Глава 19. Разговоры по душам

- Я… я постою, спасибо, - я никогда не умела как следует общаться с людьми, но никогда раньше так не дрожал голос. Наверно, так и должно быть: ведь, все-таки, передо мной человек, внук которого по моей вине попал в неприятности. А перед ним - дочь того, кто эти самые неприятности навлек не только на свою семью, но и на чужую, родную для этого мужчины, совсем не старого, несмотря на свой почтительный возраст.

- Садись, - повелительным тоном повторил Виктор Иванович, и я окончательно убедилась в том, что та улыбка, которой не уставал покорять меня Дима, просто почудилась. И я послушно села в большое и удобное кресло, а мужчина опустился на софу, стоящую напротив. – Нечего на каблуках стоять лишний раз. Всегда удивлялся, как вы, девушки, ходите на них…

Нет, не почудилась. Виктор Иванович и правда улыбался так же, как его внук – вернее, это внук перенял его улыбку, очаровательную и завораживающую. Неужели он не злится? Как же хочется в это верить…

- Рита, у меня такое чувство, что ты решила, будто я тебя съем, - не дожидаясь ответной фразы от меня, со смешком продолжил мужчина. – Не стоит меня бояться, я уже начинаю жалеть, что Кирилл объяснил тебе, что к чему… Я не бандит. Вернее, не совсем бандит – и уж точно отличаюсь от ребят Ноя.

- Я так и не думала! – как-то слишком резко возразила я, вскочив с кресла. Ведь, и правда, никогда не думала о Димином деде, как о бандите – и уж тем более не собиралась сравнивать его с теми бритоголовыми… - Я просто… - уже совершенно неуверенно продолжила, садясь на место и пряча взгляд.

- Ты просто боишься, что я злюсь на тебя и Лешу, - словно прочитал мои мысли Виктор Иванович. Хотя, почему прочитал? Это ведь у меня на лице написано, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять это. – Но это не так, можешь мне поверить. Мое отношение к твоему отцу и тебе полностью положительно.

Я не поверила, хотя очень хотелось. Невозможно вот так вот просто не питать отрицательных чувств к тем, из-за кого твои близкие находились в опасности, тем более для такого человека… какого? Я только сейчас поняла, что уже составила для себя портрет Виктора Ивановича Воронцова, в который почему-то свято уверовала – и теперь не могу признать, что сидящий напротив мужчина с добрыми серыми глазами и завораживающей улыбкой совершенно не подходит под этот образ. Только сталь в глубине глаз да непоколебимый внутренний стержень, видный невооруженным взглядом, напоминают, что этот человек – Князь, влиятельная личность преступного мира.

- Кажется, ты мне не веришь, - вновь не дождавшись ответа, продолжил мужчина. – Но это так. Видишь ли, мы с Лешей, твоим отцом, знакомы уже почти двадцать лет, и за это время я уже успел сложить о нем определенное мнение, которое не изменят теперь никакие безумные поступки. А то, что он все-таки сорвался и посягнул на репутацию Ноя – далеко не безумие. Рано или поздно это бы все равно произошло: не твой отец, так кто-то другой, и не Ной, а я, - но все равно этого не удалось бы избежать. Такие уж у нас со Степаном Новиковым отношения – горбатого, как говорят, могила исправит. Это взрослые дела, которые тебе трудно понять в силу своего возраста и мировоззрения – и я честно желаю тебе никогда ни во что подобное не влезать. А Леша, к твоему сведению, даже услугу мне оказал – и за это я ему помогаю сейчас залечь на дно, пока вся ситуация не утрясется.

Я затаила дыхание, желая услышать продолжение…

- Но я не могу сказать тебе, где он – его личная просьба.

…и не сдержала разочарованного вздоха.

- Я бы и тебя, и маму твою где-нибудь спрятал, но, сама понимаешь, у тебя последний год, поступление и все такое, а маме твоей Леша не хочет ничего рассказывать, а иначе увезти не получится. Нет, если ты хочешь, я могу хоть завтра отправить вас с Еленой к твоему отцу, так все же будет безопаснее.

Я бы уехала, наплевав на последний год, скорое поступление – только вот уже поздно. Если бы сразу, когда в нашу с мамой жизнь еще не вмешался пугающий Шекспир… а в мою лично – взрослый не по годам, но дурачащийся парень с невозможно любимыми серыми глазами.

