Падме, заметив смущение мальчика.
Она сочувствовала ему, его безвыходному положению…
- Безвыходных положений не бывает! – неожиданно для Падме возразил мальчик.
- Но деньги… - напомнила она.
- Деньги – тлен! – отмахнулся он и как-то странно улыбнулся. – Я знаю, где их можно заработать!
- Где? – Падме удивлённо смотрела на мальчика – он казался ей таким смешным и в то же время таким великим!
- Великие гонки Татуина! – мальчик как-то странно улыбался, он чувствовал себя невероятно уверенным, хотя ему ещё никогда не удавалось дойти до финиша.
- Какие ещё гонки? – удивилась она, и он почувствовал в её словах недоверие и смех взрослого над поступками ребёнка.
Анакину этот смех не понравился, она практически разбила ему сердце этими словами и иронией звучавшей в них:
- Великие гонки Татуина Боонта, - объяснил мальчик. – Там победителю достаётся главный приз – очень большая сумма денег! Этих денег хватит не то, что бы купить у Уотто гипердрайв на ваш корабль, так ещё и новый звездолёт! – мальчик улыбнулся.
- Ну и что? – не понимала Падме, удивлённо смотря на него. – Что ты предлагаешь нам сделать? Сыграть на последних деньгах в тотализатор?
Она с сомнением покачала головой. Он понимал, что она ему не доверяла, но он сможет! Он докажет её как жестоко она ошибалась!
- Я выиграю гонки! – резко выпалил он, гордо выпятив грудь.
- Зачем? – девочка усмехнулась. – Зачем тебе это надо? – удивилась она.
Анакин чуть не поперхнулся – она не понимала!!! Она не могла понять, зачем ему надо участвовать в этих опасных гонках, в которых у него очень мало шансов на победу!
- Я выиграю гонки ради тебя! – воскликнул он и тут же покраснел.
Через секунду он уже убегал от неё. Он не мог смотреть на неё с тем смущением, что у него было. У него даже горели уши огнём, а его красное лицо, наверное, можно было бы использовать в качестве маяка в открытом космосе – настолько он было красным и далеко заметным.

Несовершеннолетняя любовь. Слепая ревность или Откровение

Любовь, подобна птице, для которой не существует границ.
Конфуций.

