Глава 14, в которой сэр Ланселот путешествует в прошлое и определяет свою судьбу

Ког­да-то дав­ным дав­но мы все бы­ли деть­ми. Был ре­бен­ком и Эн­то­ни Доб­сон. Для тех, кто не зна­ет, то бы­ла ле­ген­да на­шего (и не толь­ко) кур­са. Этот гро­мад­ный гриф­финдо­рец ка­зал­ся нас­толь­ко ши­рокоп­ле­чим и вы­соким, что мы с Ар­ни чувс­тво­вали се­бя ря­дом с ним прос­то ху­дыми деть­ми. Об­ла­дая доб­ро­душ­ным нра­вом, но на ред­кость сла­бым умом, он все вре­мя вли­пал в ка­кие-то ис­то­рии. В пер­вую же не­делю его вы­поро­ли за по­пыт­ку сбе­гать в Зап­ретный лес. На вто­рой не­дели его по­сади­ли в кар­цер за са­мос­то­ятель­ный бро­сок блан­дже­ра на квид­дичном по­ле. Учил­ся Эн­то­ни ста­биль­но в рай­оне «трол­ля», и я до сих пор ди­ву да­юсь, как во­об­ще он сда­вал кур­со­вые эк­за­мены.

Но как-то сда­вал. Имея гро­мовой го­лос, Эн­то­ни орал на уро­ках вся­кую чушь, пе­реби­вая учи­телей. Ему, ра­зуме­ет­ся, за это вле­тало — от за­жимов ушей и ре­жуще­го пе­ра до обыч­ной пор­ки. Но Эн­то­ни все бы­ло ни­почем. На­чиная с треть­его клас­са, его лю­бимой те­мой ста­ли от­но­шения по­лов, о ко­торых он мог го­ворить взах­леб, по­тирая пот­ны­ми ру­ками. Но са­мое ин­те­рес­ное про­изош­ло в на­чале чет­верто­го кур­са, ког­да Эн­то­ни уз­нал о су­щес­тво­вании стра­ны под наз­ва­ни­ем Сак­со­ния. От ра­дос­ти он гром­ко спра­шивал ос­таль­ных, слы­шали ли они про та­кую стра­ну — «Сек­со­нию». Ана­логич­но из­вес­тно­го пол­ко­вод­ца и вол­шебни­ка Мо­рица Сак­сон­ско­го он с гром­ким ур­ча­ни­ем пе­ре­име­новал в «Мо­рица Сек­сон­ско­го». Очу­мев от вос­торга, Эн­то­ни об­макнул пе­ро и сде­лал со­от­ветс­тву­ющую прав­ку в учеб­ни­ке. За­тем он так­же ста­ратель­но пе­ре­име­новал Вер­хнюю и Ниж­нюю Сак­со­нию в «Вер­хнюю и Ниж­нюю Сек­со­нию». Его дру­жок Вол­ли­андр У­из­ли с взлох­ма­чен­ны­ми ры­жими во­лоса­ми, пос­то­ян­но под­зу­живал Эн­то­ни на но­вые под­ви­ги.

— Ты зна­ешь, где на­ходит­ся Ниж­няя Сак­со­ния? — про­шеп­тал он на­мерен­но неб­режно, взгля­нув в ок­но, где как раз сто­ял по­гожий ок­тябрь­ский де­нек. Из ок­на на­шего ка­бине­та по зак­ли­нани­ям от­кры­вал­ся прек­расный вид на квид­дичное по­ле.

— Ниж­няя Сек­со­ния? Знаю! — гром­ко про­басил до­воль­ный Эн­то­ни.

Класс грох­нул. Сме­ялись все: да­же на гла­зах всег­да ти­хой Яр­лы сто­яли сле­зин­ки. От сме­ха она не вы­дер­жа­ла и сня­ла оч­ки. Я то­же, смот­ря в ок­но на уто­пав­шую в сол­нечном све­те зе­леную лу­жай­ку, не мог сдер­жать сме­ха. Эн­то­ни по­лучил сна­чала пор­ку и ме­сяц от­ра­боток в ка­бине­те зель­ева­рения. Доб­сон впро­чем и тут умуд­рился на­рушить пра­вила, уд­рав че­рез па­ру дней к озе­ру, за что по­лучил на­каза­ние ре­жущим пе­ром. Так от­ра­бот­ка­ми он за­нимал­ся до са­мого Рож­дес­тва, по­ка, на­конец, ди­рек­тор Фрон­сак не мах­нул на не­го ру­кой: мол, что взять с умс­твен­но от­ста­лого? Эн­то­ни всё же прос­ти­ли, хо­тя на­пос­ле­док креп­ко за­щеми­ли уши. Впро­чем, ему все бы­ло ни­почем.

К шес­то­му кур­су Доб­сон впал в детс­тво. У не­го по­яви­лись стран­ные идеи: нап­ри­мер, ри­совать (ес­ли, ко­неч­но, его маз­ню мож­но бы­ло наз­вать ри­сова­ни­ем) од­ноклас­сни­ков в ви­де кур. До сих пор не мо­гу по­нять, что в этом смеш­но­го, но Эн­то­ни хо­хотал, как та­бун гип­погри­фов. Ка­ким-то об­ра­зом мо­да изоб­ра­жать друг дру­га ку­рами ох­ва­тила вел наш курс: Ар­нольд слал мне кар­тинки, где я был на­рисо­ван с ку­рины­ми но­гами, и да­же Вик­то­рия с Яр­лой об­ме­нива­лись по­доб­ны­ми шар­жа­ми друг на дру­га. Еще Эн­то­ни лю­бил раз­ри­совы­вать учеб­ник по ухо­жу за ма­гичес­ки­ми су­щес­тва­ми, под­пи­сывая под каж­дой тварью имя ка­кого-то од­но­кур­сни­ка. Или, нап­ри­мер, Доб­сон ма­левал ус­ловные ли­ца од­ноклас­сни­ков в ви­де ды­ма, а Ар­ни под­ри­совы­вал труб­ку во рту. По­чему — не знаю. В то вре­мя мы с Ар­ноль­дом еще не ста­ли ку­риль­щи­ками.

Дос­та­лось и мне. Как-то на за­щите от тем­ных ис­кусств нам рас­ска­зали, что в Егип­те пре­об­ла­дали не­мыс­ли­мые фор­мы тем­ной ма­гии. К кон­цу уро­ка ваш по­кор­ный слу­га ни с то­го ни с се­го по­лучил пер­га­мент с ка­раку­лями. Я бы, по­жалуй, не по­нял в них ни­чего, ес­ли бы не над­пись: «Сар­ко­фаг жре­ца Лан­се­лота из Лук­со­ра». Впро­чем, су­дя по хи­хика­юще­му У­из­ли, над­пись при­над­ле­жала от­нюдь не Доб­со­ну.

