Отцовское бремя

Настоящий мужчина крадёт женщину в чужих краях, чтобы клан был крепче.
Женщины, которые спят с братьями, отцами и родичами, оскорбляют богов,
и те наказывают их больными и слабыми детьми. Даже уродами.
© Джордж Мартин. «Буря мечей»

— С днем рождения, дорогая! — кричали они ей.
— Поздравляем, ты уже такая взрослая, — говорила ей мать.
Братья таскали ее за уши, все дружно поедали вкусный торт, рядом стояли вытащенные из него танцующие фигурки.
Джинни улыбалась, Джинни была счастлива. Джинни, черт возьми, ничего не знала.

Мать зашла к ней в спальню в тот вечер, как раз после бурного празднования. Поправила одеяло, укрывшее чуть ли не с головой хрупкое тельце девушки. На глаза Молли наворачивались слезы.
— Ма, — сонно сказала дочь. Она уже было уснула, но этот тихий звук всхлипывания все же разбудил ее. — Что случилось? — Джинни резко поднялась на постели, в ее голове произошло маленькое кружение. Рука потянулась к руке матери.
Молли растерянно глядела на дочь, затем наклонилась к ней, поцеловала в лоб и произнесла:
— Ничего такого, это на радостях. Я хотела пожелать тебе сладких снов, милая.
Джинни не ответила, лишь прислонилась к груди матери, крепко-крепко ее обнимая.

Мама ушла, часы пробили полночь.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Отсчитывались секунды до неизбежного. Артур буквально застрял перед дверью в спальню дочери, в его голове слишком медленно укладывалось то, что должно было произойти. Вернее… то, что он должен был сделать. Ебанная участь.
«Хотелось бы мне знать, страдает так еще какая-то другая семья, как наша», — горькая усмешка. Артур коснулся ручки двери. Послышался тихий скрип. Мужчина выругался про себя.
«Хладнокровие. И только. Это неприятно, но необходимо», — напомнил Артур себе и переступил порог комнаты. С духом он сумел отлично собраться, вид мирно спящей дочери не заставил его проклинать своего предка за участь, уготовленную теперь им, руки не тряслись, ум — кристально чист.
«Она будет сопротивляться».
Руки сжались в кулаки. Отец тихо подошел к ее кровати и медленно начал стаскивать одеяло. Ему нужно было настроить себя на правильный лад. Среди условий значилось еще и то, что им нельзя использовать различные эликсиры или прочую бурду, способную вызвать возбуждение. Это бесило больше всего, ведь так хотелось просто отстреляться и пойти.
Ох уж эта пижама… милая, невинная. Под стать дочери. Артур не сомневался, что она девственница. Рукой он прошелся по ее небольшой упругой груди, кончиками пальцев оттянул резинку пижамных штанов.
А дочурка-то действительно подросла. Кружевное белье, огненно-красное. Наверняка мать подарила.
За окном мелькнул свет. Кто-то из семьи не спал.
«Большинство еще ничего не знает», — Артур, уже порядком настроенный на совершение преступления по отношению к дочери, перепугался. Не хотелось, чтобы кто-то увидел, как он это делает. Пришлось таки прибегнуть к магии.
Он взмахнул вытащенной из кармана палочкой, тихо произнеся при этом заклинание. Защитные чары должны защитить его от постороннего вмешательства. Ну и, конечно же, звукоизоляция. Странно, что он сразу об этом не подумал, ведь дочь могла проснуться и закричать. Вот уж точно тогда было бы не до шуток.
И, вашу ж мать, как он это вовремя сделал.
Сзади он услышал движение. Дочь проснулась.
— Папа? — Джинни разлепила сонные глаза. — Что ты тут делаешь так… поздно?
Артур вздохнул. Что же ему еще приходилось.
«Дело есть дело, от этого зависит наша судьба», — напомнил он себе и развернулся к дочери, резко ей приказывая:
— Раздевайся!
— Ч… что?
Дочь наморщила лоб и всмотрелась в отца. Сначала она подумала, что спит, что это не может быть реальностью, но когда он… когда… когда Артур… расстегнул ширинку и вытащил торчащий колом хуй, поверила, что не спит. Она, словно после остолбенея, слегка разинув рот, полусидя на кровати наблюдала за отцом. За его резвыми движениями рукой, за телом, прислонившимся к стене, за его глазами, которые то с желанием пожирали ее, то были закрытыми в томном наслаждении.
