Фик

На дворе стояло лето: желтое, счастливое и удушливое. Жара все не спадала, и на небе не было ни одной тучки – дождя не предвиделось. Травинки потускнели, теряя цвет, и, казалось, предсказывали скорый расцвет осени. Как и листья на деревьях, которые изредка и осторожно, словно смущаясь, срывал шаловливый ветер, чтобы укрыть ими дорожку, ведущую к дому, и газон. Дом был большой, двухэтажный – скорее, маленький коттедж, чем просто дом. На старых, проржавевших воротах висела табличка, на которой большими буквами было выведено название дома – «Коттедж Иви» Окна на втором этаже скрывались за ветвями раскидистых дубов и вишневых деревьев, и поэтому солнце не тревожило обитателей дома. Вернее, не тревожило бы, если бы такие обитатели существовали. Многочисленные спальни пустовали, книги – старые, редкие, написанные на непонятных, чужих языках, – пылились на полках в библиотеке, а большая часть мебели была скрыта под чехлами.
Единственный жилец дома пользовался только одной комнатой – угловой, в которую солнечные лучи все же проникали, – и кухней.
Комната была на удивление обжитой. Повсюду, на подоконнике, на столе, а иногда и на полу, валялись книги. Не такие, как в библиотеке, эти были затрепанными, сто раз прочитанными, и из них торчали закладки – хозяин обозначил любимые места.
Дверцы большого плетеного шкафа неизменно были распахнуты, и на них были накиданы мантии, юбки, блузки, которые, впрочем, висели и на спинках кресла и кровати. Постель укрывало широкое разноцветное покрывало, и на подушках, громоздившихся на ней, сидели мягкие игрушки: лопоухие зайцы, пухлые медвежата и лупоглазые щенята. В трюмо отражались солнечные лучи и радугами падали на устланный светлым ковром пол.
Хозяйкой комнаты и всего дома была Ханна Эббот.
Это она гремела сейчас посудой на кухне, тщательно, руками, а не магией, перемывая ее. Светлые волосы были стянуты толстой, синей лентой, под цвет простого платьица, которое, впрочем, очень ладно сидело на Ханне. Девушка тихонько напевала себе под нос, мурлыча знакомые с детства слова колыбельной, как вдруг тишину дома резко нарушил звонок. Ханна вытерла руки о передник и вышла из кухни. Распахнув дверь, она удивленно взглянула на неожиданного посетителя.
— Мистер Хупер? — приподняла Ханна брови.
Старый почтальон-сквиб приветливо кивнул ей и пропыхтел, проведя ладонью по лбу:
— Добрый день, мисс Хани.
— У вас есть что-то для меня? — опустила она взгляд на пустые руки почтальона. Хупер разносил не только письма для магглов, но и посылки, слишком большие сов, волшебникам, которых, впрочем, было всего двое на всю деревню: сама Ханна и старый мистер Лич.
— Нет, нет, мисс Хани, — поспешно пробормотал старик. — Вас спрашивают… Вот, меня отправили за вами…
— Кто спрашивает? — моргнула Ханна, закусывая губу.
— А, молодой человек какой-то, — махнул рукой Хупер. — Аппарировал прямо на площадь – хорошо там только миссис Гардинг была, даже не заметила его – а потом все ходил по городу, вас искал… Зашел в почту, ну так я и сказал, что с вами знаком…
— А сейчас он где? — прислонилась к косяку Ханна, откидывая с лица выгоревшую на солнце прядку.
— Так я не стал говорить, где вы живете, чтобы напрасно вас не тревожить… — нахмурился Хупер. — Он, конечно, показал на карте угодья вашей семьи, но где коттедж находится, он не знает. А я вот смолчал. Вдруг он вам докучать будет? Вы девушка молодая, совсем девчонка, даже защитить себя не сможете.
— Не волнуйтесь, — улыбнулась Ханна. — Пусть приходит, что уж там…
— Я так и передам этому Лонгботтому, — пообещал Хупер и, помахав на прощание, торопливо зашагал по дороге, ведущей на главную площадь, на которой были сосредоточены все важные здания: почта, пара лавочек, крошечная гостиница и библиотека.
Ханна изумленно посмотрела ему вслед. Ее искал Лонгботтом? Невилл Лонгботтом, ее бывший однокурсник с Гриффиндора?
Ну что ж… Ханна закрыла дверь, подумав, что проблемы следуют решать по мере поступления. Пока нужно было разобраться с посудой, а причину появления Невилла в сонной деревушке Халланд она узнает потом.