У­из­ли был для Доб­со­на стран­ным дру­гом. Ор­га­низуя все про­казы, он сам поч­ти всег­да ухит­рялся ухо­дить от пор­ки или кар­це­ра. Доб­сон ста­биль­но по­падал под них в оди­ноч­ку. У­из­ли на­учил­ся от­менно шан­та­жиро­вать это­го уваль­ня, на­поми­ная ему, что «гриф­финдор­цы сво­их не сда­ют!» Гриф­финдор­цы час­то уп­ре­ка­ют нас, сли­зерин­цев, в хит­рости. На са­мом де­ле в этом До­ме проц­ве­та­ет прис­по­соб­ле­нец, кто гор­ластее всех кри­чит о мо­рали, друж­бе и, ко­неч­но, осо­бых обя­затель­ствах дру­зей. Жить в Гриф­финдо­ре мож­но, ес­ли ус­во­ить их ба­зовый прин­цип: «Ты мне дол­жен все, по­тому что ты мой друг! А я те­бе… Ну, при­дет вре­мя, ког­да ты уз­на­ешь, что „ль­вя­та“ сво­их не сда­ют».

Су­щес­тву­ет сказ­ка, что в Гриф­финдо­ре учат­ся од­ни ту­пого­ловые иди­оты. На са­мом де­ле это не так. Гриф­финдор чет­ко де­лит­ся на иди­отов и хит­рых влас­то­люб­цев. Они от­лично ис­поль­зу­ют глуп­цов с по­мощью ма­гичес­ко­го сло­ва «друж­ба». «А до­кажи, что ты нам друг» «А до­кажи, на что ты го­тов для дру­зей»… «А по­кажи, что ты та­кой же, как мы». Не­задач­ли­вый бал­бес на­рушит лю­бые пра­вила и пой­дет на лю­бое на­каза­ние, что­бы толь­ко до­казать, что он та­кой же, как все. Не за наг­ра­ду, а ра­ди то­го, что­бы до­казать, что он «свой». Ум­ные зап­ра­вилы фа­куль­те­та не по­падут под на­каза­ние с ним ни­ког­да. Толь­ко, сме­ясь, пох­ло­па­ют по пле­чу: «Ай, ум­ни­ца, нас­то­ящий лев!» Как в кри­миналь­ном ми­ре — вы­шес­то­ящие за­мани­ва­ют юн­цов тре­бова­ни­ем до­казать, что ты та­кой же, как они.

Меж­ду тем, вре­мя, ког­да мы учи­лись, ста­нови­лось все тре­вож­нее. Как раз в пер­вый день ок­тябрь­ский день, ког­да Доб­сон бу­янил с Сак­со­ни­ей, ге­нерал-гу­бер­на­тор Бом­бея лорд Ок­ленд из­дал ма­нифест об объ­яв­ле­нии вой­ны Аф­га­нис­та­ну*. Че­рез год на­ша Инд­ская ар­мия свер­гла ло­яль­но­го рус­ским Дост Мо­хам­ма­да** и по­сади­ла в Ка­бул на­шего дру­га Шуд­жу уль-Муль­ка. «Ежед­невный Про­рок» тру­бил о по­бедах, но ма­ло кто ему ве­рил: ведь ес­ли мы все вре­мя по­беж­да­ем, то по­чему же вой­на все идет и идет?

И, на­конец, это свер­ши­лось. Мы учи­лись уже на седь­мом кур­се, ког­да в хо­лод­ный но­ябрь­ский день приш­ло со­об­ще­ние: наш гар­ни­зон в Ка­буле пол­ностью вы­резан, а от­ряд Эл­финг­сто­на раз­бит. Убит наш глав­ный ре­зидент в Ка­буле сэр Алек­сандр Бернс***. С са­мого ут­ра раз­го­воры бы­ли толь­ко об этом, и про­фес­со­ру Бер­ли приш­лось по­мучить­ся с уче­ника­ми на уро­ке тран­сфи­гура­ции. В мои вре­мена де­воч­ки ма­ло чи­тали по­лити­чес­кие но­вос­ти: они счи­тались слиш­ком слож­ны­ми для их ума. Од­на­ко здесь все по­нима­ли, что про­изош­ло неч­то не­поп­ра­вимое: впер­вые за дол­гие ве­ка на­ша ар­мия да­же не раз­би­та, а унич­то­жена. И унич­то­жена не ка­кими-то аф­ганца­ми (в это ма­ло кто ве­рил), а рус­ски­ми.

— Зна­чит, те­перь рус­ские мо­гут уда­рить по Ин­дии? — про­бор­мо­тала с неп­рикры­тым стра­хом Ви­ола Розье, ког­да мы со­бира­ли ве­щи пос­ле уро­ка тран­сфи­гура­ции.

— Ско­рее все­го, — ти­хо от­ве­тила Яр­ла. Фи­лин Ги­бирт смот­рел на нас с учи­тель­ско­го сто­ла так, слов­но уже от­счи­тывал ча­сы до на­чала рус­ско­го уда­ра по Ла­хору.

Я грус­тно поп­лелся по ко­ридо­ру к вы­ходу. Ар­нольд, как обыч­но, шел ря­дом, но в этот раз то­же мол­чал. В ко­ридо­ре к нам еще прис­тал Ко­лин Нотт: он лю­бил на­шу ма­лень­кую ком­па­ния. Ко­лин и моя пер­вая лю­бовь Ма­рина бы­ли двой­няш­ка­ми и учи­лись на од­ном кур­се. Ме­люз­га, обыч­но гал­девшая в ко­ридо­ре про гор­ных трол­лей или Зап­ретный лес, те­перь стих­ла. Мы все по­нима­ли, что про­изош­ло неч­то не­поп­ра­вимое.

— Ок­ленда**** сни­мут. Став­лю сто гал­ло­нов, что сни­мут, — важ­но ска­зал Нотт, ког­да мы спус­ти­лись в вес­ти­бюль по мра­мор­ной лес­тни­це. Он всег­да лю­бил по­казать свою ос­ве­дом­ленность в по­лити­ке.

— Тол­ку-то? — спро­сил Ар­нольд. — Инд­скую ар­мию те­перь не вер­нешь.

— Мо­жет, при­дет дру­гой, кто вос­ста­новит на­ши си­лы? — с на­деж­дой спро­сил я. Это всег­да моя бы­ла моя сла­бость: ве­рить, что те­перь ка­тас­тро­фа по­зади и ста­нет чуть луч­ше. В кон­це кон­цов, да­же пос­ле по­жара на­чина­ет роб­ко рас­ти тра­ва…

— Ис­клю­чено, — мах­нул ру­кой Нотт. — Те­перь нуж­ны го­ды, что­бы вос­ста­новить на­ши си­лы.