Сказать, что ты победишь, было легко. Сложнее было сделать. Даже если вопрос об участии отпал сам собой, когда Куай-Гон поставил в залог свой звездолёт, всё равно оставалось много проблем, среди которых была опасность трассы и хитрости Себульбы с его умением превосходно ездить раньше чуть не стоили мальчику жизни.
Но тогда была совершенно другая ситуация! Сейчас эти деньги нужны Анакину, как воздух. Вернее, конечно же, не ему, а Падме, с которой он так и не разговаривал с того вечера.
Наверное, она считала его ребёнком, скорее всего не поняла, но, тем не менее, она ни разу не разговаривали с тех его слов, особенно если учесть, что мальчик при воспоминании о девушке постоянно краснел и поэтому скрывался от неё всяческими способами. «Но, если бы она хотела, - рассуждал мальчик. – Она бы меня нашла, но она не хочет, значит так и надо!»
Сосредоточенно ковыряясь отверткой в двигателе своего болида, Анакин подвергался ежесекундной опасности: двигатель был включен, чтобы его проверить и отладить.
Это требовало невероятной выдержки, ловкости и равновесия. Но воспоминание о прекрасной девушке, сбило Анакина и его рука, выронив отвёртку, пролетела через электрический разряд и лишь в последний момент, благодаря невероятному везению, как объяснил себе он эту способность, избежала попадания в крутящийся ротор болида.
- Что за чёрт? – удивился мальчик, вспоминая, что же нарушило его спокойствие, при этом он совершенно не обращал на покалывающую боль в руке.
Он думал о Падме. Это единственная мысль, которая постоянно волновала его на протяжении последнего дня. Но что же в воспоминании могло сбить его?
Мальчик перестал пытаться вытащить отвёртку, которая застряла в промежутке между корпусом и вращающимся ротором болида. Он всерьез задумался, наверное, впервые за это время.
А испытывает ли она те же чувства по отношению к нему, как и он к ней?
Он вспомнил, как объясняли эти чувства разные незнакомые люди, которые слишком громко говорили возле лавки Уотто и в таверне. «Любовь». Тогда Анакин лишь смеялся над ними, но сейчас он понимал их – наверное, он влюбился. Влюбился в Падме. Или собирался…. Во всяком случае, она была его лучшим другом, хотя и не разговаривала с ним.
Разница в их возрасте была очевидной. Практически шесть лет! Но не любит ли она кого-нибудь другого?
Анакин нахмурился и посмотрел поверх болида. Падме стояла как раз напротив него и с улыбкой смотрела на него.
- Чёрт? – прошептал Анакин.
Она видело его таким, и он не покраснел, что показалось ему странным. Она улыбается, значит, рада его видеть, но что это?
Быстрая и неуловимая мысль недоверия проскользнула в голове у Анакина.
«А вдруг она просто смеётся надо мной?» - задался он вопросом и внимательнее посмотрел на девушку.
Затуманенным взглядом он видел, как Падме смотрела на него, смотрела, как взрослый смотрит на проделки ребёнка: с насмешкой и умилением.
«У неё кто-то есть!» - мгновенно понял Анакин и сразу же решил уточнить:
- У тебя уже есть кто-то? – суровым голосом спросил он, внимательно смотря на неё немигающими глазами.
- Что? – с удивлением спросила она, озадаченно посмотрев на него.
- У тебя уже кто-то есть? – сурово повторил он, смотря на неё глазами, полными недоверия.
- «Кто-то»? – непонимающе повторила Падме, и Анакин понял всё: у неё уже был парень, была любовь, и она никогда не воспринимала всерьез его действия.
«А с какой это стати я должен напрягаться ради неё? – удивился Анакин. – Вот пускай ОН и напрягается!» - гневно добавил он и пнул ногой болид с неизвестно откуда взявшейся силой.
Крыло болида прогнулось, отвёртка нырнула в ротор и тот, перерубив её, заглох, осколки отвёртки свалились на землю, из генератора болида пошёл чёрный дымок.
«Ну и хрен с ним!» - в сердцах стукнул ногой Анакин и убежал со двора, подальше с её глаз, вскоре он исчез из поля зрения удивлённой девочки, благо был вечер.

