-2-

Ремус прикасается пальцем к дорожке, и игла патефона мягко опускается туда.

Хрипловатый, насмешливый голос заводит томную и плавную историю: историю о невозможности или возможности, о страсти, затаенной глубоко, на самом дне сердца.
Голос холоден, так странно слышать слова о любви и страсти, пропетые им, но Ремус чувствует мурашки, бегущие вверх по позвоночнику: что-то заводит в этой песенке, что-то заставляет представлять, как руки обхватывают тебя, губы прикасаются к тебе.
Танго.

Он делает шаг к Гарри.
Тот улыбается широко, мальчишеским жестом дергает себя за подбородок.
-Ну? Показывай мне свое танго, Ремус.
-Ремус?

Улыбка у Гарри разъезжается до ушей.
-Ох, простите… Синьорита… Станцуем танго, о прекрасная незнакомка?
Ремус в притворном смущении опускает глаза.
Рука Гарри обхватывает его талию, крепко, уверенно, и твердый живот вновь упирается в его - впалый, и Ремус вдруг вспоминает, на что похож запах, идущий от Гарри: это запах весны, раннего лета, запах лесных цветов, теплого ветра над полями, раздавленной на языке земляники.
Запахи Гарри врываются в его собственные, вторгаются в запах старой бумаги, пергаментов, полуистлевших книг, пыльных комнат, старой материи. В запахи волчьего зелья и пустой кровати. Пустой все двадцать лет.
Врываются, чтобы владеть и командовать, вести, и даже, наверное…

Perhaps, perhaps, perhaps, - сообщает холодный голос с пластинки, и Гарри шепчет:

-Ну? Танцуй со мной.

Ремус делает шаг, еще и еще: танцевальные па выходят неловкими, и все-таки Гарри подхватывает фигуру, повторяет за ним.
Они делают поворот, и Ремус говорит:
-Восемь шагов. Вот, а теперь ты ведешь.
-Как это?
-Просто делай все так, как я показал.
Гарри хмурится. Однако он не намерен отступать.

-Медленнее… Плавно, плавно, плавно… Не отпускай меня…Держи этот темп…Слушай музыку, слушай темп…поворачивайся… Делай шаг назад… Назад… И еще…Теперь поворачивайся…Теперь голову…

Ремус повторяет команды тихим голосом, пока песенка льется с пластинки прохладными струйками.

Perhaps, perhaps, perhaps…

Их танго невинное и пылкое, танго, просвеченное светом старой лампы, танго в окружении пыли и старых стен.
Стены, с въевшимися, словно лишай, обидами, заношенными драмами, взирают на кружащуюся пару с изумлением и яростью.
-Получается?
Ремус ловит взгляд Гарри.
-Просто великолепно…на мой, дилетантский взгляд…
Гарри смеется.
Их бедра прижаты друг у другу теснее, чем в вальсе – прижаты почти непристойно, но никто из двоих не делает движения, чтобы отодвинуться. Шаги сплетены так, что шаг другого тотчас повторяется партнером.
И вдруг, резко развернув, мальчик запрокидывает Люпина назад: тот откидывается, прогибаясь в спине, лицо Гарри оказывается прямо над его собственным – всего несколько секунд, замерших на…

Perhaps, perhaps, perhaps…

-Возможно, - говорит Гарри одними губами. В его глазах пляшут черти, и Ремус, вместо того, чтобы рассмеяться, пугается, напрягает спину.
Гарри рывком возвращает его в прежнее положение, но их лица по-прежнему близки, дыхания перемешиваются, и Гарри шепчет:
-Ты боишься?

Ремус подавляет желание вырвать руку.
-Возможно, - шепчет он.
Гарри разворачивает его, прижимает к себе в притворно-страстном жесте: теперь он обхватывает грудь Люпина, у Ремуса от неожиданности заканчивается воздух в горле.
И снова – теплый, щекочущий шепот прямо в ухо:

-Возможно?
Шаг назад, вслед за Гарри.
Разворот. Он подчиняется рукам, которые ведут его, гнут и покоряют.
Еще один шаг, и щека Гарри прикасается к его щеке.
Ремус отступает, опираясь на вытянутую ногу. Он танцует танго, он просто дает маленький урок танцев, но где-то в глубине души ему начинает казаться, будто происходит что-то… что-то… неправильное. Возможно.

-Хорошо танцуешь, крошка, - выдыхает Гарри.
Ремус ухмыляется препохабной ухмылкой - ухмылкой волка, ухмылкой шлюшки.

Гарри и Люпин замирают на минуту, покачиваясь, прижавшись друг к другу – пауза перед следующей фигурой.
Мелодия, что выводит древний патефон, все никак не кончается.
Тени танцуют по стенам вокруг них – причудливые боггарты, отражения тайных желаний, спрятанных кошмаров. Темнота пялится сквозь оконные стекла – провалы, словно зрачки, за которыми неизвестность и страх, и все то, что снится Ремусу в самых плохих снах.
И снова – резкий, почти насильный, поворот. Гарри вступает в игру на правах водящего.
От рывка волосы Ремуса взлетают, тонкие, каштановые, они просвечены неверным медным светом, и в нескольких прядях блестят полоски седины.
Он ловит себя на мысли, что было бы неплохо умереть прямо сейчас, танцуя танго, в руках Гарри, который ведет его, и сжимает, и прижимает к себе, словно куклу, словно гитану, словно порочную малолетнюю девчонку. Не хватает только красной розы в зубах, думает он с усмешкой…все это так забавно, неловко, и все же так сладко и упоительно, и он… да, почти – абсолютно - счастлив. Ремус движется в ритме, напетом хриплым насмешливым голосом, движется в этой музыке, в невозможности, в возможности, в потерянном пространстве. Он так одинок. Он так – невозможно – мать вашу - одинок.
И только танго напоминает ему, что одиночества нет.
Есть Гарри.


Мальчик, которого он должен (был?) охранять, беречь. Мальчик, который ему в сыновья годится. Ремус не может ничего остановить.
Потому что они танцуют танго.

Ты позволишь ему вести. Позволишь трогать тебя, управлять, позволишь его запахам проникнуть тебе под кожу, влиться в кровь, затопить сердце. Позволишь его пальцам скользить по спине, его бедрам разбивать твои, позволишь ему обнимать тебя, кружить, ласкать, уговаривать, дразнить.
… perhaps, perhaps, perhaps.

Скрипичные переливы.
Аккордеон выводит мелодию.
Танго. Восемь шагов.

Так танцуй, Ремус.

Ты ведь всего лишь потрепанный, поношенный, зачитанный, ветхий, словно та книга, оборотень. Ты не можешь надеяться.
Всего лишь обещания. Пустые обещания…

Танцуй, мысленно говорит он себе, танцуй, и тогда, может быть…
Поворот:
наверное…
Шаг назад:
возможно…

Perhaps,
perhaps,
perhaps….