Глава 3

Лаванда часто удивлялась, как иногда таланты даются людям, совершенно их недостойным. Вот, к примеру, неотесанный Винченсо Фиорелли, не имеющий понятия о манерах, имел дар художника. Многие, особенно слизеринки, которых этому учили специально, умели рисовать, иногда даже неплохо, но неумытый итальяшка намного превосходил их всех. Его рисунки поражали объемностью, с портретов люди смотрели, точно из зеркал, а пейзажи не было необходимости оживлять магией: люди забывали и так, что перед ними всего лишь карандашный набросок, даже не тронутый красками (краски Винченсо не на что было купить). Но конечно, когда талант дается простолюдину, ничего хорошего получиться не может.
Помнится, когда Лаванда училась на первом курсе, она однажды наблюдала, как Винченсо, сидя на подоконнике в коридоре, рисовал позировавшую ему сестру. Мимо шла тогдашняя староста школы Оливия Хорнби. Увидев, чем заняты хаффлпаффец и гриффиндорка, она подкралась и выхватила у Винченсо лист бумаги.
- Отдайте! – запротестовала Аннунциата. – Мы не сделали ничего плохого!
- Вы занимаетесь тем, что не соответствует вашему положению, - улыбнулась Хорнби.- А вам надлежит знать свое место.
И взмахом палочки она подожгла рисунок, а заодно карандаш у Винченсо в руке. Огонь лизнул и пальцы. Мальчишка вскрикнул, но едва сестра схватила его за руку и стала дуть на ожог, вырвался и изо всех сил пихнул Оливию на пол. Хорнби попыталась встать, но он толкнул её снова и пнул. Та истошно закричала, Аннунциата попыталась оттащить брата, бормоча:
- Non si scherza, ci fa male, non si scherzo, no!
На крики прибежал второй староста, Ореон Блэк, бродивший неподалеку, с парой однокурсников. Они живо ухватили обоих Фиорелли за шиворот и оттащили к директору. Сам Ореон повел Оливию, громко стонавшую и дрожавшую от плача. Кажется, её сначала отвели в Больничное крыло, оттуда быстро выпустили, но весь вечер она провела в постели, и её подруги встревожено носились на кухню за лакомствами для нее. Элладора Нотт, всегда завидовавшая Хорнби, шипела, что та опять симулирует, но Лаванда сомневалась в этом. Оливия была маленькой и хрупкой, на вид не старше третьекурсницы, и от потрясения, от грубых побоев могла серьезно заболеть.
К вечеру Слизерин торжествовал: итальяшка понес заслуженное наказание. Его отправили в карцер, дав предварительно тридцать розг. Оливия настаивала на наказании для его сестры тоже, однако за ту неожиданно вступился профессор Дамблдор, как раз оказавшийся у директора. Говорят, он пристально посмотрел на девчонку, на ее брата, пошептался с директором Диппетом - и тот даже не оштрафовал Хаффлпафф. А вот с Гриффиндора вычли пятьдесят баллов.
Чуть поправившись, Оливия принялась отыгрываться на Хаффлпаффе и Гриффиндоре с удвоенной слой. К примеру, как-то она увидела на одной хаффлпаффке бант, показавшийся ей излишне красивым для «барсучихи». Она немедленно вычла с факультета девочки двадцать баллов, а Ореон Блэк, находившийся тут же, срезал у той бант с волос. Мальчик, с которым шла хаффлпаффка, не посмел сопротивляться, помня о судьбе брата и сестры Фиорелли.
Но и за них нашлись мстители. Недели через две после случая с рисунком кто-то облил сверху Оливию и Ореона, делавших обход, помоями, в которых плавали пиявки; одна из них впилась Хорнби в нос. В другой раз перед слизеринкой наколдовали какую-то липкую гадость… Лаванда помнит, как вечером Хорнби рыдала в кресле у камина и причитала, что, пока в Хогвартсе был Том, с ней так обращаться не смели. Да, у того самого Тома Риддла она была любимицей- Лаванда слышала и об этом, и за это невольно уважала Оливию: ведь ту выделяли умные люди. Товарищи Хорнби, столпившись вокруг нее, уверяли, что скоро найдут и жестоко накажут тех, кто посмел над ней издеваться. А разыскать их не составило труда: это оказались приятели Винченсо: Карен Джойри, Ричард Эйвис – и конечно, Мэрайя.
По совести говоря, в поимке виновников была заслуга Лаванды. В тот самый вечер, когда Оливия плакала в кресле, девочка подошла к ней и рассказала, что видела, как Мэрайя, Винченсо и еще пара гриффиндорцев шептались у себя за столом.
- Мэрайя жестока, она на все способна. Она и мне однажды посадила пиявку на лицо, - да, это ведь в самом деле было.
