Глава I

Я сжигаю листы бумаги, исписанные мелким почерком. С каким-то затаенным восторгом наблюдаю за тем, как пламя свечи, стоящей передо мной пожирает буквы, заставляет строчки сжиматься от страха. На полу уже образовалась кучка пепла, а я все жгу и жгу. Мне хорошо. Словно выходит вся боль, накопленная за многие месяцы, пропитанные ложью. И почему я так долго боялся избавиться от воспоминаний о тебе? Неужели я думал, что листы бумаги со словами, написанными твоей рукой, могут заменить мне тебя? Какая глупость! Резко встаю с колен, стряхивая с себя сгоревшую плоть бумаги.
Довольно! Я слишком долго хранил тебе верность. Я больше не могу! Я просто не могу! Я чувствую, как колени подгибаются под тяжестью моего ослабевшего тела. Я вижу, как приближается пол, но не делаю ничего, чтобы защитить себя от боли падения. Навряд ли это будет больнее того, что происходит в моей душе. Я чувствую, себя как тот лист бумаги, что я сжег пару минут назад. Боль. Бесконечная боль, которая вновь вернулась ко мне. Боль, пустота и холод. Я обхватываю колени руками и сжимаюсь в дрожащий комочек.

Как же холодно! Я сам не знаю, что привело меня в комнату, единственным украшением которой является крошечное окно почти у самого потолка. Закрываю глаза, и на обратной стороне век вспыхивает твой профиль… Господи! Как я устал от этого! Я вижу тебя каждый раз, когда смежаю веки, я не могу уснуть уже почти две с половиной недели. Просто иногда накатывает темная волна, заставляющая мое сознание дать мне немного отдохнуть. Во время этих провалов мне тепло и уютно, я смеюсь, держа тебя за руку, и отвожу прядь твоих волос от лица. Иногда я слышу какие-то голоса, они зовут меня, но я точно знаю, что не должен попасться на глаза их обладателям. Тогда меня заберут из
твоего дома, а это единственное, что мне осталось на память о тебе.

Прости меня, я порядком испортил все мебель и стены. Я разнес к чертям твою проклятую лабораторию в надежде, что ты вернешься и, цедя сквозь зубы оскорбления в мой адрес, скрестишь руки на груди. А я смогу подойти к тебе и вжаться в твое тело, крепко обхватить его руками и захлебываясь воздухом рыдать. Тогда ты смягчишься, я знаю, ты точно поймешь, что я сделал все это, чтобы вернуть тебя. И твое лицо озарит скупая улыбка, которая легким намеком проскользнет по твоим губам. А я не выдержу и начну осыпать беспорядочными поцелуями твои щеки, глаза, горбинку тонкого носа, и, наконец, мягкие губы, которые – я уверен – откроются мне навстречу.

Ты любил меня целовать. Я это точно помню. Я помню прикосновения твоего влажного искусного языка, словно в каком-то подобии танца страстно исследующего мой рот. Я помню острые зубы, которыми ты любил впиваться в мою нижнюю губу, чуть оттягивая ее, до появления первых капелек крови. А потом ты нежно облизывал ранки, зарывшись своими тонкими пальцами в мои волосы.

Ты любил меня. Я точно знаю, любил. Но, наверное, я сделал что-то не так, потому что ты покинул меня. В один день ты просто исчез. Я искал тебя. Долго. Я тщательно исследовал лес, в котором ты так любил гулять, отдыхая от меня. Да, видимо я слишком надоедал тебе своей любовью, но я просто не мог иначе, а ты… ты… ты оставил меня. Ты даже не сказал мне о том, что уходишь. Ты просто исчез. И забрал с собой мою душу. Как бы глупо это не звучало, все именно так. Я не могу объяснить отсутствие жизни в моем теле ничем иным.

Ты был тем, кто заставил меня жить тогда, когда мне хотелось умереть.

Ты стал тем, кто заставил меня умереть тогда, когда я только начал жить.

В этом весь ты. Тебе наплевать на то, что я просто не могу жить без тебя.

Единственным спасением были чудесные сны, в которых ты все еще любил меня. Ты звал меня с собой, но я не понимал, куда я должен идти. Пробуждение наваливалось на меня осознанием всей глупости моих грез. Я тихо выл. Я бил стену кулаками до тех пор, пока костяшки не превращались в сплошное кровавое месиво.

Я не должен был выжить. Я не должен был спасти тебя. Ты не должен был пробудить во мне жажду жизни. Но ты это сделал. Назло всем. Мне, в первую очередь.

Я чувствую осторожное прикосновенье теплой руки, она приподнимает мою голову. Пальцы второй прижимают к моим приоткрытым губам стеклянный фиал. Я с улыбкой позволяю влить в себя что-то. Дыханье резко прерывается, чтобы через пару мгновение вернуться вновь. Мысли в голове смешались в какую-то жуткую круговерть. Тело постепенно немеет, одолеваемое приступами, но я все же чувствую успокаивающие объятия. Последнее о чем я успеваю подумать перед смертью: «Спасибо, Северус! Ты дал мне свободу!»


***


Я скоро умру. Вот так вот просто и незамысловато. В ближайшем будущем человек по имени Северус Снейп исчезнет с этой чертовой планеты, оставив после себя дурную славу, несколько изобретенных им бесценных зелий и круглую жестянку Ордена Мерлина. Не слишком много для человека, прожившего на земле сорок с небольшим лет. На самом деле я мог бы сказать, сколько именно с точностью до минуты, но мне сейчас не до этого. Все мое внимание сосредоточенно на небольшом зеркальце. Никогда не любил зеркала, но это – тоненькая ниточка, которая связывает меня с тем, кто на протяжении почти двух лет удерживал меня на грани.

