Глава 2

***

– Поздравляю, – Гарри украдкой глянул на часы, прикидывая, будет ли удобным предложить сыграть еще партию, огорченно дёрнул верхней губой и начал складывать блестящие в свете неяркой лампы лакированные фигуры на место. – Думаю, я мог бы проявить себя в игре лучшим образом, но так вышло, что я уже много лет не притрагивался к шахматам.

Взгляд Гарри на часы от профессора, конечно, не укрылся:

– Вы неплохо держались, Гарри. Торопитесь?

– Вовсе нет. Я живу здесь неподалеку, в трех минутах ходьбы, да и спешить мне не к кому, если быть откровенным. Выпьем еще, мистер Снейп?

– Учтите, я отвратительный собеседник, – профессор задумчиво посмотрел на Поттера, но тот лишь беззаботно улыбнулся в ответ, и тогда Снейп коротко кивнул.

Рассеянно поглаживая указательным пальцем запотевший бок пузатой пивной кружки и наблюдая за тем, как легко, не морщась, профессор отпивает большой глоток виски из своего стакана, Гарри пытался решить с чего бы начать разговор.

С ним так бывало всегда – сначала никак не мог придумать первой фразы, а затем поток сомнительного красноречия изливался из него, как из рога изобилия, и беседа текла гладко и непринужденно, если, конечно, собеседник не пытался этому помешать. Но вот эта самая пресловутая первая фраза… что бы такое сказать ему? Или спросить? По большому счету, единственной темой, которую было бы уместно обсудить двум случайно встретившимся в немецком баре землякам, была их далекая родина, но Поттеру этот разговор казался опасным. А если профессор спросит, где он учился, например? Что он ответит? Про худшие вопросы Гарри и думать боялся, но, так ничего достойного не изыскав, все-таки решился:

– Так вы живете не в Германии, мистер Снейп?

Собеседник отрицательно повел головой:

– Был по делам, не собирался оставаться надолго, но неожиданно решил задержаться. Что-то вроде отпуска.

– О, я вас очень хорошо понимаю. Наш город не может не очаровывать, не так ли? – пальцы Гарри расслабленно опустились на соломенную салфетку, покрывавшую поверхность стола – о Мюнхене он говорить мог бесконечно, за долгие годы с воодушевлением облазив все его кварталы и закоулки.

– Вы сумели полюбить эту страну больше Англии, Гарри? – профессор, похоже, заинтересовался, наконец, оторвал взгляд от стакана, расправил плечи, выпрямился, и высоко поднял острый подбородок, сразу став похожим как две капли воды на старого доброго кошмара подземелий. – Мне всегда казалось, что британцы – один из самых склонных к слепому патриотизму народов.

– Звучит так, словно вы этого патриотизма не одобряете, – Поттер пожал плечами. – Я любил Англию, но та часть моей жизни, что прошла там, была не самой лучшей, а здесь все началось сначала и как-то… правильно, что ли.

Профессор слушал внимательно, не перебивая, и Гарри расслабился окончательно.

– Да и потом, дело не только во мне. Дело в самом городе. Знаете, за пятнадцать лет мне, например, так и не надоело слушать на Мариенплатц часы… вы ведь видели эти часы, мистер Снейп, те, что с танцующими фигурками? Я когда бываю на… – и тут только Поттер запоздало сообразил, что его собеседник ни малейшего понятия не имеет о том, что его новый знакомец имеет какое-то отношение к магическому миру, и едва успел прикусить язык, уже почти сообщив, что посещает Люштроус Штрассе – главную улицу магической части Мюнхена, – когда я бываю в центре по делам, всегда останавливаюсь и вместе с толпой туристов слушаю бой часов, смотрю за танцорами и рыцарями, и все время кажется, что это в первый раз.

– Вы романтик, Гарри – я так никогда не смог бы, я слишком быстро ко всему привыкаю. И к хорошему, и к плохому, – профессор слегка улыбнулся, и Поттер замер, впитывая это незнакомое выражение сурового лица, словно губка, не уверенный, что еще когда-нибудь ему доведется увидеть такое, старался запечатать его в своей памяти навечно. – Впрочем, «Глокеншпиль» – явление действительно запоминающееся.

– Вы же сказали, что не говорите по-немецки, – изумился Гарри.

– Не говорю, но обязательно читаю о том, что мне сильно понравилось, – профессор отодвинулся от столика и откинулся теперь на спинку стула, положив ногу на ногу. Вся поза его свидетельствовала о полной расслабленности в обществе молодого мужчины, с которым он ведет столь непринужденную беседу, и Гарри неожиданно подумал, всегда ли Северус Снейп был таким с теми, с кем ему приятно быть рядом. И много ли таких людей было в его жизни. Почему-то казалось, что совсем немного, и вдруг отчаянно приятным оказалось стать одним из них.

– Когда вы собираетесь возвращаться в Англию, мистер Снейп?

– Я не живу в Англии много лет, Гарри. Но туда, где живу сейчас, я пока не собираюсь. Побуду еще здесь.