Карие глаза Хорнби засверкали.
- Ну что ж, спасибо, - она хищно улыбнулась. – Скоро ты сможешь полюбоваться на их чучела.
Про чучела оказалось преувеличением, но знать, что Мэрайя несколько дней поведет в карцере, было приятно.

… «А ведь ничего бы не случилось, знай простолюдины свое место», - почти напевала Лаванда, наблюдая, как входит на урок высокий, с длинной окладистой бородой, профессор Дамблдор. С ним у слизеринцев были отношения довольно сложные: его хоть и полагалось уважать, как победителя самого Гриндевальда, но он слыл магглолюбцем, а кроме того, как декан Гриффиндора, защищал злейших врагов. Лаванда не раз фыркала, представляя, как он защищает перед директором Диппетом Мэрайю и её приятелей после их очередной выходки… Да и, честно говоря, пару раз она слышала, как родители говорят о нем совсем нехорошие вещи: что он не то уморил собственную сестру голодом, не то «жил с ней» - так выразился отец (Лаванда, правда, не поняла, почему это брату и сестре нельзя жить в одном доме, ведь они-то с Уильямом живут), а потом убил. А теперь вот улыбается…
- Сегодня мы трансфигурирует перо в цветок! – объявил Дамблдор классу. – Пусть к концу занятия кабинет станет похож на оранжерею профессора Бири!
Лаванда поджала губы, подивившись глупости шутки: обычно профессор выдавал им что-то более остроумное. Перо она с легкостью трансфигурировала в чайную розу, и Дамблдор с удовлетворением взял цветок в руки, повертел, понюхал.
- Даже пахнет, как мне кажется. Пять баллов Слизерину, мисс Бэддок. Попробуйте теперь какой-нибудь другой цветок…. К примеру, орхидею или кисть сирени.
Девочка с облегчением вздохнула, когда он отошел. Почему-то ей неприятно было ощущать на себе его взгляд – особенно, когда учитель смотрел ей в глаза. И почему-то, когда он был рядом, она старалась ни о чем важном не думать.
А между тем подумать следовало, потому что Лаванда готовилась к рискованному шагу. После обеда ей следовало бы взяться за открытку для именинницы – нельзя же прийти совсем без подарка , но отчаянно хотелось явиться к туалету Плаксы Миртл –неработающему женскому туалету на втором этаже, где обитал призрак безобразной истеричной девчонки – чтобы понаблюдать, как Уинстон Гринграсс приятелями расправится с Мэрйей, грязнокровкой и итальяшкой. «Ведь это все должно произойти довольно быстро… Девицы слишком глупы, чтобы суметь сопротивляться. Мальчики просто разденут их или заставят облысеть, накормят слизнями, а может ,подожгут им подолы…. Будет забавно понаблюдать за этим. Наконец-то Мэрйя получит по заслугам». Но что-то упорно шептало, что идти никуда не следует, а лучше смастерить открытку и в назначенный час явиться на праздник.
Сидевшая рядом с ней Констанс толкнула в локоть: у Кэтрин Принц получился стебель крапивы, правда, весь усеянный мелкими белесыми цветами.
- Наверное, она подумала об Эйлин, - прошептала девочкам сидевшая позади них Урсула. Кэтрин, однако, нимало не смущаясь, доказывала профессору, что цветы крапивы нисколько не хуже всяких других, и кажется, он не был слишком недоволен, что с ним спорят.
- Помоги, у меня не получается, - прошептала Констанс. Её перо лишь слегка позеленело. Лаванда со вздохом взмахнула палочкой – и перед Констанс очутилась кувшинка. «Аляповато, но для нее сойдет», - подумала девочка и вздрогнула: он и не заметила, как Дамблдор опять очутился перед ней.
- Мисс Бэддок, я вижу, что вы прекрасно справляетесь с заданием, - мягко сказал он. – Но мне хотелось бы, чтобы мисс Гойл также научилась справляться сама. Минус два балла со Слизерина. Мисс Гойл, пожалуйста, пересядьте вон за ту парту, – он указал на пустую парту у окна.
Констанс, надув губы, собрала вещи и ушла. Лаванда медленно дышала, справляясь с яростью. Второй раз за день гриффиндорцы вредили её факультету. Пожалуй, она может как-то компенсировать себе ущерб, насладившись победой Уинстона с компанией над Мэрайей.