* * *

Ближе к ночи, конечно Анакин починил сгоревшую проводку генератора и даже успел уже опробовать болид, решив схитрить на соревнованиях, сдав гонку Себульбе за генератор звездолёта.
Теперь же он сидел на ящике возле болида, и его сердце ныло от непонятой боли. Он уже в который раз подумывал скрутить какую-нибудь деталь, чтобы болид вообще не завёлся, но из-за ужасного отношения к Падме, не хотел портить жизнь Куай-Гону, оставляя его без звездолёта.
Куай-Гон Анакину нравился, он стал ему чем-то вроде отца, ну или, во всяком случае, брата, так хорошо он к нему относился. Анакин сразу же привязался к нему, потому что, никогда не зная отца, естественно не знал и его любви и нежности.
Мысль о Куай-Гоне медленно, но уверенно вернулась к Падме – подлая девчонка никак не шла вон из головы Анакина. Наоборот она обосновалась там всерьез и надолго. И этим самым, а также её поведением она причиняла ему боль, разрывая его сердце на части своим отношением к нему.
Уже несколько раз его посещала мысль о самоубийстве, но она каждый раз исчезала, лишь только он вспоминал, как сильно будет убиваться мать, когда его не будет. Лишь любовь к матери, останавливала его от желания скрутить крепёж топливного шланга и сев в болид включить скорость на полную, отчего бы болид разнесло бы на части через мгновение.
Погруженный в свои тяжелые думы он не заметил, как сзади к нему подошла Падме.
Она положила ему руку ан плечо и тут же уселась рядом, настойчиво взяв его за руку. Он, было, дёрнулся в сторону, но было уже поздно, вместо этого он как можно дальше отодвинулся от неё. Девочка молча, без звука придвинулась к нему ближе.
Анакин опять отодвинулся, она придвинулась. Так продолжалось до тех пор, как он, соскользнув с ящика, умудрился выдернуть свою ладонь из её и отскочить на несколько метров от неё.
Внезапно он остановился: он почувствовал, что Падме грустит о чём-то, через мгновение девочка всхлипнула, опустив лицо в свои руки.
Анакин торжествовал:
- Что плачешь, по своему тому, набуанцу? – ехидно спросил он, выливая всю свою ненависть к ней в свои слова.
- Какому «набуанцу»? – отрешенно спросила она, всхлипнув и подняв заплаканные глаза на него.
- Своему, который ждёт тебя на Набу! – объяснил он тем же голосом, хотя в его сердце и откололся кусочек льда.
- Нету там никого! – отмахнулась она. – И не было никогда! – девочка опять заплакала.
- Как же не было? – удивился Анакин и ещё один кусок люда обрушился с его сердца, забирая с собой ненависть к девушке. – А по ком же ты сохнешь?
- С чего ты это решил? – удивилась она, на мгновение, перестав плакать и посмотрев на него своими красными глазами.
- По твоему поведению!
- Что плохого в моём поведении? – удивилась она, пристально смотря на него.
- По тому, как ты смеёшься весь этот день надо мной! Как ты ко мне относишься! – Анакин хотел её ненавидеть, но не мог – он слишком сильно её полюбил.
- Да когда же я смеялась? – удивилась она. – Ты весь день меня избегаешь, как будто я прокаженная какая-то!
- Когда это я избегал? – удивился он, ошарашено смотря на неё.
- Весь день!
- Я не избегал!
- Избегал!
- Ты разбиваешь мне сердце своим отношением ко мне! – неожиданно повысил Анакин голос.
Падме как будто подменили. Она заплакала ещё сильнее, а когда подняла свое заплаканное лицо на него, то он её не узнал, настолько сильно она изменилась.
Словно какая-то пелена спала с глаз мальчика. Он увидел истинную Падме, без масок и надменности, настоящую и печальную. Теперь-то он понял, что не было ни насмешливого взгляда, ни враждебности, ни вообще чего-то, что было в девушке, когда она зашла вчера в магазинчик Уотто.
Всё это, что видел он, нарисовало его воображение, заставив поверить в грешность девушки.
- Да пойми ты! – тем временем говорила она. – Мне нужно немного больше времени, чем тебе, мне нужно по-настоящему понять, что со мной происходит! Любовь или же влюблённость!
- А нельзя было этого сразу сказать? – обиделся Анакин, делая неуверенный шаг вперёд, по направлению к ней.
- Глупый ты! – усмехнулась Падме и тут же исправилась, заметив, что лицо мальчика опять ожесточилось. – Упокойся, иди ко мне! – позвала она его, и он медленно начал приближаться к ней. – Я просто не поняла, что ты мне хотел сказать с самого начала, - оправдывалась она. – У нас на планете парни говорят девушкам, что они их любят немного попонятнее…
Анакин чуть не вскипел от упоминания других парней, но Падме его успокоила, обратно тихонько и нежно взяв его руку в свою:
- Не было никого! – убеждающее сказала она и посмотрела на небо. – Какие красивые звёзды!
Анакин тоже поднял глаза к небу: звёзды в любой другой день показались бы ему тусклыми и уродливыми, но сейчас, рядом с Падме, они касались тончайшей работой ювелира, изящные и прекрасные, как снег, которого никогда он не видел и, наверное, никогда не увидит.
Так они молча смотрели на звёзды, наверное, самые счастливые люди во Вселенной, затем Анакин робко повернул голову к Падме.
Она смотрела на него. Их глаза встретились, и они поняли друг друга. Не надо было слов, словно какая-то искорка пробежала между ними. Губы обоих сами собой потянулись на встречу, друг другу, словно их тянула какая-то невероятная сила.
Поцелуй обжег их сердца, как огонь из сопла звездолёта. Но самое главное он поставил на их сердца неломающуюся печать, которую, казалось, не могло разрушить ничто на свете!