Бы­ло хо­лод­но. Ко­вер из раз­ноцвет­ных листь­ев скри­пел под но­гами от за­мороз­ков и инея. Пер­вый снег еще не вы­пал, но лу­жицы в тра­ве уже под­мо­рози­ло. Со сто­роны Чер­но­го озе­ра по­дул ве­тер, и мы с Ар­ноль­дом, как по ко­ман­де, пос­ко­рее зас­тегну­ли се­реб­ристые пу­гови­цы чер­ных пла­щей: иные в на­ши вре­мена прос­то не до­пус­ка­лись в Хог­вар­тсе. Нотт неб­режно поп­ра­вил во­рот­ник, слов­но по­казы­вая ко­му-то, что не бо­ит­ся хо­лода. Ко­лин, как всег­да, бра­виро­вал. Он бра­виро­вал поч­ти всег­да.

— Это же на­до… Нет, ты толь­ко пред­ставь: все сло­ны пе­редох­ли! — раз­дался ря­дом с на­ми го­лос.

Мы по­вер­ну­лись. Ми­мо шли хафф­лпаф­цы: вы­сокий Оли­вер Диг­го­ри со сво­им при­яте­лем На­тани­элом Луй­дом. Диг­го­ри хо­лод­но сме­ял­ся, слов­но рас­ска­зывал за­бав­ную ис­то­рию. Луйд ки­вал: он при­ходил­ся ему чем-то вро­де вер­но­го вас­са­ла, за что вре­мя от вре­мени по­лучал от Диг­го­ри приг­ла­шение по­гос­тить на ка­нику­лах.

Я всег­да не пе­рева­ривал се­мей­ку Диг­го­ри: сла­щавые, от­вра­титель­ные ти­пы, для ко­торых нет ни­чего важ­нее, чем ки­чить­ся сво­им бо­гатс­твом и выс­ме­ять ко­го-то. Мне ужас­но хо­телось, что­бы нек­то при­менил к ним их фа­миль­ное ос­тро­умие. Куд­ря­вый блон­дин Оли­вер был мне от­вра­тите­лен вдвой­не: го­раз­до боль­ше сво­его млад­ше­го бра­та Ир­винга. Мне всег­да бы­ло ин­те­рес­но, бу­дет ли Оли­вер та­ким же сла­щаво ве­селым, ес­ли его хо­рошень­ко вы­пороть. «На­вер­ное, пе­ревер­нется, как жук, и бу­дет от­ча­ян­но дры­гать ма­лень­ки­ми нож­ка­ми», — ду­мал я с от­вра­щени­ем. Од­на­ко Диг­го­ри по ка­кой-то при­чине ка­зал­ся поч­ти не­уяз­ви­мым: со все­ми ок­ру­жа­ющи­ми он обыч­но го­ворил «че­рез гу­бу». «Ну дичь же… Дичь же пол­ная», — серь­ез­но и чуть нас­мешли­во пов­то­рял он, поп­равляя оч­ки. Еще боль­ше ме­ня бе­сило, как Оли­вер во вре­мя шу­ма на пе­реме­не за­тыкал уши и чи­тал учеб­ник.

— За­чем вот в го­рах нуж­ны сло­ны? — хмык­нул Луйд, изо всех сил под­ра­жая «сень­ору».

— Прос­то в Ин­дии все дав­но прог­ни­ло, — по­мотал ру­ками Диг­го­ри. — По­нима­ешь, там во­ру­ют вы­ше ме­ры, — хо­лод­но от­ве­тил он. Ви­димо, под­ра­жал от­цу, за­нимав­ше­му хо­роший пост в ми­нис­терс­тве. По­вину­ясь стран­но­му по­рыву, я ти­хонь­ко дос­тал из кар­ма­на па­лоч­ку.

— Мо­жет, те­перь по­гонят в Аф­га­нис­тан си­па­ев? — уди­вил­ся На­тани­эл.

— Ну то­же бу­дет мощ­но, — кив­нул Диг­го­ри.

Все даль­ней­шее про­изош­ло в пол­ми­нуты. Я взмах­нул па­лоч­кой и вы­палил прок­ля­тие слиз­ней. Диг­го­ри упал и, из­ры­гая их, на­чал ка­тать­ся по зем­ле. Его до­рогой плащ сей­час бук­валь­но вы­вали­вал­ся в осен­ней гря­зи. Гля­дя на это зре­лище, Ар­нольд и Ко­лин ста­ли сме­ять­ся. Я то­же улыб­нулся ре­зуль­та­там сво­ей «ра­боты».

— Ну то­же мощ­но, — гром­ко ска­зал я, чувс­твуя ра­дость от его на­каза­ния.

«На­конец, заж­равший­ся хо­лоп на­шел свое мес­то», — по­думал зло­рад­но я. Ибо кто еще мо­жет го­ворить в та­кой день о во­ровс­тве ко­го-там в Ин­дии? Толь­ко са­мый нас­то­ящий хо­лоп, хо­тя и оде­тый в до­рогую ман­тию.

Диг­го­ри, вып­ле­вывая слиз­ней, по­тянул­ся к па­лоч­ке. Я ус­мехнул­ся и сно­ва бро­сил в не­го зак­ли­нани­ем, на­ложив двой­ную пор­цию слиз­ня­ков. Под мо­им бо­тин­ком хрус­тнул за­мер­зший кле­новый лист, и я с омер­зе­ни­ем от­ки­нул в сто­рону его су­хие ос­татки. Впро­чем, не­кото­рые из них креп­ко при­цепи­лись к мо­ей обу­ви.

— С те­бя же сни­мут бал­лы… — с изум­ле­ни­ем пос­мотрел на ме­ня Ко­лин.

— Пле­вать, — от­ве­тил я с удо­воль­стви­ем. — Ан­гли­чанин не сме­ет так го­ворить, как эта… мразь, — скри­вил­ся я. Лурд по­бежал к Се­вер­ной баш­не, на­поло­вину скры­той ту­маном, и на­чал от­ча­ян­но звать на по­мощь.

— А ес­ли…

— Ну по­сижу в кар­це­ре, — хмык­нул я. — За­то Диг­го­ри, — скри­вил­ся я, — уко­ротит язык.

— О, ка­кой пат­ри­отизм! — нас­мешли­во ска­зал Нотт, ког­да мы по­дош­ли к озе­ру. — Толь­ко не го­вори, что ты хо­чешь ид­ти на фронт.

