глава 3

Она еще крепче прижалась к нему, будто он был самым любимым существом на планете. Чушь.
Черт.
А вот если бы она знала, если бы эта наивная гриффиндорка знала, что из-за него, из-за непревзойденного Драко Малфоя ее разлюбезный Гарри Поттер сейчас просто зола, просто сгоревший остов, просто...
Она бы к нему не подошла ближе, чем пять километров. Ну, разве только для того, чтобы кинуть в лицо голосом, полным ненависти:
- Убийца! – а потом взять палочку и уничтожить его – того, что разрушил ее жизнь.
Хотя нет. Сама бы она этого не сделала – ведь это лучшая ученица Гриффиндора. Слышите? «Гриффиндора»... Разве это слово, это название, это имя, в конце концов, не несет само по себе чего-то такого отчаянно... геройского, настоящего, мужественного, того, что толкает человека на идиотские, но, мать их, такие человеческие поступки, как-то: спасение людей из горящего дома, из тонущего корабля, да и вообще... И вот представьте себе – может ли такая настоящая гриффиндорка, прямо-таки до мозга костей, когда-нибудь применить Непростительное заклятье на кого-либо, даже на того, кто... кто убил ее лучшего друга?..
Конечно.
Нет.
Она поступит очень правильно – отдаст его во власть Министерства Магии. А там с ним церемониться не будут – что, в принципе, закономерно – так как он сейчас оказался в очень невыгодном положении. Веритасерум – и вуа-ля, он сам им все выложит на тарелочке с зеленой слизеринской каемочкой. Все расскажет, все причины, следствия и действия. А им придется только слушать, ахать в нужных местах, переглядываться, перешептываться и запоминать, чтобы было что детям да внукам рассказать. А потом вынесут единогласный вердикт: «Азкабан. Пожизненное заключение». Ему даже адвоката не дадут. Зачем? Все и так понятно.
А гриффиндорка будет сидеть на первой скамейке, закусив нижнюю губу до крови и, не отрываясь, будет смотреть ему в лицо, недоумевая, как могут существовать такие люди, как он. Нет-нет, она не упадет в обморок в самом шокирующем моменте, она не будет биться в истерике, крича: «Убийца! Ненавижу!!». Она побледнеет, ее глаза станут совсем огромными, и каждый, кто в них заглянет, будет рисковать утонуть в океане боли...
Драко почувствовал, что кончики его пальцев похолодели – в первый раз он представил себе так ясно все последствия. Да, черт возьми, Малфой он или нет? Сумеет он выкрутиться или нет?
Сумеет, сумеет...
А сейчас не надо думать об этом. Не при ней.
Он прошептал, возобновляя свои поглаживания по ее волосам:
- Гермиона...
Она что-то всхлипнула, не поднимая головы. Он повернул голову, увидел на тумбочке рядом с кроватью бокал, вспомнил, как мадам Помфри сказала, принося и ставя этот бокал: «Успокаивающее зелье, мистер Малфой. Если вдруг не сможете заснуть». Драко протянул правую руку, взял бокал, пальцами левой руки легонько побарабанил по плечу Гермионы:
- Эй... Гермиона, выпей.
Она подняла голову, сначала посмотрела на него, видимо, не понимая, что ему от нее нужно. Он мягко сказал:
- Это Успокаивающее зелье, Гер... Грейнджер. Ты слишком расстроилась...
- Слишком?.. – сипло переспросила Гермиона. Драко прикусил язык, проклиная себя за только что сказанную фразу, и торопливо добавил:
- Нет... э-э... прости. Я не это имел в виду. Я понимаю твою боль...
- Понимаешь? – так же сипло произнесла девушка. В глазах Драко вспыхнул ледяной голубой огонь и он жестко ответил:
- Да, Грейнджер, понимаю. Представь себе, ты не одна потеряла близких людей. У меня, представь себе, мать погибла. От рук Того-кого-нельзя-называть. И отца у меня нет. Черт, да я остался совсем один. Представь себе?! Как ты думаешь, могу я понять твою боль? Ох... Нет, прости, - теперь в его голосе проснулось ехидство, - не смогу. Я же бездушный слизеринец. Прости-прости, Грейнджер, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я вовсе не хотел тебе напоминать, что я, черт возьми, тоже человек. Прости. Молчу. Ни-ни.
Ее губы дрогнули, глаза снова наполнились слезами. Драко обреченно подумал: «Ну, опять...». Она хрипло сказала:
- Извини... Извини, пожалуйста. Я... честно, Малфой...
- Драко.
- Э-м... Извини меня, ладно? Я не хотела... – она глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, - не хотела тебе... напоминать.
- Да ничего, - отмахнулся Драко, глядя в окно.
Гермиона закусила губу – она чувствовала себя виноватой. Она сейчас хорошо его понимала, понимала, что ему сейчас тоже ой, как нехорошо. Каждая мысль, каждый намек, каждое воспоминание прожигали насквозь душу, и, казалось, там не осталось ничего, совсем ничегошеньки...
До ее слуха донесся его голос:
- Знаю. Ты меня ненавидишь. Знаю. Но пойми, Грейнджер, - смерти я не желал никому. Честно. – Он сглотнул. Вот это ложь. Она далась ему не так уж и легко. А Гермиона, судорожно следящая за ним, подумала, что это от большого душевного волнения. Он через силу продолжил, все так же не отрывая взгляда от окна, за которым бесновалось весеннее солнце, - я... я пытался его спасти. Но не смог. Теперь у тебя еще большее право ненавидеть меня.
Он только сейчас отвел глаза от окна – от яркого света навернулись слезы. Но Гермиона опять ошиблась – ей показалось, что слезы это следствие подавленного состояния, в котором находились почти все жители Хогвартса.