* * *

Наутро, с горящими поцелуями Падме на губах, Анакин почувствовал себя всемогущим. Он как на крыльях обошёл Себульбу и остальных гонщиков и вскоре поднялся в воздух на плече Куай-Гона, с платком Падме на руке, который она подарила ему перед самой гонкой, когда никто не видел. И хотя никто не заметил этого, Куай-Гон, всё же с присущей джедаю наблюдательностью, заметил платок на руке Анакина и лишь улыбнулся отеческой, понимающей улыбкой, но так ничего и не сказал.

* * *

А уже на следующее утро гипердрайв был установлен на звездолёте, и Анакин в последний раз обняв свою мать, ушёл от неё. Ушёл, чтобы стать джедаем. Ушёл, как оказалось потом, навсегда.
Но сейчас его печаль связанная с потерей матери, скрашивалась любовью Падме.
Курс звездолёта лежал на Корускант – столицу Республики.

Несовершеннолетняя любовь. «Я не брошу тебя никогда в жизни…»

Ради любви готов на всё!
Неизвестный.

Корускант не понравился юным влюблённым по двум причинам: они были постоянно разлучены друг с другом неотложными делами. Падме поддерживала королеву, которой отказали в помощи Набу, а Анакина выгнали в шею из Академии джедаев, только потому, что Совет решил, что мальчик потенциально опасен.
Анакин чувствовал себя покинутым и брошенным на этой планете-городе. Падме он не видел, только слышал, что просьба её хозяйки не увенчалась успехом, Куай-Гон ходил мрачнее тучи – он всё равно собирался обучать Анакина на подпольного джедая, вопреки словам Совета о его потенциальной опасности.
Анакин вспоминал Татуин, мать и то, как ему было там хорошо вместе с Падме. Мысль о матери стала ещё более невыносимей особенно после серии снов, которые доказывали ему, что мать он больше не увидит, по крайней мере, живой!
Холод, который съедал его изнутри, здесь, на Корусканте становился всё более отчётливым. Этот холод не могла укротить ни тёплая одежда, ни жаркий камин или отопление. Его могла согреть лишь Падме.

