И мы счастливы

Меня зовут Драко Малфой и мне 23 года. Моя мать умерла, отец в Азкабане. Все богатства семьи Малфоев в моем полном распоряжении. Я молод, красив, богат и умен, что еще можно желать? Чистокровный волшебник. После ареста отца, я сам стал себе хозяином, расторг помолвку с дочерью семьи Паркинсон. Теперь я предоставлен сам себе. Но только меня это не нужно. Ни деньги, ни статус, ничего. Я готов отдать все свои богатства за любовь одной единственной. Той, которая сумела перевернуть мою жизнь. И уже ничего нельзя изменить. Я никогда не стану прежним. Надменным, самовлюбленным и гордым эгоистом. Тем, кого во мне привыкли видеть. Они и сейчас пытаются разглядеть во мне эти черты. Только их больше нет. Вспоминаются ее слова…

«Мне говорят, что я своими утверждениями хочу перевернуть мир вверх дном. Но разве было бы плохо перевернуть перевернутый мир?»

Кажется, это сказал Джордано Бруно. Странно, но я запомнил это имя, хотя смутно припоминаю, кто это. Отрицать не буду, в маглловской науке я не силен. Может, действительно, она не перевернула мою жизнь, а лишь расставила все на свои места? Вполне вероятно. Теперь, когда я вспоминаю все, что было тогда, в школе, мне кажется это таким нелепым и смешным. Все мои принципы и убеждения. Нет, не мои. Отцовские. Я лишь подражал ему. Был его слабой тенью. Одна моя фамилия ввергала многих в страх. А боятся – значит, уважают. Я считал отца своим идеалом. Но потом оказалось, что он вовсе не совершенен. Ему до этого далеко. Он противоречил сам себе, прививая мне ненависть к нечистокровным. А сам. А сам он пресмыкался перед полукровным безумцем, возомнившим себя властителем мира. Он был практически рабом, не мог и шагу сделать без разрешения своего господина. И где тут гордость? Где его хваленые принципы? Когда я понял это, чувство искреннего уважения и восхищения этим человеком превратилось в бесконечное презрение, ненависть. Я перешел на сторону Ордена, пошел против своего отца. А что мне оставалось? Хотя. Нет, сделал я это вовсе не из-за угрызений совести или внезапного прозрения. Этого было не достаточно. Я уже тогда, будучи на седьмом курсе Хогвартса, был достаточно умен, чтобы оценить расстановку сил. Оценить и понять, что выжить я смогу, лишь встав на сторону сильнейших. Сильнейшими были те, кто пошел против Темного Лорда. Именно это двигало мною. Я просто хотел спасти свою жизнь. А что вы хотели услышать? Во мне никогда не было этого героизма Поттера и бесконечного альтруизма Грейнджер. Правда, было еще одно обстоятельство. Я хотел защитить не только свою жизнь, но и жизнь единственного любимого мною человека – моей матери. И мне это удалось. Тогда, работая в команде с Поттером и его друзьями, я многое понял. У меня не было ни друзей, ни близких мне людей. Мне были чужды такие понятия как преданность, счастье, самоотверженность и, тем более, любовь. Я никогда не любил никого кроме матери. И меня никто не любил. Так я думал. О, как я ошибался. Но об этом чуть позже. Друзей у меня тоже не было. Вечно виснувшая на шее Паркинсон? Смешно. Кребб и Гойл? Нет. Это страх, я заставил их подчиняться себе. Так же, как их родители подчинялись Люциусу. Забини. Нет. Это не дружба. К нему никогда нельзя было поворачиваться спиной – того и гляди, воткнет припасенный заранее нож. Здесь же я понял, что это такое – дружба. Настоящая, искренняя, когда готов ради друга на все. Даже на смерть. Я всегда поражался безумству Грейнджер. Этой смелой и гордой девчонки. Она, не раздумывая ни секунды, бросалась за Поттером и Уизли во все тяжкие. Даже зная, что может не вернуться. Истинная гриффиндорка. По началу я не понимал этого. Первое время я не участвовал в заданиях. Мне не доверяли. К тому же, я был намного полезнее в штабе. Я знал многое о планах Темного Лорда, мог без запинки назвать всех Упивающихся. Отец многому научил меня, и теперь все свои навыки я обернул против него. Неожиданно? Истинный Малфой. Так вот. Я считал Грейнджер просто безумной, чокнутой, фанатичной. Думал, что все это не правильно. Пока не поговорил с ней. Кто бы мог подумать. Ее не взяли на задание. Меня, конечно, тоже. В штабе, располагавшемся в доме моего покойного родственника Сириуса, тогда остались я, она, Нарцисса и еще несколько человек. Среди них я узнал Флер, приезжавшую к нам из Франции на Турнир. Но не суть. Все как-то быстро разбрелись, оставив нас с Грейнджер наедине. До этого момента, я бы искренне рассмеялся в лицо тому, кто сказал бы, что мы с ней будем всю ночь сидеть у камина и просто разговаривать. Ни о чем и обо всем. Без оскорблений, колкостей и сарказма. Я даже не заметил, как из Малфоя и Грейнджер мы превратились в Драко и Гермиону. Я не уставал поражаться той открытости и убежденности этой девчонки в своей правоте. И знаете, она действительно была права. Я больше не чувствовал к ней того отвращения, как раньше. Мне было абсолютно плевать на ее статус крови. На все. Помнится, в конце вечера, вернее, в начале утра, я попросил у нее прощения за все годы унижений, чем поверг в шок не только ее, но и себя. Как просто было ее смутить. Но кроме невероятно интересной и яркой личности я увидел в ней невероятно красивую девушку. Наверное, этого ей не хватало. Просто комплимента, от которого ее щеки тут же зарделись румянцем. Я тогда не понял своих чувств к ней. Просто мы стали друзьями. На следующее задание мы отправились все вместе. Взяли даже меня. В паре с Гермионой. Их было много. Пятеро Упивающихся окружили Гермиону, продолжавшую отчаянно отбиваться. В этот момент во мне что-то сломалось. Месяца за три до этих событий я бы продиктовал адрес больницы Св. Мунго тому, кто рассказал бы, мне что я сделал в следующий момент. Поттер и Уизли, которых я к тому времени привык называть Гарри и Роном, были далеко, они просто не видели и не слышали Гермиону. Не знаю, как не это удалось, но я за одну секунду преодолел разделявшее нас с ней расстояние и закрыл собой от красного луча неизвестного мне заклинания. Что было дальше, я не знаю. Очнулся я уже в штабе. На кровати рядом со мной сидела Гермиона. И плакала. Из-за меня? Никто и никогда не волновался за меня кроме Нарциссы. Именно тогда я понял это странное чувство, которое зародилось во мне. Я влюбился в эту отважную гриффиндорку. В ту, которую столько ненавидел и унижал. Но, конечно, я не признался ей в своих чувствах. Мне было хорошо уже от того, что она просто рядом. От осознания того, что с ней все в порядке. Разговоры у камина уже вошли в привычку. Каждый вечер я узнавал что-то новое. И понимал какие-то вещи. Такие простые, но мне неизвестные. Я всегда поражался, откуда в ее головке столько умных фраз. Она называла мне какие-то имена, но я их не запоминал.