- Не стоит, - я отрицательно покачала головой: молчать в третий раз, когда от меня настойчиво ждут ответа, глупо и невежливо, по меньшей мере. – Вы правы, одиннадцатый класс накладывает некоторые обязательства, к тому же, мне нужно готовиться к олимпиаде…

- Наслышан о твоих выдающихся успехах, - улыбнулся Виктор Иванович так, что я невольно смутилась от почти даже не комплимента. – В этом году опять планируешь порвать всех?

- Хотелось бы, - я смущенно улыбнулась – это получилось само собой, без капли принуждения. – Сначала надо хотя бы стать участницей.

- Станешь, я уверен, - мужчина засмеялся. – Леша не раз нахваливал твой выдающийся ум и упрямство, так что я, честно, не сомневаюсь. Да и Дима не раз упоминал об этих твоих чертах, только, поганец, умолчал, что природа наделила тебя не только умом – а я ведь совсем позабыл, что у тебя не только недурной отец, а еще и мама – та еще красавица. И ты тоже вырастешь похитительницей сердец, будь уверенна.

Я засмущалась пуще прежнего, а мужчина вновь засмеялся, заметив это. Весь страх куда-то пропал, оставив после себя уважение и некоторую симпатию, какую ребенок может испытывать ко взрослому человеку.

- Кстати, Рита, ты уже планировала, куда поступишь? Пойдешь по стопам отца?

- Вероятнее всего, - я улыбнулась. Конечно, за последние полгода вопрос о планах на будущее стал одним из самых ненавистных, но не улыбнуться сидящему напротив человеку я просто не могла. – Да и, если честно, дело не только в родителях – я и сама люблю математику и программирование, ни к чему другому душа так не лежит.

- Это похвально, - Виктор Иванович улыбнулся мне в ответ даже немного довольно. – А вот маленький поганец до сих пор не говорит, куда же пойдет учиться. Ты, случайно, не знаешь?

- Н-нет, - не слишком убедительно соврала я, памятуя слова Кирилла. И неудивительно, что мужчина все понял.

- Значит, ты тоже знаешь, - немного грустно констатировал он, пряча за усмешкой толику боли. – И я догадываюсь, если честно. И не переубедишь ведь паршивца, упрямый еще больше, чем я.

Я невольно улыбнулась: Виктор Иванович любил своего внука, еще больше любил, чем говорили сам Дима, Кирилл – даже больше, чем я могла представить. И простит он ему все, лишь бы только тот не забывал своего деда, лишь бы только не свел в могилу... хотя, наверно, он ему и это бы простил.

- Ладно, не буду тебя больше задерживать, - Виктор Иванович встрепенулся и поднялся. – Веселись как следует и забудь наконец про эти чертовы документы!

Я тут же поникла, хоть и постаралась этого не показать. Забыть? Да черта с два тут забудешь, как же, когда рядом с тобой вертится живое напоминание…

- Я… я постараюсь, - неловкая улыбка и неодобрительный взгляд.

- Все будет хорошо, Рита, и у твоей семьи, и у тебя.

Как же хотелось верить.


- Ну что, не съел тебя дед? – Дима появился неожиданно – как раз в тот момент, когда я поняла, что не знаю, куда идти, и тут же привлек меня к себе, обнимая за талию.

- Нет, - я улыбнулась, ощущая то приятное волнение, что вызывало любое прикосновение этого невозможного парня.

- Ну вот, а ты говорила, - он легко дотронулся до моих губ своими, но тут в коридоре раздались шаги, и мы скользнули в ближайшую комнату, из которой до этого вышел Дима.

- Как же я за сегодня от них устал, - шутливо пожаловался он, одной рукой прикрывая за собой дверь, а другой удерживая меня – и стоило двери захлопнуться, опять поцеловал. И от его поцелуя сносило крышу – а, может, всему виной было шампанское, которое мне все-таки милостиво разрешили выпить.

Дима прижал меня к себе еще крепче, а я запустила руки ему в волосы, привычно перебирая светлые пряди. Он углубил поцелуй, и мои руки, потеряв контроль со стороны разума, потянулись к рубашке. Одна пуговица, вторая, как легко, оказывается, расстегиваются, и какая приятная на ощупь разгоряченная кожа…

Дима оторвался от меня слишком резко, буквально отскочил на пару метров, тяжело дыша и глядя как-то нехорошо, даже зло.

