Глава I

Глава 1.

I was born with the wrong sign
In the wrong house.


Не знаю, по какой причине, но эти строчки из глупой маггловской песенки уже который день подряд набатом звучат в моей гудящей голове. Они убеждают меня в том, что я был прав, когда думал, что на самом деле вся моя невезучесть лишь оттого, что я родился не в то время и не в том месте. Я должен был родиться в обычной семье. У обычных родителей. У людей с обычным прошлым.
Но нет! Видимо, кто-то там наверху решил, что я нужен здесь и сейчас. Зачем? Скажи мне, зачем? Зачем ты раз за разом дарил мне надежду? Я ощущал сладкий вкус победы, обладания чем-то своим. Мне было так весело и радостно, когда у меня появилось что-то свое! Плевать, что это всего лишь маленький солдатик. Плевать, что я нашел его у ворот дома, когда в очередной раз подстригал газон. Плевать, что он был без одной ноги. Плевать! Этот солдатик только мой! Он принадлежит лишь мне!

Но все не так просто. Едва я смог в полной мере ощутить радость от обладания, ты отобрал у меня эту вещь. И вот я уже смотрю как мой солдатик – МОЙ – валяется в мусорном баке. Баке, к которому мне строго запрещено приближаться. Если я нарушу этот запрет, то просто не смогу подняться на следующий день. Мне плохо. Что-то в груди сжимается, будто кто-то положил кусочек льда прямо в мое сердце, надеясь превратить его в воду. Но не вышло, лед не растаял. Он заставил мое сердце оледенеть. С тех пор я почти не испытываю эмоций. Это как с заводной куклой. Если потерять ключик или растянуть пружину, кукла никогда больше не сможет танцевать.

Солдатик. Мое первое разочарование. С тех пор прошло несколько лет. Я получил письмо, которое принесла сова. Сова? Это было странно. Совы обычно не обитают в городах. Из этого письма я узнал, что я волшебник. Наверное, я должен был обрадоваться. Но я не смог. Я настолько привык не верить фальшивым улыбкам насмешницы-судьбы, что просто не смог выдавить из себя улыбки или как-то иначе выразить свою радость. Радости не было, было только принятие. Получив свою волшебную палочку из рук странного старика, я долго не мог поверить в то, что с помощью какой-то деревяшки можно колдовать. Как? Как обычный кусок дерева может заставить разбитую мной вазу вновь стать целой? Задав этот вопрос старику, я не надеялся получить ответ, но, тем не менее, он начал говорить что-то о наполнителях, особых способов изготовления и прочую ненужную, но интересную мне, информацию. Я часто вспоминал этого старика. Он был первым, кто ответил на мой вопрос. Кто не посмеялся и не отвесил затрещину. Он просто ответил. Настолько подробно, насколько смог.

Я до сих пор ему благодарен. Он вселил в меня какую-то детскую уверенность – странно, но ребенком я себя не ощущал лет с пяти – о том, что я такой же, как и все. Я тоже заслуживаю внимания. Я тоже вправе задавать вопросы.

Что было потом? Потом была стена, сквозь которую нужно было пройти, и красный поезд. Поезд, в котором я впервые надел мантию и открыто взял в руки волшебную палочку. В доме я просто не мог ее показывать. Я был уверен в том, что ее сломают. Поэтому в первый же день после посещения переулка, в котором было столько волшебства, сколько не было ни в одной детской книжке, я разобрал несколько половиц под кроватью в своей каморке и надежно спрятал туда палочку.

Громада замка, у подножья которого я восторженно замер после нескольких часов, проведенных в чреве красного поезда, потрясала воображение. Ничего более величественного, волшебного и фундаментального я никогда не видел. Это был не просто замок, это было что-то большее. Засыпая в нем в первый день, я не верил в то, что проснусь в той кровати, в которой уснул. Я боялся, что все это всего лишь сон. Что совсем скоро меня выдернет из этой невероятной сказки громкий голос, бьющий по перепонкам, и заставит меня вновь окунуться в обычную, пресную до колик в животе, жизнь.
Я поднимал веки руками, не давая глазам закрыться. Я хотел остаться в этой сказке!

Следующее утро подарило мне сбывшиеся надежды. Наконец-то! Все было именно так, как я сам себе представлял. Учителя, которым было не наплевать на меня. Ученики, которые не относились ко мне слишком дружелюбно, но хотя бы не обзывались и не били меня на переменах. Все это осталось в прошлом.

Этот сказочный сон длился девять месяцев. Но наступил май. Я просил... я умолял позволить мне остаться в замке. Он стал мне родным. Ночами я часто подолгу сидел у стены и водил по ней рукой. Казалось, что у замка был собственный разум, и он мог мне отвечать, согревая камни под моей рукой своим теплом. Мне было так хорошо. Но все разрушилось. Мне запретили. Я не мог плакать, я просто часто вдыхал и выдыхал воздух, смотря сквозь стекло ненавистного теперь поезда на башни замка, видневшегося вдали.

