Глава I

Сейчас я уже не помню, когда мы полюбили. Может быть, это случилось тогда, когда в ответ на мое очередное оскорбление, я увидел во взгляде не презрение и ненависть, а тень улыбки и какую-то… нет, не жалость, а скорее понимание. Может быть, даже робкую нежность. Я лишь помню, что это остановило меня сильнее, чем какое-нибудь «протего» или «импедимента». Я так и не произнес очередную гадость и молча ушел. Или это произошло в тот момент, когда на заклятие в мою сторону я, в ярости подняв палочку, не смог произнести ответное и бессильно опустил руку. Я подошел и заглянул в глаза. Они смотрели на меня с вызовом, но на что-то, чего я не осознал, но возможно уловил какой-то частью души и понял, что решиться на такое много сложнее, чем на любую дуэль, любую битву… А, возможно, и не было такого момента. Наверное, это продолжалось не один день. Постепенно теплело, оттаивало на сердце. С каждым взглядом, брошенным украдкой. С каждой мимолетной улыбкой, полученной в ответ на злую шутку. С каждым несказанным словом, готовым сорваться с губ, которые я упрямо сжимал. Пока мог. Пока не понял своих чувств. А ведь это правильно. Это логично. Такая глубокая и искренняя ненависть, которую мы испытывали друг к другу, не могла просто закончиться. Она переродилась в такую же глубокую и ясную любовь. Мы не могли больше ненавидеть. Потому что полюбили.
А на улице начинается весна. Со своей кровати я вижу небо. Синее-синее с редкими белыми облаками. Где-то внизу журчит, бежит вода. С карниза над окном капает часто-часто, будто колокольчики звенят, когда капли встречаются с ручейком. До моего лица долетает ветерок. Он пахнет радостью, жизнью.
Меня вновь захлестывают воспоминания…
В такой же весенний день четыре года назад закончился урок зельеварения. У придурка Финнигана в очередной раз взорвался котел и профессор Снейп повел его и Лонгботтома(он сидел рядом и тоже пострадал) в больничное крыло. Все ученики, обсуждая это событие и покатываясь со смеху, пошли в Большой зал на обед. А я остался. Мне нужно было поговорить со Снейпом по поручению отца. Я не хотел этого разговора и, поэтому, настроение у меня было довольно хмурое. Я не торопясь, собирал учебники, проклиная в душе Снейпа, отца и самого себя, как вдруг затылком почувствовал чей-то взгляд. Повернувшись, я увидел Гарри, который стоял в дверях и молча смотрел на меня.
- Забыл что, Поттер?- буркнул я и отвернулся. Через пару мгновений я почувствовал его руку на моем плече и резко повернулся, выхватив палочку из кармана, готовый к нападению. И, вдруг, застыл. Он стоял близко, очень близко и пристально смотрел мне в глаза.
- Ты чего, Поттер? – прошептал я и замолчал, будто завороженный. Я видел каждую ресничку, царапинку на дужке очков, знаменитый шрам так близко, как никогда не видел. А в его глазах была такая боль, такая тоска, что у меня сердце захолонуло. И вопрос. Прямой вопрос, не понять который я не мог. И не ответить не мог. Его глаза так просияли, когда он понял это, что у меня комок к горлу подкатил. Комок из горечи и нежности и еще…любви. Этот комок выплеснулся из моих глаз, когда он порывисто обнял меня. Мы целовали друг друга судорожно, иступленно. Губы, щеки, мокрые ресницы. Потом я взял его за руку и спросил «пойдем?». Он кивнул и мы побежали к озеру, дальше от всех и говорили, говорили. Мы так много говорили в тот день, захлебываясь, перебивая друг друга и хохоча от этого. Оказалось, я так мало знал о нем. О Гарри, о моем Гарри. Я спрашивал, а он отвечал. Он рассказал мне жуткие вещи. Как с ним обращались его родственники - магглы и как он был несчастен в их доме. Но ничего, я рассчитался с ними, Гарри. Рассказывал, какие ужасы ему снились, благодаря его шраму и как он тосковал по родителям, которых и не помнил. Я и с Волдемортом рассчитался. И сколько раз он пытался подойти ко мне за все эти годы, но в ответ слышал лишь оскорбления и издевательства. Я и себе отомстил…
Я забыл в тот день о разговоре со Снейпом. Мне потом влетело от отца. Отец! Всегда отец! Ненавижу.
