Ловушка

Наверное, за окном осень. Или весна.
Точно, весна.
А, впрочем, какая разница?
Правильно, никакой. Все те же дожди, все та же хмурая непогода, и все такой же он.
Анжелина старается не смотреть на Джорджа, который пьян настолько, что из его пространственно монолога, который он называет разговором по душам, не разобрать ни слова.
И не хочется, кстати.
– Как дела, братишка? – хихикает он, поднимая бокал с огневиски и улыбаясь собственному отражению в зеркало. – Хорошо в этом… то есть, в другом мире?
Отражение, как и следовало ожидать, не отвечает, лишь смотрит рассеянным взглядом самого Джорджа.
Анжелина яростно сжимает в пальцах кружку с чаем. Но молчит.
– Ты зачем это… – бормочет Джордж. – Ты зачем молчишь? Фре-е-едди!
Анжелина закрывает глаза.

Один, два, три, четыре…

– Знаешь, как мне плохо, братишка? – вдруг плаксиво говорит Джордж, отшвыривая прочь стакан. Пузатый бокал с силой ударяется о стену, на секунду вверх взлетает дождь из осколков, и огневиски мутными разводами украшает о стену.
Анжелина даже не вздрагивает. Завтра уберет. Или попозже.
– Плохо, Фредди, плохо, – продолжает Джордж. – И маме плохо, и папе плохо… А все ты! – он угрожающе качает указательным пальцем. – Если бы ты не ушел в зазеркалье, то…
Он не договаривает и всхлипывает.
Анжелина сидит, не шевелясь, и судорожно шепчет:
– Один, два, три…
– А знаешь, что еще случилось? – икнув, вздыхает Джордж. – Я женился…
И растерянным жестом, как-то криво, указывает на Анжелину.
– Энжи… – говорит он. – Красивая, да? А ведь была твоей… Что же, она предала тебя?
Анжелина стискивает зубы, но опять ничего не говорит.
– И ребенок этот… – Джордж пожимает плечами. – Он же твоим бы был, если бы ты дождался… А ты… Эх, торопыга.
И пьяно улыбается. Отражение отвечает ему.
Анжелина кладет руку на живот, успокаивая и саму себя, и маленького Фреда. Она уже знает, что только так и назовет своего первенца.
– Он еще совсем маленький, – досадливо кривится Джордж. – И не показать тебе. Потому что если я позову Энжи, она не придет… Злая она какая-то…
Анжелине все больше хочется встать и разбить это чертово зеркало.
– Ты как Алиса в Стране чудес, – смеется внезапно Джордж. – Так далеко и близко одновременно…
Он протягивает руку и касается мутной из-за его разгоряченного огневиски дыханием стекла. Отражение ему отвечает, и он восторженно улыбается:
– Братишка…
– Лучше бы ты погиб, – сквозь зубы, отстраненно и почти неслышно бросает Анжелина. – Лучше бы ты, а не Фред.
Джордж не слышит, он касается своего отражения, ласково проводит ладонью по серебристой поверхности и что-то шепчет.
Анжелина мягко гладит свой живот, который еще даже не вырос, но она уже, заранее, любит то, что растет в нем.
Это мальчик. Это ее спасение. Это ее надежда.
Это ее Фредди.
– Ты придурок! – вдруг кричит Джордж, ударяя кулаком по зеркалу. – Ты ушел! Оставил меня, Энжи.. Ненавижу!
Сбывается мечта Анжелины – зеркало покрывается тонкой сеточкой трещин.
Только от этого не легче.
– Прости, – захлебывается плачем Джордж спустя минуту, изумленно глядя на отражение, в котором только он видит своего брата. – Фредди, я не хотел…
Ладонь пробегается по израненному стеклу, словно надеясь исправить содеянное.
Джордж даже не замечает того, что пальцы, задевая выступающие края трещин, покрываются вязкой, темной кровью.
Анжелина облизывает враз пересохшие губы. Хочется умереть и больше не видеть этого.
Но нельзя. Потому что есть Фредди.
