Маленький домик стоял на самом берегу Северного моря. Трудно было найти во всей Англии место, столь непохожее на это: тишину нарушал лишь размеренный рокот волн, бессильно бьющихся в сваи, да крик чаек, что лениво бродили по берегу в поисках мелкой рыбешки, вышвырнутой на песок разбушевавшейся стихией. Мало кто забредал сюда — даже маггловские туристы, заезжавшие отдохнуть на побережье из Скарборо, не добирались до этого богом забытого кусочка земли под вечно пасмурным серым небом.
Кингсли стоял босиком на небольшой террасе и опирался на невысокие перила, смотря прямо перед собой невидящим взглядом. Так отрешенно смотрят лишь люди, ушедшие глубоко в свои мысли, да сумасшедшие. Шеклболт относился к первой категории.
«Пока к первой», — невесело подумал он, кинув чайкам оставшийся с ужина хлеб и наблюдая за тем, как птицы сражаются за крошки. Это субботнее утро выдалось на редкость пасмурным, почти непогожим.

Впрочем, Министр любил субботы. Это был день, не омраченный ожиданием понедельника, бумажной волокиты, сотни нерешаемых вопросов… это был просто день, в который можно было стоять на дощатом полу террасы и кормить надоедливых чаек. Сегодня Кингсли даже ни разу не приложился к заветной фляжке — настолько спокойным и умиротворенным он себя чувствовал. Только бы не было срочных вызовов из Министерства…
…в пропитанном солью воздухе появился патронус.

Серебристый лебедь взмахнул прозрачными крыльями и, не приземляясь на пол, завис в полуметре от лица Шеклболта. Кингсли вздрогнул, не веря своим глазам.
— Я буду через час.
Женский голос звучал полувопросительно, с едва заметной неуверенностью. Когда лебедь исчез, мужчина растерянно провел ладонью по лицу.
Это был патронус Нарциссы.


— Я не ожидал тебя увидеть.
Кажется, она и сама не ожидала увидеть себя здесь, и теперь растерянно оглядывалась по сторонам. В доме Кингсли Нарцисса была всего раз, много лет назад, еще когда… неважно. Лучше не думать. Не сейчас.
Она промолчала.
Чтобы скрасить неловкое молчание, он принялся заваривать чай. Крепкий, терпко пахнущий перцем, сандалом, и апельсином, столь непохожий на эрл грей, который она привыкла пить за годы, проведенные рядом с мужем. Люциус любил именно его…
— Я не знал, что ты можешь вызывать Патронуса… после всего случившегося.
Патронусы были светлой магией в чистом, незамутненном виде. И тот факт, что жена пожирателя смерти, которая провела едва ли не год в под одной крышей с Темным Лордом, может призывать изначальный свет… весьма заинтересовал бы невыразимцев, наверное. Но именно сейчас возможность создания темными магами телесного Патронуса волновала Министра меньше всего на свете.
— Ты слишком плохого мнения обо мне, Кингсли, — мягко улыбнулась Нарцисса, принимая из его больших ладоней чашку с отколотым краешком, — что, впрочем, неудивительно.

Она сидела в гостиной, потолок которой находился вровень с потолком второго этажа, и думала о том, что этот дом поразительно похож на своего хозяина. Холостяцкая необжитость в нем странным образом сочеталась с уютом, тогда как Малфой-Мэнор весь был сияющий лоск и… холод. А дом Кингсли, которому он так и не дал имени, был берлогой, уютной и надежной. Здесь, кажется, можно было спрятаться от всех бед этого мира.
Нарцисса отпила очередной глоток обжигающего чая, размышляя о том, какими странными дорогами ведет нас порой жизнь. Ведь дай им родители свое благословение, могла бы жить здесь. Смотреть на ледяное море, кормить чаек, заваривать Кингсли чай и готовить ужин, дожидаясь с работы. Воспитывать их детей. Бояться за мужа — но за другого мужа и по-другому. Не гнева Лорда, всеобъемлющего и сметающего всё на своем пути, — но ночных аврорских дежурств…

Кингсли смотрел на Нарциссу, сидящую в потрепанном жизнью кресле, и думал о том, что, дай им Блэки родительское благословение, он мог бы жить с ней в этом доме. Воспитывать их детей. Не было бы ни страшного, безвылазного запоя, ни Аврората, ни кресла Министра… Мерлин свидетель, он бы пожертвовал и двадцатью годами аврорской службы и должностью главы Магического Сообщества ради того, чтобы возвращаться в этот дом из юридической конторы Лагерквиста и иметь возможность обнимать ее. Просто обнимать. Не было бы расчетливого и жесткого Кингсли, подписавшего приговор ее семье. Не было бы этой ее семьи. Не было бы.