Я подозревал, что во время битвы Темный Лорд, постарается избавиться от меня с помощью своей любимой зверушки. Также я прекрасно осознавал, что укус земноводной твари окажет разрушительное действие на мой организм. Курс постепенно вводимых доз змеиного яда свел к минимуму возможность отравления. Но не исключил вероятность полностью. У меня был шанс, но, к сожалению, из-за слишком быстрой кровопотери, я вынужден был закупорить рану в тот момент, когда в моем организме еще был яд. Я надеялся – о Мерлин! Я и надежда. Оксюморон. – но, тем не менее, я надеялся на то, что смогу найти антидот. Мне не удалось. Через месяц безуспешных поисков я смирился.

Мне незачем было жить. Я исполнил свой долг перед отечеством и, прежде всего, перед собой. Я почти не жалею о том, что в последний раз видел взгляд невыносимых, раздражавших меня на протяжении семи лет, глаз 29 дней назад. Никто и ни в чем не виноват. Я не виноват в том, что внезапно, в неуютных объятиях старухи-смерти, осознал тщательно скрываемое от самого себя приязненное отношение к отпрыску Поттера. Именно так, слов о вечной любви не будет. Я не тот человек. А Поттер не виноват в том, что нелепо сжимал в своих тонких ладонях мою руку. Не виноват в том, что осторожно собирал мои воспоминания, попутно оглаживая мою щеку чуть дрожащими пальцами. Не виноват в том, что был последним кого я видел в последний день своей жизни. Абсолютно не виноват в том, что я после своего «чудесного» воскрешения, которое едва не сорвалось из-за не слишком успешной аппартации, не мог забыть робких прикосновений.
Он разыскал меня. Не знаю, кто именно надоумил этого щенка на мои поиски, но он ворвался в мой дом в один из июньских вечеров и застал меня за перебиранием старого школьного альбома. Я выгнал его, припомнив все промахи, в особенности его нежелание спасти меня (неважно, что я слишком убедительно притворялся мертвым!). Выгнал, напоследок пригрозив четвертовать и пустить на ингредиенты в том случае, если хоть одна живая, мертвая, полумертвая душа узнает о моей феноменальной тяге к жизни и местоположении. Поттер ушел. С какой грустной улыбкой посмотрел на меня и аппарировал прямо с порога.

А я еще долго стоял, прислонившись к стене, и смотрел на то место, где недавно была Поттер. Это было так странно. Что-то теплое ворочалось в груди, пытаясь удобнее устроиться, изредка выпуская когти. Пересохшим губам отчего-то стало больно. Перехватив взгляд собственного отражения, я заметил кривую усмешку, исказившую мой рот. Чертовски глупо.

Поттер с тех пор еще не раз приходил ко мне. Наконец мне просто надоело его выгонять. Я смирился. В тот день мы в первый раз поцеловались. Было так странно ощущать прикосновение доверчиво его раскрытых губ к собственным. Пальцы сами собой вплетались в темные растрепанные волосы. Мягкая нижняя губа почти умоляла укусить ее, и я сдался. С наслаждением впившись в сочную мякоть плоти, я слизывал капельки выступающей крови.

Так проходил почти каждый день: он подчинялся, а я подчинял. Он любил, а я принимал любовь. Было так просто позволять себя любить. И так сложно не показывать своей любви. Ведь если бы он заметил ответное чувство, он не смог бы отпустить меня. А еще Поттер любил писать дурацкие письма и оставлять их в разных уголках дома. Первое время я считал это забавным и даже отвечал ему, после мне надоело.
С каждым днем мне становилось все хуже, я срывался на Поттера, а он лишь растягивал губы в своей грустной и чуть боязливой улыбке и прижимался ко мне, обвивая талию хрупкими руками. Я ничего не мог с собой поделать и отвечал на эти, настолько нужные мне объятия.

В один из вечеров мне перестало это помогать. Я не почувствовал привычного тепла между ребер. Я не почувствовал ничего. Это ужасно. После того, как мне удалось усыпить Поттера, я запечатлел последний поцелуй на его виски и, плотнее укутав его, исчез из собственного дома.

Старенький домик, который я купил еще в свою бытность шпионом светлой стороны, порядком обветшал, но меня это мало волновало. Я проводил почти все дни разглядывая крохотную фигурку в отражении зеркала, бесцельно слоняющуюся по дому, и тестируя зелья. Все было бесполезным. Ни один эксперимент не закончился удачей. А Поттеру становилось хуже, он заперся в доме и перечитывал мои письма, едва заметно шевеля посиневшими губами.

Я не смог. Не смог найти формулу. Я не смог спасти Поттера. Он умирал, так же как и я. Я умирал от яда, он – от моей ядовитой любви. Какая насмешка судьбы! Победить самого страшного мага силой любви, и покориться ей же.

Я больше не мог видеть, как Поттер тлеет изнутри. Пузырек яда сам собой влетел в мою руку. Пальцы сжались на тонком стекле в невольной попытке сломать, но нет! Нельзя!
Дом сам открывает передо мной двери, я знаю, что Поттер в дальней комнате, быстрыми шагами пересекаю разделяющее нас пространство и вижу его.
Мерлин! Как же давно я не видел тебя! Ноги подгибаются и я падаю на колени прямо возле тела Поттера, в котором едва теплиться жизнь. Осторожно подняв его голову рукой, прислоняю откупоренный фиал к его губам и вливаю половину. Остальное я выпиваю сам.

Притянув Поттера в объятия, я упираюсь спиной в стену и утыкаюсь губами в его волосы. Холодно. Бесконечно холодно. Нечем дышать. Я чувствую, как жизнь по капле покидает мое тело, но это к лучшему. Ведь без Поттера я просто не могу жить. А он не может жить без меня. Мы оба ущербны. Последний вдох.

Темнота.