— А по­чему бы и нет? — вдруг вы­палил я. — До этой ми­нуты я ни­ког­да не ду­мал об этом. Но сей­час ре­шение мо­ей судь­бы по­каза­лось мне са­мому ужас­но прос­тым. Зе­лено­ватая во­да озе­ра еще не за­мер­зла, а с шу­мом це­лова­ла пе­сок, то на­бегая, то от­ползай на­зад.

— Вол­шебник — на фронт? — уди­вил­ся Ар­нольд, так­же рас­смат­ри­вая во­ду.

— Впол­не, — ко­рот­ко от­ве­тил я. Из окон на­шей гос­ти­ной, вы­ходя­щее под Чер­ное озе­ро, во­да ка­залась нам­но­го бо­лее мут­ной, чем на бе­регу.

— С маг­ла­ми? — вы­пятил он ниж­нюю гу­бу.

— Да ка­кая раз­ни­ца? Ан­гли­чане мы или нет? — под­нял я бро­ви. Гус­той ту­ман, ни на ми­нуту не раз­ве­ива­ясь над баш­ня­ми, сов­сем скрыл Зап­ретный лес.

— Рус­ские и пуш­ту­ны дер­жи­тесь: спе­шит сэр Ла­селот Озер­ный, — зас­ме­ял­ся Ар­нольд. Мы с Нот­том так­же прыс­ну­ли. — Толь­ко ма­гов на фронт не бе­рут, — поп­ра­вил он ру­кав пла­ща.

— Во­об­ще-то бе­рут, — серь­ез­но ска­зал Нотт. — При ми­нис­терс­тве есть та­кой де­пар­та­мент: Служ­ба ма­гичес­кой раз­ведки и конт­рраз­ведки. Они по­мога­ют маг­лам, ис­поль­зуя на­ши спо­соб­ности.

— Маг­лам? — по­мор­щился Ар­нольд. Я по­косил­ся на не­го: ка­кая раз­ни­ца, ес­ли враг у во­рот Бом­бея?

— Да, они при От­де­ле тайн. По­мога­ют маг­лам толь­ко в от­но­шени­ях с дру­гими стра­нами — тут нам до них нет де­ла. Ту­да сдать эк­за­мен слож­нее, чем в Ака­демию Ав­ро­рата! — вздох­нул Нотт. Я пос­мотрел на не­го с ин­те­ресом. На миг у ме­ня зак­ра­лось по­доз­ре­ние, что Ко­лин сам хо­чет пос­ту­пить ту­да.

— А это воз­можно? — я все еще был в за­пар­ке, но сер­дце при­ят­но ко­лоло от ус­лы­шан­но­го.

— Ну да. У от­ца есть друг, Фи­липп Вуд, — кив­нул Нотт. — Хо­чешь поз­на­ком­лю те­бя с ним? Ки­тай­ский ты ведь зна­ешь, поч­ти как ки­та­ец, а им спе­ци­алис­ты с ред­ким язы­ком нуж­ны…

— Хо­чу! — с жа­ром от­ве­тил я.

— О, вот и пер­вый из нас по­шел: сэр Лан­се­лот — на не­види­мый фронт, — зас­ме­ял­ся Ар­нольд. Я улыб­нулся то­же, хо­тя на ду­ше по­селил­ся страх. Что ес­ли этот Вуд ска­жет мне: «Иди сво­ей до­рогой, маль­чиш­ка?»

В тот день я сде­лал пер­вый шаг к сво­ей судь­бе.

***



Кон­фу­ций учил: «Мы не всег­да раз­ли­ча­ем по­дарок судь­бы, и очень час­то он не ка­жет­ся нам та­ковым». Меж­ду тем, то, что се­год­ня ка­жет­ся нам мер­зостью, за ко­торую мы хо­тим отом­стить, на са­мом де­ле выс­ту­па­ет боль­шим по­дар­ком. Взять хо­тя бы мою те­тю Аг­нессу. В детс­тве я бо­ял­ся и не пе­рева­ривал все­ми зеб­ра­ми ду­ши: это был единс­твен­ный че­ловек в семье, ко­торый на­казы­вал ме­ня по-нас­то­яще­му. Млад­шая сес­тра мо­ей ма­тери, Аг­несса Лес­трей­ндж, бы­ла стар­ше ме­ня на один­надцать лет, и в дни мо­его ран­не­го детс­тва как раз за­кан­чи­вала Хог­вартс. По не­понят­ной мне при­чине, она, хоть и бы­ла млад­шим ре­бен­ком в семье, мог­ла ка­ким-то об­ра­зом вли­ять на мою ма­туш­ку. (На­вер­ное, она — единс­твен­ный че­ловек в ми­ре, кто во­об­ще мог на нее вли­ять).

Вы­сокая, ху­дая, с очень длин­ны­ми но­гами и с хо­лод­ны­ми го­лубы­ми гла­зами те­тя Аг­несса ка­залась мне ужас­но стро­гой. У нее бы­ли длин­ные бе­локур­сые во­лосы: уди­витель­ная чер­та для де­вуш­ки из ро­да Лес­трей­нджей. Худ­шие мои вре­мена на­чина­лись на лет­них или, ре­же, зим­них ка­нику­лах, ког­да она при­ез­жа­ла по­гос­тить к нам. Од­нажды в шесть лет я поз­во­лил се­бя по­высить го­лос на ма­туш­ку, ког­да она от­счи­тыва­ла ме­ня за ка­кие-то гре­хи. Те­тя Аг­несса, вой­дя в ком­на­ту, сто­яла и мол­ча смот­ре­ла на нас: ма­му, чи­тав­шую но­тацию и ме­ня, на­чав­ше­го ог­ры­зать­ся. За­тем те­тя по­дош­ла ко мне, взя­ла за ру­ку и от­ве­ла в со­сед­нюю ком­на­ту. Я, ни­чего не по­нимая, смот­рел, как те­тя Аг­несса се­ла в крес­ло и пос­мотре­ла мне в гла­за. Этот спо­кой­ный, но тя­желый, ее взгляд сквозь блес­тя­щие оч­ки, я пом­ню и сей­час. Да, я ви­дел его с тех пор не раз.

— Ес­ли вы бу­дете раз­го­вари­вать с ма­терью в та­ком то­не, я вас вы­порю, мис­тер Ро­ули, — ти­хо, но бе­запел­ля­ци­он­но про­гово­рила тет­ка. — Я го­ворю серь­ез­но, — до­бави­ла она.

Я по­вер­нулся и пос­мотрел: мне по­каза­лось, ма­ма, так­же во­шед­шая в ком­на­ту, бы­ла рас­те­ряна. Те­тя Аг­несса вста­ла и выш­ла в гос­ти­ную. За ней пош­ла ма­ма, яв­но на­мере­ва­ясь об­су­дить про­изо­шед­шее. Но, как я ус­лы­шал, об­сужде­ние ог­ра­ничи­лось па­рой ла­конич­ных фраз те­ти: «Так быть не дол­жно!» и «Как ска­зала, так и бу­дет!». По­жалуй, это был пер­вый серь­ез­ный ис­пуг в мо­ей жиз­ни.