Лето. Когда-то это было моим любимым временем года. Ведь летом я мог надолго покидать дом, и, спрятавшись в саду, мечтать о своем. Теперь же я просто ненавижу это время года. Оно убивает меня. На целых три месяца я остаюсь без поддержки нужных мне стен. Осколок льда в сердце медленно ворочается, пытаясь захватить как можно большую территорию. Я постепенно оцепеневаю. Мне все сложнее вставать по утрам. Дни слились в бесконечный калейдоскоп. Мне кажется, что все, что было в прошлом году всего лишь сон, привидевшийся мне в один из особенно жарких вечеров июля.

Письмо. Мне снова прислали письмо. Пергамент с зелеными чернилами. Я не решался открыть его – я боялся поверить. Поверить в то, что это не сказка. Поверить в то, что я вновь смогу почувствовать теплых прикосновения каменных стен.

И снова красный поезд. И снова причудливо сложенные камни, образующие собой замок.
Я был почти счастлив. Мне нравилось что-то ощущать. Меня даже не раздражали вопли детей (неважно с какого они были курса, все равно – дети!), я чувствовал себя не лишним, приобщенным к чему-то большому. Временами, когда я, плотно прислонившись к стене бойницы в Астрономической Башне, смотрел на уходящее за кромку Запретного Леса солнце, я думал о том, что я не ненужный. Это было очень правильное ощущение. Чувствовать себя шестеренкой в каком-то хорошо отлаженном механизме. Без тебя, незаметной с первого взгляда маленькой детальки, все просто рухнет.

Второе лето прошло спокойнее. Не знаю, откуда, но во мне появилась уверенность, что я непременно вернусь. Вернусь туда, где мне так спокойно. Вернусь в тот мир, который стал мне привычен. Нет, мне не было в нем тепло или уютно, мне было просто лучше. Лучше, чем в моем. Мой мир – это отобранный солдатик и скрипучий пол, в недрах которого скрыто то, что позволяет мне поверить в то, что я могу вернуться.

Я возвращаюсь. Я вновь возвращаюсь туда, где все легко и привычно. Где все понятно и упорядоченно. Я хочу, чтобы этот мир стал моим. Теперь мне мало быть просто гостем. Я хочу быть полноправным хозяином. Я хочу уходить по своему желанию, а не до тех пор, пока приличия позволяют задерживаться. Я хочу нараспашку открывать дверь, возвещая всех и своем прибытии. Прибытии, время которого определил я сам.
Это желание не покидает меня в оставшиеся пять лет. Начиная со второго курса, я не делал попыток остаться в этом месте. Мне не хотелось унижаться перед кем-то. Почему-то казалось, что если я нужен замку, он найдет способ предотвратить мой уход.

Седьмой курс. Последний год. Я боялся того дня, в который придется навсегда покинуть замок, с осени. Меня трясло при мысли о том, что я навсегда расстанусь с привычными стенами, согревающими меня по ночам. С тайными уголками, в которых так удобно прятаться от любопытных глаз. С привидениями, которые по какой-то неведомой причине тоже благоволили мне.

День икс. День, в который нам выдали аттестаты. Директор долго и пространно говорил о необходимости найти свое жизненное предназначение, не свернув при этом с пути, начертанном судьбой. А меня трясло. Трясло от мысли о том, что я навсегда расстанусь с замком. Замком, который смог подарить мне иллюзорную попытку обрести дом. И у меня получилось. Почти. Все семь лет я возвращался сюда и с радостью смотрел в приветливо сверкающие глазницы окон. Теперь же меня вынуждают покинуть то место, которое я мысленно, тихим шепотом, называл почти домом. Я просто не смог выслушивать пустые слова, разносившиеся под сводами огромного замка.

Выйдя на улицу, я прислонился к стене. Уже наступила ночь. На небе, словно сквозь дыры в незаштопанном чехле проглядывали лучи солнца. В детстве я верил, что по ночам на небе появляются не звезды, а крохотные лучики солнца, которое кто-то на ночь накрывает тряпкой. Кто-то, кто живет на небе и не хочет, чтобы солнечный свет мешал ему спать. Глупо. Но мне до сих пор хочется в это верить.

Бездумным взглядом, впившись в огрызок луны, я просто стою. Стою, боясь поверить в то, что скоро закончатся семь лет моего почти счастья. По щекам катятся капельки воды, и я не сразу понимаю, что это не дождь. Это слезы. Слезы? Но я не плакал с пяти лет. Как такое может быть?

Неважно. Аккуратно прижимаю ладонь к щеке и стираю с нее влагу. Недоверчиво смотрю на мокрые пальцы. Все-таки слезы. Как нелепо. История моего почти счастья закончилась слезами.

Кромка неба начинает сереть. Видимо тряпка понемногу спадает с вращающегося солнца. Утро. Прохлада. И боль. Боль моего умирающего в сотый раз от переохлаждения сердца.
Я сползаю по стене. Уткнувшись головой в колени, я закрываю глаза.

Боль. Это все, что осталось.