– Знаешь, а ведь я ненавижу Анжелину, – доверительно сообщает зеркалу Джордж, и в этот момент она сдается. Закрывает лицо ладонями и глухо всхлипывает. – Она такая… Она понимает. Всегда. И прощает. Чтобы я не сделал…
Губы, покрытые ранками, зажившими и не очень, на манер молитвы шепчут:
– Раз, два, три… – Всхлип. – Раз, два, три…
– А ведь я хочу сдохнуть, Фредди, – жалостливо тянет Джордж. – Я к тебе, в зазеркалье хочу. А она… Ей так сложно сказать два слова? Всего-то одно заклинание…
Анжелина судорожно вздыхает. Не хочу, не буду, не мо-гу. Больше не мо-гу.
Глаза слипаются.
– Я бы сам как-нибудь, – неловко сообщает Джордж. – Да вот… Страшно. И мама, к тому же… И у Ронни свадьба… А помнишь как мы играли в прятки? Ты всегда выигрывал… Что же ты меня не найдешь?
Анжелина шепчет, скорее самой себе, чем мужу:
– Зат-кнись. Пожалуйста. Засунь свои излияния себе в глотку и дай мне минутку отдохнуть.
Не срабатывает, Джордж продолжает:
– Вот Анжелина храбрая… – невпопад говорит Джордж.
Кому невпопад?
– Она меня любит. Наверное. Ну, терпит-то точно. А я бы не смог, – он хихикает. – Ты не смотри, что я говорил, что ненавижу ее. Я ее даже того… Люблю. Как-то.
Анжелина усмехается и рука сама тянется к вырезу кофты. Там до сих пор бледным отголоском прошлого красуется шрам, – подарок Джорджа – который еще не полностью залечили мази.
– А я ее бью, – буднично продолжает Джордж. – Знаю, что идиот, не надо напоминать, Фредди. Да вот только… Почему она такая понимающая? А? Никогда не накричит, ни слова не скажет… Почему?
– Надоело, потому что, – улыбается Анжелина. – И не хочется.
Джордж ее не слышит:
– Я кретин. Я не хочу ее бить, а вот…
Он разводит руками.
– Ты смешной, – гордо заявляет Джордж. – Как я… Все-то ты за мной повторяешь…
Он приветственно машет самому себе.
Анжелина резко отворачивается.
– Энжи! – кричит Джордж. – Подойди! Посмотри, какой Фредди смешной. Ну, Энжи…
Она не двигается, но он продолжает канючить, забавно надувая губы. Как маленький.
И она сдается. Поднимается и подходит к нему.
– Вот я, – указывает на себя Джордж. – Да нет же, Фредди, – хохочет он, глядя в зеркало. – Не показывай на себя. Это я, а не ты…
Анжелина закутывается в шаль, накинутую на плечи.
– А вот Энжи, – обнимает ее Джордж. – Мы хорошая семья?
Анжелина морщится, когда чувствует его дыхание, насквозь пропитанное запахом огневиски, и пытается вырваться, но Джордж ее не отпускает.
– Ну уж нет, – шипит он. – Не смей оставлять меня. Фредди, видишь ее?
Он сильно встряхивает Анжелину, не отрывая взгляда от зеркала.
– Ты тоже сердишься? – довольно спрашивает он. – И правильно! Маленькая Энжи… – он целует Анжелину, едва прикасаясь сухими губами к коже за ухом. – Маленькая Энжи такая дрянь… Шлюха. Ты же променяла его на меня!
Он обхватывает пальцами ее локоть, сжимая его так, что у нее из глаз начинают течь слезы.
– Больно, – кривится она. – Джордж, отпусти меня.
Он качает головой:
– Неужели ты не понимаешь, Энжи? Как ты могла пойти на такое? Я же не Фред… Я хуже его. Почему ты со мной? Энжи…
– Потому что без меня ты умрешь, – внезапно нежно отвечает Анжелина, обвивая руками его шею. – А я без тебя. Джордж, идем, я уложу тебя спать. Пожалуйста.
Он опирается лбом о ее плечо, сильно наклоняясь. Что-то вмиг меняется, словно кто-то освещает правду ярким огнем.
– Его же нет там? – глухо спрашивает он. – Фреда нет ни в Зазеркалье, ни где-то еще… Так, Энжи?
Она гладит его по волосам:
– Он просто очень далеко от нас. – Она перебирает пальцами рыжие прядки. – Дурачок, что ты… Он вернется. Или мы к нему. Но не сейчас. Идем спать.
Она тянет его за руку в сторону спальни. Помогает раздеться. Снимает рубашку, отстраненно думая, что ее пора постирать, стаскивает ботинки и, уложив Джорджа, наконец, на кровать, укрывает его одеялом.