Следующие полгода были самыми счастливыми в моей, да почему в моей - в нашей жизни. Так у меня еще не было. И уже не будет…
Мы страдали, если наши уроки не совпадали. А когда совпадали, порой и не замечали, на каком уроке находимся. Профессоры злились, но потом махнули на нас рукой. Весь Хогвартс, все факультеты бурлили, не в силах понять, что же происходит. Два кровных, непримиримых врага и вдруг такое! Но это длилось недолго. Всем быстро надоело. Скучно дразнить, когда в ответ лишь загадочно улыбаются и переглядываются. Гарри поговорил с Макгонагалл и, особым распоряжением директора(что вообще-то немыслимо, но можно объяснить, если учесть, какую слабость питали к Гарри учителя), мне разрешили посещать гостиную Гриффиндора. И, вечерами, мы с Гарри, Роном и Гермионой просиживали у камина. Их гостиная намного уютнее, чем у Слизерина. Быть может, потому, что я там был не одинок…
Гермиона умная девочка, она все поняла раньше и лучше нас. Она и посоветовала Гарри подойти ко мне в тот день. Спасибо ей. А вот Рон долго фыркал, увидев нас с Гарри. Но потом и он смирился и принял это. Ведь они его друзья. Настоящие. У меня никогда не было таких друзей. Надеюсь, они будут счастливы. Я слышал, они недавно поженились.
А лето, наше самое счастливое лето, мы провели вдвоем в доме Гарри. Его он купил на деньги, вырученные от продажи дома на Гриммо, 12. После смерти Сириуса Гарри не хотел туда возвращаться.
Я в первый раз в жизни ослушался родителей. Мой отец был в ярости. Он возненавидел Гарри еще больше, если это только можно себе представить. Но это ничуть не омрачило нашего счастья. Мы целыми днями гуляли по холмам и рощам Годриковой долины, взявшись за руки. Часами сидели на берегу реки, болтали и целовались. А вечером… а вечером мы любили друг друга. Неумело, но упоенно. И я рассказывал Гарри о том, как мы будем жить с ним после окончания школы, о том, как мы состаримся вдвоем в этом маленьком и уютном домике. Рассказывал о его глазах. Они вовсе не зеленые, вы знаете? Ну нельзя их описать этим пресным словом «зеленые». Они…они у него чудесные, вот! Такие глубокие, такие понимающие. И в них золотые искорки. Мне кажется, сама любовь должна быть такого цвета, с искорками. А он смеялся и говорил, что я немыслимый романтик и это смешно. Ведь он – то всегда думал, что я холодная, мерзкая скотина. И я смеялся в ответ… Мы были такие счастливые и такие глупые.

- Мистер Малфой!
Возглас вернул меня в настоящее.
«Мисс Джорни?»
- К вам пришел ваш отец. Он хочет поговорить.
«Нет! Я не желаю!»
- Но… мистер Малфой… как же так…ваш отец…
«Пусть убирается»

Я снова уставился в окно. Ну вот, опять отец. И мои мысли потекли совсем в другую сторону. В висках застучало, забилось раздражение, в сердце вновь вспыхнула ненависть. Я не отомстил только одному человеку. Не успел.
Какой я был идиот, думал отец смирится. Будто я не знал его! Когда прилетела сова с приглашением от моих родителей, я обрадовался, как болван. Подумал, что они хотят помириться, ведь все–таки единственный сын! Но какой неприятный привкус во рту – привкус отчаяния и бессилия. Это я! Я уговорил Гарри поехать. А ведь он не хотел, сомневался.
Мальчик-который-не-выжил. Вот так. А виновен в этом я. Ненавижу. Ненавижу!