Примерно с полминуты ей понадобилось для того, чтобы снова начать дышать, еще через полминуты Джинни закричала. В голове не укладывалось, что ее отец — извращенец.
«И сколько раз он так… приходил ко мне и… делал это?!» — на глаза выступили слезы. Джинни инстинктивно вбилась телом в подушку позади.
Она кричала, но никто и не думал спешить на помощь. Отец же, настроив себя на волну маньяка-любителя, снова грозно кинул ей:
— Я же приказал тебе. Раздевайся!
Его будто бы подменили. Артур направился к дочери, его стояк подрагивал при ходьбе. Джинни отвела взгляд, ей было противно, мерзко.
Она сорвалась с кровати и поспешила к двери. Но зря Джиневра дергала за ручку, ой как зря. Защитные чары мигом отсалютовали ее назад. Она больно ударилась затылком об пол, подумала мельком, что, быть может, хотя бы это заставит отца стать нормальным, но нет.
Не успела Джинни опомниться от падения, как он схватил ее за волосы и притянул к члену. Ее губы разомкнулись. Она хотела сказать ему, чтобы тот прекратил, хотела поговорить с ним, убедить не делать это. Она не ожидала почувствовать в своем рту теплую мужскую плоть.
Тело мелко дрожало, Джинни стала вырываться, но Артур слишком крепко ее держал.
В какой-то момент она громко ойкнула, когда почувствовала, что вот-вот лишится части волос. Зубы сами сомкнулись вокруг члена.
Теперь кричал Артур. Он, все еще держа дочь за волосы, потащил ее на кровать, раздел догола, а затем перевернул ее на живот и замахнулся.
Удар.
Второй.
Третий.
Четвертый.
Ее задница горела. Закончив ее обрабатывать шлепками с одной стороны, приступал к другой.
Ему было хорошо. Можно было закончить.
Или просто кончить.
Не в состоянии больше терпеть, он перевернул Джинни обратно лицом к себе, раздвинул ее ножки и пальцем провел по промежности.
Почти сухая. Но что было поделать, глупо было думать, что его дочь окажется мазохисткой или хотя бы любительницей инцеста. Артур плюнул на руку и размазал слюну по стволу.
Засадил он ей сперва медленно, но когда понял, что так они долго будут барахтаться, вогнал член во всю длину внутрь несколькими резкими рывками. Джинни сцепила зубы и схватилась руками за одеяло. Ей было не то, что больно… это сложно было с чем-то сравнить. Ее как будто разрезали чем-то изнутри. Казалось, будто руку отрезать было бы менее болезненно, чем такое лишение девственности.
Она до крови прогрызла губы, слезы ручьями лились по щекам, из уст вырывались громкие «прошу, помогите», «мама, братья, где вы», «папа, прошу, не надо, прекрати это, за что ты так со мной, хватит, мне больно». Но ничто уже не могло заставить Артура остановиться.
Он сделал еще несколько движений, а затем вынул член из тела дочери и, издав хриплый и чисто мужской стон, кончил на ее бедро. Джинни лежала, она не могла сдвинуться с места. То ли боль ее сковала, то ли страх. Не было больше сил орать, так что комнату заполонила страшная тишина. Ей подумалось, что это все, что она пережила ее, худшую ночь в своей жизни, худший эпизод…
«Сейчас он уйдет, я приведу себя в порядок и пойду к маме. Я все ей расскажу, а тогда…» — но отец не спешил уходить.
Артур посмотрел на небольшое пятно от крови. Он считал, что ее будет больше. Переводя дыхание, он подошел к окну. Сзади лежала изнасилованная дочь, а он, как ни в чем не бывало, любовался ночным садом, освещенным магическими фонарями. В голове не мелькало ни мысли. Была лишь установка: «Осталось два раза».
Артур уже давно не числился молодым мужчиной, с Молли после рождения дочери они занимались любовью разве что раз в полгода, да и то… в ее день рождения и… и в его. Он рассмеялся. Сейчас, когда он осознал это, все… показалось таким абсурдным. С ней он не мог такое сделать. С ней… не мог.
Все же пришла в его голову мысль. Хотя лучше бы не приходила.
«А ведь это мой шанс».
Эта мысль его заново зажгла. Джинни еще отдышаться толком не успела, как к ней вновь вернулся мучитель.