Прошло не менее четверти часа, прежде чем очередной звонок оторвал Ханну от дел. Отложив полотенце, которым она протирала чашки и тарелки, в сторону, Ханна снова распахнула дверь. Напротив нее, тепло улыбаясь, стоял Невилл, а рядом с ним, на земле, высились два чемодана.
— Привет, — сказал Невилл, протянув руку Ханне. — Давно не виделись.
Ханна пожала его ладонь и смущенно пробормотала:
— Что ты здесь делаешь?
— Ты позволишь войти? — спросил Невилл, взлохматив волосы. — Рассказ не короткий, а дорога была долгой… Я бы оставил вещи в гостинице, но так и не смог добудиться хозяина…
— Ой, конечно, — спохватилась Ханна и посторонилась, пропуская Лонгботтома, который, подхватив чемоданы, прошел в дом. — И правда, чего это я…
Ханна провела Невилла в гостиную и сделала приглашающий жест, прося сесть в одно из кресел.
— Будешь чай? — предположила она. — Или сок?
Невилл помотал головой и проговорил поспешно:
— Пожалуйста, не волнуйся. Я…
— Прежде всего, ты мой гость, — перебила его Ханна, чувствуя, как внутри разливается странное тепло. Невилл был так мил в своем отчаянном нежелании утомлять ее, что это не могло не растрогать. — Так что я сейчас принесу чай. Жасминовый, любишь? Я его только заваривала… — продолжая говорить, она отправилась на кухню, где, достав с верхней полки буфета поднос, поставила на него две чашки и маленький фарфоровый чайник. Вернувшись в гостиную, Ханна опустила поднос на кофейный столик и принялась наливать густой, приятно пахнущий напиток в кружки. Протянув одну Невиллу, она взяла вторую и уселась в свое любимое кресло.
— Спасибо, — поблагодарил Невилл, делая глоток. — Очень вкусно.
— Пожалуйста, — неизвестно почему смутившись, ответила Ханна. — Так… почему ты оказался в Халланде?
— Из-за работы, — начал Невилл, устраиваясь в кресле поудобнее. — Видишь ли, у вас тут растет одно очень редкое растение, и я приехал его изучать.
— И что это за растение? — поинтересовалась Ханна. — Ничего такого редкого я здесь не замечала…
— Этот цветок называется «Утреннее сияние», — улыбнулся Невилл. — Оно обычно прорастает в джунглях Южной Америки, и тем более удивительно то, что его обнаружили и здесь… Но для исследований мне нужно твое разрешение. Цветок растет на территории, которая принадлежит твоей семье. Ну, то есть теперь она твоя… Ты не против моего присутствия?
Ханна пробормотала, что, разумеется, она не против, и поднялась на ноги, чтобы подлить чаю Невиллу. За распахнутым окном нежно щебетал скворец, усевшийся на одну из нижних веток вишневого дерева. Проснувшийся ветерок забирался внутрь комнаты, тревожа страницы книги, лежащей на широком подоконнике и открытой где-то посередине.
— А ты надолго? — негромко, не желая нарушать неожиданное спокойствие, поселившееся в комнате, полюбопытствовала Ханна. — И где ты остановишься?
— Да нет, — ответил задумчиво Невилл. — Думаю, пары недель будет больше, чем достаточно. А жить я буду в гостинице. Если обнаружу в ней хоть одну живую душу.
— Не надо, — быстро сказала Ханна. — Там ужасная еда. И никого живого, кроме старого мистера Вэрда. Хотя он, по-моему, не совсем живой – все время спит.
Невилл растерянно улыбнулся:
— Я его видел. Звал четверть часа, потом сдался. Но, — он передернул плечами, — что поделаешь? Эта работа может принести мне должность преподавателя Гербологии в Хогвартсе.
Ханна помолчала, потом вздохнула. Скворец за окном все выводил свои трели, не думая улетать. Аромат астр, стоявших на столике в большой вазе, тонким дымком вился в комнате, отдавая почему-то легкой прохладой, такой желанной в жаркий день. Ветер лениво трепал сотни лепестков, играясь.
— Оставайся у меня? — неожиданно даже для самой себя выпалила Ханна, пристально глядя на волнующиеся цветки. — То есть, дом большой, место есть… И готовлю я лучше.