В тот же ве­чер, ког­да ро­дите­ли уш­ли в те­атр, те­тя Аг­несса, взяв ме­ня за ру­ку, от­ве­ла в чу­лан. Вой­дя в не­го, я вздрог­нул: в боль­шом вед­ре мок­ли длин­ные роз­ги! Я впер­вые ви­дел в жи­вую та­кой страш­ный инс­тру­мент на­каза­ния, о ко­тором преж­де знал толь­ко по­нас­лышке.

— Да, они мок­нут здесь в со­ляном рас­тво­ре имен­но для вас, — хо­лод­но­го ска­зала те­тя. — Ес­ли вы еще раз поз­во­лите се­бе го­ворить со стар­ши­ми в та­ком то­не, мис­тер Ро­ули, то поз­на­коми­тесь с ни­ми поб­ли­же!

— Но… — зап­ро­тес­то­вал я.

— Я пре­дуп­ре­дила, — кив­ну­ла те­тя Аг­несса и, раз­вернув­шись на каб­лу­ках, выш­ла из чу­лана.

Я ос­тался со стра­хом смот­реть на мок­нувшие виш­не­вые прутья. Ка­кие же они длин­ные… Ко­неч­но, тет­ка мог­ла на­казать ме­ня и «кру­ци­ату­сом» — быс­трее, про­ще и да­же боль­нее. Но на­каза­ние обыч­ны­ми маг­лов­ским роз­га­ми, как я по­нимаю те­перь, доль­ше по вре­мени и нам­но­го уни­зитель­нее для ре­бен­ка по срав­не­нию с лю­бым «кру­ци­ату­сом».

При­мер­но не­делю все шло, как обыч­но, по­ка од­нажды суб­бо­ту я не поз­во­лил се­бе ска­зать ма­туш­ке, что не хо­чу боль­ше учить фран­цуз­ский язык — мать са­ма за­нима­лась им со мной. Не ду­май­те, что я рос та­ким ужас­ным ло­дырем. Ес­ли бы это был урок не­мец­ко­го, как по втор­ни­кам, чет­вергам и вос­кре­сень­ям, я был бы прос­то счас­тлив. Но фран­цуз­ский я не лю­бил, и он, слов­но в от­мес­тку, мне упор­но не да­вал­ся. В кон­це-кон­цов я встал из-за сто­ла и ска­зал, что не же­лаю боль­ше его учить. В от­вет на мой бунт в ком­на­те сра­зу по­яви­лась те­тя Аг­несса в сво­ем до­маш­нем свет­ло-се­ром платье:

— Что у вас про­изош­ло? — серь­ез­но спро­сила она.

Ма­ма ко­рот­ко объ­яс­ни­ла си­ту­ацию. Я мгно­вен­но при­тих, да­же за­та­ил­ся.

— Гри­фель­да, до­рогая, на дво­ре чу­дес­ная по­года. Мо­жет, вам по­гулять по пар­ку? — улыб­ну­лась те­тя.

Ма­ма за­дум­чи­во пос­мотре­ла на свою вы­сокую и тон­кую млад­шую сес­тру. Те­тя Аг­несса по­дош­ла к ней, об­ня­ла ее и по­цело­вала:

— Ну иди­те, иди­те, по­жалуй­ста. И не при­ходи­те хо­тя бы па­ру ча­сов.

Ед­ва ма­ма уш­ла, как те­тя Аг­несса по­дош­ла ко мне. Я сто­ял ис­пу­ган­ный и смот­рел в пол, хо­тя ужас­но не хо­тел по­казы­вать ей свой страх.

— Я вас пре­дуп­режда­ла, мис­тер Ро­ули? — стро­го спро­сила она.

— О чем? — до­воль­но дер­зко спро­сил я. Нас­тенные ча­сы в ви­де го­ловы гип­погри­фа, ка­залось, пре­дуп­режда­ли ме­ня, что не сто­ит силь­но бун­то­вать, но я слов­но «за­кусил уди­ла».

— О том, что ва­ши дер­зости бу­дут иметь пос­ледс­твия.

— Я не хо­чу учить это прок­ля­тое Passé compose! Не бу­ду — и все! — вос­клик­нул я.

— В та­ком слу­чае вам при­дет­ся от­ве­тить за свою наг­лость, кив­ну­ла она.

— Вы мне не мать и не отец, — фыр­кнул я. «Ни­чего, ни­чего вы мне не сде­ла­ете», — ду­мал я. Те­тя Аг­несса сме­рила ме­ня ле­дяным взгля­дом и, взяв за ру­ку, по­тащи­ла в чу­лан.

Труд­но опи­сать все мои жут­кие ощу­щения во вре­мя пер­вой пор­ки. Ру­ка у те­ти бы­ла тя­желая: по­рола силь­но и от ду­ши. Роз­ги вы­зыва­юще свис­те­ли, рас­се­кая воз­дух. Я толь­ко ску­лил: ни­ког­да не ду­мал, что прутья ку­са­ют, как змеи, а со­ляной рас­твор нес­терпи­мо разъ­еда­ет ра­ны. Я пы­тал­ся орать, увер­нуть­ся от уда­ров, но те­тя Аг­несса при­кова­ла ме­ня к скамье зак­ли­нани­ем, и я ока­зал­ся пол­ностью в её влас­ти. «Вы у ме­ня бу­дете по­лучать пор­ку за каж­дую про­вин­ность!» — стро­го ска­зала те­тя пос­ле пос­ледне­го уда­ра. Весь день я бук­валь­но не мог сесть: толь­ко на ут­ро мать пот­ре­бова­ла от эль­фий­ки сва­рить зелье и об­легчить мою боль. Увы, это был не пос­ледний раз, ког­да я стол­кнул­ся с роз­га­ми те­ти Аг­нессы. Иног­да для ус­тра­шения она во вре­мя пор­ки обе­щала снять с ме­ня ко­жу и пус­тить ее се­бе на ре­мень для платья.

Еще бо­лее от­вра­титель­ным бы­ло ох­ва­тив­шее ме­ня уни­жение. Труд­но пе­редать чувс­тво, ког­да те­бе при­ходит­ся раз­де­вать­ся или те­бя раз­де­ва­ют на­силь­но зак­ли­нани­ем. Я ка­зал­ся сам се­бе сла­бым и мер­зким. Я де­сят­ки раз клял­ся отом­стить те­те Аг­нессе, ког­да вы­рас­ту. Мне ка­залось, что ес­ли бы толь­ко отец или мать ви­дели это, они бы неп­ре­мен­но на­каза­ли тет­ку. Еще ужас­нее бы­ло то, что от­но­шения меж­ду сес­тра­ми ос­та­вались прек­расны­ми. Я с удив­ле­ни­ем за­метил, что ра­ди ме­ня на­казы­вать те­тю Аг­нессу ник­то не со­бирал­ся.