— Па… па… — шумно выдохнула слова дочь, но его они ничуть не беспокоили.
Руками он теперь не легко, почти с благоговением, а грубо и больно начал лапать ее грудь. Не сомневался, что вскоре на этих приятных на ощупь персях появятся синяки. Приметил пикантную родинку возле соска и в каком-то апатично-завороженном состоянии провел по ней пальцем.
— Открой рот, — скомандовал.
Джинни и пальцем не шевельнула. Уже поняла, что выхода нет. Если ее отбросило от двери с такой силой, то к окну можно было и не рыпаться. Да и вряд ли отец позволил бы ей это сделать.
Похоже, что жизнь его совершенно ничему не учила. Дочь в прошлый раз, хоть и случайно, все же слегка прикусила ему половой орган, а теперь он снова совал его в «мышеловку». Ну не глупый ли этот мышонок, пытающийся достать лакомый кусочек сыра?
Но, на диво, Джинни даже не пыталась сделать отцу больно, она отключилась. Ей не было ни страшно, ни противно, ни больно. Ее оглушило. Тело безжизненно валялось на кровати. И лишь отец ее туда-сюда шевелил, пытаясь справиться с целью на эту ночь.
Рассказать ей обо всем даже не думал, ведь знал, что после всего, когда отойдет, Джинни обязательно побежит к его жене, расскажет обо всем и встретится с совершенно равнодушным взглядом Молли. Тогда она поймет, поймет, что мать обо всем знала. Знала и позволила случиться такой мерзости. А потом мать расскажет дочери, поведает о том, как сильно они испугались, узнав, что после стольких сыновей у них родится дочь.
Дико было осознавать, но мысли о том, как они станут обсуждать это, распылили Артура. Он повернул Джинни к себе задницей и приставил к промежности член. У него не было в планах лишать ее еще и анальной девственности. Это, так сказать, не входило в его обязательства. Во второй раз всегда легче, чем в первый.
Даже сама Джинни с этим бы согласилась, потому что боль, которую она ощутила сейчас, была гораздо меньше, чем во время первого вторжения. А если учесть то, что они шли один за другим, было еще легче. Она не отошла пока от испытанного шока, слез больше не осталось, глаза опустело всматривались в спинку кровати, пока сзади в нее вгонял свой возбужденный орган отец. По подбородку стекала тонкая струйка крови. Она уже не чувствовала нижнюю губу.
Боль. Боль. Снова боль. Стало чуть легче в тот момент, когда она вспомнила того парня… из Хогвартса. Она представляла свой первый секс именно с ним. Думала о том, как он чутко и бережно будет ласкать ее, как они станут страстно целоваться на ее кровати, постепенно лишаясь одежды, как он возьмет ее, со всей любовью и со всей… осторожностью. Мысли об этом заставили Джинни хоть капельку возбудиться. Но нет, боль не отошла на второй план, теперь это было нечто между. Половинное состояние, одной частью которого было то самое ощущение боли, второй же — ощущение обычного трения внутри нее.
Артур убыстрил темп. Джинни не глупая, она уже поняла, что отец снова кончит. Подумалось ей только «не внутрь». И он действительно вынул пенис из нее, вот только не стал кончать на тело. Развернул дочь к себе и вогнал здорово налитый кровью член ей в рот. Горячая жидкость растеклась в полости рта Джинни. Захотелось блевать. Тело наконец-то начало подчиняться ей. Джинни с усилием отстранилась, когда отец блаженно прохрипел и отпустил ее, и, да, она выплюнула его сперму рядом с кроватью, на пол. В голове же промелькнуло: «Мне это потом убирать».
— Уходи, — Джинни не знала, как заставила себя выговорить хоть слово. Это «уходи» прозвучало жестко и напористо, хоть и было произнесено сорванным в криках о помощи голосом.
— Не могу, — честно ответил ей Артур.
Ему надоело. Все же, как уяснил для себя, он никогда не был маньяком или извращенцем. Быть может, в молодости, но не сейчас.
Третий раз он начал спустя минут пятнадцать, проведенных уже не в молчании. Джинни начала возвращать себе владение над телом и разумом. Уже дважды изнасилованная им, она говорила гадости по отношению к нему, пыталась вслух найти причинно-следственную связь по поводу того, почему он таким стал, говорила о том, что сделает, как только выйдет, думала вслух и о том, не убьет ли он ее после такого, ведь это же не могло сойти ему с рук.