- Ты что творишь? – тяжело дыша, спросил он. Порылся в карманах, ища сигареты, не нашел, чертыхнулся и сел на кровать, нервно застегивая пуговицы рубашки. – Алина тебя все-таки напоила?

Я пару раз ошарашено моргнула, не веря глазам и ушам, а потом резко успокоилась.

Что творю, спрашиваешь? Сам ведь такой же, только выдержки побольше. Я ведь вижу это в твоих глазах, и не надо отводить взгляд.

- Думай головой, как ты умеешь. Не нужно больше так делать, потому что…

- Потому что ты не хочешь подпускать меня к себе? – я заговорила прежде, чем поняла это, но промолчать не смогла. – Потому что ты по натуре своей одиночка и никогда не изменишься? Потому что считаешь, что сам все помнишь?

Дима посмотрел на меня. И одного этого взгляда было достаточно, чтобы тысячу раз пожалеть о своих словах, убежать и всю оставшуюся жизнь бояться посмотреть в эти серые глаза.

Но мне, похоже, море было по колено – по крайней мере сейчас.

- Кирилл тогда не шутил, я правда была у него, - я говорила на удивление уверенно, совершенно не страшась ответной реакции. И, не позволяя парню что-то сказать, я тут же продолжила: - Он объяснил мне, что к чему в отношениях Новикова и твоего деда, рассказал, кто же такой Виктор Иванович на самом деле. И наконец-то объяснил, что же связывало наших родителей. Раз уж я все равно в это все вляпалась, то имею право знать, так он сказал.

- А что еще он сказал? Или тебе было достаточно того, что сказал я? – язвительно, зло поинтересовался Дима, глядя на меня в упор. Ждал, что я растеряю эту странную решимость, отведу взгляд, а я нашла в этом силы, продолжила смотреть в эти серые глаза так же уверенно, даже сделала пару шагов вперед.

- Я не специально подслушивала тот ваш разговор, просто пришла раньше и не хотела, чтобы ты меня видел – не тогда, - я сделала еще несколько шагов, так, что нас с Димой теперь разделяло всего полметра, а то и меньше. – Ты спрашиваешь, что он тогда сказал? Что с тобой нужно быть серьезной: ты не заслуживаешь того, чтобы с тобой играли. Что ты просто запутался. И что я – тоже. Только вот я себя уже почти поняла. И даже тебя – совсем немного. Не отталкивай меня, если я тебе не безразлична, или просто скажи, если это все же так. Я выдержу, что бы ты ни сказал, что бы ты ни сделал. Будь честным, пожалуйста.

- Быть честным, говоришь? – Дима резко схватил меня и повалил на кровать, нависая сверху. И зашептал, обжигая горячим дыханием кожу: - Если ты так хочешь. Я с ума схожу, понимаешь, с трудом себя сдерживаю. Потому что с тобой нельзя так, как с другими. Пусть Кирилл и говорил, что тебя так просто не сломаешь – я и сам это теперь понимаю, – но все равно с тобой надо быть другим. А любое неосторожное действие – и я тебя потеряю, что бы ты там не говорила.

- Ты точно в этом уверен? – вот уж не знаю, где я взяла силы улыбнуться, да еще и так... с вызовом. Ведь всего секунду назад не могла даже дышать – сгорала от этого дыхания, от этого находящегося совсем рядом тела. Готова ли я была к чему-то большему? Пожалуй, нет, но почему-то твердо была уверена, что Дима ничего такого себе не позволит. И, в конце-то концов, могу я хоть иногда перестать думать, как примерная ученица?

Парень отпрянул от меня с глухим рычанием: сел на край кровати и стал старательно изучать бежевый ковер.

- Ты сейчас меня соблазняешь или просто издеваешься? – вопросил он, прикрыв лицо руками.

- И не пыталась, - я села, притянув к себе колени и отчего-то улыбаясь.

- А очень похоже, - прошипел Дима в ответ, все еще не поворачиваясь ко мне. Делает вид, что злится, но это точно не так. Обескуражен, только не признается – я уже научилась понимать его хоть немного.

- А, что, часто соблазняли? – непонятно зачем тут же спросила я.

- Было дело.

- И как? Соблазнился?

Ответом была приглушенная ругань в адрес «излишне любопытной нахалки».

- Это ты так завуалировано интересуешься, спал ли я с кем?