– Спи, – говорит она, прикасаясь губами к его лбу.
Он сонно, словно случайно проводит ладонью по ее щеке, оставляя кровавые разводы.
Порезы на пальцах снова открылись, и теперь кровь то ли Фред, то ли Джорджа жжет кожу Анжелины.
Она уже сама не понимает, кто из братьев перед ней.
Выходит из спальни, швыряет рубашку в корзину с грязным бельем, заходит в гостиную, и, взмахнув палочкой, убирает грязные разводы на стене. Потом восстанавливает стакан для виски и подходит к зеркалу.
Замирает напротив него, пристально вглядываясь в отражение. Усмехается, глядя на свое лицо, покрытое паутинкой трещин.
– Фред? – зовет она. – Видишь, как я постарела? А Джордж? Он тоже как-то не очень…
Она, совсем как ее муж десятью минутами раньше, проводит ладонью по стеклу, получая какое-то удовольствие, когда чувствует, как разрывается кожа, прикасаясь к острым краям.
– Ты обещал мне, чертов обманщик! – неожиданно зло говорит она. – Обещал, что все будет хорошо! И ушел? За что, Фред? Вернись, ну пожалуйста. Ну что тебе стоит? Фред…
Его имя срывается с губ, как последний вздох. Она зажмуривается, потому что из-за слез ничего не видно. Распахнув глаза, она панически оглядывает это зеркало и ничего не видит в нем, кроме измученной себя.
Она кажется себе безумной. Сейчас, но не пару секунд назад, когда выкрикивала имя Фреда.
Она бы рада оставить тени прошлого. Жить в настоящем, не омраченном ни войной, ни смертями близких людей.
Да вот только это ловушка, из которой нет выхода. Лабиринт, который не отпускает.
Она знает, что завтра повторится то же самое. Проснется злой и недовольный жизнью Джордж, накричит на нее за то, что она не вспомнит, куда дела его любимую рубашку.
И уйдет в свой магазин. Она будет как сомнамбула ходить по квартире, полной воспоминаний о Фреде, будет разговаривать со своим ребенком, потому что больше не с кем.
Дождется Джорджа. Накричит на него за то, что он опять напился. Закроет уши ладонями, чтобы не слышать, как он разговаривает с зеркалом.
Но все равно все услышит.
Это чертова ловушка. Все с начала, все заново, все опять-опять…
Она улыбается слегка безумной улыбкой, хватает со стола бутылку огневиски и, расплескивая янтарную жидкость, наливает спиртное в тот же стакан, из которого пил Джордж. Едва пригубив обжигающий напиток, она чокается со своим отражением в зеркале.
– Джордж ненавидит меня, Фредди, – сообщает она, откладывая стакан в сторону и пятясь к окну. – И знаешь, что? Я себя тоже ненавижу. Не-на-ви-жу.
Отражение молчит. Она не видит Фреда, сколько бы себя не обманывала. Это может только Джордж.
И то, пока не протрезвеет.
Она запускает пальцы в волосы, опускается прямо на пол, заходясь слезами отчаяния.
– Ненавижу, – хрипло всхлипывает она. – Черт, как же ненавижу… И тебя, и себя… И его!
Зеркало, словно не выдержав напряжения, издав резкий звон, с шумом начинает съезжать вниз по стене, до тех пор, пока гвоздь выдерживает. Затем оно, тяжелое, потемневшее давным-давно, падает прямо на пол.
Анжелина ждет взрыва из осколков, но его нет. Блестящая поверхность полностью выпадает из рамки, разбиваясь на три части.
Она подползает поближе и берет в руки самый большой.
– Вот Джордж, – наклонив голову, говорит она. – А вот я, – она откладывает в сторону второй осколок. – И вот Фред.
Третья, последняя, частичка зеркала ложится поверх остальных.
Анжелина поднимается с пола, оглядывает осколки еще раз и выходит из комнаты.
– Хорошая мы семейка, – бормочет она, улыбаясь и прикасаясь рукой к своему животу. – А, Фредди?

Это ловушка, старательно придуманная ими для самих же себя. Это ловушка, которая затягивает тем сильнее, чем больше пытаешься выбраться из нее. Это ловушка, которая, в конце концов, погубит их.
Это ловушка, имя которой воспоминания.