За­то те­перь я по­нимаю, что по­лучил тог­да от­личный урок. Я уз­нал, что мои ро­дите­ли не все­силь­ны: есть об­сто­ятель­ства и пра­вила, ко­торые вы­ше их. Я на­учил­ся кон­тро­лиро­вать се­бя: ни­ког­да не на­до глу­по дер­зить — бить на­до вне­зап­но, быс­тро и толь­ко тог­да, ког­да пре­вос­ходс­тво на тво­ей сто­роне. Я уз­нал, что та­кое боль, и на­учил­ся сдер­жи­вать кри­ки. Воз­можно, мать по­тому и уш­ла в парк, ос­та­вив ме­ня с тет­кой, что­бы я вы­рос за­кален­ным. «Боль нель­зя за­быть. Боль нель­зя по­бедить. Боль дол­жна прой­ти сквозь те­бя и стать тво­ей си­лой».

Я вспом­нил о те­те Аг­нессе, ког­да мне ис­полни­лось со­рок лет. Вес­ной шесть­де­сят чет­верто­го го­да аме­рикан­ская эс­кадра бом­би­ла ук­репле­ния Са­цумы, и я так­же по­пал под обс­трел. Я ле­жал в ка­мышах ра­неный в но­гу. У ме­ня, как на грех, кон­чи­лось обо­рот­ное зелье, и я мог толь­ко ле­жать мол­ча, ли­цом в зем­лю. Ес­ли бы я зас­то­нал, то был бы бес­по­щад­но из­рублен па­лаша­ми са­мура­ев, как бе­лый де­мон. Но я умел тер­петь боль и не зак­ри­чал. Вот тог­да, ут­кнув­шись в мок­рую зем­лю, я впер­вые ска­зал: «Спа­сибо вам, те­тя Аг­несса: в этом бою, вы спас­ли мне жизнь».

***


С мо­им обу­чени­ем ки­тай­ским бо­евым ис­кусс­твам про­изош­ла при­мер­но та же ис­то­рия, что и с те­тей Аг­нессой. Я мно­го был нас­лы­шан о чу­дес­ном во­ен­ном ис­кусс­тве ти­бет­ских мо­нахов. Как-то пос­ле по­луд­ня, еще в са­мом на­чале на­шего пу­тешес­твия в Мань­чжу­рию, мы с муд­рым Лай Фэ­ном ми­нова­ли по­лураз­ру­шен­ную часть Ве­ликой сте­ны. Я ос­то­рож­но спро­сил учи­теля, мож­но ли мне хо­тя бы нем­но­го на­учить­ся бо­евым зак­ли­нани­ям. В от­вет на мой воп­рос ста­рик за­дум­чи­во пос­мотрел на вид­невшу­юся не­дале­ко от нас гру­ду кам­ней: не­кото­рые из них уже ис­кро­шились в ще­бень. Я мол­чал, ожи­дая его от­ве­та.

— В те­бе сно­ва за­гово­рил че­ловек За­пада, — вздох­нул, на­конец, Лай Фэн. — Вам труд­но по­нять, что на­ши бо­евые при­емы на­чина­ют изу­чать­ся не с прыж­ков и не с ма­ханий вол­шебной па­лоч­кой, а с поз­на­ния муд­рости ми­ра и са­мого се­бя. Вы но­рови­те заг­ля­нуть в от­вет, не ре­шив са­ми слож­ное за­дание.

— А ка­кая муд­рость нуж­на для боя? — я сор­вал бы­лин­ку и на­чал те­ребить ее в ру­ках. По низ­ко­му зе­лено­вато­му не­бу пол­зли ве­селые пе­рис­тые об­ла­ка, на­поми­ная, что день на­чал кло­нить­ся к за­кату.

— Ты дол­жен на­учить­ся по­нимать се­бя и дру­гих, по­нимать при­роду си­лы и по­нимать струк­ту­ру ми­ра. Толь­ко тог­да, — ста­рик об­вел ру­кой раз­ва­лины, — ты смо­жешь пой­ти по вер­но­му пу­ти в бою.

— Луч­ший бо­ец ми­ра Сунь Укун не за­мора­чивал­ся рас­сужде­ни­ями о си­ле и не­бе! — ус­мехнул­ся я. Ста­рик ка­зал­ся мне очень сла­бым: он, на­вер­ное, дав­но за­был бо­евые на­выки, ес­ли ког­да-ли­бо их имел.

— И по­тому Царь Обезь­ян всег­да под­чи­нял­ся пра­вед­но­му Сю­ан Цза­ну, бод­хи­сат­ве Го Динь Инь и Буд­де, — спо­кой­но от­ве­тил ста­рик. — Сто­ило мо­наху на­чать чи­тать зак­ли­нания и пе­рес­чи­тывать чет­ки, как бес­смертный Сунь Укун па­дал от го­лов­ной бо­ли.

Нев­да­леке зас­тре­кота­ла куз­не­чики, зак­лю­чен­ные в вы­сокую тра­ву. Она бур­но об­росла раз­бро­сан­ные вок­руг кир­пи­чи, раз­ру­шая да­же их ос­но­ву. Гля­дя на них, у ме­ня да­же зак­ра­лось сом­не­ние: ка­ким-то об­ра­зом тра­ва ока­залась силь­нее кам­ней…

— На­вер­ное, есть муд­рость, по­беж­да­ющая си­лу? — при­щурил­ся я. Куз­не­чики в Мань­чжу­рии стре­кочут гром­че на­ших и ти­ше ин­дий­ских ци­кад. «Как и по­ложе­но куз­не­чикам Сре­дин­но­го Царс­тва», — по­думал я.

— Ко­неч­но. Вспом­ни, че­му са­мому для боя учил Лао Цзы, — опер­ся Лай Фэн на свой су­хой по­сох. — «Все ве­щи на све­те ро­дились из бы­тия, са­мо же бы­тие ро­дилось из не­бытия. Дао ест пус­то­та. В чем при­чина су­щес­тво­вания? При­чина в том, что НИЧ­ТО есть неч­то, в том, что оно — су­щес­тво­вание, в том, что оно — Дао»

— Я всё же не по­нимаю, — пос­мотрел я на раз­бро­сан­ные кир­пи­чи ста­рой баш­ни, — как эта муд­рость мо­жет по­мочь мне в нас­то­ящем бою?