- Да нет, - я пожала плечами, - просто интересно вдруг стало. А то, что у тебя была не одна девушка, я прекрасно понимаю – у такого, как ты, просто не может быть иначе…

- У такого, как я? – Дима наконец-то посмотрел на меня с пугающей усмешкой и таким же пугающим взглядом. – У какого же?

- У красивого, - я вдруг растеряла половину уверенности под этим насмешливо-пугающим взглядом. – Привлекательного и…

- И? – откровенная насмешка и вызов.

- И сексуального, чтоб тебя, такого! – я вспыхнула. Не потому, что не употребляла подобного рода слова – употребляла, еще как. Но не с этим невозможным парнем – его присутствие почему-то начинало смущать. – Знаешь же сам, по тебе многие сохнут, только не решаются клеиться из-за пугающей репутации. И, кстати, ты так и не ответил: соблазнился?

- Ага, - беззаботно ответил парень, заваливаясь на кровать. Кажется, он вернулся в свое прежнее, привычное расположение духа – и это не могло не радовать. – Не с первого, правда, раза, но девочка оказалась настойчивой. Иногда просто невозможно устоять.

- Ты пытаешься заставить меня ревновать или просто издеваешься?

- И не пытался.

Это стало последней каплей. Я ухватила подушку и запустила ею в издевающегося наглеца, но только потянулась за ней, чтобы огреть его еще раз, как была беспардоннейшим образом обездвижена. И как только этот гад может удерживать оба мои запястья одной рукой? Да еще и ногами его не запинаешь – потеряю единственную опору и свалюсь прямо на него, а ведь этот паршивец этого и добивается!

- Домогаешься? – и ухмыляется, зараза, зная, что я ничего не могу сделать, только сказать что – да, как на зло, ни один достойный ответ в голову не лезет.

Но отвечать мне не пришлось: телефон, оставленный мной на всякий случай в кармане, заиграл, оповещая о мамином звонке. Не выпуская меня, Дима бесцеремонно вытащил телефон и нажал на «Ответить», тут же ставя на громкую связь.

«Не отпущу, не надейся», - одними губами прошептал он, а я обреченно вздохнула и ответила:

- Да, мам, я слушаю.

«Добрый вечер, Рита».

Это была не мама, совсем не мама. Я замерла, не в силах посмотреть на только усилившего хватку Диму.

«Лена сейчас занята, но просила как можно быстрее позвонить тебе и сказать, чтобы ты завтра по дороге домой обязательно купила желатин, иначе потом она может забыть, - тем временем продолжал ненавистный голос. - И чтобы дома была не позже одиннадцати. Утра, естественно».

- Ты?! – Дима все понял и не смог смолчать.

«Рита, разве ты не у подруги? Твоя мама расстроится, если узнает, что ты ее обманула, - тон не изменился, но я могла поклясться, что мужчина улыбается той своей пугающей улыбкой. – Но я ей не расскажу, если ты все объяснишь своему другу так, чтобы он понял правильно. До встречи».

И отключился. Короткие гудки давили с какой-то особенной угнетающей силой.

- Ну, давай, объясняй, - Дима резко сел, но меня не отпустил. И как-то особенно выделил последнее слово.

И мне ничего не оставалось, кроме как рассказать почти все, умолчав про намеки касательно документов и «пожелание» ничего не рассказывать моим «друзьям». Вот только формулировка «мне не хотелось заставлять тебя лишний раз беспокоиться», кажется, сыграла роковую роль.

Хватка ослабла, Дима встал быстро, бросил короткое «Пойду, покурю» и скрылся в коридоре.

Ну, почему, когда хочешь, как лучше, получается как всегда?!

Так и оставив мобильный на кровати, я на автомате подошла к балконной двери – еще с улицы я заметила, что по всему второму этажу тянется что-то наподобие балкона, только общее для всех комнат. И плевать, что на улице мороз, плевать, что еще толком не выздоровела – мне нужен свежий воздух, холодный, морозный воздух, приносящий ясность в спутанные огромным чувством вины и непонятной обидой мысли.

Вот только отвлечься на свои мысли не удалось: пройдя мимо темных комнат – я всегда бродила, когда была в похожем состоянии, – я вдруг услышала разговор, который, наверно, слышать была не должна. Да еще и видела, вот только те двое, свидетелем разговора которых я невольно стала, меня не замечали.