«Когда ты думаешь, что мир отвернулся от тебя, взгляни: скорее всего, это ты отвернулся от мира...»

Эта фраза запомнилась мне лучше остальных. Наверное, потому, что она про меня. Я твердо решил, все изменить. Война закончилась. И только тогда я рискнул признаться ей в своих чувствах. В тот момент мы словно поменялись местами. Я боялся того, что она скажет. А я был полностью в ее власти. Величайшим удивлением для меня был ее ответ. Он полностью убил во мне того Малфоя. Того, кому доставалось все по мановению руки. Того, рядом с которым мечтала оказаться любая девушка, а он и рад стараться. Его больше было. В тот момент во мне словно умерла частичка души. Злой, черной души. Осталась лишь безграничная любовь к этой девушке. Такой сильной и слабой. Невероятно умной и такой безрассудной. Спокойной и страстной одновременно.
Она изменила меня. Навсегда. Вот и сейчас я сижу в своем кресле у камина большого замка. Я могу подняться, поехать в Лондон или пойти к кому-нибудь на прием, где на меня тут же повесятся несколько девушек. Но мне это не нужно. Знаете почему? Потому что с минуты на минуту тихий скрип двери оповестит меня о том, что вернулась моя гриффиндорка. А в соседней комнате, разбуженный шумом суетящихся эльфов, заплачет в своей колыбельке годовалый малыш с темно-каштановыми волосиками и серыми, как сталь, глазами…. И мы счастливы.