— Я не хочу стеснять тебя, — колеблясь, покачал головой Невилл. — Я и так отнял у тебя достаточно времени…
— Нет, нет! — взмахнула рукой Ханна. — Я хочу, чтобы ты у меня остался. Мне так скучно тут одной…
Невилл, видимо, никак не мог решить, поэтому она добавила просящим тоном:
— Ради меня?
Она не знала, почему ей так нужно, чтобы он остался. Только отчего-то казалось, что с той минуты, как в «Иви» появился Невилл, все изменилось. Раньше тишина, царившая здесь, была вязкой, и Ханне думалось, что стоит протянуть руку и ее можно будет коснуться, теперь же молчание исчезло, испугавшись, хоть и медленно протекающего, но разговора. Прежде никогда скворец не садился на ветки и не заводил свою песню. Может, это были глупые совпадения, но Ханне хотелось надеяться, что это не так.
К тому же, есть же у нее право на хоть какое-то разнообразие? Она уже третий год проводила в этом коттедже и в Халланде. Деревушка была настолько спокойна и тиха, что это почти сразу же надоело Ханне. Она переехала сюда после того, как не стало ее отца – до этого она жила с ним в Лондоне и подрабатывала в «Дырявом Котле». А потом привычный ход жизни, налаженный за долгие пять лет, нарушился: старые раны, оставшиеся с тех времен, когда отец пытался защитить Министерство от нападений вместе с остальными сотрудниками, снова дали о себе знать, и папу отправили в Святой Мунго. И оттуда он уже не вернулся.
А Ханна осталась сама по себе, в большой квартире, в которой все напоминало о родителях, испытывая такое чувство, что время, решив пошутить, вернуло ее обратно на шестой курс. Но тогда был ее отец, он помог ей. А после его смерти, у Ханны никого не осталось. Кроме, разве что, дядюшки Тома, который относился к ней, как к родной внучке.
Но даже его поддержка не спасала. Ханна ночами лежала на своей постели и бездумно смотрела в потолок, понимая, что в этом доме больше никогда не сможет сомкнуть глаз, чтобы ей не приснились родители. А потом, одним хмурым осенним утром, она, протирая столы в «Котле», вспомнила об «Иви» — коттедже, который раньше принадлежал семье ее матери, а теперь стал собственностью Ханны. Это показалось спасением. Что, как ни спокойная деревушка, затерянная в глубинах маггловской Англии, поможет зализать раны?
Вот поэтому три года назад Ханна появилась в Халланде с сумками и чемоданами и поселилась в «Иви». Познакомилась с добродушным толстяком Вэрдом — она работала у него в гостинице, с подслеповатой миссис Гардинг — пожилой, несколько сумасбродной женщиной, обожающей показывать фотографии своего уже вот как двадцать лет мертвого мужа, и, разумеется, с почтальоном Хупером. И все снова вошло в свою колею, наладилось, и жизнь потекла по знакомому руслу. Ханну все устраивало, даже то, что она стала чем-то похожей на сонных жителей деревеньки. Это было лучше, чем возвращение в шумный, надоедливый и серый Лондон.
Однако неожиданный визит Невилла все разрушил, и, что самое странное, Ханна была этому рада.
— Останешься? — спросила она, ставя на поднос пустые чашки.
Невилл помолчал, потом осторожно сказал:
— Если ты уверена, что я не стесню тебя…
— Уверена, — улыбнулась Ханна.
И с этой минуты дом ожил. С мебели сдернули чехлы, открывая старинные деревянные столы, шкафы, тумбы, пухлые пуфики для ног, кресла, в которых можно было утонуть, громоздкие трюмо и кровати, перины которых тщательно взбивались. На кухне теперь готовили не для одного человека, нет. Ханна вставала утром пораньше, чтобы подать на стол всевозможные горячие булочки, омлеты с беконом и ароматно пахнущий, густой кофе. А потом, позавтракав с Невиллом, отправлялась на работу, в гостиницу, носящую до смешного милое название – «Медоу». За это название, напоминающее о лесах и, конечно, о лугах, Ханна и полюбила это место. Полюбила менять простыни и пододеяльники, освежать в каждом номере полотенца и проветривать помещения. Полюбила готовить мистеру Вэрду чай, который он пил ровно без четверти три, и кофе, которое следовало подавать не позже пяти минут шестого. Полюбила «Мэдоу» всей душой и сердцем.