* * *

- Они отказали нам! – отсутствующим голосом сообщила Падме, когда они оказались одни в её спальне.
Анакин невесело сидел на кровати, спиной к Падме и ощущал, как его сердце радостно колотиться в предвкушении чего-то нового. Холод, терзавший его сердце, исчезал, ему становилось спокойно.
- Теперь наша планета обречена! – сокрушенно добавила она, с отвращением смотря на заходящее солнце очередного дня.
- Что ты собираешься делать? – напрямую спросил Анакин, повернувшись к ней, взяв её руку в свою и посмотрев прямо ей в глаза.
- Королева улетает на Набу, я лечу с нею, - спокойно ответила она, посмотрев ему в глаза, но, так и не поцеловав его, чего он так желал.
- Зачем? – удивился Анакин. – Ведь у вас же нет сил, чтобы противостоять Торговой Федерации, - напомнил он.
- Гунганы могут нам помочь, - неуверенно сказала она, удивлённо смотря на него. – Джар-Джар говорил это.
- Судя по рассказам, у Набу мало шансов, - заметил Анакин, как-то странно посмотрев на девушку.
- Ну и что из этого? – удивилась она. – Ты предлагаешь нам сдать нашу планету и весь наш народ без сопротивления? – он прямо смотрела на него.
- Нет, но… - Анакин уклончиво посмотрел в сторону.
- Что «но»? – резко спросила Падме.
- Мы могли бы улететь на Татуин, в крайнем случае, - как бы невзначай заметил он.
- Ты предлагаешь мне бежать? – опешила Падме.
- Нет, я просто предлагаю тебе сохранить жизнь, сохранить нашу любовь… - срывающимся голосом закончил Анакин, хотя и понимал, что она на это никогда не согласиться.
- Глупый, - усмехнулась она. – Королеву ищут, а меня заодно с ней. Я слишком много знаю и значу на Набу. На Татуине нас уже однажды нашли и ничего не помешает им найти нас ещё раз! – она смотрела прямо в глаза Анакину, но была необычайно серьезна.
- Но тебя ведь могут убить! – возразил он.
- Ты разве меня не защитишь? – удивилась Падме и в её суровых глазах появились весёлые искорки.
- Конечно же, защищу! – серьезно сказал он.
- Тогда я прошу тебя сопровождать меня на Набу, - сказала Падме смотря, не отрываясь в его глаза.
- Я не брошу тебя никогда в жизни! – выпалил он. – С тобой хоть на край света!
Наградой ему был поцелуй:
- Я знала, что ты это скажешь! – уверенно сказала она.
Как-то естественно они упали на кровать, продолжая целоваться, и ласкать друг друга.
Возможно, это была последняя их встреча!

* * *

Ночью звездолёт королевы Набу увозил с Корусканта Куай-Гона, Оби-Вана, Джар-Джара и влюблённых Анакина и Падме на встречу неизвестности.

Несовершеннолетняя любовь. Печальная судьба

Ничто не вечно.
Неизвестный.

Набу также не понравилась Анакину, как и Корускант вначале. Да, Падме смотрела на него чаще и с улыбкой, но теперь она была всё время при королеве, а когда они пришли к Боссу Нассу, то вообще выяснилась одна интересная деталь: Падме и королева были одним и тем же лицом. Оставалось только надеяться, что чувства Падме не изменились, как только она стала королевой, понадеялся Анакин.

* * *

В первые минуты полёта к крейсерам Торговой Федерации Анакин даже не понял, что же заставило его сесть за штурвал истребителя. Скорее всего, это была гордыня, желание показать Падме своё умение летать, а может и судьба, осознание того, что у лётчиков Набу мало шансов против дроидов Федерации. А значит, шансы уничтожить армию дроидов у них минимальны.

* * *

Анакин на истребителе находился внутри флагмана Торговой Федерации. Истребитель только что заглох и дыхание смерти, взъерошивало его волосы. Спина мальчика похолодела, когда он увидел группы дроидов-охранников, спешащих к нему со всех ног.
Анакин ещё раз щёлкнул рубильником и почувствовал благодарную дрожь истребителя под ним: двигатель заработал.
Снеся дроидов, которые неслись на него. Он повернулся к выходу в поисках объекта для более удачного выстрела. Впереди искрились генераторы флагмана, совершенно не прикрытые щитами защиты, мальчик ухмыльнулся:
- За тебя Падме! – воскликнул он, стреляя в генераторы и после многочисленных взрывов, выводя истребитель из флагмана, разрывающегося на части.

* * *

На земле его ждала трагическое известие: Куай-Гон, которого он так любил, погиб.
А когда прилетели джедаи, которых он видел на Совете, то мальчику сообщили, что теперь он станет джедаем, ибо такой была последняя просьба Куай-Гона, а просьбу покойного следовало удовлетворить.
Это означало, что все его мечты и надежды о счастливой жизни рядом с Падме, рушились крахом, ибо по Кодексу джедаев ему было запрещено любить…

Несовершеннолетняя любовь. Эпилог

Жди меня и я вернусь, только очень жди…
Константин Симонов. «Жди меня и я вернусь…»