- Алина, ты опять курила? – Кирилл говорил строго, но как-то обреченно, словно давно смирился, а ругался так, для проформы. – Сколько можно повторять, как это вредно, особенно женскому организму!

- А сколько мне можно повторять, что я уже взрослый человек? – устало вторила Алина – точно, не в первый, и даже не в десятый раз.

- В девятнадцать? Взрослый? Не смеши.

- Зато ты у нас взрослый, уже четверть века стукнуло, старик прямо, - огрызнулась девушка. – И вообще, ты мне не мама, чтобы что-то указывать.

- Да не дай бог такую дочку, - мужчина вздохнул. – Я же за тебя, дуру, беспокоюсь; знаешь, на скольких таких с раком легких насмотрелся?

- Дурой красотку свою будешь называть! - Алина повысила голос, но на крик не перешла. – И о ней печься, у вас ведь такая любовь! На пепелище прям!

- И как я сразу не понял? – с какой-то странной интонацией вопросил врач.

- Чего? – насторожилась племянница, с опаской глядя на дядю. Тот как раз сделал к ней, сидящей на столе, пару шагов, и теперь стоял совсем близко.

- Во-первых, ты пьяна, - спокойно ответил он, словно не замечал реакцию девушки. – А, во-вторых, ты ревнуешь.

- Рехнулся?! – Алина попыталась встать и рвануть к двери, но сильные мужские руки ее остановили. Я затаила дыхание, понимая, что стала невольной свидетельницей чего-то слишком личного, заглянула в один из тех пресловутых шкафов, где хранятся самые потаенные скелеты – но не смогла сдвинуться с места. Тайны, они приковывают, не отпускают, пока не разгадаешь… как та фарфоровая статуэтка, неподвижный взгляд которой сейчас слишком напоминает взгляд уже не вырывающейся девушки: такой же непоколебимой, гордой, но в то же время хрупкой и беззащитной в чужих руках. Но чужих ли?

- Уже давно, - уже тише ответил Кирилл, все еще удерживая притихшую племянницу. Окно было приоткрыто, и даже сейчас я все еще слышала разговор – но лучше бы не слышала, не открывала этот шкаф. – Ты же знаешь, что сводишь меня с ума, и все бы было иначе, если бы…

- Если бы я не была твоей племянницей? – Алина горько усмехнулась. – Тогда бы ты на меня даже не посмотрел, любитель экзотики хренов…

- Не говори, если не знаешь, - резко оборвал ее мужчина. – Ты же понимаешь, что однажды мне станет наплевать на условности вроде кровного родства – и хорошо, если я буду слишком пьян.

- А сейчас ты, стало быть, трезв и помнишь об этих, как ты выразился, «условностях»? Не похоже, знаешь ли. Да и тебя твоя любимая ждет.

- Я к ней ничего не чувствую, ты же понимаешь, - еще тише продолжил Кирилл, наклоняясь к племяннице совсем близко. – Стоит тебе хоть слово сказать, и я ее тут же брошу, примчусь к тебе по первому же зову, - его губы зависли в паре сантиметров от ее, а глаза потемнели от странного, противоестественного желания – и, что самое ужасное, в ее карих глазах появилось что-то похожее, пусть и не столь заметное.

Но в дверь постучали, раздался женский голосок:

- Кирилл, дорогой, ты здесь? – а через миг Ника уже вошла в комнату. Но мига этого хватило, чтобы Алина отскочила от мужчины и приняла невозмутимый вид. – И ты тут? – это «ты» красотка буквально выплюнула.

- Что ты хотела, Ника? – Кирилл на вежливость не разменивался, хотя, по идее, говорил со своей девушкой.

- Я хотела тебе сказать… еще днем, но как-то не получилось… - и выразительно посмотрела на Алину.

- Я пойду к себе. Еще раз с днем рождения и спокойной ночи, - вложив в последние слова особый, ядовитый смысл, она вышла на балкон и пошла в мою сторону – я от неожиданности даже не успела среагировать. Сквозь приоткрытое окно донеслась радостная фраза:

- Дорогой, я беременна!

Алина застыла. Достала сигарету – не тонкую, дамскую, а такой же Kent, как и у Димы – с трудом отыскала в кармане зажигалку. Да так и застыла с поднесенным к сигарете огнем, заметив старающуюся раствориться со стенкой меня.

- Мужики все - козлы, не находишь? – и преспокойно закурила. – И за это один из них получает прямо-таки охуенный день рождения.