Это было быстро и страшно. Я открыл дверь, мимо меня пронесся зеленый луч и ударил в грудь Гарри. Он упал и уставился в небо широко распахнутыми удивленными глазами. А я смотрел и все ждал, когда же он встанет и озорно улыбнется мне, как всегда. Скажет «пошутил». Я, может, разозлюсь, обижусь, а, может, и нет. Я ждал, а правда наполняла меня, как ядом, как газом, вытесняя весь кислород, всю кровь, все чувства, кроме одного: НЕНАВИЖУ! Ну как ты мог! Ты не должен был умирать. Ты же выжил раз после этого проклятия, ну должен был появиться еще один шрам, но умирать ты не имел права. Е имел права меня оставить. Ненавижу…
Казалось, я целую вечность стоял и смотрел на мертвого Гарри и тут почувствовал похлопывание по плечу и услышал холодный голос со смешком:
- Ну полно, полно, Драко. Ты получишь такую награду за это, о которой и мечтать не смел.
Я? Награду? За смерть Гарри? Моего Гарри? За смерть моей души? За мою смерть?
- Авада Кедавра!
Боже мой, как легко убить даже самого Темного лорда, когда он того не ждет. Когда он не готов. Мой Гарри тоже был не готов…
Я направил палочку на себя:
- Авада Кедавра.
Оказывается, себя таким способом убить нельзя. Теперь все это знают. Об этом написали статьи и, даже книгу. Я вообще теперь знаменитость. Герой. Вот такая ирония. А о Гарри все забыли.
Мне пришлось освоить легилименцию, так как уже четвертый год я не могу говорить. И ходить. И, вообще двигаться. Целители говорят, что помочь они не могут. Все, что было в их силах, уже сделано. Я сам должен хотеть жить. А я вот не хочу. Ненавижу. Ненавижу себя.
Наверное, уже недолго осталось. Вчера слышал разговор мисс Джорни (она сиделка в отделении магических травм) с целителем Сметвиком. Он говорил что-то вроде того, что мистер Драко обречен, так как они бороться за мою жизнь со МНОЙ не могут. Пусть. Может он ждет меня?
Жаль только, что у меня нет портрета Гарри, есть только фотографии, но ведь они не говорят. А единственный портрет висит дома у Рона с Гермионой. Но они теперь не приходят ко мне. Не простили. А что мне их прощение по сравнению с тем, что я, я сам простить себя не в силах.
Одно только слабое утешение. Мы с Гарри когда-то решили подшутить над Дурслями и послали им заклятие в конверте. Слабенькое такое заклятьице. Оно должно было превратить на час в кролика вскрывшего конверт. Но мы никогда не были сильны в этом предмете. ХА! Оно оказалось необратимым. Дядя Вернон живет в зоологическом саду и зовут его теперь Ушастым. Тетя Петунья сошла с ума и содержится в пансионате для умалишенных. А Дадли, говорят, совсем опустился, спился и шатается по пабам, рассказывая о страшных дементоидах, раздувшихся тетушках, волшебных палочках и всякую подобную ерунду. Так что я думаю, его тоже скоро поселят к матери.
А Гарри на фотографии молча и печально улыбается мне. Наверное, чувствует, что скоро мы вновь будем вместе. Как скоро? Переживу ли я эту ночь? Только ненависть и тоска остались во мне. Видимо, этих чувств недостаточно, чтобы поддерживать жизнь. Да и зачем…
Наконец-то закончился этот бесконечный урок зельеварения. В такой чудный весенний день так хочется пройтись по берегу озера, а приходится сидеть в мрачном подземелье. Кретин Финниган что-то намудрил со своим зельем и, конечно, котел взорвался. Они с Лонгботтомом обросли чем то, напоминающим зеленые патиссоны и Снейп повел их в больничное крыло. Все пошли на обед, посмеиваясь над идиотами. А мне не до смеха. Мне еще предстоит приглашать Снейпа на празднование моего дня рождения. Чего это взбрело в голову отцу? Это же мой праздник. Но отец вообще очень изменился после падения Волдеморта. Стал беззаботнее и добрее. Да и все стали беззаботнее. Хоть никто ничего толком так и не знает. Просто Дамблдор появился как-то утром в Министерстве и объявил, что с Темным лордом покончено. И еще он загадочно поглядывает на меня и хитро улыбается при встрече. Что бы это значило? В таких размышлениях я собирал учебники, когда почувствовал спиной чей-то взгляд. Повернулся, и сердце ухнуло вниз – в дверях стоит Гарри.
- забыл что-то, Поттер?
Он подходил, пристально глядя на меня. И, прежде чем утонуть в его глазах, я успел поймать мысль, мелькнувшую на задворках моего сознания: « Еще один шанс?"