Они молча сидели в гостиной, а ветер бился в окна и стены дома, оставляя на стеклах мелкие брызги морской воды. Их охватила общая тоска — тоска по несбывшемуся. По маленькому счастью, которого оба так хотели и которое оказалось так легко уничтожить еще до его рождения.
За окном кричали чайки и бушевал шторм.


Она невольно вздрогнула, вспомнив, зачем пришла в этот дом. Могла ли она так поступить с этим человеком, который, наверное, уже прошел все круги ада благодаря ей и ее семье? Нарцисса, конечно, не знала, что жесткий приговор Визенгамота был его рук делом — и теперь терзалась. Забавно: жизнь Циссы пошла прахом, а она терзалась муками совести, глядя на его большие ладони, беспомощно сжимавшие чашку. Но… Нарцисса должна была так поступить. Это был ее долг. Долг — это словечко крепко вбила ей в голову Друэлла, и теперь его было ничем не вытравить и ничем не стереть. Долг и семья выше чести, чувства собственного достоинства, личных интересов. Род важнее таких мелочей, как благородство или любовь.

— Кингсли, — негромко позвала мужчину Нарцисса. Тот оторвался наконец от созерцания нелепой белой с толстыми стенками маггловской кружки и поднял глаза на леди Малфой. Она вдохнула воздух и, собравшись с духом, наконец произнесла фразу, ради которой и пришла сюда.
— Твое предложение еще в силе?

Шеклболт посмотрел на Нарциссу так, словно впервые ее видел. Ох, как же велико было желание поглумиться сейчас над ней, над благородством и чистокровием Блэков, над фамильными принципами! Она, белая кость, голубая кровь — и отвергнутый древнейшим и благороднейшим семейством бедный клерк, в руках которого находилась вся ее судьба… которую он этими руками и разрушил. Он проглотил свои насмешки, даже не начав говорить — слишком измученной была эта женщина, слишком усталой, слишком прямой, словно по струнке вытянувшейся. Слишком глубокие тени залегли под ее глазами.
— Да.
Одно слово — и мир начал неотвратимо и необратимо меняться. Колесики и шестеренки истории, доселе ржавого нерабочего механизма, начали крутиться все быстрее и быстрее, стряхивая с зубчиков пыль, лежащую на них вот уже четверть века. Здесь, на берегу Северного моря, усталый чернокожий маг целовал руки растерянной волшебницы, целовал ее губы и плечи, нес на руках по скрипучей лестнице на второй этаж, снимал с нее платье цвета стали, и снова целовал — а события уже меняли предначертанный ход, чья-то невидимая рука уже переписывала страницы их судеб, вымарывая то, что уже так и не случится и дописывая то, чего случиться не должно было, если бы не это слово.
— Да, — шелестели волны, сливаясь с их хриплым дыханием.
— Да, да, да! — вторили человеческим крикам чайки.

Тусклый дневной свет пробивался сквозь неплотно задернутые шторы дома Шеклболта. Кингсли спал, а Нарцисса спустила босые ступни на пол, поежилась от холода и, завернувшись в простыню, ушла на кухню, где пахло табаком, кофе и — почему-то — мятой. Провела ладонью по столешнице, нашла возле стопки тарелок начатую пачку сигарет и, достав одну, прошлепала по деревянному полу на терассу.

Зябко кутаясь в тонкую простыню, женщина взяла сигарету в рот и тут же неразборчиво выругалась вполголоса — палочка осталась лежать в спальне, в кармане мантии, и прикурить было решительно нечем. Возвращаться и ненароком разбудить вымотавшегося Кингсли ей почему-то не хотелось… и едва ли тому виной было желание остаться в одиночестве. Цисса беспомощно огляделась по сторонам в поисках зажигалки — и улыбнулась: на оконной раме лежала обыкновенная маггловская зажигалка. Кажется, не только она забывала захватить палочку, когда отправлялась сюда — и, кажется, не только ей нравилось это место.
Нарцисса щелкнула зажигалкой и жадно затянулась. Едва ли тепло, охватившее ее, было связано с тусклым огоньком, мерцавшим на конце сигареты.

Она шла сюда, зная, что отдает себя, едва ли не продается, ради амнистии для Драко. Но… ей, кажется, самой хотелось этого. И теперь Нарцисса не знала, что с этим делать.