Туалет Плаксы Миртл был связан с темной историей, произошедшей года четыре назад. Тогда в самом разгаре была война с Гриндевальдом, и вот в здании школы стали находить оцепеневших учеников. Все они были магглорожденными или полукровками, и пошел слух, что в школу проник таинственный наследник Слизерина, чтобы очистить её от всякой дряни. Иные говорили, правда, что в нападениях виноваты агенты Гриндевальда. Они и раньше нападали на школу, из-за них, кажется, погибла старшая сестра Уинстона. Но когда последнюю из жертв – ту самую Миртл – нашли в туалете мертвой, за расследование взялся Том Риддл. И оказалось, что виноват во всем гриффиндорец, полувеликан, тайно растивший какое-то чудовище. К слову, в школу этого недоумка привел Дамблдор, и даже после разоблачения он как-то убедил директора оставить Хагрида в школе, учеником лесничего. Лаванда иногда видела огромную косматую фигуру, уныло бредущую по полям или копающую грядки, но всякий раз спешила уйти: её охватывали ужас и омерзение. Она читала, что великаны тупы и свирепы, и конечно ,если попасться этому Хагриду на глаза, он, чего доброго, разорвет на части.
«И все-таки Дамблдор держит при себе ручное чудовище ,которое, видимо, ненавидело грязнокровок, раз такое совершило… И еще прикидывается магглолюбцем. Как же гриффиндорцы лицемерны».
Так думала Лаванда, осторожно подходя к туалету Плаксы Миртл. Она поглядела на дешевые ручные часики: три минуты третьего. Возможно, все уже собрались. Она осторожно, стараясь не скрипеть, приоткрыла дверь. В принципе, ей нечего бояться, слизеринцы не дадут её в обиду – и все же будет лучше спрятаться за кабинками.
Все получилось, как ей и хотелось: она на цыпочках проскользнула в туалет и затаилась. Ей было видно, как к раковинам прислонились Мэрайя, Винченсо Фиорелли, Карен Джойри, Ричардд Эйвис, а напротив них выстроились Уинстон Гринграсс, державший руки за спиной, Найджел Мальсибер, Чарльз Принц и, к удивлению Лаванды, её кузен-рейвенкловец, Эдвин Бэддок – сын того самого дяди Джозефа, о котором отец запрещал упоминать. «Странно, что девчонки сюда не пришли», - огорченно подумала Лаванда. Мальчишки, пожалуй, будут сопротивляться.
Мэрайя подняла в воздух какую-то книжку и повертела ею.
- Смотрю, пришли спасать свой кодекс? Ну-ну. И даже воробья ощипанного с собой привели, я смотрю…
Лаванда чуть не прыснула: худенький, с мышиными волосами, в огромных роговых очках, Эдвин действительно напоминал мокрого воробья, прибившегося к чьему-то карнизу.
- Эдвин, Эдвин, - Мэарйя покачала головой. – Ведь твоя мать – полукровка, и поэтому от твоего отца отказалась вся родня, а ты еще прибился к этим? – она повела подбородком в сторону слизеринцев.
Эдвин покраснел и промолчал, но за него ответил Уинстон.
- Ты напрасно пытаешься кого-то смутить. У вас есть возможность сейчас отдать нам книжку и мирно уйти. В противном случае мы будем вынужден вас наказать.
Лаванда удивилась было, ведь Уинстон обещал Ариэлле наказать кошаков, но тут же успокоила себя: должно быть, он усыпляет их бдительность.
-Наказать? Нас? Много на себя берете, змеи.
- У вас права нет, - вмешался Карен. – Вы никто – не учителя, даже не старосты.
- Мы слизеринцы, - ответил Найджел, сжимая палочку.
Лаванда заметила, как призрак Миртл высунулся из кабинки.
- Ну раз слизеринцы, тогда ловите, - Мэрайя высоко подбросила книжку, Чарльз сунулся, чтобы поймать, но Винченсо запустил в него Импедиментой. Вскрикнув, тот упал на пол, а в итальянца полетели лучи из палочек Мальсибера и Эдвина. Лаванда, зажимая рот ладонями, в ужасе попятилась в угол.
Сжавшись в углу, она прикрыла голову руками и некоторое время оцепенело наблюдала, как по полу пляшут разноцветные вспышки. Потом кто-то случайно побил трубу, и на пол хлестнул поток воды. Лаванда машинально оглянулась, ища, на что бы вскочить: вода подбиралась к её туфелькам – но ничего не увидела. Помочить ноги не хотелось, и вообще, она пришла посмотреть на справедливое возмездие, а увидела драку. Кажется, в её сторону никто не смотрел, и Лаванда решила воспользоваться шансом, чтобы выбраться.
Она сделала пару робких шажков к двери, но в этот момент Чарльз снова завопил, и она поневоле вскрикнула от испуга.
- А там кто еще? – раздался голос Мэрайи, и прежде, чем Лаванда успела увернуться, она почувствовала, как её тело парализовало, и упала на пол, сильно ударившись головой.