Морщинки в уголках глаз

Это было какое-то совершенно незнакомое место: узкая аллея - нет, даже не аллея, а переулок или тупик, впрочем, и эти слова не очень подходили. С одной стороны - высокая стена, вся в темных подтеках и разводах, дюймов на двадцать от земли заросшая мхом, без окон и дверей, без намека на начало или конец, теряющаяся во тьме; с другой – почти такая же высокая живая изгородь. Как он оказался здесь, Гарри вспомнить никак не мог, но отчего-то совсем не старался, просто стоял, кутаясь в мантию, и чего-то ждал.

Человек возник из темноты неожиданно и совершенно бесшумно. Гарри был уверен, что каблуки на ботинках приближающегося мужчины должны были издавать хоть какой-то звук в момент соприкосновения с каменной мостовой, но тишина не нарушалось ничем, и это только добавляло неестественности в и без того абсолютно сюрреалистическую картину.

Поравнявшись с парнем, незнакомец рухнул на колени, пытаясь отдышаться, запрокинул голову и отбросил с лица длинные темные пряди – именно в этот момент Гарри его узнал. Он любил его, кажется, всю жизнь, он точно знал, что не видел его уже много десятилетий, но понял, что именно его он и ждал в этом странном месте. Сердце билось часто-часто, ноги почти не слушались, но Гарри сжал зубы и мужественно сделал в сторону темной фигуры несколько шагов – отчего-то ему казалось, что стоит только приблизиться, и мужчина растает, словно призрак в предрассветном тумане.

А дальше вдруг стало легче, секунды полетели одна за другой неестественно быстро: опуститься на землю рядом, привычно пропустить сквозь пальцы тяжелые пряди волос, вглядеться в черные, блестящие в свете луны глаза, с наслаждением, очень долго разглядывать гладкую бледную кожу, а потом горячо выпалить «Я люблю тебя!» и кинуться в объятия, прижаться как можно крепче, отчетливо осознавая, что обретаешь утраченное так ненадолго, потому что все происходящее только сон.

***

Поднявшись с кровати, Гарри потер глаза и с изумлением понял, что они влажные от слез. Воспоминания сна нахлынули мгновенно: знакомый запах, мягкая ткань мантии под пальцами и любимое лицо. Такое молодое лицо. И он сам – Гарри помнил это совершенно точно – был совсем юным, как в тот день, когда внес свой сундук в мрачную спальню в доме, стоящем в самом конце Тупика Прядильщиков.

Пытаясь стряхнуть с себя тоску, навеянную ночными образами, Гарри отправился в ванную, чтобы смыть остатки слез, но замер у раковины, так и не включив воду. Он даже не сразу заметил, что зачем-то касается зеркала в том месте, где оно беспощадно отражает морщины в уголках его глаз.

***

Прохладный утренний душ всегда действовал на Гарри совершенно чудодейственным образом - из ванной он вышел уже совсем другим человеком. Спустившись в гостиную, он на пару мгновений замер на ее пороге с улыбкой на губах, но затем тряхнул головой и подошел к креслу, стоящему в самом центре комнаты, и опустился на подлокотник, вынимая из рук задремавшего Северуса тяжелый фолиант и снимая с его носа очки для чтения. Сколько раз он говорил ему, что принять снотворное на ночь – это не признак слабости и старости, а признак здравомыслия, да все без толку. Впрочем, он любит его таким, какой он есть: с его капризами и ворчливостью, и с его, - Гарри легонько провел кончиками пальцев по лбу и щекам Северуса, и тот, так и не просыпаясь, смешно наморщил в ответ нос, - морщинами и седыми висками. И пусть глупые сны так упорно напоминают ему о том, что годы идут, и он уже никогда не будет тем мальчишкой, и никогда не увидит того профессора, но самое главное не то, что позади столько лет, вместе со всеми их страстями и событиями, а то, что впереди еще так много времени, наполненного теплом, которое они наконец-то научились дарить другу.

fin.