А Невилл неизменно пропадал среди деревьев и кустов, произрастающих на большом холме, на котором и стоял «Иви», и возвращался ближе к вечеру. Его мантия и перчатки всегда были выпачканы в земле, и никакие чистящие заклинания Ханны не помогали. Но главным разочарованием было не это, а то, что «Утреннее сияние» так и не находилось, и Невилл начинал подозревать, что она вымерла. Это не было бы очень странно, учитывая, что с тех пор, как ее впервые увидел здесь друг Невилла, знаменитый мазоолог Рольф Скамендер, прошло не менее шести-семи лет. Сам Рольф, которого в этих края привлекли горячо любимые им насекомые, очень удивился, увидев редкую бабочку, шестекрылую малую носорожку, обычно живущую в Южной Африке. И в не меньшее изумление его повергло «Утреннее сияние», известное своими обезболивающими свойствами – его использовали для приготовления большинства лечебных зелий. Поэтому, познакомившись два года назад с Невиллом, Рольф сообщил ему о своей находке. Ну, а Невилл, который в то время был занят другими исследованиями, приехал только сейчас. Конечно, можно было написать Скамандеру, но тот сейчас не мог думать ни о чем другом, кроме подготовках к своей свадьбе. Учитывая, что его невестой была Луна Лавгуд, — ее Ханна помнила исключительно благодаря шляпе в виде льва и странных сережек, — то становилось ясно, почему Рольфу нельзя было отвлекаться.
Так что Невилл целыми днями копошился в лесу, надеясь самостоятельно найти «Утреннее сияние».
Первая неделя подходила к концу, когда Ханна внезапно обнаружила, что, перестилая постель в номере «Медоу», судорожно пытается придумать блюдо на ужин. Не для себя, а для Невилла. Чтобы ему понравилось, чтобы он был доволен. Это было… странно. Потому что Невилл никогда не жаловался на еду, с удовольствием уплетая и пироги, и отбивные, и супы, и всегда говорил, что ему все очень нравится. А вот откуда появилось странное желание его побаловать, Ханна не знала.
Что, впрочем, не помешало ей, выяснив, что он любит черничный пирог, приготовить его за полчаса.
В «Иви» и впрямь вернулась жизнь. Теперь Ханна не вынуждена была слушать тишину, а могла разговаривать с Невиллом, о чем-угодно. Лонгботтом оказался очень приятным собеседником, и Ханна неожиданно для себя рассказала ему все, даже про отца и маму, по которым она очень скучала.
Невилл собирал в лесу все еще зеленые, но уже покрасневшие и пожелтевшие по краям, листья, которые теперь гордо стояли во всех вазах, в каждой комнате, приковывая к себе взгляд. Скворец прилетал каждое утро, садился на облюбованную им ветку и заводил песню. Завтрак, обед и ужин перестали быть скучными приемами пищи, а превратились в некий ритуал, во время которого Невилл рассказывал о своих успехах в поисках, а Ханна — о своей работе. Это был так, словно у Ханны вдруг опять появилась семья.
И она невольно начала страшиться того момента, когда Невилл, наконец, найдет свое «Утреннее сияние» и уедет.
Или не найдет и все же уедет.
И, как это всегда бывает, все произошло неожиданно и слишком быстро.
В середине второй недели Ханна, вернувшаяся домой раньше обычного, взялась за готовку. Она разрезала морковь, когда в кухню влетел счастливый Невилл, сжимающий в руках цветок нежно-голубого цвета.
— Вот он! — закричал Невилл, победно вскинув растение. По кухне сразу же поплыл сладковатый запах, дурманящий сознание и соревнующийся с ароматом тушащейся на плите картошки.
Ханна со стуком выронила из руки нож и почти со злостью взглянула на несчастный цветок.
— И это значит, что ты уедешь? — спросила она, пока Невилл бормотал что-то вроде «я нашел его, я нашел его». — Прямо сейчас?
Невилл вдруг замолк и смущенно посмотрел на Ханну, которая, в свою очередь, одарила его пристальным взглядом.
— Я… я хотел задержаться еще на денек, если ты не против, — осторожно и тихо сказал он.
Ханна облегченно перевела дыхание, едва не рассмеявшись. Только подумать, он думал, что она не хочет его видеть в своем доме!
Да Ханне уже казалось, что «Иви» никогда и не существовал без Невилла.
— Не против, конечно, — тепло улыбнулась она, борясь с появившимся в горле комочком. Один день — лишь отсрочка перед неминуемым. И, глядя в смеющиеся от радости глаза Невилла, Ханна не знала, выдержит ли она это «неминуемое».
Ужинать они решили на террасе. Невилл левитиривал стол и стулья наружу, Ханна вынесла приборы, тарелки с едой и корзинку с мягким, домашним хлебом.