Лай Фэн пос­мотрел на ме­ня с нес­кры­ва­емым ин­те­ресом.

— Ты в са­мом де­ле хо­чешь это уви­деть?

— Бе­зус­ловно, — от­ве­тил я. Мне бе­зум­но хо­телось уз­нать как муд­рость Лао мо­жет про­тивос­то­ят бо­евым зак­ли­нани­ям. Я не силь­но в это ве­рил, но ес­ли всё же на мгно­вение до­пус­тить, что мо­жет, то по­чему бы не вос­поль­зо­вать­ся ей?

— Хо­рошо. Ты мо­жешь ата­ковать ме­ня лю­бым зак­ли­нани­ем, — на гу­бах Лай Фэ­на мель­кну­ло по­добие улыб­ки.

— Лю­бым? — я не­до­уме­ва­юще смот­рел, как му­равьи ве­село пол­зут по за­рос­ше­му кра­пивой кир­пи­чу, дав­но от­ко­лов­ше­муся от ста­рой баш­ни.

— Лю­бым. Да­же зак­ля­ти­ем уби­ения, — не­воз­му­тимо от­ве­тил ста­рик. Сей­час его мор­щи­ны по­каза­лись мне осо­бен­но тро­гатель­ны­ми.

— Хо­рошо… — мне бы­ло жаль стар­ца, к ко­торо­му я при­вязал­ся, как к стар­ше­му дру­гу, но же­лание уви­деть «бо­евую муд­рость» бы­ло силь­нее. Я пос­мотрел на сто­ящее вда­ли вы­сох­шее де­рево. Я бу­ду ми­лос­тив в бед­но­му муд­ре­цу…

— Что же… Тог­да нач­нем. — Лай Фэн по­ложил на тра­ву по­сох и пок­ло­нил­ся мне, поч­ти­тель­но сло­жив ру­ки у под­бо­род­ка.За­тем его те­ло слов­но опу­тало си­яние.

В тот же миг его одеж­да сме­нилась: ста­рик ока­зал­ся не в бе­лой ро­бе, а в се­рой хол­що­вой одеж­де. Взмах­нув мор­щи­нис­той ру­кой, он лов­ко сде­лал в воз­ду­хе об­ратное саль­то и прев­ра­тил­ся в не­кое по­добие об­ла­ка — то ли ды­ма, то ли ту­мана. Я все еще смот­рел во все гла­за, опе­шив от его лов­кости. Об­ла­ко, меж­ду тем, раз­верну­лось и по­пол­зло ко мне.

— Stupefy! — нап­ра­вил я на не­го па­лоч­ку.

Ни­чего не про­изош­ло. Где-то вда­ли что-то чвак­ну­ло, слов­но ка­мень уго­дил в бо­лот­ную тря­сину. Об­ла­ко меж­ду тем ста­ло рас­ши­рять­ся. Сей­час оно на­поми­нало мне низ­кое но­ябрь­ское не­бо: се­рую ту­ман­ную мас­су, скры­ва­ющую по­лови­ну до­мов и де­ревь­ев. Мне это не пон­ра­вилось.

— Levicorpus! — крик­нул я.

«Чвак…» — сно­ва чав­кну­ло что-то вда­ли. Об­ла­ко, тем вре­менем, ста­ло мяг­ко об­во­лаки­вать мои но­ги.

— Diffindo! Bombarda maxima! — зак­ри­чал я, по­пытав­шись от­прыг­нуть от ту­ман­ной се­рой мас­сы.

«Чвак… Чвак…» — гул­ко от­ве­тило мне неч­то. Мои зак­ли­нания слов­но прог­ла­тывал ки­сель или бо­лот­ная жи­жа. Об­ла­ко об­хва­тыва­ло ме­ня уже до по­яса.

— Pyrio! — вы­пус­тил я огонь.

«Чвак…» — огонь слов­но уто­нул, как фа­кел, опу­щен­ный в боль­шое ко­рыто с во­дой. Прок­ля­тое се­рое об­ла­ко уже об­хва­тило мне ру­ки. Мо­жет, на эту дрянь не дей­ству­ет на­ша ев­ро­пей­ская ма­гия?

— Чжань Жень Лоу! — взмах­нул я па­лоч­кой, пред­став­ляя, как Дух Гро­ма бь­ет в ба­рабан.

«Чвак…» Мой чер­ный луч ис­чез в се­рой ту­ман­ной мас­се и ти­хо чав­кнул вда­ли.

— Синь Ду­ай Фи! — уже по­чувс­тво­вав страх, крик­нул я, сде­лав раз­во­рот.

«Чвак…» — мир вок­руг при­об­ре­тал се­рые то­на. Об­ла­ко за­сасы­вало ме­ня все силь­нее, слов­но бо­лот­ная тря­сина. В воз­ду­хе раз­лился слад­ко­ватый аро­мат, на­поми­на­ющий ма­риху­ану. По­хоже, по­ра бы­ло при­бег­нуть к силь­ной тем­ной ма­гии.

— Ху­ли-ху­ли-цзин-тянг! — я приз­вал жут­кое зак­ли­нание Де­мона Ли­са.

Но мой ры­жий об­раз ли­са рас­та­ял, как и все пре­дыду­щие по­пыт­ки. Пе­редо мной воз­никло ви­дение пер­си­ково­го са­да ран­ней осенью. По зе­леной тра­ве мне навс­тре­чу шла не кто иная, как Ми­сапи­ноа Блэк в яр­ко си­нем платье. Я во все гла­за смот­рел на ее лег­кую по­ход­ку: она слов­но не шла, а плы­ла по воз­ду­хе, изящ­но от­ры­вая от зем­ли ма­лень­кие ту­фель­ки. Сла­дос­трастно улыб­нувшись, она ста­ла ски­дывать с се­бя одеж­ду, об­на­жая бе­лос­нежное те­ло. Я по­чувс­тво­вал, что схо­жу с ума от слад­ко­го вож­де­ления, и тот­час упал. Но что это? Пе­редо мной сто­яла не Ми­сапи­ноа, а вы­сокая фея с ос­тры­ми чер­та­ми ли­ца.

«Он не смо­жет да­же по­пасть в Бар­до!» — рас­сме­ялась тем­но­воло­сая фея. На­летев­ший лас­ко­вый ве­тер на­чал ка­чать боль­шие пер­си­ковые де­ревья.

«Ду­маю, его дух не пре­одо­ле­ет ко­ридо­ра Сан­са­ры!» — ме­лодич­но рас­сме­ялась под­плыв­шая по воз­ду­ху Ми­сапи­ноа. К мо­ему удив­ле­нию она бы­ла в том же тем­но си­нем платье.