А наследующий день устроили парад, чтобы отметить заключенный союз между гунганами и набу, отпраздновать победу над Федерацией и почтить тех, кто сражался. На верхней площадке дворцовой лестницы стояли королева, Босс Насс и почётные гости.
Анакин стоял возле Оби-Вана, своего учителя и смотрел на парад. Он думал, что зрелище ему должно нравиться, и оно ему нравилось. Он думал, как это здорово, когда тебя чествуют, как; тогда, после финиша гонки — Куай-Гон поднял его над толпой, усадив себе на плечо. Анакин закусил губу.
Он думал о рыцаре, который ушел к Силе.
Он думал о Падме, с которой ему необходимо было расстаться. К тому же после сегодняшней ночи она ни разу не только не поцеловала его, так ещё и не сказала ни единого слова с тех пор, как его постригли в падаваны.
Он думал о доме, куда он мог не вернуться.
Он думал о матери и хотел, чтобы она могла его сейчас видеть.
Он уже был одет в тунику цвета песка, волосы ему коротко подстригли, как положено ученикам. Он получил все, что хотел. Он должен быть счастлив. И не мог. Он скучал по матери, теперь уже меньше, как будто что-то уже стирало в его памяти ее черты. А теперь он потерял и Куай-Гона, как раз теперь, когда никто другой не мог дать ему чувство надежной зашиты. С его обучением на джедая Падме удалялась от него всё дальше и дальше своим положением и своими действиями. Анакин скучал о ней, в надежде на их скорую встречу.
Он знал наверняка, что когда-нибудь они будут вместе. Когда-нибудь – может быть. И в тот день его жизнь навсегда переменится. Но не сейчас. Сейчас он был одинок.
Он почувствовал знакомое прикосновение ладони к плечу, поднял голову. Нет. Не тот и не та.
- Для тебя начинается новая жизнь, - сказал Оби-Ван.
Анакин вежливо улыбнулся, чтобы не обидеть учителя. Но ничего не ответил. Он не хотел смотреть на учителя. И не хотел знать, что он чувствует.
- Знаешь, - продолжал Оби-Ван, разглядывая ликующие толпы народа. – Куай-Гон всегда не любил больших праздников. Говорил, что людям они необходимы, а потом куда-нибудь прятался, только бы не участвовать. Интересно, как бы он отвертелся от парада?
Анакин пожал плечами.
- Но он бы гордился, узнав, что этот парад в честь тебя тоже, - улыбнулся джедай. Анакин посмотрел на него.
- Ты так думаешь?
Оби-Ван кивнул.
- Да.
Рядом вокруг астродроида отплясывал Джар-Джар, его уши развевались по ветру и хлопали.
В пронзительном голубом небе пылало солнце. Внизу через площадь и дальше по городу ползла длинная цветастая лента парада.

* * *

Падме тихо стояла перед ним. По церемонии она должна была поблагодарить его за то, что он сделал, но у неё не было слов: они расставались, расставались, наверное, навсегда, потому что за ним уже стоял звездолёт Академии.
Анакину тоже нечего было сказать: он тупо смотрел в пол. Слова пришли откуда-то издалека, они просто упали на язык, и он произнёс их:
- Жди меня и я вернусь, только очень жди…
- Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется! – также прошептала она, и они обнялись.
Оби-Ван улыбнулся и сделал вид, что ему в глаз попала соринка, при этом он поднял глаза к небу, ковыряясь пальцем в глазу, больше никто не смотрел на них, и они поцеловались.
- Я буду ждать тебя! – срывающимся голосом сказала она, на её глазах появились слёзы.
Как хотелось Анакину бросить всё на свете и остаться здесь, с нею, жить с нею в мире и любви и не становиться джедаем, но попирать последнее желание Куай-Гона ему не хотелось.

* * *

С дворцового балкона на них смотрел Дарт Сидиус. Его сердце преисполнялось радостью: его новый ученик шёл вопреки Кодексу джедаев! А это означало, что он очень близко находиться от черты, значит, его необходимо только подтолкнуть к ней.
А уж это владыка ситх сможет сделать с лёгкостью, даже не запятнав свои руки.