***

Гарри сделал глубокую затяжку и старательно затушил третью за час сигарету о выпуклое дно металлической пепельницы, опасно пристроенной на самом краю барной стойки. Сегодня у Томаса было шумно – в заведении установили два игровых автомата и раззадоренные азартом посетители с шумом и шутками облепили их, словно муравьи оставленный на блюдце мед. Вечер плавно перетекал в ночь, и было уже почти очевидно, что профессор сегодня не придет.

Вчера они засиделись почти до двух ночи, и говорили – обо всем и ни о чем, то есть говорил, в основном, он сам, а Снейп с удовольствием слушал, иногда вставляя уместные комментарии и удачными вопросами подзадоривая словоохотливость своего молодого собеседника. Придя домой, Гарри впервые за долгое время уснул как убитый, а потом все утро думал о прошедшем вечере. О профессоре, о том, почему же с ним так неожиданно легко, о том, как нехорошо получается, что он, Гарри, сознательно скрывает от Снейпа свою личность, понимая, что не решится сознаться просто потому, что почти на сто процентов уверен, что их такое во всех отношениях приятное общение на этом закончится – Поттер машинально потрогал свою длинную челку, словно убеждаясь, что она надежно скрывает шрам.

Нелепо все это, конечно, до ужаса – вот кто бы рассказал ему, что он с таким рвением будет стремиться проводить время в компании Северуса Снейпа – да никогда бы в жизни не поверил, а то и в морду бы дал, но жизнь – вообще такая странная штука, что не устаешь изумляться. Меняет обстоятельства, меняет приоритеты, меняет нас самих до неузнаваемости. Поттер никак не мог сообразить, кто же из них изменился сильнее – он сам, или все-таки профессор, или оба они одинаково, но точно знал одно: он отчаянно хочет, чтобы тот пришел, а тот все не идет, и, наверное, это о чем-то очень неприятном должно ему сказать.

Допив пиво, он уже собирался уходить, но все медлил, рассеянно наблюдая за Томасом, наливающим порцию виски кому-то из клиентов, как вдруг из-за его спины вынырнула рука, ловко перехватила стакан из ладони бармена и, почти невесомо коснувшись тканью рукава его щеки, исчезла.

– Добрый вечер, Гарри, – сделал первый глоток из своего стакана профессор. – Я пойду за тот стол, если хотите, присоединяйтесь.

– Я уже уходить собирался, – удивляясь самому себе, Поттер все же никак не мог подавить в себе нелепую и необъяснимую детскую обиду за то, что он столько ждал.

– Что ж, жаль. Может, в другой раз, – Снейп кивнул и, резко развернувшись на каблуках, отправился на облюбованное место. Он почти не дал Гарри возможности заглянуть в свои глаза, но Поттер, как ему показалось, успел увидеть в них все то, что так ждал увидеть. А может, это было всего лишь игрой отсветов, бросаемых низко висящими желтыми лампами в уютных домашних абажурах.

– Я передумал, – Гарри поставил новую кружку с пивом на фирменную картонную подставку, заботливо выданную гером Хёнигом, и присел напротив профессора.

– Почему? – Снейп, кажется, действительно ждал ответа на свой странный вопрос, и Гарри вдруг подумал, что если он сейчас скажет что-нибудь глупое о том, что внезапно вспомнил, что у него завтра выходной или еще что-то в этом роде, и еще одна, пусть и совсем невинная, ложь добавится в чашу вранья, которая и так переполнена, то он все испортит. Отчего-то ему отчаянно сильно не хотелось врать профессору даже в самых незначительных мелочах.

– Боюсь, что я сейчас выставлю себя конченным идиотом, но я ждал вас этим вечером, и – вы не поверите – обиделся, как школьница на несостоявшемся свидании, думая, что вы не придете. Вот и буркнул, что ухожу, вместо того, чтобы поздороваться. Простите, по-дурацки вышло.

– Всегда завидовал людям, умеющим вслух признавать свои слабости. Я сам этого не умею категорически, – и тут Снейп снова улыбнулся – не так скупо, как накануне, а широко и так тепло и искренне, что Гарри мгновенно оттаял.

– А вам не кажется, мистер Снейп, что вы только что одну из них признали?

Все еще улыбаясь, они смотрели друг другу в глаза, не говоря больше не слова, потягивая свои напитки, отогреваясь в теплом помещении и нежданно найденном взаимопонимании, и Гарри был готов поклясться, руку отдать на отсечение, что что-то невидимое, но крепкое, как стальной трос, протянулось между ними, и так просто разделить их уже не удастся.

Снейп нарушил молчание первым:

– Я действительно припозднился сегодня, Гарри, и мне, в самом деле, пора, – профессор допил последний глоток виски и поднялся из-за стола, протянув ладонь для прощального рукопожатия. – Но если вы придете сюда и завтра, то определенно найдете меня в этом углу за партией в шахматы.

– Это звучит как завуалированное приглашение на свидание, – Гарри засмеялся, крепко сжимая сухую и горячую ладонь. Снейп ухмыльнулся в ответ, направился к выходу, и Поттеру вдруг захотелось сказать еще хоть что-то вслед.

– Я приду! – Крикнул он, когда дверь за профессором почти захлопнулась, и тяжело опустился обратно на стул. Он был уверен, что сегодня Снейп зашел в бар не только для того, чтобы выпить порцию виски перед сном.