Вечер спускался на Халланд медленно и нерешительно, словно боясь потревожить покой жителей. Облака, появившиеся на небе еще утром, неохотно скрывались в темноте, уступая место начинающим поблескивать звездам. За перилами террасы начинали потрескивать, заводя непонятный разговор, цикады, может, прощаясь с летом, а может, пытаясь что-то сказать.
Ханна передала Невиллу его тарелку и, наполнив свою, уселась за стол. Тишина тяжелым коконом оседала на террасу и, казалось, покрывала все толстым слоем пыли молчания.
— Как ты нашел цветок? — отчаянно надеясь чем-то заполнить гулкую пустоту, поинтересовалась Ханна.
Невилл, который сидел, уткнувшись взглядом в тарелку, посмотрел на нее и проговорил:
— Не знаю. Он был самом видном месте, я там уже сто раз смотрел. А сегодня взял и нашел. Волшебство какое-то…
— Ты рад? — тихо спросила Ханна, гоняя горох по тарелке.
Невилл медленно кивнул. Потом вдруг смущенно и быстро выпалил:
— Мне только жаль, что придется уехать.
Ханна широко распахнула глазами, не смея поверить и надеяться.
— А ты… ты мог бы задержаться еще на пару дней? — шепотом полюбопытствовала она, со стуком опуская вилку на стол.
Невилл прекратил крошить хлеб, вздохнул и, наконец, покачал головой.
— У меня так много дел, с которыми нужно разобраться… — пробормотал он, скатывая мякиш булочки, рассыпавшийся по скатерти, в комочек. — Я не могу.
Цикады за окном затрещали быстро-быстро, волнуясь. Где-то вдалеке с грохотом проехал грузовик – странное и большое маггловское изобретение, неизменно поднимающее кучу пыли.
Ханна промолчала и, поднявшись и схватив сковороду, решительно плюхнула на тарелку Невилла котлету.
— Я хотел спросить, — осторожно начал Невилл, когда она вновь уселась на место и плеснула в свой стакан тыквенного сока, — можно, я потом как-нибудь опять приеду?
Ханна медленно отставила стакан, который уже поднесла к губам, в сторону. Цикады успокоились, их пение стало тихим, почти неслышным.
— Конечно, — сказала Ханна, улыбаясь, пока ее сердце билось так быстро, словно надеялось заглушить своим стуком цикад.
— Спасибо, — ответил Невилл, рассеянно пригладив волосы. Потом, надеясь скрыть замешательство, быстро потянулся за солонкой. Ханна, разгадавшая его маневр, схватила ее, надеясь передать, и в этот момент их пальцы столкнулись. Ханна не стала отдергивать ладонь, как, впрочем, и Невилл. Несколько долгих, томительных секунд их руки нежно прикасались друг к другу, и цикады, словно поняв все, умолкли.
Первый холодный ветерок коснулся верхушек дубов и вишневых деревьев, прошелся по желтоватым травинкам и, ласкаясь, погладил сплетенные пальцы, заставив вздрогнуть, как Невилла, так и Ханну.
И в этот момент осень вступила в свои права — они оба поняли это так отчетливо, словно где-то раздался перезвон колокольчиков, сообщающих об этом.
— Ты правда приедешь? — нерешительно спросила Ханна.
— Клянусь, — твердо пообещал Невилл и ободряюще сжал ладошку Ханны.
Ветерок, играясь, пугал огонек в больших стеклянных лампах, развешанных на перилах террасы, заставляя пламя колебаться. Листья срывались с веток и падали на дорожку, ведущую к дому, только теперь желтые и красные наполовину. А тишина, вновь вернувшаяся в дом, была на удивление приятной. Такое молчание возникает не тогда, когда нечего сказать, а тогда, когда все понятно без слов.
Коттедж «Иви» радовался, вернув себе обитателей, хоть и понимал, что это ненадолго. Совсем скоро, через пару месяцев, дядюшка Том продаст Ханне «Дырявый Котел», Невилл получит желанную должность в Хогвартсе, а «Иви» будет принимать их в свои гостеприимные объятия в летние каникулы. Сначала будут приезжать только молодожены, а затем к ним присоединится крошка Аманда, а затем и малышка Амели.
И коттедж «Иви» наполнится детским смехом, счастьем и приятной суетой. А цикады все будут заводить свою песню по вечерам, рассказывая об одной истории любви, которую они видели собственными круглыми блестящими глазами.