Невозможная любовь. Пролог

Их любовь была невозможной изначально – она сенатор, а он – джедай. Но в мире нет ничего невозможного, особенно после всего, что они пережили вместе. К тому же сама судьба стремилась, чтобы они были вместе.

Ночная тишина мне кажется обманом
Когда надеясь и любя,
Вместе с утренним туманом,
Рядом не окажется тебя!
Стадник Сергей.

Мне кажется, что я больше её никогда не увижу… Воспоминания о минутах, проведённых рядом с нею, продолжают терзать моё сердце. Сейчас я нахожусь на тонкой грани между сознанием и безумием. И я уже мало осознаю, где же на самом деле эта грань? Возможно, я уже перешагнул её в своём холодном и беспощадном беге за славой – проклятием джедаев?
Странно, но слава преследует меня везде, где бы я не был. Эта слава создана искусственно. Её создал Кос Палпатин. Я не знаю, зачем он это сделал, но с первых дней моего появления в Академии он стал моим негласным покровителем.
Мне с самых первых дней в Академии внушили, что я лучший и что я должен быть всегда на виду. Это бесит магистров Винду и Йоду, но мне как-то плевать! Они отобрали у меня самую важную часть моей жизни, как будто произвели операцию без наркоза и рана, нанесённая тупым скальпелем во время этой операции, никогда не заживёт!
Мне с самых первых дней в Академии внушили, что я лучший и что я должен быть всегда на виду. Это внушил мне Верховный Канцлер. Это бесит магистров Винду и Йоду, но мне как-то плевать! Они отобрали у меня самую важную часть моей жизни, как будто произвели операцию без наркоза и рана, нанесённая тупым скальпелем во время этой операции, никогда не заживёт! Они отобрали у меня Падме…. Но нет…. Я стискиваю зубы. Я должен меньше о ней думать – так боль практически исчезает. Я перестаю её чувствовать. Боль от разлуки с нею…. Это сложно, но сейчас у меня это стало выходить лучше…. Раньше это было практически невозможно. Боль сводила меня с ума, потому что тогда я помнил каково быть рядом с нею, каково чувствовать тепло её тела, каково целовать её губы. Сейчас мои воспоминания уже практически притупились, но я всё равно помню это – они всё так же свежи, как и всегда, но сейчас я просто смирился со своею безутешной участью. Быть одному…. Всегда быть одному.
Боль настолько сильно, что рука невольно тянется к световому мечу, который висит на поясе. Чтобы навсегда вырезать эту боль из своего сердца. Но необходимо успокоиться, необходимо стиснуть зубы и всё пройдёт…
Кос Палпатин относится ко мне как отец, даже сильнее, более близко и тепло, чем когда-либо. Как, например, тогда, когда мне было четырнадцать лет и мы всем Чёрным отрядом во главе с учителем Кеноби и магистром Йодой, Падме, и Верховным Канцлером оказались в заложниках у радикально настроенных террористов из террористической организации «Чёрное Солнце». Я помню, мы тогда с Дариусом играли в героев и удачно и уже были близки к победе, но в самый последний момент меня ранил Владыка ситх Дейвон Терри, который был главой той операции. Я оказался на полу, с разрезанным животом от удара ситха, так первым кто ко мне прибежал после того, как Дариус своей безупречной техникой владения мечом отсёк ситху голову, был именно Верховный Канцлер и он пожертвовал своим платком ради меня. Я помню, как он приложил платок к моей ране, как немного моей крови попало на его платок, но его быстро от меня увели. Мне даже показалось странным, как победоносно сверкнули его глаза при взгляде на свой платок. Я тогда и сейчас ничего не понимаю, что же его так обрадовало….