«Он не смо­жет уви­деть Бе­лую Кап­лю!» — през­ри­тель­но зас­ме­ялась пер­вая де­ва.

«Ку­да… Ку­да те­перь… — ис­пу­ган­но за­шеп­тал я, гля­дя на хо­хочу­щих фей. — В стра­ну Снеж­ных Дев? — с ужа­сом спро­сил я сам се­бя. — Да. К Снеж­ным Де­вам… В заб­ве­ние… Ме­тель… Ме­тель су­щес­тву­ет трил­ли­оны лет!» — глу­по бор­мо­тал я. Фея в об­ра­зе Ми­сапи­ноа мах­ну­ла ру­кой и зас­ме­ялась. Ста­ло хо­лод­но и стал па­дать снег… Ма­лень­кие сне­жин­ки, слов­но я по­пал в Хог­вартс. От­ку­да-то со сто­роны за­мер­зше­го озе­ра заз­ву­чала му­зыка:

Кру­жат­ся в не­бе — бе­лые мош­ки.
Спус­тятся ни­же — хлопья ва­ты.
Ля­гут на зем­лю — глу­бокий снег.



Сне­гопад уси­лил­ся. По­дул ве­тер, и ста­ло труд­но ды­шать. Мне по­каза­лось, что Ми­сапи­ноа Блэк взле­та­ет над сне­гом…

— Что это? — я от­крыл гла­за и по­чувс­тво­вал об­легче­ние. Я ле­жал на по­ляне, а на­до мной скло­нил­ся Лай-Фэн.

— Учи­тель… — вспом­нил я. — Что это бы­ло? — я ди­ко про­тирал гла­за, слов­но пос­ле слад­ко­го сна.

— Это? Я все­го лишь при­менил муд­рость Лао Цзы, над ко­торой ты не­дав­но сме­ял­ся, — улыб­ну­лись его гу­бы.

— Но как…? — ни­чего не по­нимая, я смот­рел на ста­рого муд­ре­ца. Не­бо бы­ло уже не се­рым, а си­не-зе­леным, ве­село пок­ры­ва­ющим раз­ва­лины ба­шен и ви­ды гор.

— По­думай! — под­мигнул мне ста­рец. — «То бы­тие, че­рез ко­торое Нич­то вхо­дит в мир, дол­жно быть его собс­твен­ным Нич­то».

— Вы… При­мени­ли Нич­то? — та­ращил я гла­за.

— На­конец ты на­чал по­нимать! — ше­вель­ну­лись его гу­бы. — При­менив нем­но­го уси­лий, я прев­ра­тил твои зак­ли­нания в их из­на­чаль­ную энер­гию и нап­ра­вил ее в Нич­то. Точ­нее, в Во­рота Не­бытия. Толь­ко и все­го, — при­щурил­ся он.

— В Нич­то? — я мед­ленно на­чинал по­нимать, что ста­рик как-то ней­тра­лизо­вал их, нап­ра­вив в дру­гой мир.

— Вспом­ни муд­рость Лао: «В чем при­чина су­щес­тво­вания? При­чина в том, что НИЧ­ТО есть неч­то, в том, что оно — су­щес­тво­вание, в том, что оно — Дао». Я прос­то вер­нул твою энер­гию веч­но­му Дао, вот и все.

— А сад? Пер­си­ковый сад? — не по­нимал я.

— Пос­коль­ку ты уже сла­бо кон­тро­лиро­вал свое соз­на­ние, я лег­ко по­пал в твои по­та­ен­ные меч­ты: об­ла­дать бе­лой ап­пе­тит­ной ли­сицей с си­ними гла­зами, — спо­кой­но от­ве­тил Лай-Фэн. — Это са­мое слад­кое, че­го ты мог бы по­желать. Мне бы­ло дос­та­точ­но пе­редать твою эмо­цию Дао, что­бы оно ста­ло Ни­чем…

— Снеж­ны­ми Де­вами заб­ве­ния… — до­гадал­ся я.

— Увы… По­теряв глав­ную сла­дость, ты стал ухо­дить в ко­ридор заб­ве­ния и Нич­то. Мне да­же по­надо­бились си­лы, что­бы вы­тянуть те­бя от­ту­да, — вздох­нул Лай Фэн.

Я за­дум­чи­во смот­рел вок­руг. Тра­ва, раз­ру­бав­шая кам­ни бы­лой сте­ны, ка­залась мне тор­жес­тву­ющей си­лой. Толь­ко вот злой или доб­рой, я не мог по­нять.

— А кто бы­ла та, вто­рая фея? — не­до­уме­вал я.

— Ты зна­ешь, — Лай Фэн прис­таль­но пос­мотрел на ме­ня.

— Ее тем­ный двой­ник? — спро­сил я. Мор­щи­нис­тые ве­ки ста­рика опус­ти­лись вниз, под­твер­див мою до­гад­ку.

— Тот уро­вень Дао, на ко­торый ты дол­жен под­нять­ся в бою, уже не ве­да­ет Инь и Янь, плю­са и ми­нуса, доб­ра и зла, — спо­кой­но от­ве­тил мне ста­рик. — Толь­ко там ты смо­жешь от­дать чу­жую вол­шебную си­лу то­му, что ее по­роди­ло и что ее за­берет.

— Ка­кой-то круг… — про­бор­мо­тал я, по­тирая лоб.

— А раз­ве ты за­был, что все на­ше бы­тие — это хож­де­ние по кру­гу? — сно­ва улыб­нулся не Лай Фэн, слов­но я был не­ради­вым школь­ни­ком, ко­торый пос­ле бе­зус­пешных по­пыток на­чина­ет неп­ло­хо пи­сать бук­вы.

Тог­да я еще не знал, что этот урок Лай Фэ­на не раз спа­сет мне жизнь.

При­меча­ния:

*Име­ет­ся вви­ду Пер­вая ан­гло-аф­ган­ская вой­на (1838—1842).

**Дост-Му­хам­мед (1793 — 1863) — эмир Аф­га­нис­та­на из ди­нас­тии Ба­рак­за­ев (1834 — 1863 с пе­реры­вами).

***Сэр Алек­сандр Бёрнс (1805 — 1841) — дип­ло­мат, ка­питан бри­тан­ской ар­мии, пу­тешес­твен­ник и ис­сле­дова­тель. По­гиб в Ка­буле 2 но­яб­ря 1841 го­да.

****Джордж Иден, 1-й граф Ок­ленд (1784 — 1849) — бри­тан­ский по­литик из пар­тии ви­гов. Триж­ды был Пер­вым лор­дом Ад­ми­рал­тей­ства и так­же слу­жил как ге­нерал-гу­бер­на­тор Ин­дии в 1836–1842 го­дах.