«Сойдет», — знал Артур.
Кто бы знал, откуда у этой девушки появилось столько сил. То ли она так успела отдохнуть за пятнадцать минут, то ли второе дыхание открылось, но Джинни стала рьяно противиться действиям отца. А он внутри страдал, потому что знал: если не сделать это в третий раз, два предыдущих останутся лишь жестоким изнасилованием, не имеющим никакого оправдания.
Артур заломил ей руки, но Джинни чудом извернулась, поползла прочь от него, упала на пол. Стала продираться к окну. Артур лишь покачал головой, отвернулся на миг, так как знал, что заблокировал все, включая стену с окном, но он и понятия не имел, что по его башке в следующий миг проедет статуэтка, схваченная с подоконника. Артур шатнулся. Мир поплыл перед глазами. Он повалился мертвой тушей на кровать, дочери он уже не видел, но слышал и чувствовал, как она перелопачивает его одежду. Наверняка в поисках палочки.
— Где она? — услышал он.
Минута. Вторая.
Артур и сам не мог вспомнить, куда ее дел. Помнил только, что наложил защитные чары, а потом… а что потом? Знал только, что в карман ее обратно не ставил.
Джинни, подрагивая от неприятного послеощущения, судорожно осматривала комнату. Врубила все источники света, так как маленький ночник, при свете которого она спала, не давал возможности увидеть дальнюю часть комнаты. Но нет, палочки не было и там.
Тем временем Артур отошел от удара. Все же его нанесла девушка, еще и изнасилованная. Пока она, отвернувшись, продолжала поиски, он подошел сзади и повалил ее на пол. Тело забилось судорожно под ним, но Артур не сдавался. Смысла говорить что-либо дочери не было. Нужно было только засунуть свой отросток в нее в третий раз и кончить, но, черт возьми, как назло член еще и не хотел подниматься. Ну конечно, попробуй вот так вот с ходу после удара возбудиться.
Он схватил ее трусики, попавшиеся на глаза, и связал ими ей руки. Получилось не слишком надежно, но пока сойдет. Затем схватил ее пижамные штаны и обмотал ими ноги. Джинни рыпалась, но вырваться не могла. А уж после того, как Артур перекрыл ей пути для дыхания рукой и заставил задыхаться, прощаясь с жизнью, так тем более. Отец, конечно же, отпустил дочь, дождавшись момента, когда она вот-вот должна была провалиться в колодец иного мира, убрал руку, позволив ей вдохнуть. Девичье тело ослабло под ним.
Артур взял ее хрупкую ручку и начал двигать ею вдоль своего члена. Отделавшись ото всех мыслей о том, что чуть не убил свою дочь, все же смог полуподнять свое достоинство. С трудом засадив его внутрь, стал ритмично двигаться. Постепенно возбуждение наросло, Артур почувствовал, как с него стекает ручьями пот. Взмокло все, вплоть до его лица. Но, черт возьми, да. Он сделал это. Доведя себя до предела, вынул член из влагалища дочери и кончил ей на спину, а затем повалился на пол, будучи полностью измотанным.
Пробили часы. Кто знал бы, в который уже раз.
Джинни приподнялась, но тут почувствовала, как ее спину и бедро отец чем-то вытирает. Повернув голову, поняла, что он вытер с нее сперму верхней частью пижамы. Этот милый розовый спальный наряд она больше никогда не наденет.
Вскоре отец поднялся, оделся, затем развязал дочь и оглянулся. Он не обнаружил палочку ни на кровати, ни у себя в одежде, не смог найти ее и на тумбочке или у окна, но потом заметил ее. Палочка пристроилась под дверьми, она настолько удачно забилась в эту щель между полом и дверью, что Артур понятия не имел, как она туда попала и как он смог ее заметить.
Он молча снял защитные чары и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Отоспаться в эту ночь ему было не суждено. Укоры совести не терзали его сознание, ведь дело было нужным, но вот голова жутко разболелась, ему сейчас необходимо было осмотреть рану.
За окном расступалась тьма, а Джинни лежала голая на полу. Она могла, но совершенно не хотела взобраться на кровать, пусть даже для того, чтобы полежать чуть-чуть и прийти в себя. Глаза слипались, мозг гудел, между ног осталось неприятное осадочное ощущение.
— Я хочу к маме, — всхлипнула она и зарыдала пуще прежнего.
Оказывается, ей еще было чем плакать.