Я уже давно перестал удивляться, когда мне говорят, что меня хочет увидеть Верховный Канцлер Кос Палпатин. Наоборот я бы сильно удивился, если бы он не желал меня видеть! Но таких ощущений он не давал мне никогда. Он отменял или переносил свои встречи для специальных аудиенций со мной. Он хочет, чтобы я был с ним откровенен. Я создаю видимость откровения, так как чувствую, что ему, как и всем что-то надо от меня. Я не откровенничаю с ним так, как делаю это с… делал это с Падме. Как же давно это было!!! Наверное, прошла целая вечность с того памятного момента на взлётной площадке Набу, когда мы поклялись друг другу в вечной верности, но на самом деле всего лишь десять лет…. Комок слёз скапливается в моём горле, но я терплю….
Потому что я джедай…. Но будь проклят тот день, когда меня подстригли в падаваны! Эта дрянная косичка!!! Мне иногда хочется с корнем вырвать её из общего вида своей прически! Но я сдерживаюсь…. Я понимаю…. Я уже многое понял и осознал. Годы обучения в Академии среди трудных подростков Чёрного отряда кое-чему меня обучили. Я понял, что быть джедаем не так уж и плохо. Да, это звание оторвало меня от Падме, сделало наши отношения практически невозможными, но всё же…. На примере таскена Марка Сволоты я знаю какой губительной может быть Тёмная сторона Силы. То что произошло с ним навсегда привило у меня ненависть к ситхам вообще и Тьме в сущности. Просто я не хочу ссориться и враждовать со своим пожалуй единственным настоящим другом – Дариусом Фентази.
Этот странный джедай, вольно шагающий по Тёмной стороне Силы продолжает фанатично служить Свету. Он самый лучший боец из всех кого я когда-либо встречал, но он очень болен, практически смертельно – его поглотил его стиль фехтования, который он изобрёл сам и в тоже время сделал практически неуязвимым. Я никогда не смогу скрестить с ним мечи, потому что у меня просто не поднимется рука…. Но он сможет, если я стану представлять угрозу Ордену джедаев, а тем более, если я стану ситхом. Против него у меня просто нет шансов.
Палпатин не знает о его существовании, а возможно он просто забыл об этом, ведь именно благодаря Верховному Канцлеру – Дариус лучший джедай Галактики, наравне со мной. Он попал на вершину своеобразного опроса Республиканского населения благодаря своим заслугам, я же благодаря раскрученности. Ведь Галактическая Сеть находится под контролем Сената и только Верховный Канцлер решает что будет там звучать. Он хочет видеть там меня – и я там есть, но он также подчиняется воле общественности и там есть Дариус.
Но я отвлёкся. Я делаю это всегда, когда мне хочется забыть ЕЁ….
А это случается довольно часто – в каждой девушке и женщине, которые меня окружают – я вижу Падме, даже в Айяле Секуре, твил’еке, хотя это уже даже смешно. Так вот, Академия научила меня одной главной вещи, когда я особо сильно страдал от разлуки с Падме. На данном этапе нашей жизни мы не можем быть вместе по нескольким причинам:
1. Она старше меня на несколько лет, а для любовных отношений мужчины и женщины это важно.
2. Она королева, а я джедай, а это значит, что эти отношения вообще бесполезны.
3. Тогда, десять лет назад она была молода, а я был для неё героем, звезда которого резко взлетела и тут же исчезла с моим вступлением в Академию. А это значит, что это была её секундная увлеченность, которая, как сказала мне Фелиция Диана Меесэр – самая красивая девчонка Академии.
Я стараюсь забыть Падме, но это невозможно – её видение, образ, преследует меня постоянно. Везде и всегда.
Но я продолжаю держать себя в руках, ведь я джедай! Хоть и частично, но всё же большая моя часть принадлежит этому определению. Но помимо преданности Ордену джедаев у меня есть вторая половина моего сознания – она даёт мне право выбора перед аскетическим образом жизни настоящего джедая. Я не фанатически отношусь к выполнению приказов. У меня остаётся право выбора правильности приказов, но они ещё ни разу не давали мне усомниться в себе и поступить наоборот.